«Татарстан просто явно выражает то, что во многих регионах в силу разных причин не решаются говорить открыто», — констатирует социолог Борис Кагарлицкий. О том, почему «Единая Россия» давно не доминирует в обществе, а КПРФ набирает силу, как растет запрос на «народного Навального», но никто не хочет им быть.
— Борис Юльевич, не так давно большая группа наших известных людей, деятелей культуры, искусства, общественных активистов, подписали открытое письмо, осуждающее «ковидно»-дискриминационные меры, насаждаемые властью в стране. Власть отреагировала встречной инициативой, исходящей от врачей, — приглашением подписантов на экскурсию в «красные зоны». Таким образом, получается «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Ведь люди, подписавшие письмо, выступают не против вакцинации, а против общественно-политических дискриминационных мер, цифрового концлагеря, как они его называют, а им отвечают по медицине. Что вы об этом думаете?
— В своем вопросе вы уже сформулировали суть проблемы. С одной стороны, для власти очень выгодно показать, что все те, кто сейчас протестует против ограничительных мер и всяких запретов, — противники вакцинации, разного рода антипрививочники. На самом деле это не так. Справедливости ради надо сказать, что да, некоторая часть антипрививочников сюда входит, но против ограничительных мер выступает значительно бо́льшая масса людей, которые против прививок ничего не имеют и сами вакцинировались. Я, например, привился «Спутником», как положено, 2 раза, и тем не менее являюсь категорическим противником всех этих ограничений.
Я полагаю, что власти нужно выбирать что-нибудь одно. Либо они считают, что прививки не работают, и тогда действительно нужно сосредоточиться на карантинных мерах. Но в таком случае нет никакого смысла в принуждении к поголовному вакцинированию. Либо, если они уверены в том, что прививки работают, то вакцину нужно максимально пропагандировать, объясняя, что только благодаря этому можно и нужно поддерживать максимальную свободу передвижения, свободу собраний и так далее. А сейчас мы видим, что власть действительно подменяет тезисы. Вместо разговора о том, почему нас контролируют, почему нам все время что-то новое запрещают (причем, как правило, не имеющее ничего общего с антикоронавирусной профилактикой), нам говорят: «А вот в стране ковид, и пожалуйте убедиться в этом в „красной зоне“». При этом мы прекрасно знаем, сколько массовых мероприятий и с каким размахом проводит сама власть, правящие круги, элиты, начиная от митингов в поддержку «Единой России» и заканчивая балом «Татлер» (ежегодный бал дебютанток, организованный журналом о светской жизни Tatler. Является синонимом современного высшего света, где появляются дети российских олигархов, актеров, звезд шоу-бизнеса и пр. — прим. ред.). Эти мероприятия вроде бы никак не мешают борьбе с ковидом.
Понятно, что реальные задачи власти не имеют ничего общего с борьбой против эпидемии. Это попытки установить тотальный контроль. Но попытки крайне неэффективные, как мы видим в Казани. В первый день после введения QR-кодов в общественном транспорте была куча скандалов, недоразумений и конфликтов, а на второй день, насколько я знаю, более или менее разумные водители автобусов и кондукторы просто перестали эти QR-коды проверять, чтобы не нарваться на неприятности. Большинство водителей по громкой связи объявляют, что QR-коды необходимы, после чего жестких проверок уже нет, потому что транспорт просто коллапсирует. Так же и в московском метро, где предупреждают, что все должны быть в масках, а потом все ездят как хотят. Реальный контроль потребует довольно больших расходов и очень серьезных организационных мер.
Какова задача контроля? Не пускать людей без QR-кода в автобусы? Тогда это, конечно, весьма сильно испортит жизнь гражданам, но реального контроля никакого не будет. Для того чтобы ввести тотальный контроль, о котором мечтают чиновники, нужно иметь целую армию действительно организованных, что называется по-военному построенных, контролеров. Нужно, чтобы у всех этих контролеров была аппаратура, которая позволяла бы не просто проверить наличие QR-кода, его считать, но которая могла бы централизованно где-то интегрировать всю информацию и потом ее обрабатывать. Это огромные расходы, большая работа, сделать ее сейчас никто не в состоянии. По крайней мере, в ближайшие месяцы. Или цель состоит в том, чтобы просто людей штрафовать, пополнять бюджет за счет этих штрафов? Не самая гуманная цель, но она тоже вряд ли будет достигнута, потому что такой подход приведет только к лавинообразному росту конфликтов.
— С этим ковидом загадок не становится меньше не только у нас, но и в мире. Вот 14 ноября информагентство «Красная весна» сообщило, что в Нидерландах при 85 процентах иммунизации (то есть вакцинации и «куаризации» привитых) тем не менее произошла вспышка заражений коронавирусом. Отмечается, что при населении 17,561 миллиона человек 16 тысяч новых заболевших за день является очень большой цифрой. Из-за новой вспышки в стране снова вводятся ограничения — трехнедельный карантин. У нас об этом примере ничего не говорят, а вот о всеобщей вакцинации и «куаризации» — круглосуточно и по всем каналам. Почему там вакцинация и «куаризация» не остановили новую волну, непонятно. А в Японии ковидная волна как-то вдруг спа́ла сама по себе. Почему?
