Весной 1863 года отставного офицера Василия Верещагина неожиданно вызвали в военное министерство. Полковник сразу перешел к делу: «Вам прочат блестящую карьеру живописца, господин Верещагин, и неужели вы собираетесь всю жизнь провести в душной мастерской? А желаете посмотреть мир и рисовать, что хочется? Расходы мы берем на себя. Вот только путешествовать вы будете по нашим маршрутам и тщательно изучать все вокруг, а потом сообщать нам. Но это может быть опасно».
Василий Верещагин думал недолго.
В биографии замечательного русского художника-баталиста Василия Верещагина до сих пор очень много чистых страниц. Дело в том, что большинство его дневников и зарисовок с натуры бесследно исчезли. Но главное – никого не допускали к исследованию его архивов. Архив принадлежал русскому военному ведомству.
Из донесения русского художника Верещагина Военному министерству России, Самарканд, 1868 год: «Люди здесь страшно бедные и жутко невежественные. Боятся и ненавидят русских. Придется потратить много сил, крови, выдержки и денег, чтобы хоть немного приручить аборигенов. И без крепких, хорошо вооруженных гарнизонов просто не обойтись. Об утверждении наших обычаев, тем более православия и речи идти не может, ислам здесь повсюду и навсегда, иначе снова война, но уже не с эмирами, а с религиозным фанатизмом всего народа».
В семье предводителя уездного дворянства Новгородской губернии Василия Васильевича Верещагина судьбу всех четырех сыновей решили уже с малолетства – только военная служба и никаких разговоров, ведь еще во времена Екатерины Великой род Верещагиных верой и правдой защищал интересы престола и отечества.
Родившийся в 1842 году в городе Череповце маленький Вася всего этого знать не мог и когда ему подарили набор карандашей на очередной день рождения, начал с удовольствием рисовать все подряд в отцовском имении, где прошло его детство.
Через восемь лет родители отвезли Васю в Александровский кадетский корпус. Тайком от отца, считавшего его увлечение полным вздором, он взял с собой все свои рисунки и карандаши.
Учебу юный Верещагин продолжил уже в Петербурге, в элитном морском кадетском корпусе, но мечту свою детскую не предал. Одновременно учился в рисовальной школе общества поощрения художеств.
По мнению начальства, его ждала блестящая карьера офицера. О таких данных можно было только мечтать – из хорошей дворянской семьи, прекрасное знание нескольких языков, физически крепок, в совершенстве владеет оружием. Однако Верещагин вскоре разочаровал своих наставников, подав в отставку.
Отец на отрез отказался разговаривать с предателем и выслушивать пустые резоны. А узнав, что он еще и поступил в Академию художеств, вообще запретил произносить его имя в своем доме.
Но предателем Василию Верещагину стать было не суждено.
В 1863 году Верещагин неожиданно оставляет Академию художеств и уезжает на Кавказ, который после многолетней войны с горскими племенами наконец-то удалось присоединить к России.
Перед отъездом его еще раз пригласили в военное министерство.
— «Господин Верещагин, вы должны помнить, что успех колонизации новых земель далеко не всегда зависит от силы штыков. Знание народа, его обычаев, настроений в обществе – вот истинный залог успеха».
На Кавказе он делает зарисовки всего того, что видит вокруг. Путешествует по военно-грузинской дороге. Какое-то время живет в Тифлисе. Раздавая нехитрые подарки заводит откровенные разговоры с местными жителями об их настроениях и отношении к новой власти, а все услышанное и увиденное заносит в путевой дневник.
Верещагину понравилась такая жизнь – путешествия, опасности, масса впечатлений и главное, рисует он то, что ему хочется рисовать. Но, что важно, военное министерство так же осталось довольно кавказским дебютом Верещагина.
В 1867 году командующий русскими войсками в Средней Азии генерал-губернатор Константин Кауфман получил секретную депешу из Петербурга – оказывать всяческое содействие художнику Верещагину, который скоро прибудет в штаб. Он собирается много путешествовать и рисовать.
Верещагин оказывается в самом центре войны за присоединение Туркестана к России и сам принимает в ней участие. Вместе с небольшим гарнизоном защищает Самаркандскую крепость от превосходящих сил непокорных эмиров. Рискуя жизнью ходит в разведку. Участвует в рукопашных схватках.
