Ю.Нерсесов. НАТО для фюрера

Взято отсюда

Разбирая архивы, наткнулся на пост своего хорошего друга Юры Нерсесова, в котором он смачно и в подробностях разбирает всю историю нынешней прибалтийской государственности. Очень рекомендую к прочтению! Особенно учитывая, что текст написан 15 лет назад!

В.Шурыгин 26.08.2022 11:33

Обычно Великую Отечественную войну представляют как боевые действия СССР против Германии и ее немногочисленных сателлитов – Италии, Венгрии, Румынии и Финляндии. Между тем реально на стороне Гитлера выступала практически вся континентальная Европа, включая и страны, считающиеся невинными жертвами оккупации или нейтральными.

Картина существенно изменится, если посмотреть на происхождение изрядной части прошедших через советские лагеря военнопленных. Помимо немцев и их официальных союзников в их числе оказалось156682 австрийца, 69977 чехов и словаков, 60280 поляков, 23138 французов, 21822 югослава (в основном хорватов и боснийских мусульман), 10173 еврея, 7391 бельгиец, голландец и люксембуржец, 625 скандинавов и 457 испанцев.

К этой разноплеменной орде надо добавить пленных, набранных из немецких диаспор европейских стран. Кроме того, немало поляков, чехов, словаков и хорватов отпустили на свободу прямо на фронтах. Итого, с учетом погибших, попавших в плен на других фронтах и успевших разбежаться, на стороне Гитлера выступило около 4 миллионов человек, проживавших за границами Германии. По существу, фюрер руководил прообразом нынешних вооруженных сил НАТО за вычетом англо-американского контингента.

Надевших немецкую форму граждан СССР оказалось втрое меньше. При этом большинство советских лиц славянской национальности служили в тылу без оружия, тогда как европейцы и прибалты в основном находились либо в боевых частях, либо в полиции.

Несравнимы роли Европы и оккупированных территорий СССР в военном производстве Третьего Рейха.

По данным Центра военной экономики Германии, даже без Чехии и Австрии на 31 марта 1944 года европейские страны поставили Гитлеру оружия и военного снаряжения на 81 миллиард 35 миллионов рейхсмарок, а оккупированные советские территории лишь на 4 миллиарда 900 миллионов рейхсмарок – почти в 17 раз меньше!

От сдавшихся без боя или после чисто символического сопротивления европейских стран Германия получила свыше 30 тысяч орудий и минометов, более 20 тысяч танков и бронемашин, не меньше 2 миллионов автомобилей и немереное количество другого военного имущества. Даже корпорации воюющих против Германии США до весны 1944 года успешно снабжали немцев нефтью с помощью танкеров формально нейтральных Испании и Португалии.

Из других нейтральных стран отличилась Швеция. В 1939 – 1940 годах из 60432 тысяч тонн руды, полученной немцами, 19298 было закуплено у Стокгольма. А поскольку среднее содержание металла в германской руде составляло 26 процентов, а в шведской – 43, своими первыми победами Германия почти наполовину обязана скандинавскому железу. Впоследствии эта доля снизилась, но лишь потому, что французская руда оказалась дешевле. Зато транзит гитлеровских войск через Швецию продолжался до 29 июля 1943 года и прекратился только после провала немецкого наступления под Курском.

На Северо-Западе России интернационализм воинства фюрера был особенно заметен. Из 724 танков наступающей на Ленинград 4-й танковой группы и рвущейся к Мурманску армии «Норвегия» 333, или почти половину, составляли машины французского и чешского производства. Трудолюбивые пролетарии тех же стран произвели и половину сверхтяжелых орудий, обстреливавших Ленинград. Самое мощное из них – выпускавшая 1654-килограммовые снаряды 520-миллиметровая гаубица даже вошла в «Книгу рекордов Санкт-Петербурга» как крупнейшее орудие, когда-либо стрелявшее по нашему городу.

Было, конечно, в Европе и Движение Сопротивления, но за вычетом действовавших по приказу Сталина коммунистов и диверсантов британского Управления Специальных операций оно не имело особого значения. «Промышленность и экономика продолжали ритмично работать, на предприятиях Рено в Булонь-Билланкуре с конвейера бесперебойно сходили грузовики для вермахта, – сообщал начальству сотрудник германской военной разведки Райле. – И на множестве других предприятий французы без всякого принуждения производили в больших объемах и без рекламаций продукцию для нашей военной промышленности». «Чехи передали в наше распоряжение всю необходимую информацию о своих танках, – вторил ему немецкий полковник Икен. – Сотрудничество с чешскими офицерами было очень плодотворным и дружественным. Нам ни разу не пришлось столкнуться с акциями саботажа или какого-либо сопротивления».

Как правило, возникавшее между немцами и их младшими партнерами недопонимание касалось исключительно финансовых вопросов. Например, 5 октября 1941 года, в разгар гитлеровского наступления на Москву, 100 тысяч бельгийских металлургов Льежского промышленного района во главе с лидером Коммунистической партии Бельгии Жульеном Ляо объявили забастовку, требуя повышения зарплаты на 8 процентов. И свирепые оккупанты послушно заплатили.