— Не могу дать профессиональный комментарий с медицинской точки зрения, поскольку я не эпидемиолог и не вирусолог. Я могу говорить как социолог и политолог. Поэтому относительно тонкостей поведения самого вируса комментировать ничего не могу. Что касается социально-политических моментов, то здесь обнаруживаются очень интересные и важные вопросы.
И главный из них: а в чем, собственно говоря, смысл борьбы с пандемией? Если мы предполагаем высокую летальность, то тогда да, нужны чрезвычайные меры. Если речь идет о том, что люди заболевают, то они все время чем-то болеют и будут болеть. Поболеют, потом выздоравливают. Тогда проблема состоит не в том, чтобы остановить пандемию, а в том, чтобы эффективнее лечить. И здесь наиболее грамотным подходом было бы не всеобщая иммунизация, а сочетание добровольного вакцинирования (как в случае с обычным гриппом) с развертыванием достаточного количества медицинских структур и максимального внедрения эффективных препаратов. Лекарства вроде бы только сейчас появляются, но это вполне естественный, нормальный ответ на любое заболевание. Болезнь нужно именно лечить и вылечивать. В этом состоит задача медицины. Карантинные меры необходимы только в том случае, если никаких действенных средств лечения нет или терапия малоэффективна, и вместе с тем болезнь дает очень высокую летальность.
Поэтому количество заболевших вообще не имеет никакого значения. Принципиально важно только число умерших. В России, например, доля умерших действительно очень большая. Хотя все равно, давайте говорить откровенно, это даже близко несопоставимо с эпидемиями прошлого. Ни с испанкой, ни с эпидемиями холеры, чумы и тифа, которые имели место в прошлом. То есть, строго говоря, масштабы угрозы несоизмеримы с масштабами антиковидных мер, которые принимаются во всем мире. А теперь делаем простой вывод: эпидемия, безусловно реальна, но противокоронавирусные меры являются избыточными. Следовательно, есть какой-то другой интерес, кроме борьбы с эпидемией. В-первых, кто-то на этом очень хорошо наживается, начиная от производства масок и кончая выпуском той же вакцины и тотальным вакцинированием. То, что прививка бесплатна для потребителей, пациентов, совершенно не означает, что она бесплатна для государства. Это огромные государственные средства, которые перетекают в карманы производителей вакцины. Понятно, что подобное очень многим выгодно, и не только в России. То, что называется Big Pharma — большие фармацевтические компании, которые зарабатывают совершенно баснословные барыши и которые так или иначе связаны с различными чиновниками и правящими кругами государств. То же самое, кстати, касается и РФ.
А во-вторых, это, конечно, политический контроль. Мировая экономика сейчас в очень плохом состоянии. Возможно, мы находимся на пороге нового глубокого мирового экономического кризиса, который может оказаться как минимум не меньше, чем тот, который мы пережили в 2008–2010-х годах. Понятно, что правящие круги во многих странах используют пандемию для усиления политического контроля.
— Журналист, телеведущий, пресс-секретарь ПАО НК «Роснефть» Михаил Леонтьев на государственной радиостанции «Вести ФМ» 29 октября, очевидно для того, чтобы подвигнуть несознательное большинство сограждан поучаствовать в кампании массовой вакцинации, позволил себе следующие высказывания, цитирую: «Нужно было просто ловить и колоть. Два удара по башке, обездвижил и уколол. И все. Ну баран же. Что хотите с баранами?..»; «Бараны без пастуха и желательно собаки не пасутся…»; «Государственная власть отвечает за поголовье…»; «Почему без оскорблений? 70 процентов не вакцинировано… А что? Ласкать, что ли, этих козлов? Баранов, прошу прощения»; «Хочу и оскорблю. Ничего страшного. Буду разжигать рознь к большинству населения Российской Федерации. Это уже не рознь, если к большинству. Какая же здесь рознь? Практически поголовно…».
Через несколько дней Леонтьев извинился, и, казалось бы, инцидент исчерпан. Но вопросы, как говорится, остались. Так, к примеру, в отношении жителя совхоза «Коммунар» в Мордовии, который в соцсети «ВКонтакте» написал пост о том, что ничего важного 23 Февраля и 8 Марта не происходит, и «ну какие это праздники», по данным «Общественной службы новостей» завели уголовное дело по статье 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»). А в отношении господина Леонтьева за прямое унижение человеческого достоинства сограждан — ничего подобного. Как вы это прокомментируете?
— Вы помните знаменитую формулу из повести Оруэлла «Скотный двор» о том, что все звери равны, но некоторые «равнее», чем другие. Что касается Леонтьева, то здесь дело не только в том, что он приближен к правящим кругам, что работает в «Роснефти», но и в том, что Леонтьев является убежденным и последовательным противником демократии, гражданских свобод и прав человека. Я думаю, что в этом своем высказывании он выразил не просто личное мнение. Он выразил мнение, которое господствует в российской элите. Ну и представьте себе, что начали бы его сейчас как-то преследовать. Я думаю, что вся правящая верхушка в РФ была бы этим глубоко возмущена. Они ведь убеждены в том, что сказал Леонтьев. Вспомните, ведь и Герман Греф говорил похожие вещи. Число чиновников и олигархов, которые высказываются весьма нелестно о народе и о том, что народ нельзя допускать до власти, о том, что «государство не просило вас рожать» и так далее, исчисляется десятками и сотнями. Причем речь идет только о случаях, которые попадают в масс-медиа. Поэтому Леонтьев как раз сформулировал реальную идеологию российского государства. Ну какое же государство будет наказывать человека, который формулирует его принципы?!
