Часть 1:НЕЗАВЕРШЁННАЯ ГЛАВА
Впервые её вытащил на белый свет из весьма глухо заколоченного японо-американского подвала Хабаровский военный трибунал 1949 года – процесс по делу командования и военнослужащих Квантунской армии, причастных к подготовке и проведению операций
Оставшийся и тогда в тени Нюрнбергского, Токийского, практически неизвестный ныне «широкой мировой общественности», но чрезвычайно яркий – раскрывший человечеству принципиально новую страницу из бытия вооружённого человеконенавистничества.
Процесс, не замечаемый излишне и у нас по случаю своих юбилеев. И даже теми, кто ещё недавно истово высматривал в нашем прошлом малейшую слезу ребёнка. Хотя и детей японские изверги одним только «731-м отрядом» извели сотни. В порядке «экспериментов». К примеру, вспарывая им живот и грудную клетку живьём или щедро протягивая вкусные, аппетитные булочки с чумной начинкой.
Немного об известном
В отличие от Первой мировой войны, подытоженной победителями как бы втихаря, в лесу под Парижем, Вторая завершилась исторически фанфарно: показательными и обширными судебными процессами – международными военными трибуналами над теми, кто был в полной мере ответственен за её развязывание и жертвы. Хотя и далеко не над всеми.
Первый, наиболее знаменитый, над гитлеровской верхушкой, отзаседал в священном для немцев имперском городе Нюрнберг с 20 ноября 1945 года по 1 октября 1946-го. Чуть менее года. Набитый под завязку корреспондентами со всего мира, кто всякодневно рассказывали о нём на весь род людской. Второй, Токийский, над японской военно-политической властью, прошёл с 3 мая 1946-го по 12 ноября 1948-го, резиново растянувшись на целых два года и почти в покое. Журналистов хватало, но чрезвычайного интереса уже не было - планета погрузилась вовсю в залечивание ран.
Оба они не так уж и забыты. В Германии и Японии особенно. Правда, с явно разным отношением. Для немецкой нации, с её взлётами в науке и ремёслах, в философии и в искусствах, грянувший Нюрнбергский процесс остался очень тяжёлым, а всё же полезным уроком. В Японии, лишь слегка изменившейся – лучи от её солнца не расходятся больше на всю Великую Азию, широкого внимания привлекать не любят. Токийский процесс, Сан-Францисский мирный договор с потерей Южного Сахалина и Курильских островов – бога ради, не пилите, пожалуйста, раны!
А вот третий, Хабаровский, давным-давно перестали чтить и вообще мало-мальски замечать. Да не только за рубежом - и у нас умы притомились.
Его выделили из Токийского в самостоятельный по самому настойчивому требованию советского руководства. И потому что бактериологическое оружие, начиная с 1939 года, с боёв на Халхин-Голе, было применено против нас не раз. Как и против Китая, Монголии. И потому что Советский Союз к этому часу, вынеся основную тяжесть Второй мировой, поднялся до столь убедительно великой державы, что с его мнением посчитались. Но и по ещё одной, сугубо важной именно для нас причине: под суд пошло прежде всего командование Квантунской армии, порождения русско-японской войны 1904-1905 годов, нацеленной против России. Кстати, её главнокомандующий Ямада Отозоо - участник русско-японской войны. Да и не один он.
На Нюрнбергском процессе 12 человек были приговорены к смертной казни и 7 к различным срокам, включая пожизненный. Германия приняла приговор молча, как должное. На Токийском – на эшафот отправили 7 человек, включая двух бывших премьер-министров, 16 получили пожизненный срок и двое длительные сроки. Японское руководство выразило глубокую благодарность союзным державам, США и Англии в частности, за проявление гуманности. Ожидали, видать, худшего. Но особенно, думается, за то, что те не стали привлекать ни к какой ответственности первейшего по должности японского военного преступника – императора Хирохито, кто подписывал преступные указы, стоившие самой Японии и другим странам, а более всех Китаю, многомиллионных жертв.
