Уехать из Швейцарии Ленин и группа товарищей торопились что есть сил. Хотелось, чтобы все прошло тихо, бесшумно — ведь отъезд был делом рук германского генштаба, и это в самый разгар войны Германии с Россией! Но конспирация не удалась. Когда революционеры с подушками, одеялами и прочими пожитками отбывали с почти пустого Цюрихского железнодорожного вокзала, им вслед по-русски кричали: «Провокаторы! Свиньи! Предатели! Вас повесят как подстрекателей!» Это была поразительно не швейцарская и почти сюрреалистическая картина — патриоты-эмигранты провожали большевиков, направлявшихся на их общую родину, в Петроград.
Войны Ильичи избежали при весьма пикантных обстоятельствах. В Галиции, где они оказались к началу Первой мировой, Ленина посадили по наводке местных крестьян — почуяли что-то неладное и решили, что он шпионит на Россию. Грозил военный суд. Но министру в Вене разъяснили, что социал-демократ Ульянов в ненависти к царю самого кайзера переплюнет, так что при настоящих условиях может быть очень полезен Австро-Венгерской империи.
В четырнадцатом году из Австрии в Швейцарию, через пограничный городок Бухс, въезжают трое. Теща Ленина — с действующим загранпаспортом, Крупская — с просроченным внутренним, и главное действующее лицо — без паспорта в принципе. Но из Вены уже телеграфировали, и дело было улажено наилучшим образом. Так что с Цюрихского вокзала летит открытка обратно в Вену — мол, все по плану, пропустили, благодарю, с партийным приветом. Кстати, для начала Цюрих — только транзит, троица пересаживается на поезд в Берн. Да, Швейцария аккуратна, ухожена, подстрижена, поглажена, все есть, все под рукой. Тихо — можно сосредоточиться на самом важном. Книги из библиотеки пришлют, куда пальчиком покажешь, да еще забесплатно, почта — просто песня. Почта, ее нельзя недооценивать, — это архиважно, потому что русской революцией приходится управлять дистанционно. И как знать, что там, на исторической родине, когда уже семь лет в эмиграции. И это еще не предел, еще три года отсидеть придется.
Но главное, Швейцария — это страна-убежище, страна-бункер, она нейтральна до мозга костей, до беспринципности горных тропинок — они же всех пускают ходить по себе, всех без разбора. Ведь сказал женевец Анри Дюнан: «Все люди — братья», и с этих двух слов начинается Красный крест и его инверсированный со швейцарского флаг. Эта страна-бункер брала гугенотов и французских аристократов, спасавшихся от эшафота, и анархиста Бакунина, который здесь умер, здесь и похоронен, и этих неопрятных русских студентов — они записывались на химфак и взрывали самодельные бомбы на Цюрихской горе.
А с началом Первой мировой понаехали дезертиры и пацифисты. Цель оправдывает средства. Все, что в интересах пролетариата, — все честно. Нужно обратить оружие против своих правительств, читай между строк — против своей страны. Пролетариат не может любить то, чего у него нет, — у пролетариата нет родины, пока она буржуазная. Нужно еще поработать над тем, чтобы империалистическая война превратилась в гражданскую, а значит — в революцию.
Вот с такими хищными мыслями ступал фюрер русской революции на «землю свободы и благополучия», как сказал когда-то Карамзин в своем знаменитом романе в письмах. Концепция, от которой пришли в ужас не только Плеханов и меньшевики, но даже некоторые «свои», была готова еще в Австрии. Из Берна, строго конспирируясь, — боялся, что вышлют за нарушение нейтралитета, — Ленин пускал тезисы о войне по миру. В листовках, переписанных от руки; в газетах, изданных в нелегальных типографиях; на докладах в Народных домах — это такие клубы социалистов и профсоюзов. Или на конференциях — собирались они в кафе, ресторанах за кружкой пива или где-нибудь на пленэре.
Ленин тогда только приехал в Берн, шел 1914-й год. Договорились встретиться у большевика Шкловского, а потом все вместе, человек семь-восемь, из них оба Ильича (Ленин и Крупская) и Инесса Арманд, прогулялись до Бремгартенского леса на окраине города. Нашли уютное местечко — кто на траву сел, кто на пеньке пристроился, кто к дереву прислонился. Какая умиротворяющая картина! Иногда подсматривая в листочки, Ленин говорил о том, что нужно бороться с патриотизмом и национализмом. И про войну вместо мира.