Война за землю с мужичками

Кроме хороших зарплат Гитлер обещал европейским вассалам долю в добыче. Больше других успели урвать голландцы. Их бизнесмены успешно приватизировали часть предприятий Прибалтики, а фермеры начали успешно осваивать восточные территории. К 1943 году на Украине и в Литве работало уже свыше 800 хозяйств голландских куркулей с местными батраками, а всего из Нидерландов на земли бывшего СССР планировалось пересилить три миллиона человек.

После столь заманчивого предложения голландцы хлынули в СС с таким энтузиазмом, что многим пришлось отказывать, и они шли в обычные армейские подразделения, а также на флот и в авиацию. Кому служить на фронте не позволяло здоровье, шли в тыл. «Мы имеем тысячи голландцев в транспортных службах по всей России», – писал 6 августа 1942 года рейхсмаршалу Герингу генерал Краус. В частях же СС к весне того же года на Восточном фронте воевал голландский батальон дивизии «Викинг» и три батальона легиона «Нидерланды». Впоследствии легион разросся в моторизованную дивизию, а всего в СС имелось целых четыре дивизии, укомплектованные голландцами, бельгийцами, люксембуржцами и бельгийскими немцами.

«Нидерланды» вместе с бельгийским батальоном действовали под Волховом, а затем у Красного Села, Шлиссельбурга и Колпино. Поскольку тут же воевали норвежские эсэсовцы и состоящая из испанских добровольцев «Голубая дивизия», а с севера Ленинград осаждали финны, блокаду нашего города можно считать истинно общеевропейским предприятием.

На Западе этого не отрицают, а, наоборот, гордятся. Недаром оборона Нарвы, которую почти полгода удерживали «Нидерланды», скандинавская дивизия «Норланд» и два бельгийских батальона в зарубежной историографии носит гордое имя «Битва европейских СС». Впрочем, чтят европейских союзников фюрера и у нас. Прибыв в Петербург на 60-летие Победы, ветераны «Голубой дивизии» встретились с учениками 148-й школы и даже приняли участие в праздничных мероприятиях вместе с губернатором Валентиной Матвиенко.

Тюленья война

В течение ста лет после завершения наполеоновских войн, скандинавские страны не доставляли России ни малейших хлопот. Но смута 1917 года немедленно разбудила их аппетит. Первой зашевелилась, казалось, давно утратившая воинственный пыл нейтральная Швеция. Уже 15 февраля 1918 года шведы резко вспомнили, что когда-то владели Аландскими островами, и высадили на них десант.

Однако Стокгольм не долго праздновал победу. Не прошло и двух недель, как шведов выгнали немцы, а после поражения Германии в Первой Мировой войне победившая англо-франко-американская коалиция передала архипелаг финнам. Сменив столько хозяев за год, острова наглядно показали, что политика была и остаётся джунглями, где прав самый зубастый.

Чуть позже на другом конце Скандинавии верность закону джунглей продемонстрировала едва получившая независимость Норвегия. Воспользовавшись захватом англичанами Мурманска и Архангельска, сотни норвежских промысловых судов в апреле 1918 года вторглись в наши территориальные воды. Поскольку военный флот у России здесь отсутствовал, норвежцы продолжали браконьерствовать и после ухода британской эскадры. Самый бойкие пираты проникали в российскую акваторию на тысячу с лишним километров, а тюленей только за пять лет забили почти миллион, едва не изведя их начисто.

На протесты Москвы, в Осло издевательски ответили, что поскольку не признают большевистской России, то и её морских границ знать не желают. Когда советские пограничные катера стали задерживать браконьеров, в дело вступил норвежский флот, включая броненосцы береговой обороны. Противопоставить их пушкам наши моряки ничего не могли, и беспредел обнаглевших тюленебоев продолжался. Сверх того Норвегия попыталась захватить принадлежащие России острова Франца-Иосифа.

Ситуация изменилась лишь в 1933 году, когда в Мурманске бросили якорь первые корабли будущего Северного флота. Опасаясь получить торпеду в бок, норвежские броненосцы уползли в родные шхеры и вслед за ними удрали браконьеры. Стало ясно: урвать от восточного соседа можно только, присоединившись к хищнику покрупнее.

Сопротивление, которого не было

Поначалу скандинавы ориентировались на англичан с французами, готовящимися выступить на помощь воюющей с СССР Финляндии. Шведы, датчане и норвежцы проявили горячий энтузиазм. В финскую армию записалось свыше 10 тысяч добровольцев, часть которых даже попала на фронт.

Но пока союзный экспедиционный корпус неспешно готовился к походу, Красная Армия прорвала линию Маннергейма, а на Крайнем Севере вышла к норвежским границам. Воинственный пыл скандинавов сразу остыл, да скоро им временно стало не до восточных территорий. В ночь с 8 на 9 апреля 1940 года английский и германский флоты одновременно пошли минировать норвежские воды с официальной целью - защитить страну друг от друга. Одновременно немецкие войска вошли в Данию, король которой категорически запретил армии сопротивляться.

В Норвегии отдельные части все же взялись за оружие, но после поражения и бегства англо-французов сдались и они. Общие потери датчан и норвежцев не составили и тысячи человек. Примерно столько же потеряли за пять лет оккупации малочисленные подпольщики и служившие в английском спецназе диверсанты.