На Хабаровском процессе только 4 человека получили высшую меру – по двадцать пят лет исправительно-трудового лагеря. Остальные обвиняемые, ещё 8 человек, различные сроки - от двадцати до двух лет. Если бы заседание Хабаровского трибунала не закончилось в самые последние декабрьские дни 1949 года, высшая мера стала бы расстрелом, восстановленным в СССР с января 1950 года. Пожалели. Советская бесспорная и совершенно очевидная гуманность никак не была отмечена японской стороной. Как и то, что ни один из «вышкарей» не отсидел свой срок до законного конца – амнистированы и досрочно возвращены на родину. Зато японских претензий к нам и поныне выше крыши. Похоже, Вторая мировая война слишком крепко повредила умы достопочтенных японских политиков.
А теперь – о малоизвестном
Едва заговори о бактериологической войне - всплывает зловещий «отряд 731» под Харбином. На его месте китайцы мудро устроили мемориальный комплекс, который всякому мыслящему человеку при возможности следует посетить, как Освенцим в Польше и Хиросиму в Японии.
Но в том-то всё и дело, что на Хабаровском процессе прозвучали именования четырёх таких жутких «отрядов». Два, «731-ый» и «100-й» (под Чаньчунем), находились в составе Квантунской армии, а ещё были «отряды» «Эй» и «Нами» в Центральном и Южном Китае. «Нами» под Гуаньчжоу (Кантоном) с кодом «отряд № 8604». «Эй», он же «Тама», - под Нанкином как «отряд № 1644». Все эти части, специализированные для подготовки и ведения бактериологической войны, представляли собой японское «секретное оружие» для скорого успеха с минимумом своих потерь и расходом сил. Состояли под особым управлением высшего руководства Японии. И все до единого действовали очень активно!
К сожалению, по сей день нет исчерпывающей картины: бесспорно точных цифр личного состава «отрядов», но главное умерщвлённых ими как в ходе «экспериментов», так и в результате полевых «манёвров», рассеивания на обширных китайских территориях смертоносных бактерий. И вряд ли быть в обозримом будущем. До сих пор о южных отрядах известно не более того, что всплыло в показаниях обвиняемых и свидетелей на Хабаровском процессе, да мельком проскочило на Токийском, где американская сторона тему тотчас сворачивала. Основная часть отрядных сотрудников, ценное оборудование и документы ушли в руки американского командования. Со всеми вытекающими последствиями.
«Отряды» 731 и 100, выразительно извлеченные на поверхность Хабаровским трибуналом, образованы в 1935-1936 гг. и укреплялись на основе секретных указов императора Хирохито. Непосредственные кураторы - генеральный штаб и военное министерство. Для всех это были «Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии» и некое «Иппоэпизоотическое управление Квантунской армии». Вполне воинскими частями, «отрядом 731» и «отрядом 100», они стали именоваться с нападения гитлеровской Германии на СССР и в полной связи с подготовкой японских войск к вторжению на советский Дальний Восток. Желающие узнать об устройстве и деятельности южных «отрядов» могут обратиться за содействием в Госдеп США. Вдруг ответят! Можно, конечно, и в правительство Японии. Но эти точно не ответят.
А истоком всему были настойчивейшие усилия мало кому известного Исии Сиро. Сын помещика, дипломированный медик, выпускник императорского университета Киото, преподаватель Военно-медицинской академии в Токио и законченный выродок, он с начала тридцатых годов стал искать покровителей в высшем руководстве Японии, проталкивая идею бактериологической войны, её принципов, механизма, выгоды против обычных действий. И ведь преуспел! Бактериологическая лаборатория под его личным руководством появилась в Маньчжурии вскоре после японской оккупации. В целях секретности назвали «отрядом Того». Это из него вырастет позже, под началом всё того же Исии Сиро, «отряд 731», где начальником страшной внутренней тюрьмы станет его старший брат. К тому же «по зову сердца» – вольноопределяющимся. Такое вот «семейное предприятие» по массовому умерщвлению людей было у японцев!
