Разработанное в XVII–XIX веках исчисление бесконечно малых принято в программах естественнонаучных и технических ВУЗов называть высшей математикой, хотя с тех пор появилось немало математических дисциплин, на чьём фоне это исчисление выглядит столь же примитивным, как на его фоне — арифметика для начальных классов школы. Само исчисление строится на двух основных операциях: дифференцирование — грубо говоря, измерение угла наклона кривой в выбранной точке; интегрирование — определение площади под выбранным участком кривой. Понятно, малейшее изменение формы кривой — например, рисование от руки с неизбежным дрожанием пера — почти не влияет на результат интегрирования, зато может радикально поменять результат дифференцирования.
В биржевых сводках то и дело сообщают: опубликованы сведения о запасе в нефтехранилищах Соединённых Государств Америки — он вырос/упал на столько-то процентов — соответственно нефть подешевела/подорожала примерно на столько же процентов. Сам этот запас отродясь не превышал десятой доли однодневной мировой нефтедобычи. Его колебания существенно меньше однодневного потребления в самих СГА. Потребление той же нефти во всём остальном мире колеблется вовсе не синхронно с внутриамериканским, и всемирный спрос на нефть почти не связан с публикуемыми американскими данными. Влияние публикаций на биржевые цены несравненно выше их же влияния на реальный спрос. А вот сами колебания цен весьма ощутимо сказываются на спросе (и в несколько меньшей степени — вследствие инерции технологических цепочек — на предложении). Ничтожно малая локальная причина через биржевой усилитель резко раскачивает всё мировое хозяйство.
Такая раскачка мощно бьёт по интересам производителей и потребителей (не только самой нефти: от неё через энергетику и химическую промышленность зависят практически все отрасли), зато несомненно выгодна спекулянтам. Напомню: примерно 9/10 биржевых сделок по нефти заключается не в расчёте на реальную поставку, а исключительно ради заработка на ожидаемых колебаниях цен. Поэтому спекулянты оправдывают свою бурную реакцию на ничтожно мелкий показатель двумя соображениями: «мы по изменениям американского запаса прогнозируем развитие всего мирового потребления» и «у нас нет других ориентиров». Оба утверждения неверны: развитие мирового хозяйства можно предсказать по множеству ориентиров, причём каждый из них примерно так же ненадёжен, как изменение запаса нефти в СГА, и приемлемо точный прогноз требует учёта всех факторов сразу.
На экономику Российской Федерации цена нефти влияет не только через колебания энергетического и химического рынков. От неё прямо зависит курс рубля. Любая перемена нефтяной конъюнктуры буквально на следующий день откликается на Московской межбанковской валютной бирже, а по результатам её торгов Центральный банк РФ устанавливает курс на следующий день.
Это, кстати, существенно упрощает задачу спекулянтов: зная цену нефти, они могут играть на рубле практически без риска. Между тем изначально биржи возникли не для игры, а для одновременной встречи как можно большего числа продавцов и покупателей, дабы максимально усреднить и унифицировать условия всех сделок, а остаточный риск переложить на спекулянтов, заключающих сделки не на реальные поставки товаров и услуг, а на колебания их цен. Спекуляция — рассмотрение, то есть сделка в расчёте на собственные рассуждения о будущих процессах — должна предотвращать потери реальных производителей и потребителей, и заработок на спекуляциях играет роль страховой премии, неизбежной при защите хозяйственной деятельности. Но когда спекулянт обретает возможность действовать без собственного риска, его доход становится данью, наложенной на неспекулятивное хозяйство.
Как нефть нужна не только для заполнения хранилищ в СГА, так и рубль нужен не только для игры на ММВБ и даже не только для обслуживания российской нефтегазодобычи. Он работает на всём огромном внутреннем рынке РФ и даже — по многим недавним соглашениям о международных взаиморасчётах — на нескольких громадных экспортно-импортных потоках. Отчего же он так сильно зависит от нефти?