Когда военные действия практически закончились, он перебрался в Ташкент. Ходил по базарам, сидел в чайханах, продолжал много рисовать и не забывал про свою объемистую тетрадь даже тогда, когда с небольшим вооруженным отрядом его отправляли в рейд по завоеванным землям на борьбу с местными бандитами-работорговцами.
Результатами туркестанской эпопеи стали Георгиевский крест четвертой степени, персональная выставка в Петербурге и собственная мастерская в Париже.
Не каждый художник мог тогда себе такое позволить. И дело конечно не только в деньгах, но и в таланте. Никому так не удавались батальные сцены, как Верещагину. Степень достоверности и точности изображения удивляли.
О Верещагине заговорили. Его картинами и рисунками восхищались Владимир Стасов, Иван Крамской. Павел Третьяков купил несколько полотен для своей коллекции.
А для привыкшей к салонной живописи публики открылся совсем новый мир: «Нищие в Самарканде», «Политики в опиумной лавочке».
— «Господа, да ведь это где-то на краю земли. Неужели такие чудовища водятся на наших границах? Император прав, что послал туда войска».
Чиновничья верхушка ничего не имела против нищих и политиков, но вот на батальные сцены кабинетные патриоты ополчились сразу. Особенно досталось знаменитой картине «Апофеоз войны».
— «Какой жуткий реализм. Черепа. Воронье. А где же генералы при всем параде? Где поверженные враги».
Художника стали обвинять в нигилизме, в искажении исторических событий и откровенной лжи. Но ведь все написанное было жестокой правдой, которую он видел собственными глазами и фиксировал каждый день с риском для жизни.
Подобострастные газетчики пошли еще дальше:
«А что мы вообще знаем о господине Верещагине? Ничего утешительного, ведь именно он предательски отказался служить офицером на флоте Его Императорского Величества. Бросил Императорскую академию художеств, где ему любезно позволили учиться, а теперь фактически живет за границей. О каком патриотизме подобных господ может идти речь? Речь может идти только о предательстве».
Государство не купило у него ни одной картины. Обида художника была глубока.
Под влиянием нападок и клеветы в состоянии нервного припадка Верещагин сжег три своих замечательных полотна, а потом демонстративно отказался от звания профессора, которое ему все-таки присвоила в 1874 году Императорская академия художеств. Присвоила правда под нажимом общественного мнения.
В свою очередную командировку Верещагин отправился, проклиная заплывших жиром продажных петербуржских критиков. Что они знают о войне? Что они знают о его другой жизни?
В 1874 году Верещагина направляют в Индию.
Эта командировка чуть не стала для него последней. Он едет туда как свободный художник и может рассчитывать только на себя.
Наняв проводников из местного населения и не скупясь на деньги Верещагин путешествует по стране, забираясь в самые отдаленные районы.
Странствует в предгорьях Гималаев и Тибета. Исследует побережье Индийского океана. И как всегда много рисует и записывает свои впечатления в походную тетрадь.
Из донесения художника Верещагина военному министерству России (Калькутта. Британская Индия. 1875 год): «Нам здесь делать нечего. Да, страна сказочно богата. Не зря называют Индию жемчужиной Британской короны. И поэтому чтобы сохранить ее для себя англичане пойдут на все. Я видел, как расстреливали местных повстанцев. Их привязывали к жерлам пушек. Иностранцев не любят и более чем подозрительно к ним относятся. Я уже ощутил это на себе».
Английским колониальным властям скоро надоел этот слишком любознательный русский художник, очень походивший на замаскированного шпиона.
За ним началась слежка, а потом и настоящая охота.
Однажды он остановился на постоялом дворе и попросил хозяина помочь найти проводников за хорошую плату. Через несколько дней Верещагин отправился в путь.
Очень скоро один из проводников стал оказывать художнику особые знаки почтения, восторгался его рисунками и добротой. И однажды, остановившись на ночлег, Верещагин случайно услышал, как проводник рассказывал про него незнакомцу, что не похож на англичанина, что постоянно пишет что-то в книгу, а книга эта вовсе не английская, и еще много со всеми говорит.
Верещагин понял, что след взят и избавился от проводника. И все же продолжил свои индийские странствия. Теперь он почти физически чувствовал, что каждый его шаг известен. Опасности подстерегали повсюду.
