В 1992 году США ощущали себя на вершине мира, купаясь в лучах славы от недавней военной и политической победы в войне с Ираком. Вашингтон сумел собрать и успешно задействовать коалицию наций, чтобы освободить Кувейт от Саддама Хусейна. Также американская адмиристрация вовсю праздновала развал СССР и наступление эры «Нового Мирового порядка», концепцию которого озвучил президент США Джордж Буш-старший еще осенью 1990 года. «Холодная война» ушла в прошлое; главный соперник США — Советский Союз — распался, как собственно и распался соцлагерь. Коммунизм, как доминирующая идеология для значительного количества стран, испарился. Россию, преемницу СССР, всерьез не воспринимали — слабая, поверженная, задыхающаяся под грузом проблем, с черт-те-с-чем вместо экономики, занятая холодной внутренней гражданской войной, для Америки она не представляла угрозы, а на международной арене ее голос был практически не слышен. Под натиском демократии и числа стран, которые наперебой заявляли о приверженности к этому политическому строю, призрак ядерной войны отступил в тень. США остались единственной мировой сверхдержавой. Что касается американских военных, то они страстно желали показать всем и доказать urbi et orbi, что способны успешно реализовать любую операцию «Все что угодно, кроме полномасштабной войны». А политическое руководство Америки, пребывая в «головокружении от успехов», задумалось о том, что наконец-то пришло время перекроить мир, создав по всему глобусу демократические государства. Единственным вопросом оставался следующий — с чего именно начать?
Африка никогда не входила в зону жизненно важных интересов США. Во времена «Холодной войны» США в меру сил оказывали противодействие СССР, который в Африку вошел широко и размашисто — но противодействие это было не сказать, чтобы яростным. У Вашингтона были иные приоритеты — Центральная и Южная Америка, например, а также Европа и Ближний Восток. И вообще американцы, когда дело доходило до Африки предпочитали действовать от противного — если кто-то рассорился с СССР, то значит это наш союзник. Это в лучшем случае — в худшем американская политика в отношении Африки была насквозь причудливой и логическому объяснению не поддавалась (только политическому). США, например, отказались поддерживать Родезию, которая могла бы стать надежнейшим союзником Америки в регионе — в этом вопросе они проявили редкостное единодушие с СССР, заклеймив и осудив «расистский режим Яна Смита».
Причина лежала на поверхности — поддержка белого режима в Африке в условиях массового «освобождения» Африки чёрной грозила обернуться проигрышем на выборах всех уровней, включая президентские: стоило американским неграм услышать, что Белый дом поддерживает тех, кто душит их африканских собратьев — волнений было не миновать. По той же причине (апартхейд и угнетение негров) США не поддерживали ЮАР, которая могла бы стать надежнейшим форпостом — хотя с приходом к власти Рейгана американцы стали активно оказывать помощь ангольскому движению УНИТА, боровшемуся против правящей партии МПЛА, тем самым невольно встав на одну сторону с ЮАР в «Пограничной войне». Что же касается остальных стран и регионов, то за исключением разве что Либерии, американское влияние там было минимальным и по большей части странным.
Сомали в этом плане из общей картины не выбивалось — крайне малое число американцев вообще представляло себе что это такое. Среди тех, кто представляли, большая часть преподавала географию, а меньшая — трудилась в ЦРУ и Госдепартаменте. Но и у них представления были довольно смутными — так, нищее государство, странным образом возникшее из бывших британских и итальянских колоний, имеющее выходы к Красному морю и Индийскому океану, когда-то входившее в соцлагерь, а ныне охваченное голодом и гражданской войной. И уж тем более мало кто давал себе труд разобраться в том, как устроено сомалийское общество.
А оно, как и сомалийская нация, никогда не было однородным — очень сложная и комплексная структура, основанная на клановом принципе, когда каждый клан подразделяется на под-кланы и так далее, вплоть до семейных групп. Для сомалийца важно не откуда ты родом, а к какому клану/семье ты относишься. От детей, вошедших в сознательный возраст, ожидается, что они способны рассказать семейную генеалогию до десяти-пятнадцати поколений назад. Соответственно, лояльность для сомалийца определяется следующим образом — сначала стоит семья, потом родственная группа, потом под-клан, потом клан и в конце — объединение (конфедерация) кланов, собственно составляющих нацию (пять крупнейших кланов страны: Дарод, Хавийе, Исак, Дир и Дигир-Мирифле).
До поры до времени соперничество между кланами находилось в неких разумных пределах — нация была объединена общей идеей «Великого Сомали». Но когда эта идея провалилась — в результате военных поражений — ситуация начала выходить из-под контроля. Маховик хаоса пошел раскручиваться; в ситуацию попытались вмешаться США и ООН — и последствия вмешательства оказались роковыми.
Свою определенную роль сыграл и СССР. Военная помощь Сомали началась еще в начале 1960-х годов, но тогда Москва не преследовала каких-то особых целей в этом регионе — так, дежурная помощь с прицелом на нечто большее в далёкой перспективе. Но после переворота 1969 года и прихода к власти Мохаммеда Сиада Барре советская помощь резко возросла — в Москве оценили стратегическое положение Сомали, позволявшее влиять на ситуацию в Красном море и Индийском океане. К 1977 году армия Сомали насчитывала 37 тысяч человек, на вооружении была тяжелая артиллерия, реактивные истребители и т.д. — и всё это благодаря любезной помощи СССР.
Барре, испытывавший натуральную эйфорию, решил поддержать сомалийских повстанцев в эфиопском Огадене — тем более, что на тот момент армия Эфиопии увязла в конфликте в Эритрее (Сомали и Эфиопия издавна были заклятыми противниками). Летом 1977 года сомалийские войска вторглись в Огаден и взяли под контроль большую часть территории. Но тут Барре столкнулся с тем, что Москва отказалась поддерживать его в этом предприятии — более того, Кремль явно дал понять, что предпочитает видеть союзником эфиопского лидера Менгисту Хайле Мариама (почему так вышло — вопрос отдельный). Соответственно, просьбы Сиада Барре о помощи были отвергнуты. В ответ глава Сомали денонсировал Договор о дружбе и сотрудничестве между двумя странами и выгнал из Сомали весь советский персонал. Все бы ничего — только военной помощи он лишился окончательно. СССР же на пару с Кубой, взяв эфиопскую армию под свое крыло, показали сомалийцам как по-настоящему надо воевать — в результате разбитая и деморализованная сомалийская армия в марте 1978 года бежала из Огадена.
Вот это поражение в Огадене и явилось толчком, запустившим цепочку событий. Офицерский состав армии Сомали настолько близко к сердцу принял поражение, что перешел к активным действиям — в апреле офицеры из под-клана Мажертейн (клан Дарод) взбунтовались и предприняли попытку свергнуть Барре. Восстание было жестко подавлено, но часть мятежников сумела бежать в Эфиопию, где организовала Демократический Фронт Спасения Сомали (ДФСС), развязавший партизанскую войну против режима Барре. Спустя три года возникла еще одна партизанская группировка — Сомалийское Национальное Движение (СНД), на основе клана Исак.
Сиад Барре, пытаясь разобраться с инсургентами, среди прочих мер (политических, военных и экономических) начал зачищать армию от представителей других кланов и делать ставку на свой — под-клан Марехан клана Дарод. Ко второй половине 1980-х годов более половины должностей старшего и высшего офицерского состава занимали представители Марехана или родственных под-кланов. (В принципе, методы, которыми Сиад Барре пытался построить африканский социализм, у сомалийских кланов восторга не вызывали. Но когда Барре решил посягнуть на саму суть и основы — вот тогда кланы откровенно взбунтовались).
Поссорившись с СССР, Сиад Барре обратился за помощью к Западу — и, надо сказать, поимел ее изрядно. В 1980-е годы только от США он получил помощи на 800 миллионов долларов — четверть из них в виде военной помощи (за что открыл американцам доступ к портам и аэродромам). Помощь от Италии была и того больше — 1 миллиард долларов, половина этой суммы — в виде военной помощи. Позже было подсчитано, что на каждого сомалийца приходилось 80 долларов помощи — фактически половина от ВВП страны. Вообще, иностранная помощь стала основным источником дохода Сомали — но до простого народа она не очень доходила: всем распоряжался Сиад Барре, контролируя и распределяя ее по своему усмотрению (в первую очередь она шла окружению диктатора и его клану). На перепродаже помощи на черном рынке делались состояния.
В 1988 году Всемирный банк опубликовал доклад: рост иностранной помощи в Сомали в 14 (!) раз превышал рост потребления продуктов питания. В 1970-х Сомали, будучи бедной страной все же могла себя полностью обеспечивать злаковыми культурами. К концу 1980-х она стала полностью зависимой от иностранной помощи — прибыль от продажи которой шла в карман правящей элите.