Уже после войны микроскопическому Движению Сопротивления Дании и Норвегии стали лихорадочно придумывать липовые подвиги. Самым известным из них стала история спасения датских евреев, полвека назад сочинённая американским писателем Леоном Юрисом и недавно экранизированная Эльдаром Рязановым. Согласно этой сказочке, когда немцы собрались отправлять евреев в концлагерь и потребовали от них для опознания пришить к своей одежде жёлтые звёзды, король, и все его подданные украсили такими звёздами свою одежду. Немцы растерялись, воспользовавшись их шоком, рыбаки вывезли жертв гестапо в Швецию.

На самом деле пришивать звезду к своему мундиру его величество и не думало, поскольку датских евреев это делать не заставляли. Информацию о готовящейся депортации в Освенцим слил датчанам гитлеровский наместник в Копенгагене Вернер Бест, пытавшийся таким образом заслужить прощение после конца Третьего Рейха. (На дворе стоял уже октябрь 1943-го!) А добрые рыбаки сняли с каждого спасаемого весьма круглую сумму, о чём потом скромно умолчали.

«Викинги» на бронетранспортерах

Не любят в скандинавских странах писать и о количестве сограждан, воевавших на стороне Гитлера. Между тем во фронтовых частях и различных военизированных соединениях любимого фюрера оказалось целых 100 тысяч скандинавских добровольцев. Почти каждый десятый из них не вернулся с Восточного фронта, где скандинавы сражались с первых часов Великой Отечественной.

Первыми советскую границу пересек датско-норвежский батальон моторизованной дивизии СС «Викинг». За ним последовал шведский батальон 17-й финской дивизии, безуспешно штурмовавшей советскую военно-морскую базу на полуострове Гангут. Весной 1942 года прибавились три усиленных батальона датского и норвежского легионов СС. Тогда же одели форму первые две тысячи добровольцев из 50-тысячной немецкой диаспоры Дании и заступила в дозор норвежская лыжная рота горной дивизии СС «Норд», вскоре развёрнутая в батальон. Тысячи других скандинавских добровольцев сражалось в рядах вермахта и финской армии в индивидуальном порядке, а десятки тысяч служили в полиции и охраняли концлагеря.

Датские эсэсовцы воевали под Демянском и Великими Луками, норвежских же бросили на подступы к Ленинграду, удерживать блокадное кольцо под Шлиссельбургом и Красным Селом. К началу 1944 года в войсках СС, несмотря на потери, служило уже 8985 датчан, норвежцев и шведов – вдвое больше, чем в 1942-м! В основном они, наряду с датскими немцами, воевали в моторизованной дивизии СС «Норланд», прибывшей под стены нашего города накануне снятия блокады.

После ожесточенных боев с войсками Ленинградского фронта дивизия отступила сначала к Нарве, потом к Риге, и была окончательно уничтожена на улицах Берлина. Ее солдаты, как правило, сражались до последнего, чего нельзя сказать о личном составе двух латышских и эстонской дивизий СС. Документы немецкого командования полны жалоб на нерадивых холуев, которые, получив самое современное оружие, тысячами разбегались или сдавались в плен.

Наверное, поэтому контора товарища Берии отнеслась к прибалтийским эсэсовцам весьма снисходительно. Подавляющее большинство их отделалось несколькими годами ссылки и вернулось домой, а дожившие до наших дней регулярно устраивают торжественные парады в Риге и Таллине, вызывая недовольство российского министерства иностранных дел.

Впрочем, России, прежде чем искать сучки в чужих глазах, стоит выковырять бревно из своего. Памятник погибшим солдатам норвежского легиона СС установлен на территории церкви Александра Невского в Красном Селе в 1999 году. Власти относятся к нему столь же терпимо, как к памятнику российским эсэсовцам на подворье московского храма всех Святых.

Сказка о благородном маршале

Поклонники финского главнокомандующего Карла Маннергейма любят приписывать своему кумиру спасение Ленинграда. Мол, несмотря на страшное давление Берлина, благородный маршал остановил свою победоносную армию на границе 1939 года, что позволило Жукову перебросить часть войск с Карельского перешейка на южные подступы к городу и остановить немцев.

Ничего общего с реальностью эта святочная история не имеет. Вступив в войну на стороне Германии, финны шли на восток за новыми землями, в чем их главнокомандующий и признавался. «Во время освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Востока, что не вложу меч в ножны, пока Финляндия и восточная Карелия не будут свободны, – писал Маннергейм в очередном обращении к армии. – Борьба немецких братьев по оружию рядом с нашими солдатами-освободителями на севере еще больше укрепит давнее и прочное боевое братство».

Не менее красноречив оказался будущий президент Финляндии Юхо Паасикиви. Он успел даже составить торжественную речь на взятие Ленинграда, грядущее падение которого, «как и ожидалось, подняло дух каждого финна». Но жизнь поднявшийся было дух изрядно опустила.

Перейдя границу 1939 года, финны смогли занять только железнодорожную станцию Новый Белоостров да деревни Майнила, Симолово и Троицкое. Советские доты Карельского укрепленного района (КаУР) оказались ничуть не хуже линии Маннергейма. Понеся большие потери при попытках прорыва КаУРа, солдаты пяти финских полков стали сотнями отказываться идти в бой, и атаки пришлось прекратить.