Исии Сиро дважды покомандовал «отрядом 731»: в самом начале, при его становлении, и в самом конце, с марта 1945 года до последнего дня, успев сбежать в Японию, где его быстро нашли и укрыли американцы. Так и не выдав Хабаровскому трибуналу. А заодно вывели из-под судебной ответственности и персонал всех четырех отрядов. Гуманисты! Под трибунал попали лишь те, кого удалось отловить в августе-сентябре частям Красной Армии.
Тот самый «отряд 731»
Сразу же с началом советского наступления в тылу Квантунской армии запылали военные городки, загремели выстрелы, взрывы. Срочно и подчистую уничтожали секретную сеть «отрядов» с их филиалами и всем содержимым. На кусочки разбивали не только аппаратуру, но и автомашины. Заключённых убивали, сжигали, пепел скидывали в реку. Убивали (предлагая вначале уйти из жизни по-самурайски, самоубийством) даже своих сотрудников, кто заразились и находились в отрядном госпитале. Наиболее ценное с персоналом поспешно погрузили в три эшелона, которые погнали зелёным светом в Корею, к портам. Похоже, советская разведка момент упустила – их не разбомбили.
«Отряд 731», по признанию самих японцев, был самым мощным. Это был не имевший аналогов в мире военно-бактериологический комбинат со штатом около трёх тысяч научных и технических работников. Посетив его, даже сам главнокомандующий Квантунской армии, генерал Ямада был поражён размахом работ и колоссальными «производственными» возможностями в миллионы миллиардов возбудителей сибирской язвы, холеры и чумы, достаточных для уничтожения и всего человечества. Один «731-й» - на каждого жителя планеты по пять миллионов «чумных» единиц! Не забудем и о других «отрядах».
Вслед за Китаем и СССР к уничтожению планировались Англия и США.
Его первый отдел, «исследовательский», разрабатывал всё более и более эффективные средства бактериологического поражения войск и населения без разбора. Этому-то «убойному» отделу и подчинялась внутренняя тюрьма, откуда для изуверских опытов поставлялись жертвы. «Брёвна», как их называли японцы. С крематорием. Второй проверял на полигоне результативность усилий первого. И тоже на людях. Изобретались способы и средства распространения бактерий. Керамические бомбы, например, или пистолеты-распылители в виде авторучки и трости. Третий служил ширмой, занимаясь водоснабжением, и располагался на видном месте в Харбине, но и там имелись мастерские по изготовления специальных бомб – «системы Исии». Зато четвёртый и был «чумной фабрикой» с котлами, автоклавами, культиваторами, термостатами и холодильником для готовой «продукции» – болезнетворных бактерий. Отметим ещё «учебно-просветительный» отдел, где обучали методам и особенностям использования бактериологического оружия. Кузница кадров!
Всего отделов было восемь. Каждый имел свои отделения. А сам «отряд» - густую сеть филиалов, приданных войскам поближе к советской границе. В армейских соединениях имелись и свои специально обученные группы. Словом, «отряд» был фундаментом колоссальной, хорошо выстроенной и налаженной «машины смерти». И с самого начала её мишенью №1 был Советский Союз.
Исии Сиро, ключевая фигура всех этих дел, вовсе не случайно вновь оказался здесь весной 45-го уже в звании генерал-лейтенанта. Прибыл с заданием резко увеличить производство бактериологического оружия и приготовиться к его широкому применению.
Генерал Мацумура Томокацу, начальник оперативно-стратегического отдела штаба Квантунской армии, весьма осведомлённая личность, честно признался, что в случае начала войны с СССР «бактериологическое оружие должно быть применено в районе городов Ворошилова, Хабаровска, Благовещенска и Читы». Владивосток не попал в этот перечень лишь потому, что относился к целям флота. Но бактерии были заготовлены тут же и те же.
