В Московском государстве проводили политику жёсткой ассимиляции как мусульманского, так и католического населения, как об этом сообщает архидиакон Павел Алеппский:
"Патриарх Никон сообщил в этот день за столом нашему владыке патриарху, что кругом города Казани живут шестьдесят тысяч мусульман, которые платят харач и (всякие) поборы. Они крестятся днем и ночью. Он Раcсказывал, что московиты считают их нечистыми и не сообщаются с ними, не едят с ними и не пьют. Кто из них окрестится, тот не смеет ходить к своим родным, а если пойдет по необходимости, то не ест с ними из одного блюда и за их столом, а из отдельного блюда и за отдельным столом, из опасения возбудить злобу московитов и подвергнуться наказанию от них за то, что он ел с мусульманами, ибо у них это считается чем-то отвратительным и весьма нечистым, именно (они думают), что крещение оставило его и он нуждается в новом крещении. Если жена окрестившегося также окрестится вместе с ним, то будет его женой, а если не пожелает, то отнюдь не дозволяют (ему) приближаться к ней, но разводят ее с ним и женят его на христианке. Крестившийся получает от щедрот царя одежду, сукна и много динаров, и один из государственных сановников бывает его крестным отцом. После крещения бросают все его платье и надевают на него новое, даже (новый) колпак на голову и (новую) обувь на ноги. Они твердо верят, что именно такой крестный отец избавляет его от мрака неведения и руководит к истинному свету. Впоследствии мы видели, как они крестили взрослых людей в нашем присутствии в Москве-реке. Священник, прочтя положенные молитвы, налил деревянного масла и раздел (крещаемаго), оставив его в одной сорочке, которую снял только тогда, когда ввел его в воду и погрузил, дабы не обнаружились его pudenda. Он поднимал и опускал его трижды при помощи пояса, пропущенного под мышки, затем вывел его, после того как трижды погрузил его с головой, тотчас одел во все новое, потом, по обыкновению, обошел с ним три раза кругом воды, поя положенную стихиру; при этом как он, так и все присутствовавшие имели в руках свечи. Мы увидели нечто чудесное: их лица, быв черными и мрачными, тотчас – о удивление! – преобразились в сияющия светом. Их было трое мужчин: двое из татар малдван (мордва), а третий из ханских татар. Они знают по-турецки. Крещение совершилось, после того как они у нас, в монастырской церкви, в течение всего великого поста, усердно посещали службы ночью и днем, причем, как оглашенные, стояли вне церкви. Священник учил их крестному знамению, молитвам и тайнам веры. Один из них был старец. Мы дивились на московитов: они так высоко ставят, веру, что не крестят никого раньше чем он пробудет шесть недель, т.-е. 40 дней, в каком-либо монастыре, не входя в церковь. Так поступали теперь и с ляхами и крестили вторично, хотя это недозволительно: но московиты отнюдь не принимают их, не окрестив. Таким образом ляхи, поневоле, просят крещения, дабы их приняли и любили от всего сердца. Крестившиеся получают высокия должности." (архидиакон Павел Алеппский Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, книга VIII, глава VII)
А вот каково было отношение к послам Османской империи и даже к православному духовенству из числа подданных последней:
"Нам рассказывали, что отец теперешнего царя, в Бозе почивший Михаил, сын Феодора, когда приезжал к нему посол от турок и на приеме целовал полу его одежды, клал, в знак дружбы, правую свою руку на голову посла, и лишь только этот уходил, приносили воду и мыло, и царь умывал руки, полагая, что они осквернились от прикосновения к голове посла. Посмотри на эту набожность и верование! Нам рассказывали также, что в старину, когда к московитам приезжал архиерей или патриарх из греческих земель, они не допускали его к служению в своих церквах, полагая, что он осквернился от турок; а также, когда приезжали греческие купцы, их совсем не пускали в церкви, дабы они не осквернили их, будучи сами оскверненными. Ежели кто из них оставался во имя царя (Выше (кн. V, гл. 10) автор пояснил, что остававшийся во имя царя получал от него содержание, но не мог уже выехать из России), женился и делался драгоманом, то священники ставили его, в течение 40 дней, вне церкви, в положении оглашенного, затем его помазывали миром и по прочтении молитв вводили в церковь, полагая, что он очистился. Впрочем, с того времени как к ним приезжали Иеремия, патриарх константинопольский, Феофан иерусалимский и другие и имели с ними общение, они привыкли к иностранцам; но и до сих пор, когда приедет посол от турок или от франков, его вводят в приемную палату не но лестнице церкви Благовещения, а чрез наружную дверь, что на средине дворцовой площадки, ибо в деле веры они держат себя весьма далеко от иностранцев, чему мы видали с их стороны удивительные примеры." (там же, книга VII, глава V)
И вот каково отношение государя Алексия Михайловича к турецкому и арабскому языкам:
"Наш учитель говорил с драгоманом на греческом языке, ибо, как мы упомянули, мы хорошо научились ему в то время, когда находились в обществе людей этого языка. То была нам великая милость от Бога, ибо здесь совсем не терпят турецкой речи и слышать ее не могут, думая, что осквернится их слух. Все драгоманы предостерегали нашего учителя, чтобы он отнюдь не говорил по-турецки. Разговаривая с драгоманом, он несколько запинался, ибо греки говорят быстро, а мы, хотя и научились их языку, не в состоянии говорить на нем так же бегло, как они, так как язык у них очень подвижен. Царь спросил драгомана: „почему патриарх не говорит быстро?“ Тот отвечал: „потому что он стал обучаться этому языку недавно, но он знает турецкий язык и, если царю угодно, будет говорить на нем». Царь сказал: „нет, нет! Боже сохрани, чтобы такой святой муж осквернил свои уста и язык этой нечистой речью!» Ненависть их к туркам очень велика. При вратах царя есть семьдесят переводчиков, знающих все языки, но арабского не знают. Бог оказал нам милость знанием греческого языка, иначе мы попали бы в большое затруднение." (там же)
По-моему, нам следует поучиться многому в отношении мигрантов у Московского Царства.
Оценили 6 человек
12 кармы