Срыву штурма Ленинграда способствовала и ситуация в Карелии, где наступление на Петрозаводск было приостановлено из-за нехватки сил. Взять карельскую столицу финнам удалось, лишь перебросив три дивизии с ленинградского направления, однако захваченного им было мало. Когда немцы уже отступали из-под Москвы, финны продолжали рваться на восток. Лишь наводнение от взорванных 8 декабря 1941 года шлюзов Беломорско-Балтийского канала охладило их боевой пыл, но, как оказалось, ненадолго. В конце марта 1942 года последовали новые атаки под Ленинградом, увенчавшиеся захватом острова Гогланд в Финском заливе. Карельский же укрепрайон снова устоял, и Маннергейму пришлось окончательно перейти к обороне.

Тем не менее, пока Германия имела шансы на победу, финны оставались верными союзниками Гитлера. Однако вскоре грядущий капут стал неизбежен, и несостоявшийся певец взятия Ленинграда Паасикиви побежал к послу СССР в Швеции Александре Коллонтай. Поскольку в Хельсинки очень хотели удержать часть ранее прихваченных земель, переговоры шли туго. Изрядно ускорило их лишь начавшееся 9 июня 1944 года наступление Советской армии, выбившей финнов из Выборга и Петрозаводска. От полного разгрома Финляндию спасли 122-ая пехотная дивизия и 303-ая самоходно-артиллерийская бригада Вермахта, заткнувшие прорванный фронт на Карельском перешейке.

Немало помогло финнам и германское вооружение, которое Гитлер исправно ей поставлял, хотя у самого каждый патрон был на счету. Но стремление немцев, во что бы то ни стало соблюдать союзнические обязательства, обернулось против них самих. Заключив мир с Советским Союзом, благородный Маннергейм невозмутимо атаковал вчерашних «братьев по оружию», бои с которыми на севере Финляндии продлились до 25 апреля 1945 года.

Рабы от любимого фюрера

Не слишком отличившись по части верности союзнику, финны весьма преуспели в области очистки оккупированных территорий от русского населения. Сразу же после захвата Карелии почти все оно – 23984 человека из 86119 проживающих на оккупированной территории – было отправлено вымирать в концлагеря. Только в 1942 году от голода и болезней умерло 3536 заключенных. Точное количество умерших в другие годы, казненных и убитых вне лагерей неизвестно до сих пор. Отличились финны и по части уничтожения военнопленных. Из 64188 пленных красноармейцев в плену скончалось 18318 или 28,3 процентов. Для сравнения: из 2377 финских пленных в советских лагерях умерло 404 человека, то есть 17 процентов.

Та же картина наблюдалась и по части репрессий на территории Прибалтики. К началу войны бериевские орлы арестовали в Эстонии, Латвии и Литве 14467 человек и еще 25711 выслали. Изрядную часть арестованных – 2162 человека – составляли уголовники. Хватало среди репрессированных и проституток, а еще больше имелось лиц, связанных с германской разведкой. Последних в одной только Латвии, по данным самих немцев, попалось свыше 5 тысяч.

На фоне прибалтийских карателей бериевцы смотрятся жалкими гуманистами. За время оккупации на территории Литвы, Латвии и Эстонии было уничтожено свыше миллиона советских военнопленных, не успевших сбежать евреев и гражданских лиц, заподозренных в нелояльности к Гитлеру. Большую часть их перебили прибалтийские эсэсовцы и личный состав 25 литовских, 68 латышских и 62 эстонских полицейских батальонов. Всего немецкую форму за время войны надело 290 тысяч прибалтов, тогда как подпольщикам счет шел на считанные сотни. По данным Центрального штаба партизанского движения, к 1 января 1944 года в Прибалтике погибло 275 партизан против 8327 в Белоруссии, хотя народу там жило лишь на четверть больше.

Зато полицаев в Прибалтике набралось вчетверо больше, чем среди белорусов, и немцы десятками тысяч отправляли их на другие оккупированные территории. Под Ленинградом, Новгородом и Псковом действовало 14 батальонов, в Белоруссии и на Украине – 20, 2-й литовский батальон особо отличился при уничтожении варшавского гетто, а 36-й эстонский дошел аж до берегов Дона, где и нашел свой конец.

Зверства прибалтийских зондеркоманд порой ужасали даже других пособников немцев. «В районе деревни Кобыльники в одной из ложбин мы видели около трех тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей. Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались «люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве» – латышские СС… – докладывал поручик власовской армии Балтиньш, сам латыш по национальности. – На такие же факты пришлось натолкнуться и в бывшей Псковской губернии со стороны эстонских СС».

Российские и белорусские деревни прибалтийские полицаи сжигали с особым рвением – ведь немецкое начальство обещало после победы выдать самым старательным земельные участки на освободившейся территории. А пока деловые прибалтийские мужички плату за карательные подвиги сыновей с удовольствием брали рабами. Каждый лояльный Рейху хуторянин мог получить из концлагеря несколько заключенных. После войны, вопреки действовавшему законодательству, прибалтийских куркулей практически не преследовали за использование рабского труда. Иначе пришлось бы сажать почти всех.

Планы «мощного наступления»

В 1930 году оперативный отдел финского генштаба принял план совместных боевых действий Эстонии и Финляндии против СССР, разработанный начальником генштаба Валлениусом. Помимо прочего этот замысел предусматривал «организацию мощного наступления из Финляндии на Ленинград и базу Балтийского флота». Для чего следовало «сосредоточить все ресурсы, которые в решающий момент можно было бы высвободить, и попытаться прорваться к Ленинграду, что могло бы привести к захвату города и уничтожению Балтийского флота». Кроме Эстонии план предусматривал военное сотрудничество с Латвией, а дополнивший идеи Валлениуса Маннергейм предложил привлечь к операции ещё и Польшу.

