Многие люди ныне удивляются, глядя на всякие современные «операции», почему очень крупное государство так долго не может победить намного меньшее? И почему даже в случае, если крупное начинает побеждать, то тут же постоянно начинаются «мирные переговоры», «перегруппировки войск» и иные «жесты доброй воли», после чего все результаты побед сходят на нет?
Однако удивляться нечему. В истории есть много прецедентов, когда «отмайданенная» мировой революцией провинция с дрянной армией успешно отражает атаки войск имперской столицы, если она наполнена сторонниками бунтовщиков. Так, например, в свое время США победили Лондон. Сейчас точно доказано, что лондонский Сити активнейше помогал американским мятежникам, а потом еще и откровенно радовался их победе над своим же королем. Сам Джордж Вашингтон открыто презирал слабую американскую армию, но благодаря поддержке лондонских «братьев» она все-таки выиграла. В результате той «войны за независимость» образовалась настоящая цитадель мировой революции – Америка, да и Британская империя почти потеряла те остатки аристократизма и христианства, которые там еще были в то время.
Но еще более интересна в этом плане история французской революции, которая закономерно началась после победы американской. Особенно показателен эпизод с битвой при Вальми, произошедшей 20 сентября 1792 года в ходе наступления на нее войск первой коалиции христианских государей Европы, абсолютно превосходившей в своей мощи сброд парижских бунтовщиков. Этот пример ярко свидетельствует о том, что никакой победы над революцией быть не может, если революционеры сумели тайно оседлать еще и контрреволюционные войска. Данную битву и ситуацию вокруг нее хорошо описала крупная русская исследовательница графиня С.Д. Толь в своей глубокой книге «Ночные братья. Опыт исторического исследования о масонстве в Германии» (ее имя после 1917 г. было закономерно предано забвению). Сейчас даже французский президент Макрон фактически признал ее правоту, поскольку публично заявил, что вся его республика стоит на масонском фундаменте. Графиня Толь красочно описала начало истории республиканской Франции, и крайне шаткое на тот момент положение банды парижских узурпаторов и слабость их армии, на которую двигались войска объединенной христианской Европы. После этого она написала следующее:
«При таких обстоятельствах казалось, чего было бы легче австрийцам, не поджидая прусских войск, одним форсированным маршем дойти до Парижа, разгромить якобинцев и их приспешников и восстановить короля во всех его попранных кучкою негодяев правах? Но… но, говорить Гейссер «Германия не была ещё готова, военные сборы не были окончены «и эта возможность скорого окончания войны была отложена». (Гейссер, стр. 295 по 299).
Целых три месяца вооружалась коалиция, а тем временем Людовик был низвергнут с престола, и республика была объявлена (события 10 августа и последующих дней), раньше, чем дело дошло до сражения.
Такая медлительность со стороны союзников всегда являлась для историков, неразрешимой загадкой, но для тех, кто признаёт вмешательство тайных обществ в ход мировой истории, этот факт не представляет собой ничего непонятного.
Если Австрийский император и король Прусский всей душой стремились одолеть революцию, то их сановники и генералы смотрели на дело иначе. Между ними не было заметно ни малейшего воодушевления, и всё, что можно было только сделать, чтобы оттянуть войну и дать возможность французам сформировать хоть слабое подобие настоящего войска, всё это добросовестно ими было сделано. Оно и понятно. Тайная присяга восторжествовала над явной, а «народная гордость» не существует в сердцах международных заговорщиков.
Союзным монархам сумели ловко внушить мысль избрать главнокомандующим герцога Карла-Вильгельма-Фердинанда Брауншвейгского (родился в 1735 г.), сына того самого герцога Фердинанда Брауншвейгского, председательствовавшего на Вильгельмсбадском конвенте, на котором была решена казнь того Людовика, которого пытались теперь вырвать из рук тех же его палачей!
