Когда просматриваешь исторические хроники о необычных явлениях, чьих-то удивительных способностях и достижениях, замечается интересная закономерность. Стоит утвердиться какой-нибудь идее в качестве господствующей государственной идеологии, как жизнь человека теряет элемент присутствия чуда, сказки. Русалки, гномы и лешие словно прячутся в свои самые потаенные убежища, боясь, что люди окрестят их исчадиями ада. Пропадают и сообщения о волшебниках, как будто они перестают рождаться, хотя в то же время появляется все больше отчетов о наказанных и казненных за ересь «слугах дьявола».
Волшебство или удивительное искусство остаются за границами такого общества, и весть о чуде приносят только рассказы путешественников, побывавших в дальних «языческих» странах. Иногда сами миссионеры христианской церкви, не в силах устоять перед очарованием тайны, с удивлением описывали то, что видели там.
В конце XVII века католические монахи, побывавшие в Китае, рассказывали о необычном аквариуме, который состоял из стеклянного сосуда и особой прозрачной жидкости. Больше для него ничего не требовалось, даже рыбы. Когда жидкость наливали в сосуд, он казался наполненным ими (рыбами). Когда жидкость выливали, оказывался пустым. Так китайцы несколько раз наполняли этот аквариум, чтобы монахи многократно могли удостовериться в необычном явлении. Что это было — чудо оптики или химии — мы никогда уже не узнаем.
Описание других диковин Востока приводит аббат Хак, искренний и неутомимый миссионер, в книге о своих странствиях, которую он назвал «Путешествие в Тибет». В ней есть рассказ о необычной картине в одном ламаистском монастыре Тибета. Написана она была на простом холсте, и состояла только из этого холста и рамки, в чем сам аббат лично удостоверился. Изображала она пейзаж с луной, и не было бы в картине ничего необычного, если бы луна на ней идеально не повторяла поведение настоящей Луны в небе. Новолуние, полнолуние или только народившаяся луна, все как на самом деле.
«Вы видите на картине эту планету в виде полумесяца, серпа или полной луны, ярко сияющей, прячущейся в тучу и опять выглядывающей из нее в точности, как ее небесная сестра. Одним словом, наиболее точная и сияющая репродукция бледной королевы ночи, которой в старину поклонялось так много людей».
Можно предположить, что тибетцы знали особые растительные вещества, тонко реагирующие на смену лунных фаз, и умели делать из них краски. Но как нарисованная луна узнавала о туче на небе, закрывающей ее прототип, и еще реагировала на это?
…Во время правления папы Павла III (1534-1549) в Риме на Аппиевой дороге была открыта древняя гробница дочери Цицерона, римского государственного деятеля, жившего в первом веке до нашей эры. Тело молодой девушки плавало в какой-то прозрачной жидкости и благодаря ей настолько хорошо сохранилось, что усопшая казалась спящей даже по прошествии пятнадцати веков со дня смерти. Но самым интересным была горящая лампа, стоявшая у ее ног. Когда гробницу открыли, она погасла.
Эта лампа была из рода «неугасимых светильников», которые упоминаются в трудах многих историков и писателей древности. Августин (354-430), святой католической церкви, описывал такой светильник, горевший в храме Венеры. Ни ветер, ни дождь не могли его погасить. Писатель Павзаний (II век) видел такой же в храме Минервы в Афинах, а историк Плутарх (46-120) — в египетском храме Юпитера Аммона. Он, как и Августин, утверждал, что стихии были не способны потушить его*.
Римский ученый Плиний Старший (23-79) сообщает, что фитиль такого светильника изготовлялся из асбеста, название которого пошло от греков и означало «негасимый». Говорили, что если суметь его зажечь, то он уже не может быть потушен. Часто в устройстве неугасимого светильника использовалось золото, объяснялось это тем, что оно способно вбирать в себя пары горючего, которое при обычном горении больше расходуется не на само пламя, а на испарение под действием тепла. И самое главное в таком светильнике — особым способом очищенное масло, прошедшее многократную перегонку и фильтрацию специальными веществами.
Римский историк Тит Ливий (59 до н.э. -17) писал, что много таких светильников в его время находили в подземных храмах и гробницах древнего Мемфиса в Египте. Эти огни, горевшие, может быть, и не вечно, но необычно долго, охраняли покой мумий. Когда гробницы открывали, они гасли. — От осквернения, как это объясняют предания.