Конечно, Эстония с Финляндией даже с помощью Польши и Латвии могли овладеть Ленинградом лишь в бреду своих президентов. Но в Москве прекрасно понимали: подобные проекты разрабатываются для более серьёзных игроков, которые не замедлят присоединиться, как это уже случилось в 1919 году.

Тогда вошедшие в финские и эстонские порты британские эскадры несколько месяцев пиратствовали у российских берегов, топя и захватывая наши корабли. Особенно много крови попортили балтийцам английские торпедные катера, сумевшие потопить крейсер «Олег» и вывести из строя линкор «Андрей Первозванный». Появись тут в 1930-ом, кто покрупней, да окажись на борту вражеских кораблей экспедиционная армия, атака Ленинграда и Кронштадта могла стать реальностью. Именно такое развитие событий и предполагал Маннергейм, ожидавший поддержки Финляндии англо-французским флотом и пополнения финских арсеналов через официально нейтральную Швецию.

С приходом к власти Гитлера, прибалтийские государства стали всё чаще задумываться и о сотрудничестве с Германией. В августе 1937 года на рейде Хельсинки появилось 11 немецких подводных лодок, прибывших для совместных учений с финским флотом. После протеста СССР учения отменили, но процесс уже пошёл. Летом 1939 года в Хельсинки появилась так называемая «Военная организация Финляндии», реально являющаяся подразделением германской военной разведки – Абвера.

Почти одновременно – 22 марта 1939 года – Литва была вынуждена вернуть Германии Клайпеду, а 8 мая Латвия договорилась с Третьим Рейхом о нерушимости своих границ взамен на согласование внешней политики. Ещё две недели спустя министр иностранных дел Эстонии Сельтер сообщил депутатам, что «Англия не возражает против заключения германо-эстонского пакта». При этом активно заигрывающие с Берлином прибалты с удовольствием глотали и подачки Москвы.

Когда после разгрома Польши Красная Армия заняла Западную Украину, Западную Белоруссию и Виленский край, СССР предложил литовцам взять последний себе, на что они немедленно согласились. Отсутствием аппетита маленькие, гордые державы не страдали, и Сталин не стал ждать, когда берлинский коллега предложит им малую долю за участие в проекте, который некогда сформулировал в «Майн Кампф». В итоге прибалтов вернули к положению, которое они занимали при царях-батюшках, а от финнов потребовали возвернуть назад полученный от одного из вышеупомянутых батюшек карельский перешеек с Выборгом.

Требование было абсолютно справедливым. Когда Александр I передавал Великому княжеству Финляндскому Выборгскую губернию, он делал любезность лояльным подданным, а не обеспечивал плацдарм для штурма Санкт-Петербурга и Кронштадта. Обоснованность советских претензий признавал даже лидер либерального крыла российской эмиграции, бывший лидер Конституционно-Демократической партии и министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков. Сам Маннергейм советовал правительству пойти на уступки, тем более что Москва предлагала взамен вдвое большую территорию северной Карелии.

Но в Хельсинки, не без оснований рассчитывая на помощь с запада, уперлись насмерть. За 110 дней советско-финской войны армия Маннергейма получила около 100 тысяч единиц винтовок и пулемётов, почти 800 орудий и 192 самолёта. Ещё большее количество оружия и боевой техники, находилось в пути. А когда, прорвав финские укрепления, Красная Армия штурмовала Выборг, в британских портах уже готовился к высадке в Заполярье англо-французский экспедиционный корпус. Продержись финны ещё недельку-другую, и нам, как в 1919-ом, пришлось бы иметь дело и с ним. Но доты линии Маннергейма не выдержали, а европейский поход на Ленинград и Мурманск пришлось отложить на год с небольшим, пока не оправдавших доверия англо-французов не сменили немцы.

Подготовились парни на совесть. К 22 июня 1941 года на территории Финляндии развернулась 600-тысячная армия, имевшая свыше 5 тысяч орудий, более 200 танков и около 900 боевых самолётов. Финляндия выставила на фронт 16 дивизий и 3 бригады, Германия – 5 дивизий, причём две из них составляли отличившиеся при захвате Норвегии австрийские горные егеря. Эстонские эмигранты собрались в особый полк, а шведские добровольцы – в отдельный батальон. Ещё один финский батальон находился в составе дивизии СС «Викинг», готовящейся к вторжению на Украину.

Фактически боевые действия финны начали даже раньше немцев – 21 июня в 16 часов 15 минут их десант арестовал на Аландских островах персонал советского консульства, а в 22 часа 59 минут финские подлодки приступили к установке минных заграждений в советских территориальных водах. На следующее утро на Ладожском озере приземлились два финских гидросамолёта, и высадившиеся с них диверсанты попытались взорвать шлюзы Беломоро-Балтийского канала. Тогда же вылетевшие из Кенигсберга немецкие бомбардировщики сбросили у советского побережья очередную партию мин и приземлились на финские аэродромы.