В 1988 году, стремясь выбить почву из-под ног сомалийских партизан, Сиад Барре подписал соглашение с Эфиопией, в котором стороны согласились прекратить поддержку повстанческих движений на своей территории. Таким образом, Менгисту Хайле Мариам получал возможность перебросить дополнительные части в Эритрею, а Сиад Барре — разгромить инсургентов в северном Сомали. Но такой временный союз со старым врагом вызвал у большинства сомалийцев искреннее возмущение — шаг Барре посчитали предательством. А партизаны из СНД, лишившиеся помощи Эфиопии и понимавшие, что сомалийская армия вот-вот развернет против них наступление, сами решили атаковать, взяв в кольцо ряд крупных городов севера.
Правительственная армия ответила обстрелами и бомбардировками всего и вся. Север страны превратился в дымящиеся руины. Повстанцы были вынуждены отступить обратно в Эфиопию.
Тем временем Запад как-то подустал от постоянной помощи Сиаду Барре и начал сворачивать эти программы. В 1988 году США прекратили поставлять Сомали военную помощь, а в 1989 году — экономическую. И без поддержки со стороны Запада страна начала стремительно разрушаться, превращаясь в лоскутное одеяло уездных княжеств, контролируемых кланами — притом, что оружия в стране было более чем достаточно. Огаденцы из клана Дарод сформировали Сомалийское Патриотическое Движение (СПД). Клан Хавийе создал Объединенный Сомалийский Конгресс (ОСК). Вооруженные силы начали разбиваться на враждующие группы и фракции.
Порядок разрушался, уступая место хаосу и беззаконию. Попытка ряда общественных деятелей Сомали направить процесс в мирное русло — они выступили с манифестом, в котором предлагали передать власть новому гражданскому правительству — привела к репрессиям и массовым арестам. Сиад Барре, по свидетельствам бывших чиновников его правительства, взял на вооружение принцип: «Я, может быть, и покину Сомали — но когда это случится, в стране останутся только дома, но не люди».
К 1990 году Мохаммед Сиад Барре практически не контролировал страну — его противники называли его не иначе как «Мэр Могадишо», намекая на то, что за пределами столицы власть Барре заканчивалась. Но и в Могадишо дела обстояли не так уж и хорошо. На авансцену вышел новый игрок — Мохаммед Фарах Айдид, глава военного крыла ОСК. Фарах был фигурой яркой и нерядовой: бывший офицер, обучавшийся в Риме и Москве, участник Огаденской войны, бывший посол в Дели, автор нескольких книг, умный, энергичный, жесткий, а порой и жестокий лидер.
Фараха не без оснований называли человеком, который не сносит оскорблений — любой, кто рисковал вызвать его неудовольствие, попадал под трибунал или же просто лишался головы. К Сиаду Барре Фарах больших симпатий не питал — во-первых, по милости диктатора Сомали он отсидел шесть лет в тюрьме без суда и следствия, а во-вторых, Айдид принадлежал к конкурирующему клану Хавийе (точнее к под-клану Хабар Гидир).
В январе 1991 года остатки армии Барре были выбиты из Могадишо силами отрядов Айдида и отступили на юг. В столице начался хаос — помимо разграбления резиденции Барре, повстанцы опустошили цейхгаузы. Все склады с оружием были выметены подчистую — причем оружие ушло клановому «ополчению», а вот силы правопорядка загадочным образом вооружений лишились. Армия как таковая распалась, а борьба между кланами обострилась — до такой степени, что старейшины кланов были просто не в силах контролировать молодых «ополченцев».
Тем временем, в ОСК произошел раскол, выродившийся в вооруженное противостояние: с одной стороны на власть претендовал Фарах Айдид, глава военного крыла партии, с другой — видный сомалийский бизнесмен Али Махди Мохаммед из под-клана Абгаль, возглавлявший политическое крыло ОСК. Воспользовавшись занятостью и отсутствием Фарах Айдида (тот пытался окончательно добить Барре), Али Махди провозгласил себя главой нового правительства Могадишо. Это заявление мгновенно привело к межклановой сваре, а по сути — локальной гражданской войне за Могадишо. Город раскололся на два враждующих лагеря — ополчение Махди контролировало север, боевики Айдида — юг. Центр превратился в поле боя, а точнее в изъязвленные пулями и выстрелами голые пустые бетонные коробки, руины, когда-то бывшие домами — как только стихала стрельба, туда стекались мародеры, грабившие всё и вся. По официальным оценкам, результатами нескольких месяцев межклановой войны стали 14 тысяч убитых и 40 тысяч раненых. Сколько на самом деле погибло — вряд ли кто уже скажет. Счет беженцев также шел на десятки тысяч — люди бежали от т.н. «клановых зачисток», локальной формы геноцида. Смерть стала обычным явлением. Как невесело шутили сами сомалийцы, в Могадишо производят только две вещи: слухи и стрельбу — первое с утра до вечера, второе с вечера до утра.
Могадишо дело не ограничилось — на северо-западе страны СНД основало свое собственное правительство и провозгласило независимость Сомалиленда от остального Сомали (май 1991 года). Северо-восток был взят под контроль боевиками Мажертейна из ДФСС — позже там возникло территориальное образование Пунтленд. На юге Сиад Барре и Фарах Айдид ожесточенно сражались за район между реками Джуба и Шебелле — житницы южного Сомали. В результате регион пришел в полное запустение — скот был вырезан, склады разграблены или сожжены (это не считая таких «мелочей», как сожженные деревни и убитые местные жители).
Ситуация в Сомали — а точнее в том, что осталось от страны — наконец-то привлекла внимание Организации Объединенных Наций, которую на тот момент возглавлял египтянин Бутрос Бутрос-Гали. Амбициозный дипломат, Бутрос-Гали полагал, что роль ООН в новом мире («Холодная война» закончилась, СССР распался, США — единственная сверхдержава) должна быть более активной и динамичной. Проще говоря, Бутрос-Гали активно продвигал идею, что национальный суверенитет должен уступать решениям Совета Безопасности ООН, в тех случаях когда ООН посчитает нужным вмешаться в операции по обеспечению и поддержанию мира. В 1992 году Бутрос-Гали опубликовал доклад «Повестка дня для мира», в котором, в частности, писал: «Время полного и абсолютного государственного суверенитета прошло; теория суверенного государства просто не выдерживает испытания практикой».
Но одно дело — иметь желания, а другое — иметь возможности для претворения этих желаний. Американские правые давно подозревали ООН в том, что она стремится стать «мировым правительством» — в случае с Бутросом-Гали они, самое смешное, оказались, не так уж и далеки от истины. Бутросу-Гали очень хотелось, чтобы ООН стала той силой (единственной силой), от которой зависел мир и порядок на планете. Но, увы, ресурсов — как и людей — в ООН для осуществления этих целей категорически не хватало. (Справедливости ради стоит отметить, что их не хватало практически всегда).
К тому же, хаос, творившийся в Сомали, многократно увеличивал риски для персонала ООН — не говоря уж о гипотетической интервенции. В стране не существовало какого-то единого признанного правительства — куча банд и бандочек, увлеченно воевавших друг с другом и грабившими всё, до чего они могли добраться. ООН вывела весь свой персонал из Сомали еще в декабре 1990 года — после чего предпочла забыть об этой стране (по причине того, что там стало слишком уж опасно работать).
ООНовские сотрудники, отвечавшие за Сомали, работали в уютных кондиционированных офисах в Кении, живя в тишине и спокойствии. Единственным международным агентством, рискнувшим работать в то время в стране, был Международный комитет Красного Креста. Совместно с Сомалийским обществом Красного Полумесяца МККК организовал масштабную программу помощи голодающим — правда, ради этого им пришлось кое-чем поступиться: в частности, нанимать для охраны вооруженные банды и закрывать глаза на хищения гуманитарной помощи. ООН в тот момент упорно игнорировала сомалийскую проблему, причем настолько упорно, что в какой-то момент терпение МККК переполнилось, и он выступил с публичной резкой критикой Организации — случай доселе небывалый. Один из руководителей МККК выступая по телевидению, ядовито поинтересовался — как же так получается, что у ЮНИСЕФ (Детский фонд ООН) в Найроби аж 13 сотрудников сомалийского департамента, притом, что в Могадишо — ни одного?
В марте 1992 года Айдид и Махди заключили перемирие — и ООН усмотрела в этом возможность вмешаться в ход событий. Было решено послать в Сомали полсотни международных наблюдателей и 500 «голубых касок» для их охраны, а также для обеспечения поставок помощи. В апреле 1992 года Совет Безопасности ООН учредил миссию ООН в Сомали (UNOSOM), под руководством видного алжирского дипломата Мохаммеда Сахнуна.
