Поддержите Конт – сохраните и развивайте вашу платформу!

Жизнь в оккупированной большевиками Москве глазами комиссара. 1919 - 1920 годы

1 603

Большевизм, большевистская власть и сами большевики – самое страшное из того, что выпадало на долю русского народа и Россию за всю историю.

Абсолютное, стопроцентное, дистиллированное зло.

Основанный на предательстве и тотальной лжи большевизм до сих пор убивает, корёжит душу, ум, национальную память, а также волю русского народа.

Задача каждого русского противостоять этому злу. Тем более, сейчас, когда, почуяв приближение смуты, мерзавцы-леваки с новой силой заверещали о левой диктатуре и возврате в «социализм».

Наше главное оружие – правда. Наша главная задача – донести правду (какой бы горькой она ни была) до наших сородичей и быть ими услышанными.

***

Ниже я привожу большую цитату из книги воспоминаний Георгия Соломона (Исецкого) «Среди красный вождей», в которой рассказывается о жизни в оккупированной большевиками Москве 1919 – 1920 годов.

Соломон состоял на службе у большевиков, с 1918 по 1923 годы занимал высокие правительственные посты. В 1919-1920 годах возглавлял народный комиссариат торговли и промышленности. Поэтому всё описываемое в книге - холод, голод, разруху, нищету, трудовую повинность, унижения, дикость и хамство – видел своими собственными глазами.

Несмотря на то, что Соломон (Исецкий) был немецким агентом (как и Ленин, Красин, Ашберг, Ганецкий, Гуковский, Сокольников-Бриллиант и многие другие деятели РСФСР), у меня нет оснований не доверять его рассказам о реалиях большевистской Москвы 19-20 годов.

***

«Народный комиссариат торговли и промышленности помещался в Милютином переулке, занимая громадный дом, и я перебрался туда, ночуя в моем служебном кабинете на диване, и заняв еще одну смежную комнату для жены. Я еще летом с громадными усилиями запасся для комиссариата дровами, и первое время мы все блаженствовали. Но вскоре, по небрежности истопника, лопнули трубы в центральном отоплении и наш комиссариат обратился в ледяной дом. Мне удалось раздобыть «буржуйку» (железную печку), которую я и поместил в своем кабинете — распространяя страшный угар, она кое как нагревала: зимою в моем кабинете, при топившейся «буржуйке», температура поднималась до восьми градусов, кода же печка глохла, доходило до четырех и ниже градусов. Занимался я всегда в шубе, меховой шапке и валенках… Но мне не приходилось жаловаться на это, ибо в других помещениях комиссариата, где не было никакого отопления, зимою температура падала до четырех градусов ниже нуля и чернила обращались в лед… И в этой температуре люди должны были работать… у машинисток от стуканья по замороженным клавишам машин коченели пальцы…

Здание, занимаемое комиссариатом, представляло собою доходный дом, разделенный на ряд барских квартир. Таким образом, при каждой из них были благоустроенные кухни, где я и распорядился топить все время плиты, чтобы сотрудники могли там погреться и приготовить себе чай (у кого он был).

Не могу не посвятить несколько слов моим сотрудникам, этим истинным страстотерпцам той эпохи. Большинство их было беспартийные, или по-советски note 218«буржуи» — дамы, девицы, молодые и старые мужчины.. Все это были представители настоящей интеллигенции, образованные, культурные и, конечно, истинные лишенцы, хотя в то время такого юридического термина и не существовало. Мой комиссариат был лишен всяких пайков, и люди должны были жить на одно только жалованье, покупательская способность которого с ежедневным (факт!) вздорожанием жизни соответственно падала.

Периодические увеличения жалованья всегда отставали и не соответствовали неумолимому темпу жизни. И поэтому все сотрудники жили тем, что, под страхом попасть в казематы ЧК, продавали все, что могли, на Сухаревке… В конечном счете люди ходили в каких то жалких, часто имевших совершенно фантастический вид, лохмотьях и в изношенной до отказа обуви.