За доброе десятилетие своего существования «отряды» успели славненько поработать: провели операции по рассеиванию смерти в 1940, 1941 и в 1942-м годах в Южном и в Центральном Китае. Отступая во время боёв с китайцами, японские военные к тому же, не мудрствуя лукаво, просто заражали местность. Проявляли себя и у границ СССР, Монголии, на приграничных водоёмах.
Сколько же всего в итоге их «деятельности» погибло и пострадало людей, уничтожено домашнего скота, опустошено деревень - данных о совокупном ущербе, в чём бы он ни выражался, на сегодня не обнаружено.
Следует прибавить и собственные их потери, о которых малоизвестно даже самим японцам. В июле 1944 года подполковник Ниси Тосихидэ, принимая руководство учебно-просветительным отделом, в сейфе предтечи обнаружил документы о применении бактериологического оружия в 1939 г. на Халхин-Голе. Был среди них и список отряда смертников, куда вошли два офицера, около 20 унтер-офицеров и рядовых. Их подписи, как и положено, скреплены кровью. Судьба этих «чумных» камикадзе неизвестна. Список бы найти. Он может храниться в токийском храме Ясукуни, где, погибнув, они зачислены в бессмертно народные герои.
Но для начала хотелось бы узнать число тех, кого уничтожили в «отрядах» и филиалах. Лишь в «отряде 731» и только от заражения бактериями (а картина «экспериментов» была куда шире!), по утверждению подследственных, с 1940 года - 3 000 человек! В целом берите больше. К примеру, о другом «отряде», «Нами» с его 12-ю филиалами, на Токийском процессе была зачитана выдержка из «Итогового доклада о расследовании японских военных преступлений, совершённых в Нанкине». Проводивший расследование нанкинский прокурор смог лишь констатировать: «Количество людей, убитых этим подразделением, нельзя точно установить».
Наиболее ясное представление мы имеем о внутренней тюрьме «отряда 731». И прежде всего благодаря Хабаровскому процессу.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ МИРОВОЙ
Часть 2: НЕРАСКРЫТЫЕ ГЕРОИ
Сколько людей уничтожено в Китае японскими «отрядами» бактериологической войны за годы их действия ещё не подсчитано. Но можно говорить о порядке числа – в сотни тысяч! Одних лишь детей японские изверги из одного только «731-го» извели сотни. Вспарывая им живот и грудную клетку под хлороформом, живьём, или щедро протягивая голодным очень аппетитные булочки с чумной начинкой.
Ад по-японски
Внутренняя тюрьма «731-го» вмещала от 400 до 600 человек. Сколько и как натолкать. Китайцев, корейцев, русских, монголов, чьих имён не спрашивали. Хватало номеров. Палачам безразличны паспортные данные их жертв.
Их сюда свозили после допросов и пыток жандармские управления со всей Маньчжурии, свято руководствуясь Уведомлением об «особых отправках» с перечнем признаков: 1) если лицо «просоветски или антияпонски настроено», 2) «не проявляет чувства раскаяния», 3) «нет надежд на его перевоспитание», 4) «если было партизаном или совершало подобные этому вредоносные действия». Или – шедевр жандармской мысли! – 5) «если, несмотря на незначительность преступления, освобождение нежелательно». Первейше в «отряды» попадали, можно ручаться, далеко не худшие из людей - «идейные»!
Для советских граждан на окраине Харбина, в местечке Хейбо, недалеко от «отряда 731», был свой лагерь на 140 человек с милым названием «Хогоин» - приют. Отсюда их увозили на погибель в машинах, окрашенных в тёмный цвет, без окон. Под фасадом главного здания «отряда» был потайной тоннель - их последняя дорога.
