Вчера моему отцу, Кулебякину Владимиру Георгиевичу (1942-1980), исполнилось бы 80 лет.
Вчера моему отцу, Кулебякину Владимиру Георгиевичу (1942-1980), исполнилось бы 80 лет. Отец из поколения физиков-лириков. Делал изобретения и писал стихи, в конце 1960 создал городской клуб авиамоделистов, который работает и по сей день, был мастером на все руки. Ниже - последние стихи Владимира Георгиевича, в том числе известный в литературных кругах «Ленинградский цикл». Помяни, Господи, во Царствии Твоем раба Божьего Владимира.
ВИЖУ.
Туда, где град далёкий и туманный,
На берега Невы стремлюсь опять,
Где Медный всадник в ветер ураганный
Коня стремит к реке, бегущей вспять.
Навязчив стиль стиха-то, окаянный!
Мы подберём ему другую стать:
К тебе спешу, давно никем не званый,
Былого счастья отзвук поискать.
Последнее в строке совсем банально.
Не будет лучше: путь к тебе недальний.
Так что, рука иль голова мне вождь?
О, город мой! Твои манежи вижу
Конюшни - говорят о них в Парижах,
Как бьёт в макушки памятников дождь!
МОЙ ГОРОД.
К тебе бегут со всех Европ, с полмира!
И всё туристов Запада манит,
Иль с любопытства, или просто с жиру,
Вот спрыгнут сфинксы, грянут о гранит!
О, Питер, Питер! Севера Пальмира!
Всё так же над твоей Невой звенит
Поэтов новых ночью чаще лира,
А в полдень пушка прозой говорит.
Все двадцать лет тобою бредил, что ты!
Совой ходил - не пропустить чего-то.
Беда большая - белой ночью сон.
Да не допустят Музы, нимфы лиха!
И, слава Богу, было в граде тихо,
Чуть надорвал лишь пасти львам Самсон!
В ПЕТЕРГОФЕ.
Пошли домой, пожалуй, моя Ева.
Темно. Устал. Мне показалось там,
Вон - оглянулась каменная дева,
Зевнул, прикрыв ладонью рот, Адам.
Богини к ночи ближе к Параскевам.
Ну что вы, не кощунствую я вам!
И боги, видишь, ну как из-под Ржева,
Определённо, сходят к мужикам.
Домой! Смотри сюда: костляв и жилист
Простуженный Нептун со свитой вылез
Ходить в дворцы твои и Верхний сад.
Чего-то да отпущено в полмеры,
Но вижу ясно я тебя, Венера!
Не обо мне ль шумит большой каскад?
***
Порой ночной полупрозрачны тени.
Дрожат огни. Летит Земли ладья.
В страницы жизни молча смотрит Время
И пишет что-то в Книгу бытия.
Кто знает тайны смерти и рожденья?
Что ж, звездочёт, ну, где звезда моя?
О нет, мне не уйти от наважденья:
Свою вселенную найду и я.
Отыщется счастливая планета,
И бедам вот очертит круг запрета,
Судьба фатальная - её закон.
Игра, исход которой предрешён,
Известна нам - сменяет осень лето.
И не мои ль там васильки, и лён?
ДЕРЕВНЯ.
Прогресс лихой, нас обойди дворами!
Зерно железное бросает длань,
Взошёл посев бетонными столбами,
А в модных ныне чугунах - герань.
О, мать-деревня, там за городами
Набегу оплатила всю ли дань?
Распахнутыми настежь воротами
Дом ветхий смотрит в утреннюю рань.
Окно замшелое гнезда пустого;
Костяк дверей расхлопанных; подкова
Прибитая не к месту, наугад.
Все позади сараи Мангазеи.
Слетела с крыш солома по Рассее,
В ухабины дорог на Китеж-град.
ОСЕНЬ.
Зевнул медведь. Птиц тихое безделье
Тревожит хитрых ястребов умы.
Кончает осень править новоселье,
И ветер свищет в дыры из сумы.
Разбавлено зелёных красок зелье.
В листве лесов, желтеющих дымы,
Весны и лета горькое похмелье
Перед суровой ясностью зимы.
Лекарством трав в болотах синих пахнет,
Но краснощёкие морозы ахнут,
И даль качнётся тысячью огней.
Берёзы тонкой лист последний жухнет.
Вот мокрый филин в дебрях глухо ухнет,
И снег падёт в гербарии полей!
***
Искать за тридевять земель распутья?
Чтоб потоптаться перед камнем там?
И дрогнуть мелким бесом перед жутью?
Чтоб ворон хрипло каркнул в спину нам?
Пока дойдёшь. Решил рукой махнуть я.
Дороги с трын-травою сделал сам.
И мшелым сиднем сел на перепутье.
Идите, хочет кто, хоть в тарарам!
Устану если - лягу гладким боком,
Зажгу закат, и на холме высоком,
На поле чистом подожду рассвет.
В неверный сумрак истины крупинки
Слетят ко мне, как звёздочки-снежинки,
И только да останется и нет!
КУЛИКОВО ПОЛЕ.
Освящено здесь братство кровью алой,
Щиты вставали красные стеной,
На этом поле вновь себя узнала
Русь, приведённая сюда Москвой.
Луга укрыты светлой тишиной,
В листве берёз лишь прошумит устало
И в ночь уйдёт, чуть слышно, стороной,
Встревожит травы ветер запоздалый.
Как прежде, под серебряной луной,
Порой вечерней, на закате лета,
Стоят туманы - берегут покой.
Здесь Сергий Радонежский до рассвета
Всё говорит о чём-то с Пересветом
Над тихою Непрядвою-рекой.
ШЕЛЕСТ.
(советская примета: если показать дулю
нарождающемуся месяцу, - станешь богатым)
Горячий день в закате затухает,
Искрит на своде неба звёздный лёд.
Вот ночь уже из моря выползает
И скоро в новолунии придёт.
Кто был в Крыму на отдыхе - тот знает
Последних дней вечерние часы.
Купюрный шелест листьев не стихает
Над дымкою прибрежной полосы.
В тоске большой, в безденежном пылу,
Сижу и месяц тонкий караулю.
Он выйдет, сядет тихо на скалу.
А я ему сверну из пальцев дулю!
Но не шумит в кармане у меня,
А я-то ждал его четыре дня!
***
Свинью стиха визжащую рифмую,
Живой водой в щетину покропив.
Себя я беспощадно полосую
Всю шкуру истины в ремни пустив.
Здесь критик травоядный, протестуя,
На срамотищу слова наступив,
Вскричит, как оглашенный, в мать какую,
Оглобли на меня поворотив?
Прости, хавронья, виноват немного.
Что ж, с тела твоего снимусь в дорогу,
Страдание супонью затянув.
Назад хулителям всё ж прокричу я
Дорожку многоточия пустую,
В кольцо молчания твой хвост загнув.
Оценили 0 человек
0 кармы