Трамваи почти не ходили. Редкие циркулировавшие вагоны были со всех сторон, как гроздьями, увешены прицепившимися к ним с опасностью для жизни людьми. На остановках их старались оторвать такие же, как и они, озверевшие граждане… Происходили побоища и катастрофы. Но на них никто не обращал внимания — на войне ведь, как на войне…. Помню один случай, когда на моих глазах проезжавший близко такого перегруженного вагона грузовик, как бы слизнул цеплявшихся за вагон людей, задавив на смерть и перекалечив 17 человек… И… ни на кого это не произвело никакого впечатления в эту эпоху всеобщего озверения и оголтения…

Немудрено, что в виду такого состояния трамвайного движения главным, если не единственным способом передвижения для «буржуев» было хождение пешком. Но в течение длинной и суровой зимы улицы и тротуары были забиты сугробами снега и ухабами. Передвигаться было трудно. Голодовки и лишения ослабили людей. И чтобы поспеть во время на службу к десяти часам, «буржуи» должны были выходить из дома часов в шесть-восемь утра в зависимости от расстояния, но необходимо помнить, что все дома, находящееся в центре или близко к нему, были заняты товарищами и их семьями. С трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, проваливаясь и падая, шли они, шатаясь от слабости и от голода в промокшей насквозь обуви или, вернее, остатках обуви. Озябшие и промокшие, приходили они в учреждение, где было холодно, как на северном полюсе. Кое-как работали весь день (естественно, что работоспособность их была крайне понижена), все время голодая, и в пять часов уходили домой, возвращаясь по неосвещенным улицам, что еще больше затрудняло путь… Совсем изнемогая, приходили домой и погружались в мрак (ведь «буржуям» не полагалось энергии, а керосин и свечи были недоступны) и в холод своих нетопленных жилищ: дрова стоили безумно дорого, лишь счастливцам удавалось за бешенные деньги тайно приобрести топливо, которое употребляли только для готовки на маленьких плитках-«буржуйках». Дома они заставали своих близких, детей и стариков, страдающих от голода холода и, наводящей ужас и отчаяние, темноты…

Но далеко было до отдыха. Кроме службы, была еще трудовая повинность, которая всем гнетом, всей тяжестью опять-таки ложилась на «буржуев», ибо товарищи всегда находили лазейки, чтобы отлынуть вместе со своими семьями от этой барщины.

Мне тяжело вспоминать все то, чему я сам был постоянным свидетелем (самому мне не приходилось это испытывать) и то, что мне рассказывали сами испытавшие. Это было столь ужасно, что и до сих пор при воспоминаниях об этих чужих страданиях, обо всем этом я чувствую, как кровь стынет в жилах и по спине проходит дрожь тихого ужаса и отчаяния…

Люди голодали в Москве и, конечно, главным образом, «буржуи» хотя бы они и состояли на советской службе… Но провинция, хотя и бедствовала, но не в такой степени. И поэтому служащее по временам выделяли из себя особые продовольственные экспедиции с разрешения начальства ездившие в провинцию за продуктами.

Одна такая экспедиция была командирована служащими Наркомвнешторга и при мне… Голод стоял адский, пайков почти не выдавалось. И вот однажды ко мне явился заведующий статистическим отделом М. Я. Кауфман, он же председатель исполкома служащих комиссариата, просить разрешения на отправку такой экспедиции за продуктами. Конечно, я разрешил и распорядился приготовить все необходимые документы — разрешения и пр. Служащие собрали по подписному листу какую-то сумму и выбранные ими, две сотрудницы и один сотрудник, поехали… Экспедиция эта окончилась печально. Провизии посланные привезли очень мало. Но зато все они дорогой, сидя в нетопленных товарных вагонах, наполненных больными сыпным тифом и вшами, заразились сыпным тифом и, больные уже, возвратились в Москву… Двое из них умерли через два-три дня, а третий, после долгой болезни, хотя и оправился, но остался инвалидом на всю жизнь…

Да, жизнь служащих была одним сплошным страданием, и я хочу дать читателю представление об этих адских мучениях. Вот предо мною встает образ хорошей интеллигентной русской девушки, бывшей курсистки… Она находилась у меня на службе в отделе бухгалтерии. Я ее не знал лично. Фамилии ее я не помню. Смутно вспоминаю, что ее звали Александра Алексеевна. Она в чем то провинилась. Бухгалтер пришел ко мне с жалобой на нее. Я позвал ее к себе, чтобы… сделать ей внушение… Была зима и, как я выше говорил, в комиссариате царил холод. Секретарь доложил мне, что пришла сотрудница из бухгалтерии, вызванная мною для объяснений.