Именно египтянам приписывалось изобретение этих негасимых ламп, от которых секрет узнал ученик их жрецов Моисей. По свидетельству Библии, такую лампу он использовал в походном храме-скинии, когда в многолетнем хождении по пустыне обуздывал страсти своего народа: «И ты должен приказать детям Израиля, чтоб принесли они чистое масло, сбитое из олив для света, чтобы заставить лампу гореть всегда». (Исход, XXVII, 20).
Были и другие достижения химии.
В правление императора Рима Тиберия (42 до н. э. — 37 н. э.) в его дворец один странник принес стеклянную чашу и утверждал, что она не может быть разбита. Тиберий швырнул ее на мраморный пол и от нее, к удивлению всех, не откололось ни одного кусочка. Образовалась только небольшая вмятина, которую тут же выправили молотком. В связи с этим императору рассказали, что существует метод особой обработки обычного стекла, с помощью которого его можно сделать не только ковким, но и тягучим как смола, способным вытягиваться в тонкую длинную нить.
Но секрет такой технологии остался тайной. Может быть оттого, что свежа была еще память о несчастном мастере, которому Тиберий приказал отрубить голову за открытие и производство металла, такого же белого и блестящего, как серебро, но чрезвычайно легкого. Тиберий боялся, что новый металл потеснит серебро и золото и подорвет финансовое благосостояние империи.
Об этом писал Плиний Старший. Чем был тот металл? Может быть магнием? Или алюминием? А может быть это выдумка?
Есть в Китае гробница полководца Чжоу-Чжу, умершего в начале III века. Рельефные украшения на ней, согласно результатам спектрального анализа, содержат 85 процентов алюминия. А на территории Польши под городом Кельце во время добычи известняка рабочие откопали хорошо сохранившийся меч, рукоятка которого была украшена инкрустацией из сплава 10 процентов меди, 5 процентов магния и тех же самых 85 процентов алюминия. Изготовлен меч, согласно заключениям археологов, в 400 году до н.э.
Оба металла — и магний, и алюминий — считаются новыми в науке. Магний как металл был «впервые» открыт в 1808 году английским ученым Гемфри Дэви, а алюминий как нечто новое произвел фурор на Всемирной выставке в Париже в 1855 году, когда увенчались успехом многолетние попытки выделить его из глинозема. «Серебро из глины», как его тогда назвали, смогли получить только с изобретением электричества и электролиза. Другого способа добычи алюминия из природного материала до сих пор неизвестно. Значит, электричеством владели уже две с половиной тысячи лет назад?
В современном Ираке при раскопках античного города Селевкия археологи нашли глиняные сосуды, в которые встроены медные цилиндры с железными сердечниками, пропаянные тем же сплавом свинца и олова, что используется в современной электротехнике. По образцу этих поврежденных временем сосудов были сделаны такие же новые экспериментальные модели, и когда в них налили электролит — медный купорос, они стали давать электрический ток напряжением в шесть вольт. При соединении многих таких сосудов в батареи можно было получать ток любого напряжения. Древность этих аккумуляторов — две тысячи лет.
Но еще есть нечто, что каждый при желании может потрогать руками, что не погребено под наносами речного ила и песками пустынь, что не заперто в хранилищах музеев и научных лабораторий. А стоит тысячи и тысячи лет, несокрушимое перед самим ходом времени.
Это — мегалиты, сооружения из гигантских камней. Представления о них как о примитивных посевных календарях и неуклюжих ловушках для носорогов уже уходят в прошлое, и чем больше мы о них узнаем, тем величественнее становится для нас облик их неведомых создателей.
Их размеры и вес непостижимы, их география планетарна. В Европе территории их распространения это — Норвегия, Швеция, Шотландия, Ирландия, Англия, Франция, Голландия, Дания, Германия, Португалия, Испания, Италия, Греция, Болгария, Кавказ, Крым, Северо-запад России; только на одном Кавказе археологи из Института Археологии АН СССР во время исследований 1967-1976 годов насчитали их больше двух тысяч. В Средиземном море это острова Корсика, Сардиния, Балеары, Мальта, Мальорка. В Азии — Иордания, Турция, Индия, Япония, российские Дальний Восток, Тува и Хакасия. В Африке — Палестина, Алжир, Марокко, пустыня Сахара, Нигерия, Эфиопия, Египет. В Южной Америке — Перу и Боливия, в Северной — США.