Другой случай, о котором вы говорите, — это когда, условно, подданный позволяет себе свободно высказываться о мерах и праздниках, организованных начальством. Такого власть не любит. Лорды, представители власти, верхушка буржуазии могут себе позволить высказать то, что они думают о народе. Народу же нельзя разрешать говорить не только то, что он думает о них, но и вообще о чем бы то ни было, кроме бытовых проблем. Это нормальная логика авторитарного государства.
— Не могу не спросить о думских выборах уходящего года. Вышел в свет доклад фонда «Либеральная миссия» «Новая реальность: Кремль и Голем». Авторы исследования, в частности, делают вывод, что очищенный от аномальных голосов (фальсификаций) результат «Единой России» не превышает 32 процентов при крайне низкой явке, в то же время реальный результат КПРФ составил 25 процентов, она на самом деле уже обгоняет ЕР не менее чем в четверти регионов. Вы согласны с такой оценкой, и если да, то о чем это говорит?
— Подсчеты, которые вела наша команда и ряд других социологов, политологов, дают примерно такую же картину. Я участвовал в избирательной кампании Сергея Левченко в Иркутской области, Якутии и Магадане, то есть в трех достаточно крупных субъектах, которые отличались относительной честностью подсчета голосов. Это надо учитывать. Уровень фальсификации при подсчете голосов разный в различных регионах. Уровень фальсификации, и по нашим оценкам, и по оценкам независимых социологов в Якутии и Иркутской области, был не очень высоким. Мы находили там определенные аномалии, это тоже являлось проблемой, но не критического масштаба. По Магадану немножко сложнее картина, но там не так много избирателей. Что мы видим? В этих субъектах довольно высокий процент за КПРФ и не очень высокий — за «Единую Россию».
Опять-таки от региона к региону ситуация меняется, но там, где умеренно используют административный ресурс и где не было замечено наглых и агрессивных фальсификаций, картина примерно такая, как описано в цитируемом вами исследовании. Более того, как мы видели в той же Иркутской области и Якутии, показатель КПРФ был выше, чем в среднем по стране. И по официальным данным, и по подсчетам социологов. Поэтому нет оснований не доверять оценкам «Либеральной миссии». В Якутии даже при официальном подсчете КПРФ существенно обогнала «Единую Россию». Более того, надо же учитывать, что если бы оппозиционные партии были способны выдвигать в одномандатных округах единого кандидата (хотя бы в некоторых), то ЕР вообще лишилась бы большей части своих мест в одномандатных округах. Проще говоря, если бы была электоральная коалиция между «Справедливой Россией» и КПРФ по разделу мест в одномандатных округах, то мы сейчас имели бы совсем другую Думу. Даже без участия ЛДПР в данной коалиции.
Почему такой коалиции нет, хотя она очевидно выгодна обеим партиям? Ответ ясен. Администрация президента не разрешит этим партиям договариваться между собой. Иными словами, мы понимаем, что наряду с прямыми фальсификациями, которые уже зашкаливают, есть еще и достаточно жесткое давление на оппозицию, выражающееся не только в том, что ее прессуют и репрессируют, но и в прямом диктате. Кстати, на «Справедливую Россию» тоже давят. У них целый ряд наиболее перспективных кандидатов вынудили сняться с выборов. Ту же Анну Очкину «уговорили» отказаться от участия в выборах в Пензенской области. Она была наиболее популярным кандидатом с большими шансами, но ее не допустили до выборов. То есть мы видим, что власть, с одной стороны, фальсифицирует выборы, а с другой — напрямую управляет процессом, контролируя многие решения или блокируя некоторые возможности для оппозиционных партий. Поэтому да, «Единая Россия» давно уже потеряла не только большинство, но уже и не является доминирующей в обществе политической силой. Но чем меньше ее реальный политический вес, тем больше будет авторитаризма.
— Далее в докладе говорится: «Подход к управлению внутренней политикой и электоральным полем нынешней администрации является наиболее конфронтационным за все время правления Владимира Путина, что привело к нарастанию конфликтов в отношениях Кремля не только с несистемной, но уже и с системной оппозицией и региональными элитами. Существовавшая с 2007 года договорная партийная конструкция „1+3“ („Единая Россия“ – КПРФ – ЛДПР – СР) оказалась практически разрушена, а Коммунистическая партия превращается в основную угрозу и главного врага Кремля». Это очень интересные выводы, особенно в части конфликта власти с региональными элитами. В чем именно сейчас выражается данный конфликт?