— Просите войти, — сказал я, все еще в раздражении из-за жалобы главного бухгалтера.

Дверь отворилась и вошла Александра Алексеевна. Бледная, изможденная, голодная и почти замороженная. Она подошла к моему письменному столу. Шла она, как то неуклюже ступая в громадных дворницких валенках, едва передвигая ноги. Она остановилась у стола против меня. Я взглянул на нее. Голова, обвязанная какими-то лохмотьями шерстяного платка. Рваный, весь тоже в лохмотьях полушубок… Из под платка виднелось изможденное, измученное голодом милое лицо с прекрасными голубыми глазами… Слова, приготовленные слова начальнического внушения, сразу куда то улетели и вместо них во мне заговорило сложное чувство стыда… Я усадил ее. Она дрожала и от холода и от страха, что ее вызвал сам комиссар. (По закону я имел право своей властью, в виде наказания, посадить каждого сотрудника на срок до двух недель в ВЧК… Излишне прибавлять, что я ни разу не воспользовался этим правом. — Автор.)

Я поспешил ее успокоить и стал расспрашивать. У нее на руках был разбитый параличом старик отец, полковник царской службы, больная ревматизмом мать, ходившая с распухшими ногами, и племянница, девочка лет шести, дочь ее умершей сестры…. Голод, холод, тьма… Она сама в ревматизме. Я заставил ее показать мне свои валенки. Она сняла и показала: подошва была стерта и ее заменяла какая то сложная комбинация из лучинок, картона, тряпья, веревочек… ноги ее покрыты ранками… Мне удалось, с большим трудом удалось, благодаря моим связям в наркомпроде, получить для нее ботинки с галошами… И это все, что я мог для нее сделать… А другие?… эта масса других?…

Но перехожу к трудовой повинности. По возвращении домой «буржуи» должны были исполнять еще разные общественные работы. Дворников в реквизированных домах не было, и всю черную работу по очистке дворов и улиц, по сгребанию снега, грязи, мусора, по подметанию тротуаров и улиц должны были производить «буржуи». И кроме того, они же, в порядке трудовой повинности наряжались на работы по очистке скверов и разных публичных мест, на вокзалы для разгрузки, перегрузки и нагрузки вагонов, по очистке станционных путей, для рубки дров в пригородных лесах и пр. пр.,

Для работы вне дома советских, «свободных» граждан собирали в определенный пункт, откуда они под конвоем красноармейцев шли к местам работы и делали все, что их заставляли… В награду за труды каждый по окончании работы (не всегда) получал один фунт черного хлеба. И вот, проходя в то время по улицам Москвы, вы могли видеть такие картины: группа женщин и мужчин, молодых и очень уже пожилых, под надзором здоровенных красноармейцев с винтовками в руках, разгребают или свозят на ручных тележках мусор, песок и пр. Все это «буржуи», т. е. интеллигенты, отощавшие от голода, с одутловатыми, землистого цвета лицами, часто едва державшиеся на ногах. Непривычная работа не спорится и едва-едва идет. Наблюдающие красноармейцы, по временам покрикивающие на «буржуев», насмешливо смотрят на неуклюже и неумело топчущихся на месте измученных людей, не имеющих сноровки, как поднимать тяжелую лопату с мусором, как вообще ею действовать… И посторонний наблюдатель невольно задался бы мыслью: к чему мучить этих совершенно неумелых и таких слабых людей, заставлять их надрываться над непосильной работой, которую тот же надзирающий за ними красноармеец легко и шутя сделал бы в час-два?…

Вообще в деле организации этой трудовой повинности часто наблюдались глубокий произвол и чисто человеконенавистническое издевательство над беззащитными людьми… Вот два из массы лично мне известных случая.

Одна моя приятельница, женщина немолодая, страдавшая многими женскими болезнями, честная до чисто юношеского ригоризма, хотя и могла, как коммунистка, а также и по болезни и по возрасту уклониться от трудовой повинности, по принципу всегда шла на эти работы, как бы тяжелы они ни были. Как то, в одно из воскресений была назначена экстренная, ударная работа, в порядке трудовой повинности, по нагрузке на платформы мусора и щебня на путях одной из московских товарных станций, тонувших в грязи и всякого рода отбросах. Явившимся на указанный сборный пункт гражданам особым специально командированным для этого коммунистом, была произнесена длинная, якобы зажигательная речь с крикливыми трафаретными лозунгами на тему о задачах трудовой повинности в социалистическом государстве. И, конечно, по установившемуся хорошему тону речь эта была полна выпадов по адресу «буржуев, этих акул и эксплуататоров» рабочего класса. В заключении своей речи оратор, по обычаю, обратился с крикливым призывом:

— Итак, товарищи, построимся в могучую трудовую колонну и тесно сомкнутыми рядами дружно, как один человек, двинемся на исполнение нашего высокого, гражданского трудового долга!.. И пролетариат, могучими усилиями и бескорыстными жертвами кующий свободу и счастье ВСЕМУ МИРУ, изнемогая в нечеловеческой борьбе с акулами капиталистического окружения, не останется перед вами в долгу! Я уполномочен заявить, что все труженики, наряженные сегодня на работу по очистке железнодорожных путей, по окончании трудового дня получат по фунту хлеба!… Итак, построимся и ма-а-арш вперед!

Эти поистине горе - труженики состояли из «буржуев», служащих в советских учреждениях, почти поголовно больных, измученных тяжелой неделей работы и лишений. Сборный пункт, к которому они должны были дойти, находился где то в центре. Была лютая зима. Замерзшие, плохо одетые, голодные, они долго ждали, пока агитатор начал свою речь. Она тянулась долго эта речь… Они должны были ее слушать.. Наконец, непривычные к строю, они, кое как, путаясь, и сбиваясь, построились в трудовую колонну и тесно сомкнутыми рядами, эти мученики, спотыкаясь на избитых, заполненных снегом и сугробами улицах, выворачивая ноги, пошли к товарной станции Рязанской ж. - д., отстоявшей верст за пять. Дошли. Там им сказали, что у них нечего делать… маленькая ошибка… Долгие справки по телефону с разными центрами, штабами и пр. учреждениями. Выяснилось, что следовало идти на ту же работу на путях Брестской ж. - д. Новая, дополнительная речь агитатора, и снова сомкнутые ряды, спотыкаясь на своем крестном пути, пошли за восемь верст к месту работы.

Пришли. Много времени прошло, пока им выдали из пакгауза лопаты и кирки. Опять сомкнутыми рядами двинулись к залежам мусора, представлявшим собою целые холмы. Платформ не было. Их стали подавать. Наконец, приступили к работе. Я не буду описывать ее и прошу читателя представить себе, что испытывали эти измученные люди, исполняя ее: нужно было набирать лопатами тесно слежавшийся и промерзший мусор и поднимать эти лопаты и сваливать мусор на высокую платформу. А ведь «буржуи» не имели ни навыка, ни сноровки к этой работе и к тому же физически они были так слабы и голодны… И само собою результаты этого трудового воскресенья были совершенно ничтожны. Это мучительство продолжалось до позднего вечера. Изнемогающих порой до полной потери сил людей неутомимый в служении «великой идее агитатор товарищески подбодрял горячим словом убеждения…

Поздно ночью моя приятельница еле-еле добралась домой в самом жалком состоянии, с вывороченной от наклонений и подниманий тяжелой лопаты поясницей, с распухшими и окровавленными ногами и ладонями рук и, что было самое ужасное в то время, с совершенно истерзанными ботинками, ибо мускулы, кости и нервы были свои некупленные, а обувь… Но зато она принесла фунт плохо испеченного, с соломой и песком хлеба…

Описываю все это со слов моей приятельницы.

Другой случай я наблюдал лично. Было лето. Я возвращался в Метрополь. Я был утомлен, а потому, прежде чем подняться к себе в пятый этаж, присел передохнуть на одну из скамеек, стоявших в сквер против Метрополя. Я обратил внимание на группу женщин, которые топтались и суетились неподалеку от меня с лопатами, мотыгами и граблями, подчищая дорожки, клумбы с цветами и пересаживая растения. Это была нетрудная и, в сущности даже приятная работа. Но тут же находился надсмотрщик - красноармеец с винтовкой и штыком, — здоровый и распорядительный парень. Он все время покрикивал на работавших… И вдруг он с ружьем наперевес бегом бросился к присевшей женщине. Это была молодая девушка в легком, заштопанном, но чистеньком белом платье…

— Ты что это, стерва, села? — накинулся он на нее. — А? Вставай, нечего тут!…

— Я, товарищ, устала, села передохнуть, — отвечала девушка.