Уже в начале мая Сахнун прибыл в Могадишо — при этом он не располагал ни бюджетом миссии, ни персоналом, ни сколь-нибудь полными данными о том, что творится в Сомали. Более того, и офиса у миссии в тот момент не было. Тем не менее, он сразу же приступил к переговорам с Фарах Айдидом. Тот же, в свою очередь, с крайней подозрительностью отнесся к действиям ООН. Айдид полагал — и не без оснований — что ООН просто хочет вывести его из игры, сделав ставку на Махди. Сахнун два месяца обхаживал Айдида, прежде чем тот согласился допустить наблюдателей; еще месяц ушел на то, чтобы получить согласие на ввод 500 пакистанских солдат из ООНовского контингента.
В Могадишу, тем временем, власти не было вообще. То есть никакой. Районы и улицы контролировались различными бандами и бандочками (которых деликатно именовали «ополчением»). Бандиты разъезжали в «техничках» — грузовичках-пикапах, в кузовах которых устанавливались пулеметы или легкие орудия. (Название этих боевых фургонов возникло случайно — МККК, вынужденный платить бандам отступные за проводку автоколонн с гуманитарной помощью, списывал эти деньги как «оплату технических расходов». Постепенно термин «техничка» прилип к этим машинам). «Ополченцы», находящиеся, как правило, в состоянии наркотического опьянения (едва ли не поголовно они употребляли «кат» — листья кустарника Catha edulis, которые в странах Аравийского полуострова и Африканского рога используются в качестве наркотического стимулятора) разъезжали по улицам, грабя и убивая. За контроль над морским портом и аэропортом бились несколько группировок — каждая требовала, чтобы именно ей платили посадочные сборы. «Ополченцы» тормозили грузовики с помощью, требуя дани, занимались банальным рэкетом, грабили склады — а попутно каждая банда старалась под корень извести соперников.
Гуманитарным организациям приходилось идти на изощреннейшие переговоры, чтобы провести автоколонны до места назначения. «Ополченцы» рассматривали машины с помощью как в буквальном смысле слова «золотые караваны». В одном из эпизодов группировка тяжеловооруженных ополченцев численностью в 80 штыков сопровождала колонну с гуманитарной помощью в Джохар. По прибытии на место, боевики потребовали, чтобы им заплатили в семь раз больше той суммы, на которой договорились сначала — в противном случае они угрожали сорвать распространение помощи. К просьбам и доводам сотрудников МККК они оставались глухи — главное, это деньги, а голодает кто-то или умирает, да наплевать. Переговоры с боевиками заняли целый день — в итоге МККК заплатил им втрое больше оговоренной суммы.
Несмотря на такие условия Сахнун продолжал свою работу — не зная ни сна ни отдыха. И это принесло свои плоды. Сахнуну удалось завоевать сначала доверие, а потом и уважение со стороны кланов и разнообразных «ополчений». Сахнун общался со всеми, выслушивал любого, старался взывать к логике, заручился доверием нейтральных кланов. Что немаловажно, Сахнуна уважали и в гуманитарных организациях. Алжирец искренне считал, что каким бы тяжелым и бедственным положение в Сомали ни было, выход есть всегда. Он изо всех сил старался гасить межклановые распри, заражая своей уверенностью старейшин. В свою очередь те использовали свое влияние на членов клана. Постепенно, шаг за шагом, ситуация менялась — не так быстро, как хотелось, но менялась. Сомалийцы начинали верить, что ООН и впрямь способна изменить положение к лучшему.
Увы, к огромному сожалению, они были жестоко обмануты в своих ожиданиях (не они одни, впрочем — «компетентность» и «эффективность» ООН давно уже стала притчей во языцех). В то время как Сахнун пытался что-то сделать, не имея при этом практически никаких ресурсов, ООНовская бюрократия тянула очередную волынку, занимаясь в первую очередь тем, чем занимается любой чиновник под этим солнцем — обеспечением собственного существования.
Отсюда вытекали бесконечные задержки, утрясания, бюрократические войны, некомпетентность и прочая и прочая. ООН никак не могла организовать ни воздушных логистических операций для доставки помощи, ни просто обеспечить охрану гуманитарным колоннам и сотрудникам агентств. Тем временем, число смертей только росло. Кадры из Сомали (довольно жуткие) замелькали в газетах, журналах и на телевидении — и с увеличением потока материалов росла и критика действий — а точнее бездействия — ООН, причем как со стороны, так и изнутри. Тревор Пейдж, глава Всемирной продовольственной программы (ВПП), заявил, что голод в Сомали можно было предотвратить (или, по крайней мере, уменьшить масштабы) — если бы ООН не тянула с засылкой в страну экспертов: «Мы пустили всё на самотёк, не уделяя ситуации должного внимания.
Гуманитарными вопросами занимались люди, не имевшие никакого опыта в этом деле, не понимавшие ситуации, и, соответственно, не поднимавшие тревогу». Пэйдж, который на тот момент занимался вопросами преодоления продовольственных кризисов более 30 лет, сравнил голод в Сомали с гуманитарными катастрофами в Биафре в конце 1960-х годов и с кризисом в Бангладеше в 1971 году — с той разницей, что тогда ВПП была лучше подготовлена к подобным ситуациям. По оценке Пэйджа страна нуждалась минимум в 400 тысячах тонн продовольствия ежегодно — к августу удалось доставить и распределить четверть от этого количества. И причина тому, как заявил Пэйдж — в неорганизованности ООН. Руководитель ЮНИСЕФ и вовсе назвал ситуацию Сомали крупнейшим провалом ООН за всю историю. Даже Санхун потерял всякое терпение и резко отозвался о бездействии ООН. Выступая в октябре 1992 года в Женеве на конференции по сомалийской проблеме, он заявил, что в стране от голода умерло 300 тысяч человек — в то время как ООН не сделала ровным счетом ничего, чтобы удержать Сомали от сползания в хаос.
Возможно, именно это и стало последней каплей — через несколько дней после этой речи Санхуна Бутрос-Гали отстранил его от руководства программой. Понятно, что неудовольствие главы ООН вызвала критика — но была и еще одна причина. Бутросу-Гали хотелось быстрых, а самое главное — эффектных результатов, которых можно было бы предъявить общественности. «Мягкий» и неспешный путь Санхуна египтянина не устраивал (несмотря на прогресс, достигнутый алжирским дипломатом) — Бутрос-Гали стремился превратить ООН в «машину добра», которая может действовать не только гуманитарными способами, но, если понадобится, еще и силой.
Существует версия, что за отстранением Санхуна стояли американцы — и предположение это очень похоже на правду. От отставки Санхуна в первую очередь выиграли крупнейшие американские агентства помощи. Они активно лоббировали «жесткую» или силовую стратегию (читай — интервенцию ООН) — и «мягкий» путь Санхуна их не очень устраивал. Хотя, к тому моменту (осень 1992 года) в отдельных районах Сомали ситуация начала потихоньку выправляться: в Байдоа, например, смертность упала с 1700 человек в неделю до 300. Тем не менее, руководители организаций открыто призывали к интервенции. Филипп Джонсон, президент Care-US заявил, что «международное сообщество, при поддержке войскового контингента ООН, должно войти в Сомали и напрямую управлять этой страной, поскольку там нет никакого правительства».
Еще одно агентство, Care International обосновывало вторжение тем, что в стране «анархия, развал и полное отсутствие общественных, экономических и политических структур». Формально в своих оценках ситуации они были правы — в Сомали действительно творился хаос и страны как таковой не было, и люди мёрли тысячами. Просто вместо постепенной эволюции, нудной, кропотливой и самое главное, неблагодарной работы, они хотели стремительных результатов (ну и желательно славы). В том же октябре Бутрос-Гали назначил Джонсона кризис-менеджером программы продовольственной помощи Сомали. Первое же публично заявление Джонсона на этом посту было примечательным: «Мы должны вступить в бой с сомалийцами — и если потребуется сражаться с ними. Продовольствия хватает, а наши агентства готовы его доставить. Но пока что нам приходится уклоняться от боёв и иметь дело с теми, кто стремится нажиться на поставках и лишить детей еды». Это сказал не отставной милитарист, не действующий генерал, а руководитель гуманитарного агентства.