— Пример конфликта с региональными элитами достаточно нагляден. Тот же Татарстан, где потребовали отменить пост президента, а руководство и Государственный совет республики на это не пошли. И заметим, что взбунтовались не только депутаты Госсовета РТ, но и парламентарии от Татарстана в Государственной Думе. Среди последних не только коммунисты, но и единороссы тоже не поддержали соответствующее законотворчество. О чем это говорит? О том, что правящие круги регионов недовольны тем, что происходит, а РТ просто явно выражает то, что во многих субъектах в силу разных причин не решаются говорить открыто. Я это уже неоднократно говорил: сейчас на Татарстан смотрят как на пробный случай: насколько он сможет отстоять масштаб своей самостоятельности. Причем замечу, что это не первое столкновение, которое здесь происходит. Вспомним конфликт вокруг преподавания татарского языка в школах. Но опять же, если просто поговорить с региональными чиновниками, а мне это часто приходится делать в последние годы, то уровень недовольства действительно очень высокий. И подобное недовольство происходит не от нелояльности, а от того, что центр постоянно подставляет власти субъектов. Дает им поручения, не снабжая ресурсами для их осуществления, выдвигает нереальные требования, ставит задачи, выполнение которых приводит к конфликтам с населением. Это касается в том числе и QR-кодов, и различных карантинных мер и так далее.
Гораздо более интересен другой вопрос: почему такая конфронтационная политика? Почему столько запретов, давления, репрессий и прочего? На мой взгляд, это как раз связано с рядом стратегических факторов. Первый фактор, я о нем уже частично сказал, — глобальный. Экономика в очень плохом состоянии. И не только в России. У нас же в стране уровень жизни падает, доходы граждан не растут, а уменьшаются уже много лет подряд. Уже более 7 лет идет снижение реальных доходов населения. Неудивительно, что недовольство в государстве растет. Рейтинг власти падает, а она на подобное реагирует очень простым способом — ужесточает контроль и репрессии.
Второй момент — это внутренний кризис управления, который тоже пропорционально нарастает. Он связан с тем, что не только модель экономики, но и модель государства, построенного в России на протяжении последних десятилетий, себя исчерпала. Система сырьевой олигархии (в том числе политическая система, основанная на господстве данной олигархии) зашла в тупик, поскольку страна десятилетиями тратила остатки советского достояния, накопленные и разведанные в СССР ресурсы. Сейчас эти ресурсы в основном проедены, и дальше двигаться по той же колее невозможно.
Отсюда еще третий фактор, — сама правящая элита испытывает растущий стресс. Она все более расколота изнутри. Это приводит к тому, что единственный способ удержаться от внутренних конфликтов — ужесточить контроль внутри правящего блока. Но эта модель сопровождается и усилением внешнего давления. Дисциплинируют своих, ужесточая контроль над всеми.
Не говоря уже о том, что, предположительно, есть проблемы со здоровьем Путина. В любом случае, ползут слухи. Власть явно не говорит правду, даже своим. Это тоже не успокаивает людей наверху, а, наоборот, еще больше усиливает нервозность. И наконец, то, что они пошли не по пути компромиссов и реформ, а по пути ужесточения репрессий, свидетельствует о крайне низком уровне человеческого и кадрового потенциала правящей элиты. Они просто не способны ни договариваться, ни выстраивать сколько-нибудь серьезную систему компромиссов и уступок, которая позволила бы им сохранить контроль. Они смертельно боятся его потерять, поэтому уклоняются от любых компромиссов. Они уже неспособны управлять при помощи более тонких методов. То есть не в силах делать то, что делает правящий класс в любой буржуазной стране.
— Еще две интересные мысли из доклада. Первая: «Из нишевой ретропартии КПРФ превращается в потенциального электорального конкурента партии власти с гораздо более широкой социальной базой, нежели проекты Навального, своего рода „нового Голема“ — „второе большинство“».
И вторая: «Радикально изменился и ее электоральный профиль: расширение электората КПРФ произошло за счет избирателей более молодых возрастов, с более высоким социальным статусом (руководители, предприниматели, специалисты), в то время как в электорате партии власти преобладают служащие, пенсионеры и неработающие». Можно ли утверждать, что КПРФ постепенно объединяет вокруг себя самую разную оппозицию, включая сторонников Навального? И почему молодые и образованные люди с хорошим достатком и перспективами стали электоратом коммунистов и отвернулись от партии власти? Или это все неправда?
— На самом деле все правда и все неправда. КПРФ оказалась, условно говоря, единственной оппозицией, которой разрешено хоть немножко по-настоящему быть оппозиционной. Возможно, в эту нишу попытается вернуться «Справедливая Россия», но это еще под вопросом. Потому что как раз перед выборами, как мы знаем, были приняты меры со стороны администрации президента, чтобы СР жестко поставить под контроль. Тогда же произошло известное слияние с партией Захара Прилепина и «Патриотами России», в результате чего в ходе избирательной кампании «Справедливая Россия», по сути, была парализована. В этой связи КПРФ осталась единственной партией, которая не была под полным контролем администрации.