— Устала! — грубо передразнил он ее. — Уу, шлюха (площадная ругань) небось… а тут устала!.. Марш работать, бл… окаянная, загребай, знай, траву, — грубо хватая ее за руку и сдергивая со скамьи, кричал солдат. — А в Чеку не хочешь, стерва?… это брат у нас недолго!..

Меня взорвало и, хотя это было неблагоразумно, ибо я мог повредить девушке, я вмешался. Но и вмешиваясь, я не должен был подрывать авторитет власти в глазах «буржуев». Я подозвал красноармейца и стал ему выговаривать так, чтобы не слыхали «буржуи». Мой начальнический тон сперва огорошил его, но вслед затем он яростно накинулся на меня:

— А ты, что за указчик, чего суешься куда не спрашивают?.. Я, брат, сам-с-усами.. Нечего, проходи, а то я тебя живым манером предоставлю в Чеку клопов кормить!..

Я вынул свой партийный билет, разные удостоверения, из которых видно было, что я заместитель народного комиссара и предъявил их ему. Он испугался и униженно стал просить меня простить его… Я пригрозил ему товарищем Склянским (помощник Троцкого), который жил в Метрополе и с которым я был знаком, потребовал от него его билет (удостоверение), записал его, ту часть, в которой он служил, и его имя. Пригрозив и настращав, сколько мог и умел, я поднялся к себе в Метрополь и из окна наблюдал за этим красноармейцем, и видел, как он стал услужлив в отношении «буржуев»… А меня взяло раздумье, хорошо ли я сделал, вмешавшись в дело? Ведь этот красноармеец имел тысячу возможностей выместить полученный им от меня нагоняй на беззащитных людях… Да, читатель, было страшно вмешиваться в защиту бесправных людей, не за себя страшно, а за них же…

Я ограничиваюсь описанием этих двух случаев из практики трудовой повинности. И, кончая с этим вопросом, лишь напомню читателю, что при исполнении этой трудовой повинности, творились тихие ужасы человеконенавистничества и издевательства. Мне рассказывали о тех поистине ужасных условиях, в которых работали люди, командированные ранней весной в примосковские леса для рубки и заготовки дров, где они проводили под открытым небом в снегах и грязи, плохо одетые и измученные всеми лишениями своей бесправной жизни, и скудно питаемые, целые недели… А советские газеты устами своих купленных сотрудников, описывая эти лесные работы, захлебываясь от продажного восторга, рисовали весенние идиллии в лесу, настоящие эльдорадо… Настроение у работающих бодрое, все полны энергии, все охвачены сознанием, что творят великое дело — дело строительства социалистического строя!…— надрываясь кричали эти поистине разбойники пера…»

Источник - https://razumovsky-av.livejour...

Приложение: 

Я не за смелость смелых.

Я не за добро добряков.

Я против вас. Я за белых.

Я против большевиков.

Я не радетель за нищих,

Убогих, сирот, дураков.

Я просто хочу жить чище.

Без вшей и без большевиков.

И это не убеждения,

Не шепот прошедших веков.

Я просто еще до рождения

Стал против большевиков.

Пойду хоть простым солдатом

В любом из пехотных полков,

Хоть с чёртом, хоть с демократом,

Лишь бы на большевиков.

В гробу я видал все границы

Всех стран и материков.

Мне хоть в Магадан, хоть в Ниццу,

Но только без большевиков.

Я не хожу на могилы,

Цветов не ношу и венков.

Что мило – давно уплыло,

В отличье от большевиков.

Нет, я глаза не мозолю

Гербами, дворянством, родством.

Я просто вам не позволю

Смешать меня с большинством.

Розовы или пурпурны

Оттенки идей иль трусов,

Плевал я во все ваши урны

На ваш подсчёт голосов.

Пойду к своему оврагу.

Своей болотной тропой.

Но рядом с вами – ни шагу,

С похабной вашей толпой.

Я не хочу быть вашим,

Как не хочу быть в говне.

Мы с вами ни сплачем, ни спляшем.

И буду всегда я вне –

Всех ваших рожиц и харищ,

Всех ваших братаний и драк.

Я вам, враг, не товарищ.

Я вам, товарищ, враг.

Кирилл Серебренитский.