Требование СССР определиться: участвует ли Финляндия в боевых действиях или нет, та проигнорировала. 25 июня советская авиация нанесла ответный удар по аэродромам соседнего государства, и в тот же день финский сейм проголосовал за вступление в войну. При этом депутат Салмиала отметил, что «нам нужно осуществить идею создания Великой Финляндии и добиться того, чтобы передвинуть границы туда, где проходит самая прямая линия от Белого моря до Ладожского озера», а на замечание коллеги: «Не надо говорить всего того, о чем думаешь», успокоительно заметил, что заседание закрытое.

ИНТЕРНАЦИОНАЛ МАРОДЕРОВ

Едва появившись на карте, самостийная Эстония и незалежняя Латвия проявили себя отпетыми политическими шакалами. То есть постоянно норовили вцепиться в горло тем, кто не может огрызнуться в ответ, но трусливо поджимали хвосты, увидев хищника покрупнее. Соседние Литва и Финляндия вели себя точно так же, но сверх того отличались особой формой склероза. Подписав очередное международное соглашение, их правители тут же забывали о нём.

Виленские грабли

В начале прошлого века территория нынешней Литвы входила в состав Российской и Германской империй. Германии принадлежал крайний запад с Клайпедой, называвшейся тогда Мемелем и населённой в основном немцами. Литовцы составляли не более трети местных жителей и не сильно отличались от немецких соседей, говоря с ними на одном языке и молясь в тех же лютеранских кирхах.

На юго-востоке, включая старинный город Вильно, ныне именуемый Вильнюсом, преобладали белорусы, русские, поляки и евреи. Доля литовцев составляла 3-4 процента. Именно здесь и на прилегающих районах между Каунасом и Гродно сложилось ядро одного из крупнейших славянских государств Восточной Европы — Великого Княжества Литовского.

Прочие территории населяли потомки балтийского племени жемайтов или жмудин, жульнически объявившие себя подлинными литовцами и наследниками Великого Княжества. В реальности в эпоху ВКЛ, Жмудь была его глухой окраиной постоянно переходившей от крестоносцев к великим князьям и обратно. Её роль в политике и хозяйстве державы была ничтожна.

Когда в 1915 году германские войска захватили Литву, при оккупационной администрации создали карманный «парламент» - Тарибу. Приняв декларацию о «независимости» Литвы, Тариба одновременно заявила о присоединении страны к Германии «на основе военной конвенции, общих путей сообщения и на основе общей таможенной и валютной систем». Для укрепления связей с рейхом Литву объявили королевством во главе с вюртембергским принцем Вильгельмом фон Урахом.

Верности королю у литовских депутатов хватило ровно до революции в Германии. Сменившему фон Ураха председателю Тарибы Антанасу Сметоне вскоре пришлось бежать из Вильнюса, поскольку туда заявились большевики. Вскоре их выбили поляки, решившие, что славянский юго-восток должен принадлежать им. Сметона обиделся и решил договориться с большевиками, посулив им помощь против поляков в обмен на возврат утерянных земель и 3 миллиона рублей золотом.

Заплатив деньги и отбив Вильнюс, красные вернули его литовцам, но ответной помощи не дождались. Когда, разгромив под Варшавой товарища Тухачевского, поляки перешли в наступление, литовцы преспокойно позволили им обойти правый фланг 3-ей Красной Армии по своей территории.

Наказание последовало мгновенно. Заняв Виленский край вторично, польский генерал Желиговский сначала объявил его независимым государством «Срединная Литва», а затем и вовсе присоединил к исторической родине. Так господин Сметона первый раз получил по лбу граблями, на которые сам же и наступил!

Следующий раз наступил в январе 1923 года, когда Литва решила поживиться за счет разоруженной Германии. Морозным январским утром в Мемель вошло три тысячи переодетых в штатское солдат во главе с майором контрразведки Половинскасом. Объявив отважное воинство местными повстанцами, Сметона заявил о присоединении города, чего обязывался не делать. Затаив хамство немцы припомнили Литве её коварство через шестнадцать лет.

Пустые ножны Маннергейма

Захватывая Псков и Ямбург, эстонцы обосновывали вторжение борьбой с большевистской угрозой. У финнов подобного оправдания не было. Признав независимость Финляндии, Советская Россия больше месяца не вмешивалась в баталии тамошних красных и белых. Но 23 февраля 1918 года командующий белофиннами швед голландского происхождения и бывший российский генерал Карл Маннергейм заявил, что «не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена от большевиков Восточная Карелия». Финская армия получила приказ занять приграничные территории до линии Кольский полуостров — Белое море — Онежское озеро — река Свирь — Ладожское озеро.

Петербург Маннергейм пожелал превратить в зависимый от Финляндии «вольный город». Генерала поддержал глава белофиннов Свинхувуд. Этот потребовал от России всю Карелию, Кольский полуостров с Мурманском и впоследствии прославленную в комедии «Иван Васильевич меняет профессию» Кемску волость. Разумеется, не обошлось и без немецкого кандидата на престол. Провозгласив Финляндию монархией во главе с принцем Фридрихом Гессенским, белофинны пригласили в страну германские войска.