Бутрос-Гали, тем временем, в своем стремлении как-то заретушировать провальные действия ООН и расширить влияние организации, нашел — как ему казалось — логичный выход. Не имея достаточных ресурсов, он обратился за помощью к США — а те, надо отметить, были только рады лишний раз поиграть мускулами, паче под флагом ООН. В данном случае вырисовывалась идеальная ситуация — американцы получали возможность унять кучку разбушевавшихся подонков, а после водрузить голубой флаг высоких гуманистических идеалов.
На смену Мохаммеду Сахнуну пришел назначенец Бутроса-Гали иракский диплома Исмат Киттани. С самого начала он выбрал прямо противоположную стратегию — там, где Санхун искал возможность договориться, иракец шел на открытую конфронтацию. Замкнутый и надменный, не питавший к сомалийцам никаких теплых чувств, Киттани за все свое время в Могадишо провел только две встречи с Айдидом и Махди — притом, что Санхун встречался с ними постоянно.
Киттани дал понять, что при нем не будет никакой дипломатии, никакого баланса, никакого видения будущего для страны, но самое главное — в нем не было той искренности, которая вызывает уважение даже у противника. Стремясь ускорить прямое военное вмешательство, Киттани посылал Бутросу-Гали сфабрикованные отчеты. По его оценкам, боевики разворовывали или присваивали от 70 до 80 процентов продовольственной помощи. Сахнун, знакомый с ситуацией куда лучше, считал, что потери колеблются между 15 и 40 процентами. МККК полагал, что цифры и того меньше — от 15 до 20 процентов. Но кого волновало их мнение — Секретариат ООН и Госдепартамент США предпочитали использовать данные Киттани и приводили их как истинные во всех отчетах и документах — лоббируя тем самым скорейшее вмешательство.
Всё к тому и шло. К делу подключились СМИ — нельзя сказать, что они и ранее игнорировали Сомали (все-таки кадры умерших или умирающих от голода — это эффектно, это рейтинг, это тираж), но появлялись они от случая к случаю. Теперь же освещение сомалийской проблемы превратилось в медиа-кампанию. Паче что сомалийские боевики не уставали подкидывать информационные поводы. Порт в Могадишо был закрыт — по причине того, что не удалось договориться с «ополченцами». Корабль с гуманитарной помощью обстреляли. В американских газетах замелькали рассуждения и требования политики «стреляй, чтобы накормить» («shoot to feed»). Американские агентства помощи поставили ультиматум — либо в Сомали вводится контингент для охраны, либо они сворачивают всю свою деятельность. 29 ноября Бутрос-Гали публично заявил, что мирный процесс в Сомали уже невозможен. На заседании Объединенного комитета начальников штабов в Вашингтоне военное руководство США согласилось, что военная интервенция в Сомали вполне осуществима.
К этому же вывод пришел и президент Буш — тем более, что с медийной и публичной точки зрения вмешательство в дела Сомали выглядело довольно привлекательно: в конце концов, Америка на всех углах заявляла о своей приверженности делу укрепления стабильности во всем мире. Да и оказание гуманитарной помощи голодающим сомалийцам опять же выглядело более позитивным, чем миротворческие усилия в Боснии. Правда не все разделяли уверенность в том, что США так уж необходимо вмешаться в ситуацию — советник президента по вопросам национальной безопасности Брент Скаукрофт заявил, что войти в Сомали легко — а вот уходить оттуда будет чрезвычайно трудно. Похожие мнения высказывал и генерал Колин Пауэлл, тогдашний председатель Объединенного комитета начальников штабов — по его мнению, положить конец страданиям сомалийского народа можно было только с помощью массированной интервенции, но это, как отмечал Пауэлл в своем меморандуме, таит опасность вовлечения американских сил в гражданскую войну.
3 декабря Совет Безопасности ООН единогласно принял Резолюцию № 794 и санкционировал развертывание Объединенной оперативной группы (Unified Task Force — UNITAF), с тем, чтобы та «использовала все необходимые средства, чтобы в кратчайшие возможные сроки создать безопасные условия для операций по оказанию гуманитарной помощи в Сомали». UNITAFявлялась многонациональной военной группировкой (около 40 тысяч личного состава), возглавляемой США (28 тысяч), в которую также входили подразделения из Бельгии, Италии, Канады, Нигерии, Франции и ряда других стран. Командовал американскими и ООНовскими частями генерал-лейтенант морской пехоты США Роберт Джонстон. Президент Буш, надеясь на триумф, который бы увенчал конец его президентского срока, назвал данную операцию «Восстановление надежды». Ряд стран, правда, выступил против такого усиления американского влияния — опасаясь, что операция вместо гуманитарной превратится в обычную военную. Итальянцы и французы опасались, что усиление военной составляющей приведет к тому, что сомалийские кланы почувствуют угрозу, что приведет к эскалации насилия. Но Бутрос-Гали отчаянно нуждался в американской военной силе и отмел все претензии.
Но не успели еще высохнуть чернила на резолюции, как между ООН и США разгорелся принципиальный спор: должна ли UNITAF разоружать сомалийские «ополчения»? В письме к Бушу Бутрос-Гали настаивал, что разоружение банд является необходимым условием всей операции: «Без выполнения этого условия создание безопасных условий, о чем говорилось в Резолюции Совета Безопасности, не представляется возможным». В Вашингтоне придерживались иного мнения — Министерство обороны США категорически не желало военных потерь и не выказывало никакого желания ввязываться в процесс разоружения банд. Сам же президент Буш рассматривал операцию как своеобразную акцию Армию Спасения — пришли и накормили. Тем более, что приближалось Рождество, а согласно традиции, в этот праздник никто не должен был оставаться голодным. По крайней мере, так это подавалось в СМИ. В итоге задачи UNITAF свелись к обеспечению безопасности дорог, по которым двигались автоколонны с гуманитарной помощью, обеспечение безопасности морских и воздушных портов, обеспечение безопасности пунктов раздачи помощи и поддержка гуманитарных операций ООН и различных НПО.
Американские части высадились в Могадишо 9 декабря 1992 года — по сути это был тщательно подготовленный спектакль. Снимать высадку американской морской пехоты слетелись корреспонденты со всего мира — правда, при этом не наблюдалось ни одного «ополченца». Уже через полчаса после высадки американское военное командование раздавало интервью в прямом эфире, делая акцент на исключительно гуманитарном характере миссии.
Большинство сомалийцев как раз приветствовало американцев, полагая, что те разоружат «ополченцев» и наведут в городе порядок — жизнь в условиях постоянной стрельбы не сахар. Сами «ополченцы» и их командиры также давали понять, что не желают никаких проблем и в принципе готовы были сдать изрядную часть оружия. Стоит помнить, что в то время образ Америки, сформированный СМИ и кинематографом, был впечатляющим: вооруженные по самому последнему слову широкоплечие американские солдаты; танки, ракеты, самолеты, корабли, вездеходы; решимость применить силу — всё это играло на образ Америки как самой сильной страны мира. К тому же не так давно был усмирен Ирак — а Война в Заливе была в том числе и тщательно срежиссированной телевизионной войной, которую смотрели практически по всему миру, а уж в северной Африке и подавно. Опять же, американцы где ненавязчиво, а где и открытым текстом давали понять, что это именно они победили СССР, другую крупную державу.
Соответственно, прибытие американских экспедиционных сил с точки зрения сомалийцев — как обычных людей, так и боевиков — выглядело как наступление неотвратимой и несокрушимой лавины, с которой бодаться бессмысленно. Именно так расценили высадку UNITAF и Айдид и Махди — как свершившийся факт. Каждый при этом надеялся обернуть ситуацию в свою пользу и попытаться заставить американцев сыграть на их стороне. 11 декабря, спустя два дня после высадки, бывший посол США в Могадишо, а ныне спецпосланник президента Буша, Роберт Окли под прицелом телекамер свел вместе Айдида и Махди — спустя более года после начала боевых действий старые враги наконец-то встретились лицом к лицу.
С самых первых дней американская стратегия стала давать сбои — поскольку основывалась на ошибочных действиях и представлениях.
Во-первых, принцип «нулевых потерь» для американцев был свят — и чтобы его соблюсти они были готовы идти на все. Исходя из этого, они возвели Айдида и Махди чуть ли не в ранг полноправных партнеров миссии, тем самым придав им легитимный статус — ровно в тот момент, когда власть этих полевых командиров неуклонно скатывалась вниз. Фактически вместо того, чтобы, грубо говоря, показать, кто здесь хозяин, американцы уравняли себя с полевыми командирами — ну или подняли их до своего статуса. Восточные и африканские народы такие моменты чувствуют интуитивно — что не могло не сказаться.