Кстати, попытки соответствующего усиления контроля по отношению к КПРФ тоже были. Напомню, что незадолго до выборов Валерия Рашкина и Сергея Левченко вывели из президиума ЦК. Двух наиболее оппозиционных и активных региональных лидеров партии. То есть определенные меры были приняты, но они не дали ожидаемого эффекта. Поэтому электорат КПРФ — это в значительной мере избиратели оппозиционные вообще. За партию голосует избиратель, которому ни идеология, ни программа КПРФ по большому счету неинтересны. Это очевидно, и подобное очень большая проблема для КПРФ, потому что партия сегодня в значительной мере опирается на так называемый одолженный электорат. Это избиратель, который, строго говоря, голосует не за них, а против власти и может в любой момент их покинуть. Большой вопрос, сможет ли КПРФ удержать этот электорат. Для того чтобы его сохранить в долгосрочной перспективе или еще больше нарастить, в партии нужно провести очень радикальные изменения. Не в том смысле, что она должна стать более умеренной или социал-демократической, но в любом случае ей необходимо изменить свой стиль работы и в значительной мере организационную структуру.
Для партии в том виде, в котором она существует, такой успех скорее является проблемой. Избиратель изменился. Рядовой состав, активисты и даже часть низового аппарата тоже изменились. А вот организация, идеология, руководство, методы работы — все совершенно старое. И возникает противоречие, которое создает нарастающее напряжение внутри партии. Поэтому нынешний успех, к которому партия совершенно не готова структурно, чреват для КПРФ очень серьезным кризисом.
Да, определенный сдвиг влево в обществе происходит. Он может быть использован КПРФ, если партия станет ориентироваться на широкого левого избирателя. Если она будет партией не ностальгии по советскому прошлому, а той, которая способна нас вести к социальному государству в условиях демократии. То есть бороться за демократию, социальное государство и за смешанную, планово-рыночную, экономику. За то, за что сегодня выступают большинство современных левых. Они должны стать широкой левой партией с достаточно сильной коммунистической традицией, но способной привлечь к себе и людей других взглядов. Либо КПРФ может стать ядром достаточно большой коалиции. Не только левой, а скорее социальной коалиции. Тогда нужно наладить работу с непарламентскими левыми, которых довольно много. На местах научиться работать со «Справедливой Россией», там, где эта партия имеет какой-то реальный вес. Добиться возможности разделять округа с другими оппозиционными силами. И так далее. Политически это все возможно. Нет причин, которые помешали бы этому случиться, кроме одной: нынешнее руководство КПРФ не решится на последовательное использование своих козырей, потому что им просто не позволит это сделать администрация президента.
До какой степени КПРФ будет автономна по отношению к администрации, это большой вопрос. Я думаю, что здесь даже психологическая проблема. Люди, которые на протяжении четверти века никогда ничего не делали, не посоветовавшись с начальством, вряд ли окажутся способны на какой-то радикальный разрыв и бунт, еще и потому, что знают: если они на это пойдут, то будут репрессированы.
— Не потому ли все каналы целую неделю муссировали со всех сторон историю с депутатом-коммунистом Рашкиным и убитым им лосем? И не начало ли это черной пиар-кампании против коммунистов?
— Да, история с Валерием Петровичем Рашкиным должна рассматриваться именно в этом контексте. Что там было на охоте, кто в кого стрелял, принял ли он лося за кабана или кабана за лося, совершенно 10-й вопрос. Реально, если бы он не был бунтарем по отношению, скажем, к московским властям, или федеральным, он мог бы этих лосей прямо из пулемета расстреливать или с вертолета, как это делают многие высокопоставленные государственные функционеры-единороссы. Никто бы ничего не заметил и не сказал. Отмечу, как человек, который категорически не любит охоту, это не оправдывает стрельбу по животным. Но тем не менее мы понимаем, что наказание ему грозит совершенно не за браконьерство, а по другой причине. И это четкий сигнал для руководителей КПРФ: станете вести себя, как Рашкин, и у вас неприятности будут.
— Вот вы сказали, что общество в определенной степени склоняется к левым идеям, взглядам. А кто у нас является креативным центром левых идей? Или этого центра у нас вообще нет?
— Строго говоря, креативный центр левых идей как раз наша команда. В первую очередь канал «Рабкор». Есть другой канал — «Простые числа», где левые экономисты обсуждают различные концепции социальных изменений. Просто сейчас основная дискуссия переместилась в интернет. Именно там формируются интеллектуальные и идейные центры левых. Но понятно, что есть и официальная политика. Совершенно очевидно, что депутаты, сидящие в Думе, в том числе считающиеся левыми, на самом деле ни в каких социальных переменах не заинтересованы. Они вообще ни в чем не заинтересованы, кроме того, чтобы и дальше продолжать сидеть на своих местах. Идеология для них второстепенна, она сводится к набору ритуальных фраз, которые время от времени надо повторять. Это, конечно, относится не ко всем, но к доминирующему в Думе настроению. Успех КПРФ как раз потому и тревожит руководство партии и администрации, что приводит в ГД новых политиков. На собрания КПРФ тоже приходят новые активисты. Они чего-то хотят, чего-то требуют, какой-то деятельности. В общем, мешают жить спокойно.