Сооружения эти, хоть и отличаются в деталях, но представляют собой несколько основных типов, которых строители одинаково придерживались по всему миру. Это менгиры, ряды установленных вертикально камней, протянувшиеся на большие расстояния; кромлехи — круговые концентрические постройки; дольмены — конструкции, в которых каменные плиты поставлены и уложены в стены и перекрытия наподобие «карточных домиков», только детали в них точно подогнаны друг к другу, что делает их чрезвычайно устойчивыми. И есть просто глыбы, водруженные на собственном центре тяжести так, что они способны качаться от прикосновения пальца, несмотря на свой огромный вес.
Один из дольменов на Кавказе в наше время попытались передвинуть на другое место. Перевезли, используя самые мощные краны, но как ни старались, так и не смогли при сборке состыковать камни друг с другом также плотно, как это было сделано в древности.
Кто же тогда их строил? Для чего? И какой силы должны были быть создатели всех этих построек?
Одиночные качающиеся камни у древних народов определенно связывались с искусством предсказания. У кельтов, древнего народа, населявшего Западную Европу, они назывались «камнями судьбы», «камнями суда», «пророчествующими камнями», «камнями-оракулами»; финикийцы говорили о них как об одушевленных камнях. О том, что с помощью них можно было получать предсказания, писали в своих трудах Фотий (810-890-е гг.), патриарх Константинополя, знаток античной литературы, Дамасций (458-538), греческий философ, Асклепиад (128-56 до н.э.), древнеримский врач. Арнобий (3 — нач. 4 в.), христианский латинский писатель, признавался, что никогда не мог пройти мимо такого «говорящего» камня и не задать ему вопроса, «на который иногда получался ответ ясным и четким тихим голосом». И все предания сходятся на том, что камни эти наделены особой энергией и способны реагировать на воздействие даже мысли человека. Только нужно уметь вызывать их на разговор.
Самые древние датировки мегалитов относятся к четвертому тысячелетию до нашей эры. И хотя шесть тысяч лет сам по себе уже огромный возраст, археологи признаются, что он может быть неточным, так как определяется всего лишь по возрасту кострищ, оставленных около них древним человеком, а костры могли жечь кто угодно и когда угодно. К тому же сами создатели мегалитов, наделявшие их каким-то культовым смыслом, навряд ли стали бы устраивать ужин под сводами своих священных сооружений.
Старинные названия мегалитических построек сами по себе показательны. В Швеции они назывались «могилами с коридорами», в России, Сибири, Перу и Боливии «местами погребения», в Германии «могилами великанов», точно так же — «могилами великанов» — в Испании, Палестине, Алжире, на Сардинии. В Индии это — «могилы Гигантов Даитьев и Ракшасов». Кромлех Стоунхендж в Англии назывался «танец великанов». Одним словом, везде — «погребения» и «могилы», и везде — «великаны».
Никаких останков великанов обычно под ними не находят, но, между тем, наиболее древним и распространенным способом погребения было сожжение, и если именно сожжение было в погребальной практике строителей мегалитов, то названия их могут указывать на то, кем именно были строители. И не зря тогда предания многих народов говорят об эпохах, когда планету населяли исполины — «титаны», «атланты», «даитьи», «асуры». Как говорит о том Книга Бытия (VI, 4), «Великаны жили в те дни на земле».
Еще во времена древних греков, по утверждению историка Диодора Сицилийского (ок. 90-21 до н.э.), жили такие люди огромного роста. И, видимо, как исключение, могут быть иногда находимы некоторые материальные свидетельства их существования. Так, аббат Пегус, живший в XIX веке, в труде «Вулканы Греции» писал: «По соседству с вулканами острова Тера были найдены великаны с огромными черепами, погребенные под колоссальными камнями, сооружение которых, во всяком случае, должно было потребовать титанических сил».