Этот лес совсем рядом с квартирой Ульяновых в Берне. Дистельвег — улочка тихая, маленькая, чистенькая, в дом напротив сразу же въехала Инесса Арманд. Вот и в Париже было так же: Ленин только увидел ее, и через пару недель перевез на Rue Marie Rose, 2, а сам, с Надей и тещей, жил в доме под номером четыре. Надя, преданная, предложила уйти, несколько раз тогда в Париже предлагала, но хозяин сказал: «Останься!», и она осталась. Надя, как и Швейцария, — удобная, хотя пуговицу толком пришить не может. Но, говорил хозяин, революции на смятых простынях не делаются. И все же любовный треугольник все время видят на прогулках и даже называют «партией прогулистов».
Лето пятнадцатого проводят в Альпах, в захолустном Зёренберге в кантоне Люцерн. Когда умерла мать Елизавета Васильевна, у Крупской от горя совсем обострилась «базедка», и врачи прописали ей горный воздух. Горы, пешеходные тропинки, небо над головой, пыль под ногами — Надя расцветает. Ильич пишет «Социализм и война» (идея защиты отечества — лживая и лицемерная) и Инессе Федоровне: «Приезжайте!» При этом дает ей ЦУ: в Берне в Швейцарском альпийском клубе она должна узнать, сколько стоит ночевка в горной хижине и что делать, если идти наверх с группой.
Он любил и умел ходить, и писал тоже, гуляя, — проговаривал мысли шепотом, потом — громко, а записывал их за столом. И в горах много ходил, но очень по-своему. Он их и не видел, его навязчивая, маниакальная идея была и выше, и больше четырех- и даже пятитысячников и всегда их собой загораживала.
Еще в первую, женевскую эмиграцию пошли с Крупской смотреть закат. Спускаясь, встретили двух рабочих, разговорились. Рабочие, оказывается, забравшись на гору, уснули и проспали несколько часов. Всю ситуацию Ленин притягивает за уши — пролетарии не могут любить природу, не могут наслаждаться ею, пока мы живем в буржуазном обществе. Прогулку подытожили несколько плоских и очень сомнительных штампов.
Когда в Зёренберг приехала Инесса, они опять сложились в треугольник. В горах собирали альпийские розы, ягоды, грибы. Как-то Зиновьев — а он в это время отдыхает с женой в Хертенштайне, на неземной красоты Люцернском озере — присылает Ильичам в Зёренберг черешню. Они в ответ отправляют ему белые грибы, разумеется, собственного сбора. Белых в том году было много, очень много, Ленин вообще любил ходить по грибы, впадал в какой-то раж, выбрасывал гормоны счастья. Может, поэтому Курехин придумал, что Ленин — гриб? И ведь поверили, как и во всю эту ленинскую мифологию!
В сентябре из Зёренберга Ильич отправляется в Берн. Оттуда мужчины и несколько женщин, под видом научной экспедиции, грузятся в четыре повозки и едут через поля и леса, поднимаются выше, к деревне Циммервальд. Там селятся в единственной гостинице и в четыре часа пополудни открывают социалистическую конференцию, причем самую первую международную. До интернета еще далеко, но была тогда мощная партийная паутина, интернациональная, так что, по-своему, тоже интернет.
Ленин в курсе, что его там не очень-то ждут — сначала даже забыли пригласить. Нервничал, что, мол, сойдутся эти скоты и возьмут чуть влево, потому что знают — это нужно. Нужно, чтобы водить толпу за нос. А это все равно что ворочать кучу дерьма — только на месте топтаться. И вот эти люди будет требовать мира, голосовать против аннексии и подсобят буржуям подавить семя революции. Да, о расстановке. Ленин и еще семеро — крайне левые, Троцкий и Мартов — в центре, большинство — справа.
Ленинские тезисы о том, что прочный мир обеспечит только социальная революция и поэтому надо действовать против своих правительств, не проходят. Их и всерьез-то никто не принимает. Выжатый как лимон, в растрепанных чувствах возвращается Ленин в Зёренберг. Он поднимается с Надей на гору Ротхорн и засыпает на верхушке, едва присев, как-то неудобно, скрючившись, почти в снегу, сном праведника. Вообще-то психические перепады, от крайнего возбуждения до полной апатии и депрессии, случались у Ленина довольно часто. Горный воздух и тишина приводят его в порядок, потом резко холодает, выпадает снег, и Ильичей из пансионата попросят — тогда гостиницы закрывали на зимний сезон.
И опять Берн, но в столице не везет с жильем. Из квартиры выгоняют — хозяйка не хочет держать у себя безбожника: она видит, что тело Елизаветы Васильевны, тещи Ленина, кремировали, не похоронив по-христиански. В другой квартире едва удержались один день — выгнали за то, что днем жгли электричество. «Ужас, какие мещане эти швейцарцы!» — пишет Крупская. Помаялись, помаялись и собрались в Цюрих, якобы работать в библиотеках. Думали, на пару недель, а остались с января шестнадцатого по тот самый пломбированный, как зуб, вагон.