Когда художник переправлялся через Ганг, в лодке вдруг стала прибывать вода. Откинув циновку, Верещагин обнаружил, что днище пробито.
В другой раз в одном из небольших городков Центральной Индии на него напала банда местных нищих и, если бы не револьвер, с которым он не расставался со времен Туркестана, неизвестно, чем могла бы закончится эта история.
Пора было возвращаться в Россию.
Через год разразилась русско-турецкая война. Ставка была огромной. Это не просто освобождение братьев славян из-под османского ига. Это утверждение российского влияния на Балканах.
Верещагин уже знает, что скоро он опять окажется в гуще событий.
Его причислили к составу адъютантов главнокомандующего русской армии, Великого князя Николая Николаевича с правом свободного передвижения по войскам.
Верещагин рисует. Собирает объективную информацию о происходящем и опять не хочет оставаться в стороне от настоящей войны.
В начале июня 1877 года, находясь среди военных моряков дунайской флотилии он узнает, что восьмого числа крошечная миноноска «Шутка» собирается атаковать огромный турецкий транспорт, перевозящий подкрепления. Не задумываясь, Верещагин добровольцем поднимается на ее борт. В результате атаки корабль противника получил значительные повреждения, но турки открыли такой огонь, что из команды «Шутки» спаслись немногие.
Вместе с командиром миноноски Верещагин получил тяжелейшие ранения, от которых чуть не умер.
Едва придя в себя после ранения, он отправляется в лагерь русских войск под турецкой крепостью Плевна. Участвует в ее третьем штурме.
Из донесения художника военному министерству России. Плевна. Болгария. 1877 год: «Турция проиграла войну, даже если она и продлится еще какое-то время. Население полностью на нашей стороне. Везде русские войска встречают как освободителей. Это прочная база для будущего. Это не Туркестан. Судя по всему, мы выиграли битву за Балканы в первую очередь у англичан, поддерживающих турок. Их разведчиков здесь хватает с избытком. Болгары говорят, что англичане боятся русского нападения на проливы Босфор и Дарданеллы и что их флот готов войти в Мраморное море, а это уже война с Британией».
После того, как военные действия закончились полным поражением турок, художник еще какое-то время ездит по освобожденной стране. Много рисует и много общается с местным населением.
«Да, это не Туркестан, и поэтому к настроениям в народе здесь надо относиться очень внимательно и бережно. Поддерживать все растущие симпатии к России. Болгария должна стать не частью империи, а добровольным союзником» — обо всем этом он по-прежнему сообщает в своем донесении.
Но для всех Василий Верещагин талантливый художник-баталист. Его имя теперь известно повсюду.
В 1880 и в 1883 годах в Петербурге проходят две грандиозные выставки новых работ Верещагина, посвященных русско-турецкой войне.
Его приветствуют как героя. Все знают, что он был тяжело ранен, участвовал в штурме Плевны, награжден золотым оружием за храбрость.
Картины художника имеют потрясающий успех. Посетители как завороженные смотрят на оборону Шипки и штурм Плевны.
Но его вновь потрясло холодно-пренебрежительное отношение имперских чиновников, не пожелавших приобрести в собственность государства ни одного полотна. Купили несколько картин лишь верные Павел Третьяков и частные коллекционеры.
Балканская война оставила в душе художника мучительные воспоминания. Горы трупов русских солдат, погибших в неоправданно жестоких показных атаках, тысячи раненых, калек. К тому же эта война принесла ему и большое личное горе. При третьем штурме Плевны погиб его младший брат Сергей, тоже выпускник морского кадетского корпуса и начинающий художник. Другой брат Александр, кадровый офицер генштаба получил тяжелые ранения.
К тому же странным образом было потеряно или украдено свыше сорока этюдов о событиях на Балканах.
Тогда художник находился на грани нервного срыва.
Да, никто не знает и не должен знать, чем он занимался эти годы помимо живописи. Но обвинять его опять публично в нигилизме и отсутствии патриотизма только из-за того, что он правдиво рассказывал о войне и страданиях на своих полотнах – это уж слишком.
И он в отчаянии пишет своему другу, известному критику и публицисту Владимиру Стасову:
«Больше батальных картин писать не буду. Баста. Я слишком близко принимаю к сердцу то, что рисую, и вот результат. Я сам прошел через все эти ужасы. Им никогда не понять этого. Я найду себе другие сюжеты».