Если говорить о перспективах, то запрос более или менее понятен. Социология еще в 2017–2018 годах показывала, что бо́льшая часть населения России хотела бы видеть демократическую левую партию. Не обязательно социал-демократическую, а, может быть, более левую. Но в любом случае больше ориентированную на уважение к правам личности. Российский человек хочет, чтобы его не трогали. Он не желает, чтобы лезли к нему в квартиру, холодильник, почтовый ящик и тем более в постель. Наше население не хочет перехода к репрессивному государству. Поэтому вопреки всем ностальгиям возвращение в Советский Союз невозможно. И не потому, что россияне так любят демократию, а потому, что очень не любят, когда лезут в их личные дела. Общество не просто радикально изменилось по сравнению с советскими временами, оно сформировало четкие представления о личной и социальной автономии людей по отношению к государству. Это совершенно необратимые вещи, и подобное очень хорошо как раз с точки зрения демократической левой повестки.
Люди хотят социального государства, социальной защищенности. И очевидно, что стоит вопрос о выходе за пределы современной неолиберальной модели экономики. Иными словами, есть запрос на смешанную экономику. Подавляющая часть народа желает, чтобы были национализированы бизнес-империи олигархов, прежде всего большие сырьевые компании. Чтобы госкорпорации действительно стали государственными, общественными предприятиями, а не частными компаниями, которые просто присосались к государству. При этом мы точно знаем, что люди не хотят, чтобы какие-нибудь маленькие парикмахерские, мелкие лавочки или всякие сервисные компании были бы национализированы. Они желают смешанную экономику со стратегическим государственным сектором и частной инициативой на местах. В общем, это и есть та стихийная программа, которая в обществе уже давно сложилась.
— Исследователи из «Либеральной миссии» пишут, что социологические замеры демонстрируют рост спроса на нового лидера — фигуру народного заступника, своего рода «народного Навального». Значит, Путин утрачивает данную нишу? И не направлены ли президентские поправки к проекту бюджета, обеспечивающие увеличение прожиточного минимума в 2022 году, на то, чтобы начать возвращать себе эту роль народного заступника?
— Путин никогда не был в роли народного заступника. Он всегда выступал добрым хозяином. Это как раз противоположная роль. Добрый хозяин, добрый начальник — это не тот, кто приходит защищать народ. Это как раз, наоборот, тот, кто говорит: вам никакая защита не нужна, потому что мы и так на вас смотрим с доброжелательным сочувствием. Но только не шевелитесь, не выступайте, и чтобы никаких народных заступников не было.
Но в принципе я абсолютно согласен с тезисом, что есть потребность в этом самом народном заступнике. Как ни парадоксально, подобное очень плохая тенденция, и вот почему. Это значит, что люди пассивно ждут, пока кто-то придет и их защитит. Сами за себя заступаться не готовы. И даже защищать свою страну не собираются. Они хотят за кем-то спрятаться, надеются, что кто-то, пусть даже в форме бунта, восстания, но будет их защищать, возьмет на себя эту заботу.
Классическая ситуация, которую мы видели во время фокус-групп, когда люди говорят: вот если бы все поднялись, то я бы тоже присоединился. Если бы было какое-то народное выступление и все вокруг стали в нем участвовать, я бы тоже пошел. Но ведь так говорит каждый, а первым идти никто не хочет. Ни один из тех, кто отвечал, не сказал: лично я готов взять на себя ответственность и начать бороться. Все хотят присоединиться к кому-то, а не к кому, потому что никто первым не собирается выступать. Это парадоксальная ситуация, в которой сейчас находится российское общество.
Вот даже говорят: нам нужен новый Сталин. Но как они себе его представляют? Сразу в мундире генералиссимуса со звездами. А покажите им молодого Кобу, недоучившегося семинариста, который с акцентом по-русски говорит, в подполье от жандармов прячется и впроголодь живет — они от него с презрением отвернутся. Какой же это вождь? Как за таким человеком можно пойти?
Сила народного заступника в том, что он выражает волю масс, идущих не только за ним, но и вместе с ним. Вот и выходит, что все готовы поддержать народного заступника, но никто не хочет сам выступать в этой роли.
Чисто теоретически понятно, почему существует проблема с «народным Навальным» или с «социальным Навальным». Потому что Навальный и его команда, хотя они старались угодить и левым, и правым, все равно стояли в нише либеральной оппозиции. Пусть и на левом крыле. А нужна сейчас какая-то другая ниша, чтобы мобилизовать и сплотить вокруг себя массовую поддержку людей. Она должна быть демократическо-социальной. Причем, не либерально-социальной, а именно демократическо-социальной. То есть она должна включать в себя не какие-то формальные вещи типа уважения к правам человека, а именно возможность рядовым гражданам влиять на политику. Авторитарные команды, сплоченные вокруг самоуверенного лидера, могут легко добиться сейчас локального успеха, но потом этот успех невозможно будет развить. Хотя бы потому, что тут же придет другой такой же лидер со своими поклонниками и все разрушит конкуренцией. А вокруг подобного лидера ни одной серьезной фигуры уже не появится, как только лидер потеряет силу или будет выведен из игры, все мгновенно рассыпется. Популярность идеи народного заступника свидетельствует о неготовности народа защищать себя, организоваться и порождать из своей среды как раз этих самых народных заступников. Реальных. Люди хотят на все влиять, но не желают сами ничего делать.