Во-вторых, вместо того, чтобы выжать все из ситуации начального этапа, когда период восхищения и обожания американцами еще не закончился, и начать разоружать «ополчение», американцы позволили Айдиду, Махди и другим боевикам сохранить арсеналы (места складирования оружия были прекрасно известны) — притом, что те были в принципе готовы пойти на разоружение. Не было сделано ни единой попытки изъять тяжелое вооружение — не говоря уж о том, чтобы просто отобрать у банд хотя бы автоматы. Через пару дней после высадки американский патруль задержал группу боевиков Айдида в тот момент, когда они загружали в арсенал очередную партию оружия — склад находился неподалеку от американского посольства.
Командование UNITAF потребовало немедленно отпустить задержанных и строго проинструктировало командиров патрулей избегать подобных инцидентов в будущем. Всё — с этого момента лидеры «ополченцев» поняли, что они неприкасаемы. Только пара незначительных складов с оружием были торжественно «выявлены» и уничтожены. Бутроса-Гали это никак не удовлетворило, поскольку он желал тотального разоружения кланов. Увы, он не понимал или не желал понимать, что разоружить ополчения — это то же самое, что по сути разоружить всю страну. Оружие было частью культуры Сомали — защита семьи и клана являлось неотъемлемой частью жизни и даже те, кто не состоял в «ополчениях» хранили дома стволы — на всякий случай. Вряд ли это понимал генерал морской пехоты Джозеф Хоар, командующий Центральным командованием США (именно ему подчинялись морские пехотинцы из контингента UNITAF) но он равно не желал разоружения, потому что осознавал — в стране где непонятно, где друг, а где враг такие попытки очень быстро приведут к войне. Посему с боевиками договорились, что свои вооружения те будут хранить в официально разрешенных арсеналах (ОРА). Те согласились — но при этом быстро организовали дополнительные тайные склады.
В итоге сомалийцы пришли к выводу, что операция «Восстановление надежды» была ни чем иным как циничной сделкой между администрацией США и полевыми командирами — американцы приходят, американцы помогают доставить помощь, американцы уходят. И всё происходит без потерь. За кадром остались вовсе уж невнятные слухи о безвозмездной «денежной помощи» боевикам со стороны неназванных американских источников. Тактически операция прошла успешно — но в стратегическом плане такое поведение обернулось крупным провалом.
Успех действительно был — в большинстве южных районов Сомали, именно там, куда ввели контингенты, воцарилось относительное спокойствие, благодаря перемирию между UNITAF и кланами. Более того, присутствие войск снизило объемы хищения продовольствия, контрабанды оружия и ката, т.е. того, на чем банды в основном и зарабатывали. В страну даже наведался президент Буш, заявив, что «мы не собираемся бросать Сомали на произвол судьбы». Что касается сухой статистики, то по данным независимой организации Refugee Policy Group, которая провела расследование ситуации, с начала боев и до окончания действия UNITAF число умерших от голода составило от 200 до 240 тысяч. 125 тысяч умерло от голода до прибытия UNITAF. Число спасенных в ходе этой миссии составило около 10 тысяч.
Присутствие войск, однако, дало возможность провести переговоры. В марте 1993 года в Аддис-Абебе на общенациональной конференции по примирению и согласию, основные полевые командиры и представители кланов подписали соглашение о перемирии, в котором согласились на полное разоружение и призвали силы ООН предпринять решительные действия против тех, кто воздержался от этого соглашения. Накануне своего отбытия, передавая полномочия новой миссии ООН в Сомали (UNOSOM II) Роберт Окли с гордостью говорил о том, как «американцы спасли страну от полного разрушения». По его словам выходило, что именно он усмирил сомалийские «ополчения» политикой «постепенного ощипывания»: «Перья просто выдергиваются по одному, и птица не обращает на это внимания — до тех пор, пока в один прекрасный день обнаруживает, что не может взлететь». Результат действий UNITAF заявил Окли, превзошел все ожидания — голод и смерть практически полностью исчезли, а клановая война осталась в далеком прошлом. Реальность же была куда как серьезнее — голод продолжал оставаться серьезной угрозой для населения, в стране свирепствовали болезни, а кланы — хотя и подписавшие соглашение о перемирии — продолжали накапливать оружие и выжидать удобного момента.
Миссия UNOSOM II была гораздо более амбициозной операцией, чем UNOSOM I - можно сказать, что мечта Бутроса-Гали о полномасштабной операции ООН наконец-то сбылась. Согласно Резолюции СБ ООН № 814 UNOSOM II вменялось в задачу формирование нового правительства, создание новых полицейских сил, разработка и внедрение правовой системы и реформирование экономики. Предполагалось перестроить или заново отстроить практически всё — школы, больницы, дороги, электростанции, водопроводы, связь и т.д. и т.п. Как заявила представитель США в ООН Мадлен Олбрайт, целью ООН является «восстановление целой страны в качестве полноправного функционирующего и надежного члена мирового сообщества».
У UNOSOM II полномочия были куда большими чем у UNITAF - теперь дело не ограничивалось одними сопровождениями колонн с гуманитарной помощью и обеспечением распространения помощи. Мандат включал положения о «принуждении к миру» — иными словами теперь различные сомалийские «ополчения» необходимо было разоружать. Но было уже поздно — за время действия UNITAF банды уверились в том, что их не тронут, что оружие у них отбирать никто не собирается, а самое главное — миф об американцах, как о каких-то суперменах испарился. Сомалийцы увидели, что американские солдаты — это не экранные супергерои, что хваленая решимость применить силу и немедленно покарать — это слова и ничего более, что американцы преследуют свои цели, что они ведут себя так же, как солдаты любой другой армии (за время действия миссии случилось несколько инцидентов со стрельбой по мирным гражданам). Что же касается лидеров боевиков, то они американцев терпели — ровно до тех пор, пока их кланам от этого была польза.
Вместо контингента UNITAF были развернуты новые силы: около 20 тысяч «голубых касок», 8 тысяч тылового персонала, занимавшегося обеспечением и еще 3 тысячи гражданских из разных стран. В миротворческий контингент входили подразделения спецназа вооруженных сил США, а также подразделения быстрого реагирования — на случай чрезвычайных ситуаций. Они подчинялись непосредственно американскому командованию, но не ООН. Общее руководство UNOSOM II было возложено на адмирала ВМС США в отставке Джонатана Хоу, бывшего советника по безопасности президента Буша. Формально контингентом UNOSOM II командовал турецкий генерал Чевик Бир — но его заместителем был генерал-майор американской армии Томас Монтгомери. (Монтгомери также являлся командующим всем американским контингентом в Сомали — подчиняясь Центральному командованию в обход ООН. Американцы не желали, чтобы их военнослужащие находились только под контролем ООНовцев и пробили себе данную клаузу в договоре. 1300 личного состава 10-й горной дивизии армии США составили ядро сил быстрого реагирования. Монтгомери имел право задействовать СБР по своему усмотрению, в том случае если «голубые каски» не могли справиться с проблемой, или же если проблема выходила за рамки мандата ООН — например операции по поиску и уничтожению. Кроме того, американцы перебросили в Кению штурмовые вертолеты — для поддержки операций с воздуха). В целом и общем, как и UNITAF, UNOSOM II была по существу американской операцией. Правда, имелось важное отличие — у UNOSOM II было куда меньше ресурсов для ведения боевых действий, а вот амбиций и дерзновенных планов — в разы больше.
Когда в начале мая контингент UNOSOM II взял под контроль Могадишо, Айдида это сильно встревожило. Он предположил, что настоящей задачей операции являлось разоружение именно его «ополчения» и его политическое устранение. Определенные основания у него были — Бутрос-Гали симпатий к Фарах Айдиду не питал, считая последнего виновником всех нынешних бед Сомали. Айдид равно терпеть не мог Бутроса-Гали — последний в бытность свою министром иностранных дел Египта активно поддерживал режим Сиада Барре, а значит играл на стороне другого клана. К тому же Махди считался политиком, а Фарах — военным, хотя разделение это было насквозь условным: и тот и другой обладали изрядным количеством штыков и без колебаний пускали их в дело. Подозревать ООН и США в своей игре Айдид начал давно — тем более, что поводов к тому находилось. В феврале контингент UNITAF беспрепятственно позволил конкурирующему «ополчению» из клана Дарод, под командованием Саида Херси Моргана оккупировать порт Кисмайю — выдавив перед этим оттуда боевиков Айдида. (Задним числом появились сообщения, что все, оказывается было не так — якобы враги ООН намеренно ввели Айдида в заблуждение, предоставив ему сфабрикованные доклады, что ООН играет на стороне Дарода. Насколько этим сообщениям можно верить — вопрос дискуссионный). Естественно, что Айдид усмотрел в этом, мягко говоря, расхождение между заявленными целями и реальными шагами. Тем более, что узнав о вытеснении Хабар Гидир из Кисмайю местнрые власти в других городах стали отстранять клан от власти. Айдид был взбешен. 24 февраля боевики Айдида сагитировали часть населения Могадишо на демонстрацию против присутствия в стране США и ООН — которая вылилась в очередные погромы (в числе прочих были убиты несколько сомалийских полицейских и ранены семь морских пехотинцев США).