Какую Ленин присматривает в Цюрихе комнатку? Чтоб сдавалась в рабочей семье, причем рядом со столовкой, например студенческой, и чтобы комнатушка была, пусть даже с одной кроватью на двоих, самая дешевая.
Часто обращается к партайгеноссе — помогите, найдите мне переводы, статьи, чтения, рефераты, хоть что-нибудь, только бы не нищенствовать. Торговался со швейцарской миграционной службой, чтобы залог платить не тысячу франков, как положено, а триста, а потом не триста — а сто, а потом и ста не хотел в Цюрихе давать. И это притом, что чудовищные суммы выдавались большевикам германским правительством на развал Российского государства. И Австро-Венгрия, кстати, тоже платила.
Поступали бундесмарки в «отстойник русской революции» (так назвал Солженицын Швейцарию) к барону фон Ромбергу, посланнику Германии в Берне, и шли по нескольким канавам, сточным канавам. Одна из них — через эстонского националиста Кескюлу. Деньги чистят, стирают, полощут, выводят пятна, прямо образцовый ленинский субботник, и пускают через столько рук и такими отмытыми, что, возможно, фюрер русской революции даже и не знает, кто их партийный благодетель (или закрывает на это глаза).
Еще одну канаву для стока бундесмарок роет великий и могучий Парвус, немецкий шпион. Израиль Лазаревич Гельфанд (это его родное имя) приезжает в Берн, чтобы убедить фюрера поучаствовать в своем бизнес-проекте, «Меморандуме д-ра Гельфанда». Ильич гордо заявил товарищам, что послал Парвуса на три буквы. Возможно. Но когда Ильич узнает о Февральской революции, он одержим — как можно быстрее быть в Петрограде, тогда историческая необходимость еще раз столкнет эти две фигуры, но сначала был Цюрих.
Сто лет назад двор на Шпигельгассе, где поселился Ленин, был сильно вонючий. Там была колбасная фабрика, зато шовинизмом в семье сапожника Каммерера и не пахло. Квартира — прям «Третий Интернационал»: хозяева-швейцарцы, жена немецкого булочника с детьми, итальянец, австрийские актеры с рыжей кошкой и российский подданный с преданной соратницей, а он позиционирует себя как литератор и журналист. Но когда повесят доску на этот дом, обозначат совсем не ту профессию, которую он указал в анкете цюрихской миграционной службы, а совсем другую — «фюрер русской революции».
А быть фюрером мировой революции — это по-крупному, это масштабнее. И Швейцария очень даже сгодится, чтобы готовить такой вот переворот, — нейтральна, лояльна, беглых по запросу царской охранки не выдает, многоязычна, и через язык выходишь сразу на немцев, французов и итальянцев и поражаешь через этот центр всю Европу. А еще — говорил Ленин социал-демократу Эрнсту Нобсу, сидя на скамеечке на берегу Цюрихского озера, напротив снежных лебедей и белых Альп, — она, Швейцария, самая революционная страна в мире. Потому что, и это же уникально, всем швейцарцам выдаются винтовки и даже амуниция, и они держат ее дома как какой-нибудь самый банальный мужской инструмент — ну, например, топор или пилу, или рубанок.
Какой же Китайской стеной нужно было отгородиться от мира, чтобы на прогулке по экономике, политике, истории и конституции Швейцарии не увидеть самую прекрасную ее вершину, ее опрокинутую пирамиду власти? Ее Маттерхорн в стойке на голове. Если все, что нужно, уже перевернуто в этой счастливой стране, зачем тогда переворот?
Затем, что Швейцария — республика лакеев.
Эксперимент с самой революционной страной не удался, лозунг не зацепил, Ильич разочарован, расстроен, он даже рассержен и уже вешает следующий ярлык, разумеется, публично, на собраниях. Встречались и выступали в Цюрихе в кафе и ресторанах, рабочем клубе «Айнтрахт», или в Народном доме, где он подтвердил тест на беременность, сказал свое знаменитое: «Европа чревата революцией».
Надя опять заболевает «базедкой», и летом шестнадцатого надо ехать в горы. Отдыхают во Флумсе. Ильичи сняли комнатку в пансионе — ее надо было убирать самим, и сапоги чистить тоже надо было самим. Но это не проблема, проблема другая: почту доставляют только раз в день, на ослике. Для Ильича ослик — это неудобно, это задержка, проволочка в деле.
В Цюрихе фюрер особо прилежно плетет партийную паутину, делая акцент как раз на швейцарцах, но ясно, что они существуют в параллельных мирах. Это только в мемуарах пишут, что Ленин живет в эмиграции — в Берне, Цюрихе или в Париже, где он ездит в библиотеку на велосипеде, или в Лондоне, который он очень любил. На самом деле все это время он существует как вещь в себе. Он и Февральскую революцию-то не заметил — сначала не поверил слуху, решив, что очередная буржуазная утка.