— У нас сейчас есть какое-то подобие общественного договора между властью и народом? В тучные годы он вроде бы был и основывался на том, что власть относительно сытно кормит общество, а общество не лезет в дела власти и крупного бизнеса. Потом эта модель приказала долго жить. Затем был всплеск патриотизма, связанный с так называемой Крымской весной, который опять создал иллюзию некоего единства и общей цели. Но и эти скрепы ушли в историю. Что теперь?
— Сейчас никакого общественного договора нет. Более того, сегодня российское общество скорее тяготеет к пресловутой «войне всех против всех». Даже когда мы говорим, что общество против власти, и это действительно так, отсюда не следует, будто оно консолидировано в своей оппозиционности. Да, подавляющее большинство населения в настоящее время к власти относится негативно. Все замеры это демонстрируют. Но даже прокремлевский ВЦИОМ показывает падающий рейтинг власти. Однако общество внутри себя совершенно не консолидировано. Если люди и недовольны, они могут быть против власти по совершенно противоположным причинам. Например, те же антиваксеры и либеральная общественность. Которая тоже исчисляется миллионами человек (если кто-то думает, что либералов мало, то ничего подобного, их не меньше, чем социалистов). Так вот, люди, которые ориентированы на либеральные ценности, по большей части за прививки, но они против власти. Граждане, которые называются антипрививочниками, до недавнего времени были за власть. Теперь они против нее, но по прямо противоположной причине. Одни говорят, что власть недостаточно проводит прививочную кампанию, другие — что она проводится избыточно. Они между собой навряд ли могут договориться. Хотя ситуация с QR-кодами показала, насколько все может меняться. Сейчас вдруг против QR-кодов объединились очень многие. Власть сама поработала над консолидацией общества против себя. И каждый раз она придумывает какие-то новые меры, которые к этому ведут. Но в целом пока можно констатировать, что общество разобщено внутри себя. Это и позволяет власти держаться на плаву. Если бы все были консолидированы, то никакие полицейские не смогли бы эту власть защитить.
— Страной управляют люди, «озабоченные только своим материальным положением и карьерой». Так, согласно опросу «Левада-центра»*, думают 56 процентов россиян. Лишь 16 процентов считают, что у руля стоит хорошая команда политиков, которая ведет страну правильным курсом. Из этой социологической картины вытекает два вопроса. Первый: если социальная опора власти только 16 процентов населения, тогда за счет чего она держится? И второй вопрос о том самом курсе, который 16 процентов считают правильным. А какой это курс?
— Как я уже сказал, власть держится по причине крайней разобщенности общества. То, что все против нее, не дает основания для того, чтобы люди объединись. Поэтому пока она основывается на классической схеме — разделяй и властвуй. Это первый момент.
А второй — это вопрос о том, на кого все же власть опирается. Когда замеры показывают 15–16 процентов (наши подсчеты, кстати, отражают похожую картину), спрашивается: кто эти люди? Исследования свидетельствуют о том, что от 15 до 20 процентов населения будут поддерживать любую власть. Вообще любую! Завтра придут фашисты — станут поддерживать их. Придут коммунисты — будут за коммунистов. Придут либералы — будут за либералов. Прилетят инопланетяне — будут за инопланетян. У них, кроме мысли о том, что власть — это природное явление, ничего нет. Мы на фокус-группах даже сталкивались с таким ответом (причем не один раз), что власть очень плохая, и именно поэтому ее надо поддержать. Как так? Ну так: если власть являлась бы хорошей, то против нее можно было бы протестовать, а поскольку власть плохая, то она нас накажет и подвергнет репрессиям. Поэтому протестовать нельзя и власть надо поддерживать, всячески демонстрируя ей свою лояльность. Надо показывать власти, что мы за нее, иначе она нам сделает очень плохо. И такое положение дел воспринимается как норма. Это говорит о многом. Например, то, что даже ненависть к власти не подрывает ее, а усиливает покорность. Чем больше мы их боимся, тем больше мы им покорны. Может быть, даже большинство населения так думает. Что касается курса власти, то его никакого нет, они хотят все оставить как есть.
— И куда они тогда нас ведут, если курса никакого нет?
— Никуда они нас не ведут. Они стоят на месте. То состояние, в котором страна сейчас находится, им кажется идеальным. Тотальное, абсолютное счастье достигнуто. Поэтому главное — не дать ничему измениться.
— Из этого же опроса «Левады»* следует, что после подавления протестных акций зимой этого года 58 процентов боятся произвола властей. Получается, большинство населения опасается тех, кто по Конституции должен им служить и выполнять их волю. Не является ли это признаком диктатуры, в которую мы активно вползаем или уже вползли?