Ещё в прошлом тысячелетии Международный валютный фонд и Всемирный банк сформулировали десять требований к странам, получающим от них кредиты. По месту пребывания этих глубоко уважаемых друг другом организаций десять заповедей либерализации экономики названы Вашингтонским консенсусом. Выглядят они красиво, но мировой опыт давно доказал: результат их соблюдения — не улучшение положения дел в стране, а лишь её плотная привязка к экономике стран, чьи деньги МВФ и ВБ выдают в кредит.
Для этой цели, в частности, одной из главных целей любых экономических реформ объявлено привлечение зарубежных инвестиций. Как исторический опыт, так и теоретический анализ доказывают: зарубежные инвестиции вредны хотя бы потому, что человеку свойственно заботиться о ближних, а потому инвестор развивает то, что нужно его стране, а не месту инвестирования. Вдобавок цель вложения средств — прибыль, и зарубежные инвесторы постоянно нуждаются в обмене местной валюты на деньги, имеющие хождение на их родине. Следовательно, ради репатриации доходов инвесторов необходимо привязывать сумму местной валюты к сумме запасов валют тех стран, откуда поступают инвестиции, и/или иных ресурсов, допускающих быстрый (и не зависящий от текущего состояния рынков) обмен на эти валюты.
Золотовалютный запас накапливается из отчислений от скромной разницы между доходами от экспорта и расходами на импорт. Сами эти направления тоже далеко не исчерпывают деятельность страны. Таким образом картина та же, что на нефтяном рынке: колебания ничтожно малой доли хозяйства мощно влияют на показатель, сказывающийся на всём хозяйстве.
Более того, текущие цены и курсы учитываются при решениях об инвестициях — то есть на большую перспективу. Долгий — и потому устойчивый к переменчивым мелочам — результат интегрирования ставится в зависимость от чувствительного к любой случайности результата дифференцирования.
В частности, свободная конверсия местной валюты в зарубежные, предписанная Вашингтонским консенсусом ради упрощения вывода за рубеж прибыли от инвестиций и тем самым привлечения из-за рубежа этих самых инвестиций, привязывает валюту к весьма узкой опоре, снижает её устойчивость и тем самым ухудшает привлекательность страны для внешних и внутренних инвесторов. Вспомним хотя бы, что Китай принудительно удерживает стабильное (и по паритету покупательной способности сильно заниженное) соотношение своего юаня с долларом — и туда вкладывают несравненно больше, нежели в РФ, чей рубль колеблется согласно требованиям МВФ и ВБ.
У нас давно и бурно обсуждают «национализацию рубля» — привязку эмиссии не к золотовалютным запасам, а ко всему объёму товаров и услуг, производимых в стране. Увы, за 1990–2005-й годы, когда бюджет РФ был остродефицитен и жизненно зависел от кредитов МВФ и ВБ, из аппарата экономического блока правительства вытеснены все, кто сознавал или хотя бы ощущал пагубность долгосрочных последствий соблюдения Вашингтонского консенсуса. Теперь там только те, кто соблюдает десять заповедей либерализма строже десяти заповедей, несколько тысячелетий назад принесёных Моше Амрамовичем Левиным на каменных плитах с горы Синай. Люди с иными взглядами не впишутся в коллектив. Если ЦБ РФ начнёт выпускать рубли сообразно возможностям всей страны, а не только ММВБ, экономический блок правительства согласно своим правилам изобретёт новые способы стерилизации денежной массы — недопущения денег в обращение (и инвестирование) внутри страны.
Страна, полностью опирающаяся на собственные инвестиционные возможности (как СССР примерно в 1935–1965-м годах), вовсе не нуждается в свободной конверсии своей валюты и соответственно не скована Вашингтонским консенсусом. Нынешний мир слишком сложен, чтобы всё делать самостоятельно. Какие-то экспорт и импорт нужны всем. Но ставить в зависимость от них всю внутреннюю жизнь — всё равно, что заниматься только дифференцированием, забыв об интегрировании.
Оценили 3 человека
3 кармы