Айдид недвусмысленно дал понять, что будет жестко сопротивляться любым попыткам как-то ограничить его власть. Что естественно не понравилось американцам — и они со свойственной им прямотой решили его превратить в маргинальную фигуру (а если получится, то и ликвидировать). Айдид немедленно отреагировал, запустив контр-пропагандистскую кампанию — для чего использовал собственную радиостанцию в Могадишо «Радио Айдид». В передачах он обвинял ООН и США в империалистических замыслах и колонизаторских помыслах и призывал сомалийцев защитить национальный суверенитет. UNOSOM II вознамерилась прикрыть эту радиостанцию — только вот ровно того же желал и Махди. Для Айдида, таким образом, все было ясно — ООН и Америка пришли в Сомали с тем, чтобы его, Айдида, уничтожить. И без того хрупкий баланс сил начал стремительно разрушаться.
5 июня подразделение пакистанских «голубых касок» прибыло в Могадишо для инспекции одного из ОРА Айдида. Приказ о проведении инспекции отдал замначальника ООНовского контингента — генерал Монтгомери. По официальной версии, ОРА требовали аудита, поскольку последний раз они проверялись очень давно. Айдиду выпало быть первым в очереди. Но тот самый цейхгауз, куда направились пакистанцы, также служил базой для «Радио Айдид». Когда «ополченцы» за день до инспекции получили письменное уведомление от UNOSOM II то у них мгновенно родились подозрения, что реальной целью «инспекции» является захват и уничтожение радиостанции. Один из заместителей Айдида заявил ООНовским служащим: «Данные действия неприемлемы. По сути, это объявление войны». Американское командование получило это предупреждение — но солдат из Пакистана почему-то «забыли» о нем проинформировать.
Пока пакистанцы инспектировали внутренние помещения, снаружи собралась толпа — разгоряченная известиями о том, что американцы намерены разоружить «ополчение» и закрыть радиостанцию. Когда солдаты вышли, то толпа их атаковала — в том числе и стрельбой. «Голубые каски» открыли ответный огонь. Примерно в то же время, в нескольких километрах от этого места, еще один ООНовский патруль также подвергся нападению. Еще один инцидент произошел в пункте распространения помощи: солдат, пытавшийся успокоить взбудораженную толпу, был обезоружен и зверски убит. Всего в тот день погибли 26 солдат из Пакистана — тела многих были изуродованы рассвирепевшей толпой.
Американцы, даже не дожидаясь начала расследования инцидентов, тут же обвинили в этом Айдида и потребовали его ареста. В Нью-Йорке Совет Безопасности ООН (по слухам, с американской подачи) принял Резолюцию №837, в которой потребовал «принять необходимые меры против тех, кто несет ответсвенность за вооруженные нападения, обеспечить расследование их действий, арест, содержание под стражей, суд и наказание».
Фактически это было самым настоящим объявлением войны. Позже ООН и США заявляли, что, дескать, войну первым объявил Айдид — поскольку необходимо было как-то оправдать свои действия и провалы. Правда же заключается в том, что ООН фактически с самого начала негласно играла против Айдида. Бутрос-Гали категорически не желал видеть Фарах Айдида участником политического процесса. Американцы же со свойственным им «пониманием» обстановки (довольно характерная черта всей американской внешней политики) приняли картину, нарисованную Бутросом-Гали, как данность: есть «хороший мальчик» Махди и есть «плохой мальчик» Айдид. И месяца не прошло с момента прибытия в Сомали UNOSOM II (намеревавшаяся «восстановить» страну), как штаб-квартира миссии (бывшее американское посольство) превратилась в настоящий военный штаб — с километрами колючей проволоки, прожекторами по периметру, мешками с песком, надолбами и т.д. Все структуры ООН немедленно ретировались в этот форт, под защиту солдат — тем самым потеряв все контакты с тем, что происходит за его стенами. Подвальные помещения бывшего посольства усилиями инженеров армии США превратились в мощный бункер — в котором адмирал Хоу устроил командный центр. Шутники утверждали, что это напоминало адмиралу его годы службы, когда он командовал подлодкой. Хоу, человек жесткий, к тому же истовый, на грани фанатизма христианин, поставил себе целью нейтрализацию Айдида — чего бы это ни стоило. Айдид стал его idefix - Хоу преследовал Айдида с непреклонностью первых крестоносцев, бившихся против сарацинов.
Ключевой момент заключался в понятии «чего бы это ни стоило». А стоило, как выяснилось, очень много. Силы UNOSOM II и американские спецподразделения бились с «ополченцами» Айдида на улицах Могадишу. Параллельно шла изощренная борьба разведок. Количество погибших при этом никто не считал — с сомалийской стороны, естественно. Самолеты и вертолеты наносили удары по арсеналам, гаражам и жилым домам. Кстати, практически первое, что удалось уничтожить американцам, было «Радио Айдид». Хоу публично объявил Айдида «преступником, рвущимся к власти», назначил за его голову награду в 25 тысяч долларов и в лучших традициях Дикого Запада даже приказал расклеить постеры «Разыскивается». Это возымело эффект — но совсем не тот, на который рассчитывал Хоу. 25 тысяч долларов, конечно, для рядового сомалийца были суммой гигантской — но члены Хабар Гидир и помыслить не могли, чтобы выдать американцем своего, это, во-первых. А во-вторых, после таких постеров другие кланы решили, что сегодня американцы отловят Айдида, а завтра примутся ловить других. Веры США уже не было. Ну и самое главное — американцы, заявив публично, что намерены взять Айдида живым или мертвым, заставили полевого командира уйти в подполье. А прятаться ему было где — Айдид контролировал изряднейшую часть Могадишо. Охота за полевым командиром набирала обороты, но каждый раз он ускользал из расставленных ловушек — умудряясь порой давать интервью разным отчаянным корерспондентам.
11 июля американское командование получило данные от информатора-сомалийца, что Айдид планирует посетить встречу, которую организует его сторонник Абди Хасан Авале Кайбдид. На ней намеревались также присутствовать старейшины под-клана Хабар Гидир, видные бизнесмены, интеллигенция, предстаивтели других кланов и разные видные деятели из близких к Айдиду кругов. На встрече предполагалось обсудить варианты начала диалога с UNOSOM II - в клане отдавали себе отчет, что вечно воевать невозможно; война с одной стороны была прибыльной, а с другой требовала изрядных затрат. Несколько человек из тех, что планировали посетить встречу двумя днями ранее встречались с адмиралом Хоу, прощупывая почву для дальнейших переговоров. Дом Кайбдида выбрали потому, что на втором этаже особняка располагался огромный зал, удобный для разного рода собраний.
Американцы увидели в этом возможность нейтрализовать Айдида. Практически сразу же был отдан приказ о развертывании ударной группировки, включавшей в себя вертолеты и морскую пехоту. Планировалось, что информатор (который также намеревался посетить собрание) в определенный момент покинет здание и даст условный сигнал о том, что все на месте командно-штабному вертолету, который будет кружить неподалеку (вертолеты в небе над сомалийской столицей стали привычным явлением, кружа над городом едва ли не круглые сутки, посему присутствие в воздухе вертолета неподалеку от места встречи едва ли кого могло встревожить). Далее в действие вступают вертолеты огневой поддержки, атакуя особняк с трех сторон — один обстреливает зал, второй — большую лестницу, ведущую на первый этаж, и третий — внешние ворота, обеспечивая морским пехотинцам доступ внутрь. Ну а те уже сами разберутся — им был отдан приказ стрелять при малейшем сопротивлении.
Практически все прошло в соответствии с планом. Информатор покинул здание, дал сигнал вертолету — а далее подлетели «Кобры» и с помощью ракет и пушек разнесли особняк в пыль. Без всякого предупреждения, без каких-либо предложений сдаться. Позже сомалийцы заявляли, что высадившаяся с вертолетов морская пехота хладнокровно прикончила всех, кто выжил после такого налета. По данным МККК число погибших составило 54 человека. Сомалийская сторона опубликовала списки с 73 погибшими при этом налете. Среди погибших был шейх имам Хаджи Мохамед Аден — 90-летний верховный глава под-клана Хабар Гидир, пользовавшийся громадным уважением. Его гибель стала шоком как для членов клана, так и для других сомалийцев. Погибли и другие видные фигуры. Но только не Айдид. Его попросту не было на этой встрече.