С опозданием поняв, какой подарочек заимели на северо-западной границе, большевики 1 марта признали созданную красными Финляндскую Социалистическую рабочую республику, но было уже поздно. Армия Маннергейма и германская дивизия фон дер Гольца уже громили отряды ФСРР на всех фронтах. Параллельно маннергеймовцы захватывали корабли российского флота, частные и государственные заводы, дачи петербуржцев… Всего за три месяца новорождённое государство нахапало на астрономическую сумму — 17,5 миллиардов рублей золотом.

Почти одновременно началось наступление финских войск в Карелии и Заполярье. Первые отряды Маннергейма перешли российскую границу 15 марта, а уже три дня спустя в захваченной Ухте прошло первое заседание «Временного комитета Восточной Карелии», постановившего присоединить край к Финляндии.

Зверства захватчиков поражали воображение даже по тем свирепым временам. Пленных распиливали двуручной пилой, им вбивали в уши и глаза винтовочные патроны, иногда солдаты даже варили в котлах отрезанные головы, скармливая их потом собакам.

Поначалу Германия, заключившая с Советской Россией Брестский мир, сдерживала аппетиты раздухарившихся вояк, но после падения кайзера Вильгельма рухнули троны и его прибалтийских вассалов. Срочно преобразовавшись в республику и сменив ориентацию с Берлина на Лондон, Финляндия потребовала от командующего белогвардейскими войсками на северо-западе Николая Юденича признания независимости и уступки Карелии. Взамен белым обещали помочь взять Петроград, но в итоге финны надули Юденича еще циничнее, чем эстонцы. Захватывая карельские уезды, они вышли на подступы к Петрозаводску и Лодейному Полю, однако штурмовать Петроград не стали, и армия Юденича была разгромлена.

Подлость финнов вышла им боком, точно также как и литовцам. Развязавшиеся с белогвардейцами большевики стали выбивать оккупантов обратно. Вместе с ними бежали в Хельсинки «Временный карельский комитет», «Временное правительство Архангельской Карелии» и прочие финские марионетки.

Согласно мирному договору, подписанному 14 октября 1920 года в Тарту, Финляндия смогла удержать лишь Печенгу, но этого ей было мало. Уже 6 декабря следующего года финские отряды снова вторглись в Карелию. Через два месяца их выкинули, но Москве стало ясно: убирать меч в ножны в Хельсинки не собираются.

ИНТЕРНАЦИОНАЛ МАРОДЕРОВ

За последние сто лет на границах России уже третий раз наблюдается одна и та же печальная картина. Едва у нас возникают проблемы по причине внешнего вторжения или внутренней смуты, как целая стая маленьких, но очень гордых держав немедленно спешат урвать себе кусочек. Впереди стаи, как правило, бегут наши северо-западные соседи. Эти, стремятся, если не куснуть, так хотя бы плюнуть в душу, как случилось в недавней истории с памятником советским солдатам в Таллине. Само собой, происходящее прикрывается красивыми лозунгами национального освобождения и борьбы с тоталитаризмом. Но, присмотревшись повнимательнее, видишь лишь жажду наживы, приправленную характерной злобой, страдающих комплексом неполноценности политических карликов. В случае с Эстонией и Латвией к этим прелестным свойствам можно прибавить еще и черную неблагодарность к людям, которым оба государства обязаны своей независимостью.

Спасти агронома Ульманиса

Оккупировав прибалтийские губернии Российской Империи, кайзеровская Германия немедленно приступила к их обустройству. Уже 14 апреля 1918 года на территории от Лиепаи до Нарвы возникло Балтийское герцогство во главе с братом кайзера Вильгельма Георгом Гогенцоллерном.

Многократно переходившее от тевтонских гроссмейстеров к датским и шведским королям, а от них к российским монархам, местное население восприняло новых хозяев с привычной покорностью. Однако в ноябре Германская Империя рухнула, и её войска оставили завоеванные территории, предварительно посадив там местных марионеток. В Риге таковой стал бывший агроном Карл Ульманис, а в Таллине бывший же помощник адвоката Константин Пятс.

Троны обоим достались шаткие, а воинство хилое. Считавшиеся лучшими частями Красной Армии латышские и эстонские стрелки в считанные дни захватили большую часть развалившегося герцогства. Агроном и присяжный поверенный уже собирали чемоданы, но оказалось, что у части населения, которую впоследствии назовут некоренной, совсем другие планы.

Воспользовавшись имевшимися в стране запасами оружия, многочисленная немецкая диаспора организовала несколько крупных отрядов добровольцев. В Лиепае для помощи соотечественникам высадилась германская дивизия фон дер Гольца, только что подавившая революцию в Финляндии. Вместе с ними выступили русские военные во главе с генералом Родзянко, полковником Бермондт-Аваловым и князем Ливеном. Вошедший на Балтику британский флот высадил в Таллине морскую пехоту и финско-шведско-датский добровольческий отряд «Парни с севера». Вскоре общими усилиями красных разбили, и Ульманис с Пятсом облегчённо вздохнули.

«Условия о военных добычах»

В мае 1919 года созданная на основе отряда Родзянко русская Северо-Западная армия двинулась на Петроград. Возглавил ее бывший командующий Кавказским фронтом Николай Юденич, прославившийся победами над турками под Сарыкамышем и Эрзерумом. Справедливо считая, что долг платежом красен, белые предложили эстонцам их поддержать. В Таллине взамен потребовали признать независимость Эстонии. Юденич согласился, и две эстонские дивизии присоединились к его армии. Вёл их бывший подполковник российской армии Йохан Лайдонер. Ранее Лайдонер успешно служил у красных, но когда те его уволили, ощутил себя ревностным патриотом исторической родины.