Что ж, заглянем в отрядную тюрьму. Но не забудем: только одного «731-го»! Что было в южных «отрядах», нам совершенно ничего неизвестно. Да и увидим глазами нелюдей самурайского толка – истово безжалостных, бесчеловечных по духу и не способных на самую малую кроху сострадания.
В марте 1940 г. жандармский фельдфебель-конвоир Куракадзу Сатору, доставив из Харбина ночным рейсом очередную партию, упросил здешнего фельдфебеля показать ему тюрьму. Уж очень глянуть хотелось. Тот, разумеется, доложил начальнику тюрьмы, старшему Исии. Отправились туда втроём. «Мы подошли к главному зданию отряда 731, имевшему прямоугольную форму, в середине которого стояло скрытое от постороннего взгляда помещение тюрьмы. Помещение тюрьмы делилось на два корпуса – на левый и правый. Я осмотрел левый корпус. Мы прошли через коридор; слева была караульная комната, направо была лестница, ещё одна комната и далее шли камеры… Это были главным образом китайцы, но были среди них и русские, и среди китайцев было пять женщин».
Главный квантунский кадровик-штабист, полковник Тамура Тадаси идёт по ней в начале июня 1945 года. И в сопровождении самого генерала Исии: « …в специальных камерах, в дверях которых были окна, содержались живые люди, закованные в цепи и используемые, как мне объяснил лично Исии, для опытов по заражению смертоносными болезнями. Среди этих подопытных я видел китайцев, европейцев, одну женщину. Как мне лично объяснил генерал Исии, эта женщина и европейцы являются русскими... Люди лежали прямо на полу и находились в тяжёлом, беспомощном состоянии».
В отличие от полковника любопытный фельдфебель нарисовал и картинку лаборатории: «Когда я зашёл в лабораторию тюрьмы, там на длинной скамейке сидело пять подопытных китайцев, у двоих совсем не было пальцев, руки у них были чёрные, а у двоих виднелись кости. Пальцы хотя и были, но оставались одни кости… Это получилось у них в результате опытов по обморожению».
Это самое простое, что можно было показать жандарму без риска. Так себе - «побочное производство» для подготовки японской армии к зимней кампании в Сибири и на Дальнем Востоке. Других садили в барокамеры для выяснения пределов выносливости организма на больших высотах, понижая давление до момента их постепенной и жуткой гибели. Со съёмкой на кинокамеру. Это уже исследования для авиации. В «отряде» проверялось и действие химического оружия. Главным же было подробное изучение эффективности чумы, холеры, сибирской язвы и прочей смертельной заразы. Сифилиса в том числе.
Возврата отсюда не было. Генерал Кавасима Киоси, бывший начальник производственного отдела, дал показания: «Если заключённый, несмотря на заражение его смертоносными бактериями, выздоравливал, то это не спасало его от повторных опытов, которые до тех пор продолжались, пока не наступала смерть от заражения. Лиц, подвергавшихся заражению, лечили, исследуя различные методы лечения, хорошо питали и после того, как они окончательно поправлялись, их использовали в следующем эксперименте, заражая другими видами бактерий. Во всяком случае, живым из этой фабрики смерти никто и никогда не выходил».
Отметим, Кавасима Киоси на процессе был обвиняемым и всё-таки взялся именно так определить свой «отряд» - фабрикой смерти! Запишем за ним право авторства: сказано на предварительном допросе 23 октября 1949 г.
Умерших вскрывали, исследовали для отчёта и сжигали в крематории. А вот в «отряде 100» такового не было. Вконец обессилевших и не нужных там просто убивали выстрелом в затылок или инъекцией цианистого калия, закапывая на скотомогильнике. Как поступали в других «отрядах» - вопрос к будущим исследователям. Одно бесспорно: смерть всех заключённых была мучительной.
Но и при всей безнадёжности своего положения далеко не все и всегда гибли покорно, без боя! Даже в тюрьме «отряда 731» боролись. Помогали друг другу. Была налажена связь между камерами. В июне 1945 года произошло восстание.