А в разных местах на планете есть камни, в которые вдавлены отпечатки человеческой ноги или руки огромного размера. На Алтае реку Катунь перегораживает огромный кусок скалы, в котором след от руки гиганта впечатан так, словно для него глыба была волейбольным мячом. На острове Цейлон такой камень с отпечатком ноги почитается как след Будды. На плато Велд в южной Африке след ноги, вдавленный на 15 сантиметров в гранитную скалу, в длину равен 1 метру 30 сантиметрам, а в ширину — 76 сантиметрам. В отпечатке этой ножки видны даже застрявшие межу пальцами комки почвы.
След как бы оплавлен и это наводит на мысль о том, что существовал какой-то способ, придающий телу свойства плавиковой кислоты, размягчающей камень. На первый взгляд это невероятно, но есть растения, сок которых растворяет камень. В Тибете такая трава называется ауа дути, животное, поевшее ее, наступив на камень, навсегда оставляет на нем след. А в Южной Америке у индейцев знание такого растения было одним из старинных секретов, который помогал им строить сооружения из камней, идеально подогнанных друг к другу. Камни, обработанные растительным соком, на время приобретали свойства глины, и тогда можно было не только плотно припечатывать их друг к другу, но и делать на соприкасающихся гранях выпуклости и вогнутости, как в современных детских конструкторах, что делало постройки невероятно устойчивыми к землетрясениям.
Нам сейчас, когда мы видим еще не застывший бетон или асфальт, трудно удержаться от искушения запечатлеть в нем на долгие годы отпечаток своей ноги или руки. Наверное, и великанам древности было знакомо это чувство, и тем более они не отказывали себе в таком удовольствии, если умели увековечить свой след даже в граните.
Но вот вопрос — почему все-таки подобные находки являются исключением? Почему утварью великанов и их автографами не засеяны древние пласты Земли, как битыми черепками и наконечниками стрел стоянки наших не слишком крупных предков?
Тут разобраться нам помогут те же величественные камни древних — дольмены, менгиры и кромлехи.
Замечено, что они как бы тяготеют к морю, к береговой линии, и чем ближе к океану, тем больше их размер и древность, словно их создатели, переселяясь вглубь континентов, постепенно мельчали и теряли в силе. А легенды ведут исследователей мегалитов еще дальше — на дно океана. По преданиям кельтов, Британия — «земля Придан» — раньше была намного больше и простиралась далеко в море, но воды поглотили сушу, а вместе с ней и большинство ее жителей. Тогда, если верить преданию и следовать логике размещения мегалитов, на дне морском они могут быть еще больше, чем знаменитый Стоунхендж. И все материальные следы жизни великанов надо искать там же.
Потопы, допотопные народы-великаны — это главный, основной пласт в мифах большинства древних народов, повествующих о сотворении мира и истории человека. В мифах предки-великаны погибают во время ужасных землетрясений и наводнений, и целые страны становятся дном морским. Немногие спасшиеся дают начало новому роду человеческому и правят как божественные цари.
Но может ли быть такое в природе? И что говорит об этом наука?
А наука вещь интересная. Наука — это сотни тысяч людей, живущих в постоянном поиске. Поэтому науку правильнее было бы определить словом «процесс», чем «знание». Учеными накоплен колоссальный запас фактов и открытий. В то же время, мнение науки — это точка зрения большинства ученых на некий предмет или проблему.
Первое — накопление фактов и открытий — можно сравнить с несущимся на всех парах курьерским поездом. А второе — мнение большинства — с огромным, неповоротливым возом, который не только с трудом перемещается по рельсам, но и медленно-медленно разворачивается в сторону новых наблюдений и открытий.
Объясняется эта неповоротливость, скорее всего, узкой специализацией большинства ученых, при которой вникнуть, охватить проблему с точек зрения разных областей знания — трудная задача. Чем глобальнее новая истина, тем больший срок требуется для ее принятия. На признание теории относительности Эйнштейна ушло полвека. Теория о вымирании динозавров вследствие столкновения с Землей большого космического тела еще лет десять назад обсуждалась как спорная гипотеза, хотя основывалась на очевидном факте — наличии «иридиевой аномалии», тонкой прослойки космического вещества в земных пластах. Сейчас эта теория уже озвучивается в учебниках и популярных научных изданиях как само собой разумеющаяся истина. Для ее принятия потребовался тоже какой-то срок. И всегда, в любое время мы живем в момент, когда протекает процесс рождения и роста одних теорий, и — старения, смерти других. То, что уже отмирает как заблуждение или переходит как часть в более общую теорию, для нас олицетворяет собой прошлое в мировоззрении науки и всего человечества.