Тем не менее, адмирал Хоу выглядел чрезвычайно довольным результатами рейда. Он заявил, что атака была тщательно спланирована, что американцы прекрасно знали, что они атакуют, и что ударная группа уничтожила гнездо террористов — ключевую военно-организационную структуру, состоявшую из главных помощников Айдида, которые планировали террористические нападения.
У сомалийцев слова Хоу вызвали бурю возмущения — и, как легко догадаться, симпатий американцам не прибавили. Когда несколько западных журналистов решили расследовать обстоятельства рейда и приехали на место атаки, то собравшаяся толпа их попросту растерзала (Ханси Краусс из АП и Дэн Элдон, Хос Майна, Энтони Макариа из Рейтерс). У сотрудников же ООН заявление Хоу вызвало тихий ужас — получалось, что весь аппарат ООН, от миротворцев до насквозь штатских, причастен к этой бойне. Энн Райт, глава отдела юридического обеспеченияUNOSOM II в знак протеста уволилась. В заявлении об отставке она, в частности, написала: «UNOSOM II должна осознавать, что большое количество организаций и стран — членов мисиии посчитают данный штурм дома с преднамеренной целью уничтожения всех, кто там собрался и без предоставления им шанса сдаться ни чем иным как хладнокровным убийством, совершенным под флагом и во имя интересов ООН». Хоу отмахнулся от этого предупреждения, меж тем слова Райт оказались пророческими — теперь сомалийцы называли штаб-квартируUNOSOM II исключительно «лагерь убийц».
Хоу с упорством упомянутых крестоносцев продолжал охотиться за Айдидом. В начале августа боевики Айдида подорвали радиоуправляемый фугас, убив четверых американских солдат. Спустя две недели инцидент с подрывом повторился — по счастью обошлось только ранеными. После этого Хоу затребовал дополнительные подкрепления. Поколебавшись, в Вашингтоне дали добро — и в Могадишу прибыл контингент из 400 рейнджеров и 130 командос из группы «Дельта» (оперативная группа «Рейнджер»).
С посылкой ОГ «Рейнджер» в Сомали связан любопытный момент — кто же именно настоял на посылке спецназа для поимки Айдида? Как известно, у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Американцы позже заявляли, что именно Бутрос-Гали категорически настаивал на том, что США должны послать в Сомали свои элитные подразделения. Бутрос-Гали, в свою очередь, категорически это отрицал, говоря, что всегда был сторонником «разумной силы», а привлечение рейнджеров и «Дельты» к поимке полевого командира было исключительно американской инициативой. Хоу впоследствии не отрицал, что он требовал у Вашингтона послать в Сомали спецназ — но при этом оговаривал, что еще тогда его заботило, что миссия UNOSOM II скатывается в полномасштабную войну. Разделаться с Айдидом хотела и Мадлен Олбрайт: вкупе с советником по национальной безопасности Энтони Лейком они призывали президента Клинтона побыстрее разобраться с этим бандитом — а кто способен быстро и эффективно разобраться, как не специально подготовленные отборные части? Известно, что точно против применения спецназа выступали Колин Пауэлл и генерал Хоар — первый считал, что сомалийцев разоружить невозможно, а второй вообще не верил, что ООН способна преуспеть в Сомали. Скептически относился к этой инициативе и министр обороны Лес Эспин — но у него были свои причины.
Министр понимал, что наступала эпоха урезания военных бюджетов, сокращения армии и ему не хотелось, чтобы подразделения вооруженных сил США участвовали в долгосрочной миссии где-то за рубежом. Эспин вообще желал бы, чтобы американские части ушли из Сомали, но пока это было невозможно. За посылку «Дельты» на Африканский рог ратовал также ряд чиновников из администрации Клинтона, мотивируя это тем, что необходимо уменьшить американскую составляющую в UNOSOM II и передать больше полномочий ООН. Зачем держать в стране столько военных, когда можно послать небольшой отряд спецназа, и по-быстрому ликвидировать главарей — тем самым бюджету выходит экономия, а остальным мы показываем, что, во-первых, присутствуем в Сомали, а во-вторых, насколько эффективен наш спецназ.
Но прибытие ударных частей положения не изменило. Первый же ночной рейд «Дельты» окончился провалом. Информатор сообщил, что Айдид будет ночевать в определенном доме в квартале Лиг Лагато в Могадишу. Спецназовцы высадились с вертолетов на тросах, ворвались в дом и захватили в плен 9 человек. По прибытии на базу выяснилось, что среди задержанных — официальный представитель ООНовской Программы развития, три старших сотрудника UNOSOM II и почтенного возраста египтянка, представитель одной из гуманитарных организаций (ее в буквальном смысле выдернули из постели и заставили лежать в одной ночной рубашке на битом стекле до прибытия вертолетов). Вашингтон был в ярости. Колин Пауэлл позже признавался в своих мемуарах, что в таком бешенстве он никогда еще не был. Следующие рейды также были, мягко говоря, не очень успешными — в сети попадалась в основном мелочь. Правда, в одном из рейдов «Дельта» взяла штурмом дом сомалийского генерала, арестовав как его, так и около 40 членов клана Абгаль — но тут выяснилось, что этот генерал считался в ООН основной кандидатурой на роль нового начальника полиции Сомали, и в UNOSOM II его всячески обхаживали. Конечно, были принесены соотвествующие извинения, но доверие к ООН со стороны сомалийцев опустилось практически к абсолютному нулю.
Те самые сомалийцы, которые поначалу приветствовали ООН в надежде, что «голубые каски» разоружат «ополчение» теперь наоборот стали поддерживать этих полевых командиров — по принципу «хоть с чёртом, но против». Командиры же умело разыгрывали и религиозную карту, используя радикальный ислам, как объединяющий фактор: ООН и американцы рисовались безбожниками и анти-исламистами, намеревающимися сокрушить святыни. С каждой неудачей американцев у «ополчения» росла уверенность в своих силах — и под контроль боевиков переходило все большее количество районов столицы. К тому же в самой UNOSOM II вспыхнули серьезные разногласия по поводу методов и тактики.
Наконец 3 октября 1993 года у американцев появилась возможность захватить двух ключевых помощников Айдида. Информатор сообщил, что они проведут встречу в доме на Хальвадиг-Роад, неподалеку от рынка Бакара, в столичном квартале Черное море — который являлся основной базой Айдида в Могадишо. Во второй половине дня 16 вертолетов, включая 8 «Черных ястребов» с десантниками на борту, поднялись в воздух с аэродрома в пяти километрах от цели. Одновременно к цели тронулась колонна из 12 машин. Ударная группировка включала в себя 160 рейнджеров и спецназовцев «Дельты» — вооруженных практически до зубов.
Все предыдыдущие рейды, проводившиеся американцами, были ночными — хотя их нельзя было назвать удачными с точки зрения выполнения поставленных задач, но с точки зрения проведения операций, они были как раз успешными. Американцы умело использовали ночь, не неся при этом потерь. Полеты выполнялись пилотами из 160-го авиаполка специальных операций («Ночные охотники») — это была элита ВВС и спецназа. Эти летчики могли летать практически в любых условиях, держась в считанных метрах от поверхности и сажать свои вертолеты там, куда обычные пилоты и подлетать боялись. Невидимые вертолеты в ночи возникали из ниоткуда; высаживали десант, вооруженный приборами ночного видения; коммандос выполняли свою задачу; вертолеты улетали обратно. Такие призрачные рейды сомалийцев изрядно пугали — поскольку ничего противопоставить ночным налетам они не могли.
А вот операция в самый разгар дня, тем более, рейд в самую гущу контролируемой Айдидом территории, несла в себе изрядные риски. Мало того, что вертолеты и десантники оказывались на виду у противника, который мог оказать сопротивление — данное время суток работало еще и в пользу сомалийцев. Огромное количество обитателей Могадишо жило под катом — наркотик был дешев и доступен, его жевали мужчины, женщины, дети, старики и вообще все кому не лень. Кат влиял на биоритмы, поведение и деятельность — вторая половина дня для сомалийца, привыкшего к жеванию этого растения, была временем подъема всех физических и душевных сил. Эйфория от приема проходила к ночи — и человек становился вялым и сонным. Именно в это время и совершались предыдущие рейды спецназа — что только помогало командос. Сейчас же, ясным днем, обитатели Могадишо, и в частности жители Черного моря, находились в эйфории — не все, естественно, но в количестве достаточном для того, чтобы сорваться и дать выход своим чувствам. А эти чувства положительными по отношению к американцам никак назвать было нельзя.