О нём первым поведал суду Рёочиро Хотта, отрядный интендант: «Вместе со мной в учебном отделе отряда учился офицер медслужбы Мэгура, мы с ним жили в одной комнате... Летом 1945 года Мэгура пригласил меня зайти к нему в лабораторию в гости. Я несколько задержался, а когда пришёл, то увидел, что он чем-то чрезвычайно взволнован и на что-то разозлён. Я спросил, на что он так разозлился, и он мне разъяснил, что заключённые оказали сопротивление. Через два-три дня после этого Мэгура рассказал мне, что один подопытный проявил буйство и ударил экспериментатора, захватил ключи, выскочил из камеры и побежал по коридору открывать другие камеры».
Кто был этот смелый и сильный человек?
Советский солдат Демченко
Мы обязаны разыскать его полное имя, родину, близких, судьбу, черты личности. Скорее всего, он до сих пор числится в списках без вести пропавших.
Его глубоко мужественное поведение, несгибаемая стойкость в выполнении воинского долга и присяги, беспредельная преданность своей Родине поразили даже тёртого японского жандарма, кто как раз и руководил пытками. Поручик Ямагиси Кендзи был заместителем начальника лагеря «Хогоин», руководителем информационно-следственного отделения с обязанностью, как сам и признался: «собирать сведения об экономическом, политическом и военном положении СССР, а так же выявлять лиц, склонных к побегу, нарушающих лагерный режим и ведущих среди лагерного контингента антияпонскую агитацию. Лиц, враждебно настроенных к Японии, а так же тех, которые не желали подчиняться лагерному режиму, я отправлял в 731-й отряд, куда в разное время за 1945 год было отправлено около 40 советских граждан».
Это только за полгода! А лагерь занимался «особыми отправками» с начала 1942-го. Кендзи появился в лагере в начале 1944-го. Так что на его «служебной совести» советских граждан куда больше. Кстати, владел русским языком.
Вот, в чьи руки попал Демченко. И кому накрепко запомнился. Настолько, что Демченко припомнил по собственной инициативе: «Фамилии всех лиц, отправленных на уничтожение в 731-й отряд, я не помню. До сего времени сохранился в памяти солдат Советской Армии Демченко, который категорично отказался давать какие-либо сведения о Советском Союзе. С моего разрешения к нему применялись меры физического воздействия, следователи подвергли пытке, подвешивая его за руки, за ноги к балке. Демченко всё же показаний не давал». И не дал! Поразив заскорузлую душу самурая высотой воинского духа.
Думается, именно Демченко восстал в отрядной тюрьме. Такому было дано!
И, скорее всего, это о нём вспомнил бывший служащий отряда, рассказывая о «брёвнах»: «Некоторые из них обладали сильной волей к сопротивлению и громкими криками выражали свой протест или отказывались принимать пищу. Один из таких, бывший солдат советской Красной Армии, вытягивал к нам руки в наручниках так, будто держал в них автомат, с ненавистью смотрел на нас и громко повторял: «Та, та, та, та, та…».
Восстание организовали двое русских, кто сумели избавиться от наручников и ударили ими вошедшего в камеру тюремщика. Дальнейшую картину позже восстановили расспросы бывших сотрудников «отряда» японским писателем Сэйити Моримурой («Кухня дьявола», М., «Прогресс», 1983 г.).
Выход из тюрьмы был сразу же перекрыт «спецгруппой». С винтовками наперевес японцы выстроились во внутреннем дворе в 15 метрах от окон. Они хорошо видели распахнутые стальные двери камер, заключённых, сновавших по коридору. Один из них, «русский, шатен, лет сорока, широкоплеч», схватился за решётку и что-то гневно закричал. Приспел японский переводчик: «Вот вы на нас винтовки навели, а нам всё равно не страшно. Все японцы трусы. Сейчас же освободите нас. Или сразу же убейте. Это лучше, чем быть морскими свинками для ваших опытов».