— Безусловно. Это состояние запуганного общества. Наши люди привыкли к авторитарному управлению уже достаточно давно. Беда в том, что градус авторитаризма постоянно повышается. Но вместе с тем у самой власти есть опасность пережать, перестараться. В том числе потому, что запугать народ, конечно, можно, но при этом нужен высокий уровень исполнительской дисциплины. Чтобы поддерживать в обществе постоянный уровень страха, вам самим постоянно надо быть очень страшными. И постоянно мобилизованными на репрессии, запугивание. А для этого необходимы соответствующие репрессивные институты, типа тех, что были у режима Пиночета, которых у нас, к счастью, пока нет. У нас есть кампании по запугиванию. У нас нет террористической машины, чтобы держать общество в состоянии постоянного страха. Тотального страха. Для того чтобы этого добиться, нужна совершенно другая террористическая машина. А ее пока нет. Есть репрессивная истерия. Но она крайне утомительна и не может продолжаться бесконечно.
— Стычки кавказцев и, скажем так, представителей населения европейской части России происходят все чаще, в особенности в Москве, где действуют мощные этнические преступные группировки и прикрывающие их крупные национальные диаспоры, очень состоятельные и с большими лоббистскими возможностями. Что делать с ростом напряженности между разрастающимся Кавказом и Центральной Россией?
— Прежде всего здесь накладываются друг на друга два совершенно разных противоречия. Жалобы на кавказцев в Москве, как, например, на арабов в Париже, воспринимаются обществом как проявление национального или религиозного конфликта. А на самом деле это традиционный конфликт между старым городским населением и приезжими, которые местных правил не знают, не понимают и не желают им следовать. Почему этот конфликт разрастается? Потому что разрушена промышленность. Поставьте приезжих на работу, которая требует дисциплины, собранности и солидарности, — за несколько лет ситуация изменится. Особенно если за счет дисциплины, хорошего знания русского языка и соблюдения норм городской жизни можно будет делать карьеру и иметь хороший заработок. Но для приезжих нормальной работы нет. Ни дома (откуда они прибыли), ни на новом месте. Никакая борьба с преступностью, никакие увещевания, никакая культура и даже погромы не помогут, если не будет экономического развития.
А вторая проблема — региональная. У всех российских регионов прав недостаточно, они почти все дотационные, у них нет возможности развиваться. Но северокавказские элиты после двух чеченских войн поняли, что недостаток прав и средств можно компенсировать шантажом по отношению к центру. Это очень рациональная стратегия, но она вытекает из общей ситуации. Измените ситуацию, и все пойдет по-другому.
— Парламент Чеченской Республики внес в Государственную Думу законопроект. В пояснительной записке к нему указано, что предлагается ввести запрет на распространение в СМИ, а также в информационно-телекоммуникационных сетях «сведений о национальной принадлежности, вероисповедании и принадлежности к народам РФ лиц, причастных к совершению преступлений». По мнению депутатов, установление запрета на распространение сведений необходимо для сохранения межнационального и межконфессионального согласия и мира на территории РФ.
Вот лишь некоторые из тех комментариев, что уже появились: «Этот законопроект лишь подтверждает, что у преступников есть национальность и они это понимают!», «Первый шаг в сторону BLM. Российский вариант …». Вы согласны с комментариями подобного рода и как сами относитесь к данному законопроекту?
— Законопроект, ограничивающий свободу слова и печати, является на самом деле частью общего репрессивного наступления власти на общество. Как говорится, они «в тренде». И действуют так, как считают правильным в современных условиях. Другое дело, что здесь четко видна логика, характерная для всех российских элит (независимо, кстати, от национальности): любую проблему надо решать с помощью запретов и репрессий. Другие способы просто не приходят им в голову.
Что же касается Black Lives Matter, то ссылка на это американское движение лишь показывает принципиальную разницу двух обществ. С точки зрения BLM, как раз нужно было бы в первую очередь обращать внимание именно на этническую принадлежность преступников. Потому что есть очевидный статистический факт: в США за совершенно одинаковый проступок черный гражданин будет наказан более сурово, чем белый. Не только, кстати, из-за расизма. На самом деле проблема в том, что чернокожие граждане в массе своей беднее и менее образованны. Хорошего юриста они нанять не смогут. Но либеральная общественность в Америке традиционно игнорирует социальную проблематику и сводит все к расизму. Между прочем, показательный факт: выходцы из Африки в США в среднем лучше устраиваются, чем афроамериканцы, никогда не жалуются на расизм и находятся в конфликте с «черными» общинами, формируя свои собственные общности — по стране происхождения, а не по цвету кожи. Так что расизмом прикрывают социальные и культурные различия, о которых предпочитают умалчивать, чтобы не затрагивать более важные проблемы буржуазного порядка.
— Люди в соцсетях пишут о том, что представители кавказских республик все меньше и меньше ассоциируют себя с Россией. Те же бойцы-рукопашники выходят на международных соревнованиях с флагами своих республик, например того же Дагестана, а не с флагом РФ. Американцы же, дескать, выступают не с флагом штата Кентукки или Небраски, а с флагом США.
— В Соединенных Штатах вообще некоторые атлеты отказываются петь национальный гимн. Так что аналогия эта не работает. Проблему регионов в России надо решать комплексно. Это проблема прав, полномочий, инвестиций. И то, что вместо этого мы ведем бездарные дискуссии о том, кто с каким флагом вышел, свидетельствует, что у нас, как и в Америке, не хотят обсуждать вопросы по существу. Боятся.
Оценили 0 человек
0 кармы