А потом, чтобы вырваться из проклятой Швейцарии, начал строить планы, прикидывать. Через Англию — просто арестуют. Может, притвориться немым шведом? А слепым — это было бы ближе к истине. Или поменяться на интернированных немцев?
Тут в норе на Шпигельгассе появляется Парвус, не сам, через посредника, с готовыми документами германского генштаба — вот они, с печатями, только руку протяни. И Надя в списке, и Инесса, все просчитано. Но связаться с Парвусом — провалить революцию, и несколько большевиков в почти пустом вагоне — это тоже компромат, нужно раствориться в каком-нибудь круглом числе: например, сорок. И тогда Ленин ведет переговоры с посольством в Берне, и Ромберг принимает все требования, все условия, подписывает все без проволочек — так хочется запустить скорее это страшное бактериальное оружие, этих русских революционеров. Ни при въезде в Германию, ни при выезде не будет никакого досмотра — ни пассажиров, ни документов, и никто не имеет права ни войти в вагон, ни выйти. Вот это и называют «пломбированный вагон».
Рейнский водопад — он почти у самой границы с Германией, из окна поезда, если сесть с правой стороны, его хорошо видно. Карамзин ходил сюда из Цюриха пешком, подставлял себя его брызгам, замирал перед ревом волн и готов был встать на колени, преклоняясь перед его величием. Об этой прекрасной и свободной стихии он написал строки, ставшие культовыми в русской литературе.
Вряд ли Ленин взглянул на водопад — мысленно он уже был в Петрограде, может, где-нибудь на Финляндском вокзале, может, на броневике с протянутой рукой. Швейцарию он не увидел, проглядел. Да и Россию тоже, но это уже намного трагичнее.
Русская революция 1917 года. Алина Тукалло https://aboutswiss.ch/people/r...
Ленинский террор
Для того, чтобы отчетливее представить себе сущность «красного террора», мы должны воспринять циничность форм, в которые он вылился ‒ не только то, что людей виновных и невинных, политических противников и безразличных расстреливали, но и как их расстреливали. Эта внешняя оболочка, быть может, важнее даже для понимания так называемого «красного террора».
Перед нами прошел уже садист в полном смысле слова – харьковский Саенко. Несколько слов о его помощнике ‒ матросе Эдуарде, рассказывает Карелин: знаменит был тем, что, дружески разговаривая с заключенным, смеясь беззаботным смехом, умел артистически «кончить» своего собеседника выстрелом в затылок.
Таким же зверем изображает осведомленный в одесских делах Авербух председателя местной чеки Калинченко. О его «причудах» и диких расправах рассказывали целые легенды: однажды во время празднования своих именин К. приказал доставить из тюрьмы «трех самых толстых буржуев». Его приказ был выполнен, и он в каком-то пьяном экстазе тут же убивает их из револьвера.
«Мне как-то раз пришлось посетить кафе «Астра» по Преображенской улице, посещаемое исключительно большевицкими служащими» – пишет Авербух286. ‒ «И здесь мне совершенно неожиданно пришлось выслушать рассказ известного палача «Васьки» о том, как он раз расправился с двумя буржуями, как они корчились и метались в предсмертных судорогах, как они целовали у него руки и ноги и как он все-таки исполнил свой революционный долг». Среди одесских палачей был негр Джонстон, специально выписанный из Москвы. «Джонстон был синонимом зла и изуверств»... «Сдирать кожу с живого человека перед казнью, отрезать конечности при пытках и т. п. – на это способен был один палач – негр Джонстон». Он ли один? В Москве на выставке, устроенной большевиками в 1920–1921 гг., демонстрировались «перчатки», снятые с человеческой руки. Большевики писали о том, что это образец зверств «белых». Но... об этих перчатках, снимаемых в Харькове Саенко, доходили давно в Москву слухи. Говорили, что несколько «перчаток» было найдено в подвале Ч.К. Харьковские анархисты, привезенные в Бутырскую тюрьму, единогласно свидетельствовали об этих харьковских «перчатках», содранных с рук пытаемых.
«Нас упрекают в готтентотской морали», ‒ говорил Луначарский в заседании московского совета 4 декабря 1918 г. «Мы принимаем этот упрек»...
И Саенковские «перчатки» могли фигурировать на московской выставке, как доказательство жестокости противников...287
С Джонстоном могла конкурировать в Одессе лишь женщина-палач, молодая девушка Вера Гребеннюкова («Дора»). О ее тиранствах также ходили целые легенды. Она «буквально терзала» свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и т. д. Чтобы судить о ее деятельности, достаточно привести тот факт, что в течение двух с половиной месяцев ее службы в чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 слишком человек, т. е. почти треть расстрелянных в Ч.К. всеми остальными палачами288.
