Народная артистка России Валентина ТАЛЫЗИНА в беседе с обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО
У неё весьма обширный перечень работ в театре и кино. Самых разнообразных — от главных до эпизодических, от несущих высокий трагизм до юмористических, смешных. Но в каждой роли — вклад её большой души, почему и полюбилась она зрителям.
К счастью, телевидение не забывает «Зигзаг удачи», один из лучших фильмов раннего Эльдара Рязанова, где ещё молодая Валентина Талызина достойно снялась с двумя выдающимися Евгениями — Евстигнеевым и Леоновым. А в рязановской же «Иронии судьбы» она не только с блеском играет подругу главной героини Нади, но и подарила исполнительнице этой роли Барбаре Брыльской свой великолепный голос.
Как ни удивительно, её голосом говорит и поёт также латвийская артистка Лилита Озолиня в незабываемом многосерийном советском телефильме «Долгая дорога в дюнах». Талантливо озвучен Талызиной и ряд ролей в известных мультипликационных фильмах.
Однако наибольшее место в её жизни всегда занимал и сегодня занимает театр. Причём для неё это в основном один коллектив — знаменитый Театр имени Моссовета, где служит она уже более 60 лет.
Ведущей темой нашей беседы стала судьба отечественного театрального искусства, которая в последнее время вызывает серьёзнейшую тревогу.
В родном театре и вокруг
— Валентина Илларионовна, вы неотделимы от русского театра, как и он от вас. Обращаюсь с вопросом, беспокоящим многих: что происходит сейчас в этой сфере нашей культуры? Мы поднимаемся вверх, топчемся на месте или опускаемся?
— Прежде всего, наверное, я должна говорить о театре, в котором работаю. Вот вы назвали его знаменитым. И он действительно был таким много лет. Но не уверена, соответствует ли теперь этому определению.
— Вы ведь после окончания ГИТИСа пришли в Театр Моссовета, когда здесь было средоточие необыкновенно славных имён…
— Да, да, здесь были изумительные Мастера. Начиная с Юрия Александровича Завадского, который руководил театром и собрал вокруг себя блистательных актёров. Подумать только, в одной труппе — Вера Марецкая и Фаина Раневская, Ростислав Плятт и Николай Мордвинов, Серафима Бирман, Алексей Консовский, Любовь Орлова, Валентина Серова, Сошальская, Оленин, Борис Иванов…
И я могу сказать: какая удивительно творческая была атмосфера! Завадский очень заботился о росте артистов, об уровне интеллигентности и работоспособности своей труппы. Он, например, каждый четверг или каждую среду созывал нас всех и говорил нам о Чехове, Пушкине, Достоевском, говорил о поэзии, о театре и жизни. Потом, когда его не стало, у меня невольно вырвалось: «Он звал нас в небо, поднимал нас, возвышал».
— Вот что значит истинный художественный руководитель.
— Весь театр при нём дышал творчеством. Были у нас внеплановые работы и показы. Было уважение к актёрам, старшие учили молодых. Всё время происходили какие-то поиски, возникали радости открытий, новые художественные идеи…
После ухода из жизни Завадского продолжил его дело Павел Иосифович Хомский, которого Юрий Александрович вырастил. С ним тоже мы 30 лет прекрасно работали. Это был величайший профессионал и очень деликатный человек. А вот когда три года назад и он ушёл, всё рухнуло. Теперь ничего, на чём мы держались, у нас нет.
— Почему же так получилось?
— Произошла, на мой взгляд, трагедия или даже катастрофа. Нами с тех пор правит не художник, а финансистка — директор театра Валентина Тихоновна Панфилова, которая никогда не была ни актрисой, ни режиссёром. В театре-то нашем она давно, однако занималась всегда только административными обязанностями. Вот и сейчас для неё главное — касса, выручка, деньги, а каков художественный уровень спектаклей — это её не интересует. Да и не понимает она в этом ничего!
— Ну а что же «наверху»? Вы ведь подчиняетесь департаменту культуры в правительстве города Москвы, а получается, эта Панфилова как будто сама себя назначила?
— Именно так. Сама взяла в свои руки обязанности художественного руководителя, не понимая, что не по ней они. Считает, что может. Даже художественного совета не создала. Не нужно ей, видите ли, ни с кем советоваться, единолично всё решает.
— Я знаю, между директором и художественным руководителем театра бывают конфликты. Но ваша ситуация — это демонстративный отказ от должности художественного руководителя?
— Фактически да. И есть, оказывается, даже своего рода идеология «директорского театра», авторство которой приписывают бывшему вице-мэру Москвы Леониду Михайловичу Печатникову. Слышали про такого?
— Слышал. Правда, в связи не с культурой, а с медициной.