У одного из японцев сдали нервы – выстрелил. Со слов очевидца, «русского как бы отбросило, он развернулся, пытаясь ухватиться за решётку, рухнул и остался лежать недвижим. Голос смолк». Ещё важнее свидетельство: «протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял, широко расправив плечи, произвело на нас сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но, безоружный и лишенный свободы, он, несомненно, был сильнее нас. Тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне. Когда я вспоминаю, что произошло тогда, я не могу спать по ночам».
О Демченко мы пока не знаем ничего, кроме самого главного: его поступок и поведение – из воинских подвигов. За такой же – под пытками не выдать тайны – красноармеец Сулухия в 1942-м и младший сержант Юрий Смирнов в 1944 году стали посмертно Героями Советского Союза. Но, чтобы заговорить о его награждении, нужно разыскать, откуда призван и где служил? Как попал в руки японцев?
Демченко ждёт. Он рассчитывал на нас. И верил в нас.
Как и величайшая страдалица, Неизвестная Мать, кому в жутчайшей тюрьме «отряда 731» выпала самая горестная и самая невыносимая судьба.
Харбинская мадонна
Ох, как тяжело даже много лет спустя прикасаться ко всему этому!
Сознание и очень взрослого человека с трудом выносит встречу с такой долей, начиная с острой несправедливости – безымянности столько вынесшей, выстрадавшей, непостижимой женщины-матери, о ком можно уверенно сказать: богоматери Марии судьба выпала несравнимо легче!
И в этом сравнении всё на виду. Начиная с рождения ребёнка на казнь.
«В апреле 1941 года, - первым сообщает о Неизвестной Матери на допросе генерал Кавасима Киоси, - когда я только прибыл по назначению в отряд, я осматривал тюрьму и увидел в одной из камер двух русских женщин, у одной из которых был годовалый ребёнок, родившийся в тюрьме отряда».
Родить и выкормить посреди свинцового тюремного бытия! Нет, Марии выпали просто первоклассные условия: в тёплом хлеву и не под надзором жесточайших тюремщиков, не в цепенящей зависимости от палачей, кому и в глаза не глянуть без страха и без последней надежды, с постоянством гнетущей материнской беспомощности против их любой воли и прихоти. Мария тоже была в опасности, но при близких и не в такой острой и тягостной палаческой предопределённости.
Грудной ребёнок хлопотен. Не мог не кричать из-за нужды свежих пелёнок, из-за больного животика, камерной духоты. А что мать-заключённая могла сделать? Чем помочь? Не дано и полноценно кормить, а её молоко вряд ли было хорошим при своём ужасном состоянии. Ладно, не отравленным каким-нибудь бы «экспериментом». Она не могла и приодеть его, как хотелось. Что давали тюремщики, то и годилось.
Думается, никому, даже самому господу богу, не измерить бездонность её материнских страданий и величину мук при убийственной бесконечности смертельной тревоги. В любое время «экспериментаторы» могли вырвать у неё ребёнка. И самое страшное - для своих «опытов». В любой день и она могла погибнуть, оставив его, столь выстраданного, беззащитным и приговорённым к гибели без её тёплых прикосновений и заботы.
Генерал Кавасима поспешил заверить: пока он находился в отряде, «эти женщины были живы». А пробыл он там по март 1943 года. Ещё года через полтора молодую мать с ребёнком случайно увидел во дворе тюрьмы один из стажёров: «Увидеть заключенную с ребёнком на руках, которой разрешили погреться на солнце, было для меня потрясением. Эта маленькая белокожая женщина напоминала мне мою младшую сестру… Другие заключённые были в наручниках, и только у неё наручники были сняты, она укачивала ребёнка, прижимая его к груди».
Другой тюремщик признался: «Схваченная беременной женщина родила в тюрьме. Только небольшое число связанных с тюрьмой служащих знали, что она каждый день со слезами на глазах умоляла тюремщиков подвергнуть её любым экспериментам, но сохранить жизнь ребёнку».