В Киеве расстреливаемых заставляли ложиться ничком в кровавую массу, покрывавшую пол, и стреляли в затылок и размозжали череп. Заставляли ложиться одного на другого еще только что пристрелянного. Выпускали намеченных к расстрелу в сад и устраивали там охоту на людей. И отчет киевских сестер милосердия тоже регистрирует такие факты. В «лунные, ясные летние ночи», «холеный, франтоватый» комендант губ. Ч.К. Михайлов любил непосредственно сам охотиться с револьвером в руках за арестованными, выпущенными в голом виде в сад289. Французская писательница Одетта Кен, считающая себя коммунисткой и побывавшая по случайным обстоятельствам290 в тюрьмах Ч.К. в Севастополе, Симферополе, Харькове и Москве, рассказывает в своих воспоминаниях со слов одной из заключенных о такой охоте за женщинами даже в Петрограде (она относит этот, казалось бы, маловероятный факт к 1920 г.!!). В той же камере, что и эта женщина, было заключено еще 20 женщин контрреволюционерок. Ночью за ними пришли солдаты. Вскоре послышались нечеловеческие крики, и заключенные увидали в окно, выходящее на двор, всех этих 20 женщин, посаженных голыми на дроги. Их отвезли в поле и приказали бежать, гарантируя тем, кто прибежит первыми, что они не будут расстреляны. Затем они были все перебиты...
В Брянске, как свидетельствует С. М. Волконский в своих воспоминаниях291, существовал «обычай» пускать пулю в спину после допроса. В Сибири разбивали головы «железной колотушкой»... В Одессе – свидетельствует одна простая женщина в своих показаниях –«во дворе Ч.К. под моим окном поставили бывшего агента сыскной полиции. Убивали дубиной или прикладом. Убивали больше часа. И он умолял все пощадить».
В Екатеринославе некий Валявка, расстрелявший сотни «контрреволюционеров», имел обыкновение выпускать «по десять-пятнадцать человек в небольшой, специальным забором огороженный двор». Затем Валявка с двумя-тремя товарищами выходил на середину двора и открывал стрельбу292.
В том же Екатеринославе председатель Ч.К., «тов. Трепалов», ставил против фамилий, наиболее ему непонравившихся, сокращенную подпись толстым красным карандашем «рас», что означало – расход, т. е. расстрел; ставил свои пометки так, что трудно было в отдельных случаях установить, к какой собственно фамилии относятся буквы «рас». Исполнители, чтобы не «копаться» (шла эвакуация тюрьмы), расстреляли весь список в 50 человек по принципу: «вали всех»293.
Петроградский орган «Революционное Дело»294 сообщал такие подробности о расстреле 60 по Таганцевскому делу.
«Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж. д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей».
Вот палачи московские, которые творят в специально приспособленных подвалах с асфальтовым полом с желобом и стоками для крови свое ежедневное кровавое дело295. Их образ запечатлен в очерке «Корабль смерти», посвященном в сборнике «Чека» описанию казней уголовных, так называемых бандитов. Здесь три палача: Емельянов, Панкратов, Жуков, все члены российской коммунистической партии, живущие в довольстве, сытости и богатстве. Они, как и все вообще палачи, получают плату поштучно: им идет одежда расстрелянных и те золотые и пр. вещи, которые остались на заключенных; они «выламывают у своих жертв золотые зубы», собирают «золотые кресты» и пр.
С. О. Маслов рассказывает о женщине-палаче, которую он сам видел. «Через 2–3 дня она регулярно появлялась в Центральной Тюремной больнице Москвы (в 1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в руке и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом... «Это была молоденькая женщина... лет 20–22». Были и другие женщины-палачи в Москве. О. С. Маслов, «как старый деятель вологодской кооперации и член Учредительного Собрания от Вологодской губ., хорошо осведомленный о вологодских делах, рассказывает о местном палаче (далеко не профессионале) Ревекке Пластининой (Майзель), бывшей когда-то скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губ., расстрелявшей собственноручно свыше 100 человек. В Вологде чета Кедровых ‒ добавляет Е. Д. Кускова, бывшая в это время там в ссылке296 ‒ жила в вагоне около станции... В вагонах происходили допросы, а около них расстрелы. При допросах Ревекка била по щекам обвиняемых, орала, стучала кулаками, исступленно и кратко отдавала приказы: «к расстрелу, к расстрелу, к стенке!» «Я знаю до десяти случаев, ‒ говорит Маслов ‒ когда женщины добровольно «дырявили затылки».