— Говорят, на него заведено уголовное дело — как раз за злоупотребления по медицинской части.
— А вы слышали про Капкова в департаменте культуры Москвы? Это он, можно сказать, стал отцом Гоголь-центра во главе со скандально известным Серебренниковым.
— Ну да, ликвидировали Театр имени Гоголя, а вместо него преподнесли нам этот самый Гоголь-центр с его непотребщиной. А Театром на Таганке поставили руководить Апексимову. Никогда не была режиссёром, очень средняя актриса. Но наглость зашкаливает! За сыгранную роль в спектакле, говорят, выписывает себе как директор по миллиону рублей. Тогда как у многих актёров зарплата — 18 тысяч или даже меньше того. И попробуйте прокормить семью на эти деньги…
Между тем уровень спектаклей при такой руководительнице нижайший и продолжает падать. Коллектив Театра на Таганке стонет уже несколько лет, пишут во все инстанции, но толку никакого.
— К нам в «Правду» они тоже обращались, и не одно их письмо мы напечатали. Увы, безрезультатно.
— Меня такое, честно скажу, теперь уже не удивляет.
Их бред несёт огромный вред
— Вы, значит, уже перестали удивляться безобразиям, которые творятся в родной для вас театральной сфере. То есть здесь безобразия становятся обыденностью. А ведь всё это свидетельства того, какое у нас нынче руководство культурой, как поставлена тут работа с кадрами. Есть министерство культуры РФ во главе с Владимиром Мединским, есть московский департамент культуры. И кого же они выдвигают руководителями «на театры»! Вы, наверное, знаете, что происходит в стенах МХАТ имени М. Горького. Как к этому относитесь?
— То, что мне известно, просто ужасает. Говорят, этот Бояков, которому вверили МХАТ, больше всего знаменит тем, что торговал сырой нефтью.
— Так и есть. Официально сообщают: провёл в начале 1990-х первую в России негосударственную сделку с нефтью.
— Ну вот, а теперь полез в культуру. Так чего же от него ждать? Случайный, никчёмный здесь человек.
А была во главе театра Татьяна Васильевна Доронина, большая актриса и режиссёр, которая по праву быть художественным руководителем МХАТ в тысячу раз превосходит этого Боякова. Невероятным кажется то, что он выделывает в коллективе, какие пьесы принимает к постановке, какую смехотворную беспомощность и непрофессионализм проявляет на каждом шагу... Честное слово, это уму непостижимо.
— Заявляет, например: «Нам Арбузовы и Розовы не нужны». Каково?
— Это значит, таланты не нужны. Вот так подобные Боякову мыслят и так поступают. Что ж, это всё — «сырая нефть». Затопила она культуру.
— Но нельзя не думать о том, как такие люди сюда проникают. Мало того, занимают руководящие позиции, командуют, определяют, что хорошо, а что плохо...
— Непрофессионализм в руководстве культурой даёт о себе знать сверху донизу. Увы, правят деньги, а не талант. Вот укоренилось, например, такое слово — «откаты». Человеку, скажем, дают возможность снимать фильм, а он за это отдаёт половину или треть отпущенных ему бюджетных денег. Высоко ли при этом мы поднимемся в искусстве?
— А какие кошмарные проекты витают в министерстве культуры и его окружении! Вы слыхали о том, что уже совсем было собирались объединить Александринский театр и Театр имени Волкова? Первый находится в Петербурге, а второй — в Ярославле. Как это можно их объединить, совершенно непонятно. А главное — зачем? Но ведь только публичное вмешательство Валентины Терешковой, ярославны по рождению, остановило эту безумную катастрофу...
— И опять я не удивляюсь. Потому что по затее Андрея Кончаловского, который вполне серьёзно её выдвигал, надо было объединить театр наш, Театр сатиры и Концертный зал имени Чайковского. В некий, представьте себе, «Культурный центр».
— Вот эта да!
— К счастью, руководство Зала Чайковского сразу категорически отказалось, как и Ширвиндт, возглавляющий Театр сатиры. Он сказал: «Только через мой труп». Ну а наша директриса, наверное, согласилась бы на всё.
— Скажите, как могут возникать подобные сумасшедшие затеи?
— Иногда я думаю: видимо, просто от нечего делать. Вместо того чтобы потратить силы и время на создание и укрепление русского психологического театра, на выращивание его артистов, изобретают какой-то бред.
— Если бы он был безобидным, куда ни шло. Но их бред несёт огромный вред!
— Для меня это очевидно. А вот «вверху», наверное, не понимают.