Ссылки по теме:  

О его единственных сапогах и потертой маршальской фуражке - https://cont.ws/@providenie/21...  СССР, о котором ты не знал. Выходец из Российской Империи о «Еврейском большевизме». Опубликовано 26 ноября 1921 года в Völkischer Beobachter - https://cont.ws/@providenie/2104034 Ленин – палач русского народа и обычный педераст - https://cont.ws/@providenie/2103942 Ленин – палач русского народа и обычный педераст - https://cont.ws/@providenie/2103262 Что такое сталинизм — наглядно - https://cont.ws/@providenie/2103029 Кто такой «советский человек» - https://cont.ws/@providenie/2102291 Акт позора - https://cont.ws/@providenie/2101661 Миф о нападении без объявления войны (Для тех, кто почему-то пропустил) В каждый русский дом, совки принесли враньё и издевательство - https://cont.ws/@providenie/2101590 Русских гонят в советское рабство - https://cont.ws/@providenie/2101277 Инородный самозванец Джугашвили до конца дней своих был при пархатой малине, в ворованном у русских доме - https://cont.ws/@providenie/2100761 Тост Джугашвили за таджиков! Вождь советских дикарей убивавший русских чтобы потом устраивать пьянки в русском доме произнося о себе и Ко., "МЫ Москвичи!" - https://cont.ws/@providenie/2099475 Листовка "Русский позор" - https://cont.ws/@providenie/2099234 Всех заговорили коммунистической фразеологией, чтобы увести от настоящего положения вещей.-Я не еврей, я - коммунист! - https://cont.ws/@providenie/2099195 Инородный самозванец Йося все же вспомнит о Боге при виде Гитлера. В 1928–1941 коммунистическими оккупантами было снесено более 70% храмов - https://cont.ws/@providenie/2099149 Особенности реабилитации // посмертная судьба сексотов - https://cont.ws/@providenie/2098765 За бесплатный труд - бесплатный обед и жильё! Развенчан миф о "бесплатных" квартирах в СССР - https://cont.ws/@providenie/2097875 Так еврейский интернационал социализировал (истреблял) русских в России или как марксисты решали «русский вопрос» в ХХ веке - https://cont.ws/@providenie/2097624 Спросите у сознательно отрекшегося от Веры, Царя и Отечества и даже от своего христианского имени, вождя под отвратительной кличкой Кобы-Сталина, какая разница между Троцкистами и Сталинистами? - https://cont.ws/@providenie/2065130 Долги и налоги - https://cont.ws/@providenie/2064540 Еврейский Холокост и Русский холокост ‒ сравнение - https://cont.ws/@providenie/2062499 Самодержавие и народ - https://cont.ws/@providenie/2061923 Немного правды о "великой отечественной" в "Отечестве" мирового пролетариата - https://cont.ws/@providenie/2061878 Ревкомы Крыма, как средство осуществления политики массового террора - https://cont.ws/@providenie/2061861 Социализм – иудейское учение - Служба, Марксу и Ротшильду - https://cont.ws/@providenie/2061854 Великорусские крестьяне в конце XIX века. Это вот им чуть позднее марксистский подонок Джугашвили объявит войну на уничтожение! - https://cont.ws/@providenie/2035409 CCCР под Еврейским Игом - https://cont.ws/@providenie/2035109 Новая иудея, или разоряемая Россия - https://cont.ws/@providenie/2034615 Тайна аббревиатуры СССР - https://cont.ws/@providenie/2034253 Русский народ, ходит теперь по своим российским улицам, как по иностранным, и не может прочесть вывески на английском языке, недоумевая, чтобы могли означать вывески: "секонд-хенд", "роуминг", "лизинг", "шейпинг", "паркинг", "холдинг" "бординг", "офф-шор", "биллборд", "рокер", "байкер", "рэпер", "хакер", "брокер", "менеджер", "данс", "минивэн", "таун-хаус", "молл", "брэнд", и тд… см., далее – https://cont.ws/@providenie/1351774

"Полковник, вас за язык никто не тянул"

Здравствуй, дорогая Русская Цивилизация. Ещё не закончился январь, а у наших "друзей" за большой лужей, не только с лица земли исчез богатейший район самого состоятельного штата Калифор...

«Муженёк на час»

В контору «Муженёк на час» пришёл новый мастер. Мужики его сразу невзлюбили: скрытный какой-то, необщительный, не хочет делиться информацией о том, сколько раньше зарабатывал. Представи...

Обсудить