О деятельности в Архангельской губ. весной и летом 1920 г. этой Пластининой-Майзель, бывшей женой знаменитого Кедрова, корреспондент «Голоса России»297, сообщает: «После торжественных похорон пустых, красных гробов началась расправа Ревекки Пластининой со старыми партийными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятье, в своей злобе превзошла всех мужчин Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Она вспомнила все маленькие обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался не убитым, тот убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее белые офицеры хотели привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, уверовала в свой вымысел, едет в Соловецкий монастырь и там руководит расправой вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где, раздевши, убивают их на баржах и топят в море. Целое лето город стонал под гнетом террора».
Другое сообщение той же газеты добавляет: В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера и т. д.
А вот другая, одесская, «героиня», о которой рассказывает очевидец 52 расстрелов в один вечер298. Главным палачем была женщина-латышка с звероподобным лицом; заключенные ее звали «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, кажется, расстрелянная за свои хищения299, или предстательница Унечской Ч.К. «зверь, а не человек», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкою в руке. Так описывает ее в своих воспоминаниях одна из невольных беглянок из России. «Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом». Сохранит ли история ее имя для потомства? В Рыбинске есть свой «зверь» в облике женщины ‒ некая «Зина». Есть такая же в Екатеринославе, Севастополе и т. д.
Как ни обычна «работа» палачей – наконец, человеческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянии – нужно состояние «невменяемости», особенно в дни, когда идет действительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьме, что даже привычная уже к расстрелам администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
«Почти в каждом шкапу ‒ рассказывает Нилостонский про Киевские чрезвычайки300 ‒ почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-где даже целые кучи флаконов».
В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ.
«Один из крупных чекистов рассказывал ‒ передает авторитетный свидетель301 ‒ что главный; (московский) палач Мага, расстрелявший на своем веку не одну тысячу людей (чекист, рассказывавший нам, назвал невероятную цифру в 11 тысяч расстрелянных рукой Мага), как-то закончив «операции» над 15–20 человеками, набросился с криками «раздевайся, такой сякой» на коменданта тюрьмы Особого Отдела В.Ч.К. Попова, из любви к искусству присутствовавшего при этом расстреле. «Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Мага был совсем невменяем и ужасен» ‒ говорил рассказчик. «Попов струсил, бросился бежать, поднялась свалка и только счастье, что своевременно подбежали другие чекисты и окрутили Мага»...
И все-таки психика палача не всегда выдерживала. В упомянутом отчете сестер милосердия Киевского Красного Креста рассказывается, как иногда комендант Ч. К. Авдохин не выдерживал и исповедовался сестрам. «Сестры, мне дурно, голова горит... Я не могу спать... меня всю ночь мучают мертвецы»... «Когда я вспоминаю лица членов Чека: Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я уверена, ‒ пишет одна из сестер, ‒ что это были люди ненормальные, садисты, кокаинисты ‒ люди, лишенные образа человеческого». В России в последнее время в психиатрических лечебницах зарегистрирована как бы особая «болезнь палачей», она приобретает массовый характер – мучащая совесть и давящие психику кошмары захватывают десятки виновных в пролитии крови. Наблюдатели отмечают нередкие сцены таких припадков у матросов и др., которые можно видеть, напр., в вокзальных помещениях на железных дорогах. Корреспондент «Дней»302 из Москвы утверждает, что «одно время Г.П.У. пыталось избавиться от этих сумасшедших путем расстрела их и что несколько человек таким способом были избавлены от кошмара душивших их галлюцинаций».
Среди палачей мы найдем не мало субъектов с определенно выраженными уже резкими чертами вырождения. Я помню одного палача 14 лет, заключенного в Бутырской тюрьме: этот полуидиот не понимал, конечно, что творил, и эпически рассказывал о совершенных деяниях. В Киеве в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Р. признана была душевно-больной на почве половой психопатии. Следствие установило, что Р. лично расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в Ч.К. и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность... Один врач рассказывает о встреченной им в госпитале «Комиссарше Нестеренко», которая, между прочим, заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних»303.
Просмотрите протоколы Деникинской комиссии и вы увидите, как высшие чины Ч.К., не палачи по должности, в десятках случаев производят убийство своими руками. Одесский Вихман расстреливает в самих камерах по собственному желанию, хотя в его распоряжении было 6 специальных палачей (один из них фигурировал под названием «амур»). Атарбеков в Пятигорске употребляет при казни кинжал. Ровер в Одессе в присутствии свидетеля убивает некоего Григорьева и его 12-тнего сына... Другой чекист в Одессе «любил ставить свою жертву перед собой на колени, сжимать голову приговоренного коленями и в таком положении убивать выстрелом в затылок»304. Таким примерам несть числа...