Завидев приближающиеся вертолеты, квартал взорвался — американцы фактически ткнули палкой в осиное гнездо. Сомалийцы тысячами высыпали на улицы, спешно создавая баррикады. Оружия в квартале было не то что в избытке — в переизбытке. По оценкам одного из миротворцев, «если каждому жителю в возрасте от года до 90 лет раздать по две единицы оружия, то на складах и тайниках останется еще столько же». Вертолеты и приближающаяся автоколонна попали под огонь и были вынуждены ввязываться в перестрелки. Штурмовая группа смогла проникнуть в дом и захватить в плен более 20 человек — включая и ближайших помощников Айдида.
Но далее операция пошла вразнос. Сначала сомалийцы сбили один вертолет, а через некоторое время — второй. Еще два вертолета с серьезными повреждениями сумели дотянуть обратно до базы. Автоколонна с пленными заблудилась в лабиринте улиц и попала под шквальный огонь, который велся с каждой крыши и из любого проема. Другие колонны, отправленные на спасение, натыкались на стену огня и непроходимые баррикады — и вынуждены были отступать. Раненные и умирающие американские солдаты были загнаны в руины, откуда отстреливались всю ночь — без еды, воды, подкреплений и с заканчивающимися боеприпасами. Операция, на которую отводился один час, превратилась в непрерывный пятнадцатичасовой кошмар. Потери американцев составили 17 убитыми и 73 тяжелоранеными; еще один военнослужащий попал в плен. После того, как американцы сумели вырваться из Черного моря, возбужденные толпы еще какое-то время таскали по улицам изувеченные трупы американских военнослужащих — эти сцены, демонстрировавшиеся едва ли не по всем телевизионным мировым каналам, изрядно шокировали американцев.
Сомалийцы окрестили это сражение Malinti Rangers, «День рейнджеров», и праздновали его как победу, хотя победа была Пиррова — по разным данным, 3-4 октября погибли от 800 до 1300 сомалийцев. Для Америки «День рейнджеров» обернулся катастрофой — элитные подразделения самой сильной армии мира были разбиты бандами каких-то оборванцев. Такого публичного унижения в США не помнили с момента нападения на Пирл-Харбор. Общественное мнение Америки было в состоянии шока, ярости и гнева — одна часть американцев требовала забомбить сомалийцев в каменный век, другая — немедленного вывода войск, третья — напротив, увеличения контингента и т.д. 6 октября 1993 года президент Клинтон после совещания с советниками принял решение — прекратить охоту на Айдида и вывести весь американский персонал из Сомали к 31 марта 1994 года. (Надо отметить, что американцы ушли даже раньше намеченной даты — 3 марта 1994 года последний солдат США покинул территорию Сомали). Как только об этом решении стало известно, правительства остальных стран, принимавших участие в UNOSOM II, потеряли всяческий интерес к делу и назначили дату вывода своих контингентов. UNOSOM II фактически развалилась — в отсутствие американцев и без ясной цели, миссия начала потихоньку сворачиваться. Затратив 4 миллиарда долларов на «восстановление» страны, ООН ушла, предоставив сомалийцев самим разбираться с межклановой войной, голодом, разрухой и остальными насущными проблемами. Мечта Бутроса-Гали лопнула, а его планы превратить ООН в эффективное мировое правительство и ключевой элемент международной политики с грохотом провалились в тартарары.
У американского военного вмешательства в Сомали было еще одно последствие, которое широкой публике осталось практически неизвестным. Как известно, «бьют не по паспорту, а по морде», но вот «награждают не по делам, а по бумагам». А когда дело доходит до льгот, награждений и выплат, то финотделы всех армий мира проявляют трогательное единодушие, стремясь максимально урезать блага, полагающиеся тем, кто в действительности был под огнем. Сомали исключением не стало. Американские военнослужащие, служившие в Сомали вплоть до 5 июня 1993 года, вообще не считались участниками боевых действий — соответственно, никаких льгот им не полагалось. Вот после 5 июня, Минобороны США разрешило награждать военнослужащих медалями и знаками отличия — причиной тому стала гибель пакистанских «голубых касок», последовавшая буря в СМИ, и в Пентагоне, скрепя сердце, решили, что негоже и далее делать вид, что в Сомали тишь да гладь. Так что чисто формально до 5 июня 1993 года служба в Сомали квалифицировалась в личных делах американских солдат как участие в исключительно гуманитарной миссии. После этой даты находившиеся в Сомали войска начали считать «персоналом, выполняющим боевую задачу». Но опять же, чиновники Министерства обороны США всячески противились тому, чтобы где-нибудь применялся термин из разряда «боевые действия». Они категорически настаивали, что в Сомали американские военнослужащие задействуют «защиту с применением силы», а никак не ведут «наступательные боевые действия».
Тем из американцев, кто служили в Сомали до 5 июня 1993 года не повезло — особенно тем, кто был ранен. Таковых же хватало — кто-то пострадал от брошенных в них камней и бутылок, кто-то получил ножевые ранения. Но ни один из них не получил медаль за ранение «Пурпурное сердце». Что интересно, во время боевых действий, которые США вели в других странах, эти медали раздавались направо и налево — даже за обморожения или тепловые удары. Причина была той же самой — формально, американским войскам в Сомали на тот момент не ставилась задача по поиску и уничтожению противника, а солдаты — формально — не участвовали в боевых действиях.
Самая неприглядная история произошла с летчиком Майклом Дюраном, который пилотировал один из вертолетов, сбитых сомалийцами 3 октября 1993 года. Дюран был единственным, кто выжил, после того, как его вертолет рухнул. Остальные члены экипажа, а также два спецназовца из «Дельты» погибли в бою с окружившими упавший вертолет сомалийцами. Дюран был захвачен в плен и провел там 11 дней — затем Фарах Айдид отпустил его в качестве жеста доброй воли. Когда в США стало известно о пленении Дюрана, то в одном из выступлений министр обороны Лес Эспин назвал летчика не «военнопленным», а «задержанным». И чиновники Пентагона моментально определили Дюрана в «заложники» — только бы он не числился «побывавшим в плену противника солдатом», и соответственно не мог претендовать на «Медаль военнопленного», полагающуюся побывавшим в плену (а заодно и на соответствующие льготы).
Когда об этом стало известно, поднялся скандал и Дюрана спешно наградили медалью, сделав вид, что ничего не произошло.
4 ноября 1994 года после того, как все попытки миротворчества привели к нулевому результату, Совет Безопасности ООН единогласно принял Резолюцию №954, в которой заявлялось о выводе всего контингента ООН из Сомали. Миротворческий мандат миссии заканчивался в марте 1995 года — 28 марта корабли американских ВМС окончательно вывезли весь миротворческий контингент. Исход ООН ознаменовался чудовищным даже по сомалийским масштабам мародерством. В Могадишо ООН отстроила огромную крепость для своего персонала — фактически небольшой город, в котором был универсам, уличное освещение, спутниковая связь, современная канализация, клумбы и т.п. блага цивилизации. Стоило это удовольствие 160 миллионов долларов — а деньги на возведение и поддержание были взяты из бюджета на восстановление Сомали. Как только ООН покинула Могадишо, на этот городок обрушилась волна мародеров, тащивших всё, что проедставляло хоть какую-то ценность. Через несколько месяцев от ООНовского городка не осталось даже фундамента!
Провал сомалийской миссии имел серьезнейшие последствия для всего мира. Когда президент Клинтон въехал в Белый дом в январе 1993 года, то он заявил, что ООН (при активной поддержке США) будет служить эффективным инструментом для поддержания мира на планете. «Битва за Могадишо» резко изменила отношение Америки к будущим операциям. Клинтон издал указ, в котором четко прописывались условия участия американцев в операициях ООН. Начиная с этого момента, прежде чем предложить военную помощь ООН, США должны были убедиться: что операция ООН отвечает жизненным интересам, что миссия должна иметь четкие временные рамки, что американцы должны иметь четкое представление о характере и масштабе миссии, что перемирие между враждующими сторонами должно быть явным и очевидным, что миссия должна нести четкий политический характер и самое главное — США могли прекратить участие в операции в любой момент, когда сочтут нужным. Условия для США благодатнейшие — возмущение, возникшее было в ООНовских кругах этим указом, никуда особо не выплеснулось: в конце концов, США являлись крупнейшим финансовым спонсором ООН.
Но самое главное — указ появился ровно в тот момент, когда в Африке назревала крупнейшая по своим масштабам катастрофа: руандийская резня, унесшая жизни более миллиона человек. Как раз, когда вмешательство было жизненно необходимо, США и ООН умыли руки и ограничились ролью наблюдателей.
Что же до Сомали, то страна до сих пор не существует как единое государство.
Оценили 3 человека
3 кармы