Адские годы смертельного напряжения материнской души!
Как всем тогда, в 1949-м, хотелось поверить, что хоть ребёнка оставили в живых! Может, передали кому-то на воспитание. Ну что ребёнок-то выдаст секретного? Похоже, следователи Хабаровского трибунала сохраняли такую надежду и всё уточняли у одного, у другого подсудимого: что сталось с ними? И получали один ответ: из отрядной тюрьмы никто живым не выходил.
Уже в 80-ые годы выяснилось – они дожили до лета 1945 года.
В 1982-м году неутомимый и мужественный преследователь «отряда 731» Сэйити Моримура наткнулся на одного из палачей Матери и Ребёнка и привёл его рассказ:
«Женщина была лет тридцати, хрупкая, светловолосая. Ребёнок – девочка лет трёх-четырёх. На вопрос: «А этих для чего привезли?» - был дан ответ: «Отряд вынужден эвакуироваться, их нужно уничтожить». Мать и девочку поместили в вагонетку, не привязывая и без наручников. Вагонетку затем вкатили в камеру. Женщина, похоже было, уже со всем примирилась. Перед тем, как должны были пустить газ, девочка, копошившаяся у ног матери, вдруг подняла изумлённое личико и из стеклянной камеры посмотрела на окружающих. Мать обхватила обеими руками её голову, а девочка прижалась к матери и затихла… Пошёл газ».
Мать прижимала к полу головку ребёнка, чтобы хоть как-то защитить его от постепенно наполнявшего камеру газа. Она старалась закрыть ребёнка всем своим хрупким телом. Но струи непрерывно поступавшего газа сначала дошли до девочки, а потом и до матери. Вскоре они обе были бездыханны. Руки матери по-прежнему охватывали голову ребёнка.
«Ужасное воспоминание! Я тогда должен был следить по секундомеру, когда наступит смерть у матери и у девочки. Нежные материнские руки, обхватившие голову ребёнка… Даже сейчас, через 37 лет, они стоят у меня перед глазами. Зачем я тогда видел всё это!». Бывший служащий отряда, которому сейчас 74 года, сжал в кулаки лежавшие на коленях руки. Он замолчал, и по щекам его скатились две слезы. Старик вытер их кулаком. Он не мог справиться с волнением и время от времени всхлипывал. Но этих пролившихся спустя 37 лет слёз русские мать и девочка видеть не могли…».
Убогие старческие слезы слишком позднего раскаяния!
Да, в Японии всегда любили детей. Но только своих.
Признает ли хоть когда-нибудь и хоть какая-либо церковь Неизвестную Мать святой не знаю. Слабо верится. Я лично от имени своей совести назвал её и буду звать, пока жив, - Харбинская мадонна!
Последнюю операцию квантунские бактериологические «боевики» провели 20 августа 1945 года. Уже после капитуляции. Это сделали сотрудники одного из филиалов «отряда 100» – заразили сапом и разогнали из конюшни 60 лошадей. Бессмысленнее не придумать!
Позиция американских союзников: «В связи с чрезвычайной важностью информации о бактериологическом оружии японской армии правительство США решает не обвинять в военных преступлениях ни одного сотрудника отряда по подготовке бактериологической войны японской армии». И особо отметили стоимость приобретения - миллионы долларов! И всё даром.
В начале 50-ых, во время войны в Корее, они применяли бактериологическое оружие -японские разработки при консультации японских специалистов. Использовали и далее. Как, между прочим, и ранее - против индейцев, раскидывая зараженные чумой одеяла и одежду с выкашиванием целых племен.
Бактериологическая война Соединённых Штатов Америки против нас, человечества, бушует на планете не погашенным пламенем Второй мировой войны.
Юрий Ефименко,
член Союза писателей России
Оценили 7 человек
7 кармы