Род герцогов Брауншвейгских вообще играет не маловажную роль в истории масонства, и в масонских сочинениях похвал этому роду находится не мало. Главнокомандующий состоял в числе офицеров, принимавших участие в Семилетней войне, и сражался рядом со своим отцом под начальством короля-масона против католической Австрии и самодержавной Марии-Терезии. Хотя данные о принятии его в число Ночных Братьев не стали ещё всеобщим достоянием, но сомневаться в этом невозможно: всё его поведение во время похода, вызывающее у Гейссера растерянное до комизма удивление, подтверждает нас в этом несомненном факте, и, благодаря ему, становится вполне понятным и легко объяснимыми (стр. 349–358).
Присмотримся к его действиям по подробнее, так как ими неоспоримо подтверждается, что измена есть прямое следствие, вытекающее из принадлежности к Ночному Ордену.
В июле 1792 года собрался в Майнце обще княжеский германский сейм. На этот сейм явился посланный Людовиком женевец Малле-дю-Пан и от имени несчастного короля умолял немецких монархов не придавать значения невозможным требованиям эмигрантов, не смешивать французский народ с якобинцами, грозя всем, огулом, средневековыми наказаниями за их непокорность власти и, в особенности, отнюдь не объявлять, что все дарованные свободы будут снова отняты, так как такими заявлениями они весь народ только бросят в объятия якобинцев и окончательно погубят короля, его семью и всё монархическое начало. Кажется, ясно, логично и вполне правильно.
Что же делает герцог Брауншвейгский?
25 июля, будто под влиянием одного из эмигрантов, некоего маркиза де Лимон, герцог издаёт манифест, в котором он грозит, что не только Париж будет уничтожен до основания и стёрт с лица земли, но и все города, местечки и даже сёла, которые тотчас же не вернутся в полное повиновение королевской власти, подвергнутся той же участи. Злейший враг Людовика не мог бы придумать более убийственного для него заявления, но герцог и был злейшим врагом злополучного монарха, и враг не личный, а принципиальный, не знающий ни жалости, ни милосердия…
Манифест этот, кроме того, был совершенно неосмысленный, так как летние месяцы, удобные для военных действий, уже были на исходе, а вдобавок, вместо требуемой армии в 110 тысяч человек, под ружьём было всего 80 тысяч. В самых последних числах июля, союзное войско двинулось из Кобленца, но хотя нигде не наткнулось на неприятеля, тем не менее, шло крайне медленно. Целых восемь дней армия простояла около Трира, ради устройства санитарной части, подвоза багажа и подвоза муки, которая почему-то должна была непременно быть молота исключительно только в Магдебурге, в северной Пруссии!
Вторая четырехдневная остановка (с 14 по 18 августа) была произведена под стенами Монфора, чтобы генералитет мог прийти в себя от нравственного потрясения и удручённого состояния, произведенного на их сердца событиями, разыгравшимися 10 августа в Париже!
Наконец, 19 августа союзники перешли границу и тут были несколько ободрены тем фактом, что при первой встрече с прусским авангардом неприятельский разъезд бежал сломя голову.
23 августа и 2 сентября сдались без боя две большие французские крепости Лонгви и Вердюн.
Положение несчастного главнокомандующего становилось всё более и более затруднительным. Ему стало ясно, что, не смотря на своё искреннее желание быть побеждённым, он, наверное, окажется победителем.
Как быть с присягой, принесённой таинственному Патриарху (всемирному главе масонства – прим. И.Д.)? Тут его осенила спасительная мысль: под предлогом наступающей осени прекратить до весны военные действия. За это время, авось, удастся из разношерстной толпы превратить французскую армию в настоящее войско и тогда быть им благополучно побитым. Однако, Фридрих-Вильгельм на его предложения не пошёл и наступательное движение союзников продолжалось.
Тогда герцог начал делать одну стратегическую ошибку за другой, и эти ошибки были столь грубы, что до сих пор приводят в изумление военных историков.
Что же, нам и это не ново!