Прорастать сквозь асфальт
— Но давайте, Валентина Илларионовна, поговорим всё-таки о спектакле «Васса», который появился недавно у вас в театре и в котором вы необыкновенно глубоко, впечатляюще играете главную роль. Он стал поистине выдающимся событием в культурной жизни столицы, хотя для Театра имени Моссовета сегодня это определённо не правило, а исключение. Во-первых, Горький, автор отнюдь не «модный» ныне, а, наоборот, неугодный. А во-вторых, поскольку спектакль я посмотрел, свидетельствую: это и очень талантливая режиссёрская работа, и великолепный актёрский ансамбль. Как же могло свершиться такое в сложившихся у вас условиях, о которых вы только что рассказывали?
— Да, для нашего театра при нынешнем его положении спектакль «Васса» является исключением на общем фоне. И тем более он подчёркивает безотрадность этого фона.
— Кто стал инициатором выбора горьковской пьесы?
— Признаюсь, это результат моего поиска. У меня долго не было никакой работы, ничего не предлагали, и я взялась искать сама. Прямо скажу, поразилась, перечитав «Вассу Железнову». Я поняла, что это — сегодняшний день: люди вцепляются в горло друг другу, готовы убить ближнего за деньги. И какой мощный автор!
— Вы раньше играли в спектаклях по пьесам Горького?
— Был у нас в начале 1980-х «Егор Булычов и другие». Ставил Хомский, Булычова играл Леонид Марков, а я в спектакле была его женой Ксенией. Очень памятная работа…
На сей раз я предложила и пьесу, и постановщика — замечательного, на мой взгляд, режиссёра и актёра Сергея Виноградова.
— А как отнеслась к этому ваша директриса?
— Категорически отрицательно! Горький не подходит, потому что якобы зрителям не интересен, а Виноградов — поскольку она в него, видите ли, не верит. Неимоверных усилий стоило её убедить.
— Подействовало в конце концов?
— Слышу после долгой паузы: «Ну ладно, беру этот спектакль под свою ответственность. Но только на малой сцене!»
Я опешила. Для такой работы малая сцена никак не годится. И всё-таки начинать нам пришлось на малой.
— Это уж самодурство какое-то. Наверное, недаром мне говорили, что в коллективе её Салтычихой прозвали.
— Вот-вот… Беда в том, что это, сами понимаете, очень отражается на творческом процессе. Всё хорошее в театре не просто не приветствуется, а вынуждено с огромным трудом буквально прорастать сквозь асфальт.
«Вассу» мы теперь играем на большой сцене, и зал всегда полон. Буря оваций и возгласы «Браво!» Но неприятная, вопиюще ненормальная история, которую перед этой победой пришлось пережить, повторяется теперь с другим предлагаемым мною спектаклем — «Волки и овцы».
— О, тоже очень современно звучащая пьеса драматургического классика…
— Поразительно современная! И тот же Сергей Виноградов, понимая это, горит желанием поставить её. Но директриса сегодня говорит: «Да, «Волки и овцы» будут поставлены», а завтра — категорически отказывает. Послезавтра опять да, а на следующий день — снова нет. Какие нервы могут такое выдержать?!
Последняя её воля гласит, что если спектакль и состоится, то лишь в следующем сезоне, а в этом, дескать, для него нет места.
— Выходит, руководитель театра против хорошего в своём театре?
— Как ни странно! Ей не нужны хорошие спектакли. Ей не нужны хорошие молодые режиссёры. У неё есть свои: Кончаловский, Ерёмин, Чусова. Недавно Кончаловский на пресс-конференции в ТАСС заявил, что Театр имени Моссовета — это болото. Но ничего, с удовольствием пойдёт в болото и будет дальше здесь ставить…
— А Чусова — ужасающий режиссёр! Я видел её постановку «Грозы» Островского в «Современнике»: там не было никакого Островского. И другие её спектакли, которые смотрел, того же пошиба.
— Пошлейшая режиссёрша, так скажу. Пошлейшая!
— Однако должен обратить ваше внимание вот на что. В минувшем декабре в зале Ярославского академического театра имени Волкова состоялся торжественный вечер, посвящённый открытию Года театра. Проходил он в присутствии президента и других высших руководителей страны. А кому доверена была режиссура столь представительного вечера? Ей, Чусовой!
— Видимо, чувствуя конъюнктуру, наша директриса и предлагает такому кадру всё новые постановки. Хотя спектакли Чусовой долго не задерживаются на сцене, а с «Великолепного рогоносца» зрители просто уходят. И тем не менее новость: впереди у нас, оказывается, премьера шекспировского «Ричарда III». Это будет, знаете ли, гремучая смесь: Шекспир, Чусова и Домогаров. Ещё тот компот…
— А в режиссёрских способностях Сергея Виноградова, судя по всему, вы убедились?