Смерть стала слишком привычной. Мы говорили уже о тех циничных эпитетах, которыми сопровождают обычно большевицкие газеты сообщения о тех или иных расстрелах. Такой упрощенно-циничной становится вся вообще терминология смерти305: «пустить в расход», «разменять» (Одесса), «идите искать отца в Могилевскую губернию», «отправить в штаб Духонина», Буль «сыграл на гитаре» (Москва), «больше 38 я не мог запечатать» т. е. собственноручно расстрелять (Екатеринослав), или еще грубее: «нацокал» (Одесса), «отправить на Машук ‒ фиалки нюхать» (Пятигорск); комендант петроградской Чека громко говорит по телефону жене: «Сегодня я везу рябчиков в Кронштадт»306.
Также упрощенно и цинично совершается, как мы много раз уже отмечали, и самая казнь. В Одессе объявляют о приговоре, раздевают и вешают на смертника дощечку с номером. Так по номерам по очереди и вызывают307. Заставляют еще расписываться в объявлении приговора. В Одессе нередко после постановления о расстреле обходили камеры и собирали биографические данные для газетных сообщений308. Эта «законность» казни соблюдается и в Петрограде, где о приговорах объявляется в особой «комнате для приезжающих». Орган центрального комитета коммунистической партии «Правда»309 высмеивал сообщения английской печати о том, что во время казни играет оркестр военной музыки. Так было в дни террора в сентябре 1918 г. Так расстреливали в Москве «царских министров», да не их одних. Тогда казнили на Ходынском поле и расстреливали красноармейцы. Красноармейцев сменили китайцы. Позже появился специальный как бы институт наемных палачей-профессионалов, к которым от времени до времени присоединялись любители-гастролеры.
Ряд свидетелей в Деникинской комиссии рассказывает о расстрелах в Николаеве в 1919 г. под звуки духовной музыки. В Саратове расстреливают сами заключенные (уголовные) и тем покупают себе жизнь. В Туркестане сами судьи. Утверждают свидетели уже теперешних дней, что такой же обычай существует в Одессе в губернском суде – даже не в Ч.К. Я не умею дать ответа на вопрос, хорошо или плохо, когда приводит казнь в исполнение тот, кто к ней присудил... К 1923 г. относится сообщение о том, как судья В. непосредственно сам убивает осужденного: в соседней комнате раздевают и тут же убивают... Утверждают, что в Одессе в Ч.К. в 1923 г. введен новый, усовершенствованный способ расстрела. Сделан узкий, темный коридор с ямой в середине. С боков имеются две бойницы. Идущий падает в яму и из бойниц его расстреливают, при чем стреляющие не видят лица расстреливаемого.
Не могу не привести еще одного описания расстрелов в московской Ч.К., помещенного в № 4 нелегального бюллетеня левых с.-р.310 Относится это описание к тому времени, когда «велись прения о правах и прерогативах Ч.К. и Рев. Трибуналов», т. е. о праве Ч.К. выносить смертные приговоры. Тем характернее картина, нарисованная пером очевидцев: «Каждую ночь, редко когда с перерывом, водили и водят смертников «отправлять в Иркутск». Это ходкое словечко у современной опричнины. Везли их прежде на Ходынку. Теперь ведут сначала в № 11, а потом из него в № 7 по Варсонофьевскому переулку. Там вводят осужденных ‒ 30 ‒ 12 ‒ 8 ‒ 4 человека (как придется) ‒ на 4-й этаж. Есть специальная комната, где раздевают до нижнего белья, и потом раздетых ведут вниз по лестницам. Раздетых ведут по снежному двору, в задний конец, к штабелям дров и там убивают в затылок из нагана.
Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не умирает. Тогда выпускают в него ряд пуль; наступая на лежащего, бьют в упор в голову или грудь.
10–11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее, в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший «коммунистом») взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи. Девушке не было 19 лет.
Снег на дворе весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью. Устроили снеготаялку, благо ‒ дров много, жгут их на дворе и улице в кострах полсаженями. Снеготаялка дала жуткие кровавые ручьи. Ручей крови перелился через двор и пошел на улицу, перетек в соседние места. Спешно стали закрывать следы. Открыли какой-то люк и туда спускают этот темный страшный снег, живую кровь только что живших людей!...»
Большевики гордо заявляют: «у нас гильотины нет». Не знаю что лучше: казнь явная или казнь в тайниках, в подвалах, казнь под звук моторов, чтобы заглушить выстрелы... Пусть ответят на это другие... Но мы отмечали уже и казни публичные.