Под всякими предлогами, а главным образом под предлогом хлебопечения он систематически давал французам возможность укрепиться и ввести в армию хоть тень дисциплины. Но вечно этого делать было невозможно и 20 сентября произошло знаменитое сражение при Вальми. В самом начале боя несколько прусских гранат попали в пороховые ящики французов. При виде этих взрывов неописуемая паника овладела стоящими вблизи от взорванных ящиков частями французских войск. Пошли бы в эту минуту немцы на них в штыки и полное поражение было бы неминуемо. Немцы рвались в бой; пехота была готова броситься в атаку и нервно ждала приказания выступать… Но приказ не был дан…
Герцог удовольствовался безвредной канонадой… Молодые офицеры, не успевшие ещё поступить в орден, и не изменившие поэтому своему знамени, в отчаянии ломали свои шпаги, а поэт Гёте, масон и иллюминат, утешал их тем, что они пережили всемирно-исторический день! (Гёте пошёл в качестве зрителя на эту трагикомичную войну). И Гёте был прав. Нарочно проигранное Брауншвейгом сражение при Вальми было погребальным днём старой, христианской, монархической Европы!
Измена восторжествовала и в этом главным виновником был Фридрих II. Недаром Ночные Братья его величают Фридрихом Единственным.
Одна роковая ошибка, скажу больше, преступление одного человека переменило весь строй мировой жизни. Не совершись ночное событие с 14 на 15 августа 1738 года в городе Брауншвейге, не было бы пролито столько крови в ненужных войнах, не подрывались бы теперь, спустя почти 150 лет, все устои человеческой цивилизации: христианство, монархическое правление, семейные начала и права собственности. Не было бы тех многочисленных революций, которыми так богат не только XIX, но и наш юный XX век, революций, всегда пагубно отзывающихся на всём строе общественной жизни народов; не проповедовались бы дикие теории социализма и анархизма; не подготовлялось бы, как мы это теперь переживаем, полное порабощение арийских рас – семитической, с его неизбежным последствием, полного упадка нравственности и благосостояния покорённых ею народов!
Сражение при Вальми собственно ни кем не было ни выиграно, ни проиграно, так как обе армии остались на занятых ими ранее позициях, но немцы весьма правильно сочли это сражение для себя позором, а французы – блестящею победою, так как здесь впервые их юные войска не убежали при одном лицезрении неприятеля. Конечно, все это дело было бы для герцога вполне поправимо. Но этого, он, верный раб таинственного Патриарха, не мог, или вернее не смел желать. Вместо нового сражения он вошёл в какие-то дипломатические переговоры с французскими генералами, которые и стали ему предлагать отдельный союз Пруссии с Францией. Об этом узнали в Вене и австрийские войска были отозваны.
Тогда осталось только вернуться восвояси, что и было исполнено 29 сентября, не потревоженные неприятелем, но, сильно страдая от бездорожья, недостатка припасов и кровавого поноса, прусские войска начали свой обратный путь и вскоре благополучно добрались до своей границы. Так плачевно кончился знаменитый поход герцога масона!
Через некоторое время французы оперились; у них народились и боевые генералы, и сам непобедимый Наполеон. Роли переменились; не немцы пошли на Францию, а французы на Германию и это было им легко: на их стороне были Ночные Братья.
Масоны грудью стали за Наполеона в ошибочном убеждении, что он их человек, почти их раб, и что, благодаря его военному гению, им удастся, наконец, добиться желанной, давно преследуемой ими цели: уничтожения христианства, монархии, семьи и собственности. В этой надежде, они терпеливо сносили и его деспотический нрав, и его необузданную склонность воцарять членов своей семьи на все сделанные им же «вакантными» троны Европы. Так продолжалось до 1807 года. Но когда Наполеон основал Вестфальское королевство и назначил королём этой новоявленной державы своего брата Иеронима, тут Ночные Братья прозрели, и с этой минуты непобедимый дотоле полководец вдруг стал победим. От поражения к поражению, они довели своего бывшего любимца сначала до острова Эльбы, а потом и до острова Св. Елены”.
Игорь Друзь
Оценили 5 человек
11 кармы