Последующие годы были самыми спокойными в жизни Верещагина. Новых оперативных пожеланий от военного министерства пока не поступало. Он теперь сам распоряжался своим временем и жизнью.
В 1884 году художник едет в Палестину и Сирию собирать материал для картин на библейский сюжет. Так родились знаменитые полотна «Стена Соломона» и «Царская гробница».
По возвращению в своей огромной мастерской в Москве он работает над историческими картинами, посвященными отечественной войне 1812 года. Проводит персональные выставки и это не только Петербург и Москва, но и Лондон, Париж, Вена, Берлин и даже Нью-Йорк.
Те же командировки, только спокойные и цивильные. Стоили эти выставки военному министерству России недешево. Перевозка картин, их страховка, аренда помещений под экспозицию и при этом назначалась очень низкая входная плата, и даже определялись дни для бесплатного посещения.
Художник лично водил именитых гостей от картины к картине. Рассказывал, как и где они писались, но при этом очень заинтересованно расспрашивал их, что они знают о России.
Но стоило одному из гостей спросить, нельзя ли купить одну из этих картин, он резко отвечал, что это собственность России.
В начале двадцатого века в мире снова запахло порохом. Начиналась борьба за Манчжурию, где столкнулись интересы России и Японии.
И когда из Петербурга пришел знакомый пакет с грифом военного министерства, Верещагин искренне ему обрадовался. Он уже устал от монотонной жизни и совсем не чувствовал, что ему за шестьдесят. Впереди была его последняя командировка.
Из донесения Верещагина военному министерству России. Йокогама. Япония. 1903 год: «Войны с Японией не миновать. Здесь о ней только и говорят. Страна полна солдат, фанатически преданных своему императору и идее Великой Японии, колониальные аппетиты которой на Дальнем Востоке огромны. Армия и флот прекрасно оснащены. Мощная поддержка деньгами и оружием идет из Англии и США. Судя по всему, они договорились о разделе сфер влияния на Дальнем Востоке после поражения России».
Каждую минуту его могли арестовать как русского шпиона. Это был совершенно иной мир, совершенно непонятный и абсолютно враждебный к инородцам, а тем более к выходцам из России на фоне военной истерии.
Верещагин уже знал из индийского опыта, что такое слежка и чем она может закончиться.
Какое-то время благодаря прекрасному знанию английского и французского языков ему почти беспрепятственно удавалось разъезжать по стране, рисовать и собирать нужные сведения.
Он представлялся свободным художником, живущим во Франции, и в подтверждение раздавал визитные карточки с адресом своей парижской мастерской.
Но потом все вдруг резко изменилось. Где и как допустил Верещагин оплошность, осталось загадкой.
Однажды в Токио, вернувшись с прогулки в номер гостиницы он понял, что кто-то профессионально и основательно порылся в его вещах. Медлить дальше было нельзя. Он чудом вернулся в Россию.
В 1904 году, как и предполагал Верещагин, началась русско-японская война. Военное министерство не настаивало на его участии в боевых действиях, даже наоборот. Ведь собранные им материалы о противнике не имели цены. Теперь пусть говорят пушки. Он и так всю жизнь верой и правдой служил России. Но художник настоял на своем и отправился на Дальний Восток.
У него уже не было никакого задания. Он просто еще раз хотел оказаться в гуще грядущих событий, к которым был причастен.
В конце марта 1904 года Верещагин наконец-то добрался до военно-морской базы России в Порт-Артур и сразу направился в штаб командующего тихоокеанской эскадры вице-адмирала Степана Макарова. Тот попытался отговорить художника участвовать в военных действиях. Опасность была слишком велика, но Верещагин был непреклонен.
Через пару дней он поднялся на борт флагманского броненосца «Петропавловск», а 31 марта рейд Порт-Артура потряс страшный взрыв.
Японские минеры сработали четко. Флагман был подорван. Василий Верещагин и Степан Макаров погиби одними из первых.
Осенью в Петербурге открылась большая посмертная выставка картин Верещагина. Открывая выставку Илья Репин назвал Верещагина величайшим художником своего времени, личностью колоссальной и загадочной.
Оценили 5 человек
11 кармы