Не везде расстреливают ночью... В Архангельске расстреливали днем на площадке завода Клафтона и на расстрел «смотреть собиралась масса окрестной детворы»311. Днем подчас убивали и в Одессе. Почти на глазах у родственников расстреливают и в Могилеве. «К ревтрибуналу 16 армии – рассказывает очевидец312 ‒ около 5–7 час. вечера подается грузовик, на который молодцевато вскакивает десяток вооруженных палачей, вооруженных до зубов и с двумя лопатами! На грузовик усаживают смертников и уезжают. Ровно через час грузовик возвращается. Палачи также молодцевато соскакивают, волоча мешки с оставшимися от смертников сапогами, гимнастерками, фуражками и пр... Вся эта процедура происходит днем (часовая стрелка передвинута на 3 часа вперед) на глазах родных и близких, женщин и детей».
Только человек, находящейся во власти совершенно исключительного политического изуверства, потерявший все человеческие чувства, может не отвернуться с отвращением от тех форм, при которых произошло убийство царской семьи в Екатеринбурге. Родители и дети были сведены ночью в одну комнату и все перебиты на глазах друг у друга. Как описывает красноармеец Медведев, один из очевидцев «казни», в своих показаниях, данных следствию в феврале 1919 г., приготовления к казни шли медленно и «видимо все догадывались о предстоящей им участи». История не знает другой картины убийства, подобной той, которой ознаменовалась екатеринбургская ночь с 16 на 17 июля 1918 г.
Источник - https://azbyka.ru/otechnik/Ser...
Приложение:
Ссылки по теме:
СССР в Даздраперме! Догадайтесь, кого в "красный" день календаря совки на главной площади страны демонстрировали, Илью Муромца или Минина и Пожарского? Нет, не угадали! Они принудительно демонстрировали Мозеса Мордехай Леви - https://cont.ws/@providenie/24... Телеграфистка из Кёнигсберга. Эрна Вальдхауэр закончила жизнь в крематории НКВД - https://cont.ws/@providenie/2478328 Расстрел создателя катюши Георгия Лангемака - https://cont.ws/@providenie/2478263 Газета "Правда Востока" от 25 октября 1944 г. Всего 1 пропущенная буква. Тираж изъят, сотрудники редакции расстреляны - https://cont.ws/@providenie/2478257 Экая не политкорректность. Демотиваторы "Запад в объективе" № 24 - https://cont.ws/@providenie/2478225 Кто нашёл, берёт себе. Демотиваторы "РФ" № 24 - https://cont.ws/@providenie/2478210 Кто в СССР жил тот в цирке не смеётся. Демотиваторы "СССР" № 34 - https://cont.ws/@providenie/2478192 Красные манкурты теперь врут о царской России еще наглее, чем врали о ней в СССР https://cont.ws/@providenie/2478183 Экс-премьер Израиля Беннет рассказал об обещании Путина не убивать Зеленского - https://cont.ws/@providenie/2478173 Еще о том, как "дурно пахнут мертвые слова" в богоубежище... - https://cont.ws/@providenie/2477934 Он хотел обмануть Россию! Можно ли, строя социализм, получить капитализм? Оказывается, можно в оккупированной стране инородный режим из всех репродукторов трещит о социализме, а сам строит русофобский антихристианский капиталистический Израиль - https://cont.ws/@providenie/2477912 Исповедь бывшего сталиниста Егора Холмогорова https://cont.ws/@providenie/2477571 "Ценный" опыт СССР в борьбе за социализм. Советская пенсия 1966 г - 16 руб, пожизненно. Цена кирзовых сапог тогда - 18 руб. Чувства поклонников инородного самозванца осмеяны, оккупационная память о советизме стирается ... - https://cont.ws/@providenie/2474709 Самыми грамотными среди руководства за 70 лет истории СССР оказались первый и последний генсеки КПСС - https://cont.ws/@providenie/2471932 Я.Г. Демченка. Кiевъ 1906 г. Еврейское равноправие или русское порабощение https://cont.ws/@providenie/2256760 CCCР под Еврейским Игом - https://cont.ws/@providenie/2035109 Новая иудея, или разоряемая Россия - https://cont.ws/@providenie/2034615 Тайна аббревиатуры СССР - https://cont.ws/@providenie/2034253 Русский народ, ходит теперь по своим российским улицам, как по иностранным, и не может прочесть вывески на английском языке, недоумевая, чтобы могли означать вывески: "секонд-хенд", "роуминг", "лизинг", "шейпинг", "паркинг", "холдинг" "бординг", "офф-шор", "биллборд", "рокер", "байкер", "рэпер", "хакер", "брокер", "менеджер", "данс", "минивэн", "таун-хаус", "молл", "брэнд", и тд… см., далее – https://cont.ws/@providenie/1351774
Оценил 1 человек
3 кармы