Юденичу эстонский главком помогал своеобразно. Старался, чтобы и красные белых не разбили, и те Петрограда не взяли. Например, восстали против большевиков гарнизоны фортов Красная Горка и Серая Лошадь, а на двигающихся к ним горячих парней, словно столбняк напал. Так и простояли, пока красные не отбили форты обратно.

Другая эстонская дивизия тоже не торопилась. Захватила Псков, да и встала в нескольких верстах от него, следя лишь, чтобы красные не отбили город обратно. Эстонцам было что защищать. Их псковский наместник, авантюрист и бандит Станислав Булак-Балахович нещадно грабил Псковщину для новых хозяев, разумеется, не забывая и себя.

Подобно Лайдонеру, Булак-Балахович успел послужить и в царской армии, и у красных. Отряд его настолько прославился грабежами и разбоями, что атаман, не ожидая трибунала, перешел к белым, реально работая на эстонцев. Крестьян окрестных деревень атаман заставлял сдавать эстонцам лён, занизив обычные расценки в десять раз. Возмущавшихся пороли и вешали. Кроме того, «батька» издал специальный приказ, о передаче Эстонии оборудования завода псковского купца Штейна «на основании условий о военных добычах».

Зависящий от эстонцев и покровительствующих им англичан, Юденич долго терпел этот беспредел, но когда Балахович начал ещё и печатать фальшивые деньги, вышвырнул его из Пскова. Лишившись «военных добыч», Лайдонер очень обиделся и увёл войска с фронта. Красные сначала не поверили такому счастью, но, придя в себя, заняли Псков и ударили во фланг Юденичу. Первое наступление белых на Петроград провалилось.

Мы похоронены где-то под Нарвой

Готовясь к повторному штурму Петрограда, Юденич усилил Северо-Западную армию переброшенной из Латвии дивизией Ливена. Вслед за ним готовился выступить и Бермондт-Авалов, которому после отъезда фон дер Гольца подчинялось и большинство немецких отрядов. Противопоставить им было нечего — все лучшие соединения красных, включая латышских и эстонских стрелков, шли навстречу наступающему на Москву Деникину.

Опасаясь потерять все, большевики решили пожертвовать малым и предложили прибалтам признать их независимость в обмен на отказ от поддержки Юденича. Советско-эстонские переговоры начались 15 сентября, причем Таллин нагло шантажировал и красных, и белых. Требуя от Советов Ивангород и Печоры, Пятс одновременно добивался от их врагов уступки побережья Финского залива вплоть до Ораниенбаума.

Отвергнув шантаж, Юденич с отчаянием обреченного атаковал позиции 7-ой красной армии, взял Гатчину и Царское Село, дошел до Пулковских высот, но на последний рывок сил не хватило. Поскольку эстонцы едва шевелились, и красные сняли с фронта большую часть противостоящих им частей и ударили по флангам Юденича от Петергофа и Тосно. Подавленная троекратно сильнейшим противником, Северо-Западная армия покатилась назад.

А что же Бермонт? А он узнал, что Ульманис вслед за Пятсом принял предложение большевиков и 8 октября под видом представителей Красного креста послал в Москву правительственную делегацию. Одновременно получили подкрепления латышские и эстонские войска, преграждавшие русско-немецким частям дорогу на восток. Помимо мобилизованных латышских крестьян, Ульманис поставил под ружьё даже пленных красных, которых союзники ему передали.

Поняв, что его сдают, Бермондт, сорвался и атаковал первым. Однако к тому времени вооруженные англичанами латышская и эстонская армии уже набрали силу, а с моря их поддержали орудия британских крейсеров. Прорыв не удался, армия Бермондта капитулировала, и её выдворили за пределы Латвии.

Армии Юденича пришлось куда хуже. Отброшенная к эстонской границе, она отбила три штурма Ивангорода и Нарвы. Но пока русские солдаты истекали кровью, чиновники Пятса неспешно обсуждали цену их голов. Сошлись на Ивангороде, Печорах и контрибуции в 15 миллионов рублей золотом. Латыши получили Пыталово и 4 миллиона. Население захваченных прибалтами территорий на 95–99% состояло из лиц славянской национальности.

Разоруженных белогвардейцев загнали на лесоповалы, торфоразработки и в сланцевые шахты, где они тысячами умирали от голода и тифа. Талабский полк при переправе через Нарову расстреляли из пулеметов. Эшелоны со снаряжением Северо-Западной армии и большую часть личного имущества её солдат эстонцы реквизировали. Самые резвые не брезговали сдирать с бывших товарищей по оружию обручальные кольца и нательными кресты.

...Когда в 1940 году Лайдонер и Пятс попали в руки НКВД, их хотя и посадили, но содержали во вполне комфортных условиях. Судя по тому, что первый скончался в 1953 году, а второй дожил аж до 1956-го, в Кремле оценили заслуги эстонских лидеров в обороне Петрограда. С Ульманисом обошлись ещё гуманней, позволив выехать за границу. А вот восстановись у нас тогда монархия, всех троих наверняка бы повесили. И вполне заслуженно.

Ю.Нерсесов