— Не только я, а все участвующие в спектакле «Васса». Это же действительно ансамблевый спектакль, в чём огромная заслуга Виноградова. Все актёры здесь глубоко и ярко раскрылись благодаря ему.
С таким режиссёром работать — истинное удовольствие. Очень мудрый, спокойный, любит артиста и тонко ему помогает… И молодой. А школа у него великолепная: Щукинское училище, воспитанник Романа Виктюка, который был учеником Анатолия Эфроса. Сначала я узнала Виноградова как талантливейшего актёра, посчастливилось даже играть с ним, а сейчас нет сомнений и в его режиссёрском даровании. Не зря Сергея то и дело зовут в кино, где он как режиссёр тоже себя проявил. Вот кто мог бы наш театр возглавить!
— Панфилова не хочет?
— Ни в коем случае! Такие, как она, за своё место крепко держатся, хотя совершенно ему не соответствуют.
Это страшное, недопустимое преступление — погубить русский психологический театр
— Сейчас, когда мы с вами беседуем, в стране нашей, между прочим, продолжается объявленный свыше Год театра. Казалось бы, все причастные к театру по этому поводу должны испытывать радость. А у вас она есть?
— Какая может быть радость, если происходит всё то, о чём мы только что говорили. Происходит страшное, недопустимое — погибает великий русский психологический театр, и это огромная боль для меня.
— К сожалению, далеко не все понимают, что же на самом деле мы утрачиваем.
— Но пора уже это осознать! Особенно тем, кто руководит страной. Ведь речь идёт о величайшем нашем национальном достоянии, цена которого ничуть не меньше, нежели стоимость нефти или газа. Нет, пожалуй, гораздо больше! Это ведь для нашего народа духовная основа, открытие мирового значения.
А сегодня всё, чего достигли Щепкин с его Малым театром, Станиславский с его гениальной системой, Немирович-Данченко с его учениками и последователями, — всё это изживается и уничтожается. То есть мы в нашем искусстве лишаемся основы, потому и падает оно всё ниже и ниже.
— Русский психологический театр требует таланта и большого труда.
— Потому что лишь так можно дойти до глубин души человеческой и раскрыть в ней нечто важное для всех. Это действительно трудно. А вот выпустить на сцену голых мужиков — это просто. Вот и пошли теперь по лёгкому пути.
Например, у Чусовой в поставленном ею «Ревизоре» Хлестаков совершал на сцене половой акт. У Гоголя в пьесе, как вы знаете, этого нет, но чего не сделаешь ради «завлечения» зрителей...
— Замечу, что тут Чусова не оригинальна. Слизнула такую «находку» у режиссёра Фокина из Александринского театра. А в спектакле МХТ имени Чехова «Три сестры» гимназисты насилуют одну из этих сестёр — Ольгу, которая по пьесе учительница. Что сказал бы Антон Павлович, увидев эдакое, да ещё в театре под своим именем?
— Чудовищным извращениям на сцене, в том числе издевательствам над нашей великой классикой, кажется, нет предела. И возмущаться лично я уже устала.
— Можно ли это остановить?
— Необходимо! Но, как видите, пока не очень получается. Попытки, увы, почти ничего не дают. Вот мы, например, коснулись темы писем в руководящие инстанции...
— Из Театра имени Моссовета тоже такие обращения были?
— Разумеется. И в столичный департамент культуры, и в министерство культуры РФ, и президенту страны. Но реакция — нулевая. Смысл её такой: это, дескать, частное мнение нескольких лиц.
— Поскольку не все члены коллектива эти письма подписывают?
— Я уверена, подписали бы все, но с некоторых пор у нас введена контрактная система срочных договоров. Это значит, что любого актёра, кроме народных артистов России, директриса в любой момент может уволить. И люди, конечно, боятся.
Одна актриса буквально рыдала у меня на руках, когда я предложила ей подписать письмо против того, что происходит в театре. Её можно понять: трое детей, вынуждена держаться за свои 18 тысяч...
— Абсолютно то же самое устроил Бояков в коллективе МХАТ имени М. Горького!
— Методы у всех этих бояковых и панфиловых одинаковые. Но их поддерживает вышестоящее начальство. Это — нынешняя система! И невольно возникает вопрос: так, может быть, разрушение русского психологического театра происходит не по недосмотру, а согласно какому-то продуманному плану?
— Такие мысли, Валентина Илларионовна, возникают не только у вас.
— Если уж объявлять Год театра, то не должно это свестись к формальным, показушным «мероприятиям». Прежде всего, я считаю, следует внимательнейшим образом и на высшем уровне разобраться, где и что надо срочно поправлять в театральной сфере. И меры принимать действенные. Чтобы не катиться нам дальше вниз.
Оценили 23 человека
36 кармы