То, что еще не успело проложить себе дорогу и пробиться через нагромождение старых концепций, принимает название «новаторских», «безумных», «фантастических» гипотез. В молодости человек склонен к смелому, решительному новаторству, в зрелом возрасте и, особенно, в старости — к консерватизму. Мнение же науки в целом определяют люди почтенного возраста, которые успели обзавестись солидными научными званиями и приобрели авторитет в глазах большинства, но к такому возрасту консерватизм становится частью их мировоззрения и определяет предвзятое отношение ко всему новому. В силу этих психологических причин наука в целом проявляет большую неповоротливость, не успевая усваивать мощный поток новых наблюдений.
В рассуждениях о потопах факты и открытия сейчас берут приступом старую теорию глобальной плитотектоники, которая начала прокладывать себе дорогу к признанию еще в начале XX века. Она за столетие набрала вес и огромную инерцию и теперь своей глобальностью закрывает для многих ученых возможность любых других крупных перемещений и сдвигов в земной коре, кроме тех, которые она допускает.
Теория эта родилась от простого наблюдения, что континенты планеты Земля, если их профили сложить друг с другом, хорошо сходятся, образуя одно целое. Появилось предположение, что много-много миллионов лет назад был один материк, который впоследствии раскололся на несколько частей и постепенно разошелся в разные стороны, образовав современные континенты. Образно это можно представить как куски пенопласта, отколовшиеся от одного большого куска и расплывающиеся по воде в разные стороны.
С чисто умозрительной точки зрения и с учетом современного медленного «дрейфа» материков, теория красивая. Но что если нам эту умозрительность сделать более точной, пунктуальной и более пригодной для эксперимента, пусть даже в уме? Это займет немного времени, но откроет некоторые неожиданности.
Обычно мы, говоря или размышляя о суше и воде, и соотнося с размерами планеты, представляем себе озера и моря как большие впадины, ямы и трещины в земной тверди, а горы — как большие, возвышающиеся над поверхностью массивы. Но представим себе, что мы хотим построить масштабную рельефную модель планеты — глобус, в котором точно соблюдем все пропорции. Горы сделаем из папье-маше, а моря из какого-нибудь прозрачного материала. И для начала нам надо выяснить точные пропорции и соответствие гор бумажных настоящим, а толщины прозрачного вещества — толще океанов.
Какой выберем размер глобуса? Метр, два метра, и даже пять метров будет очень неудобным размером. Почему — скоро станет ясно. Размер выберем тот, который проще соотносится с размером планеты для облегчения подсчетов.
Итак. Средний радиус Земли — 6371 км. Диаметр соответственно — 12742 км.
Для удобства расчетов примем размер нашего глобуса в той же цифре, только не в километрах, а в миллиметрах — 12742 миллиметра. В метрах это — 12 метров плюс 74 сантиметра и 2 миллиметра. И точное соотношение нашего глобуса и Земли будет один к миллиону. Один миллиметр на глобусе равен одному километру на планете. При таком масштабе даже не надо будет ничего пересчитывать. Одиннадцать километров Марианской впадины, самой глубокой пропасти в мировом океане, — это ямочка в одиннадцать миллиметров на нашем глобусе, а девятимиллиметровая возвышенность на нем — это 8 километров 848 метров самой большой гималайской вершины.
И вот перед нами глобус высотой с четырехэтажный дом. И, представляя в точных, точнейших пропорциях, мы видим такую картину:
Идеальный шар высотой с четырехэтажный дом. Сплющивание у полюсов в этой огромной сфере, о котором так много говорят, составит всего 10 миллиметров, и мы его даже не заметим. Поверхность у глобуса чуть-чуть неровная, с шероховатостями толщиной от 2 до 9 миллиметров — это наши горные системы и высочайшие вершины. Большую часть глобуса покрывает вода (или ее имитация) в среднем толщиной 4-6 миллиметров, то есть — с оконное стекло. Под этим слоем несколько царапин, самая глубокая из которых — 11 миллиметров — Марианская впадина.
И вся эта «мелочь» — на шаре с четырехэтажный дом. Такие вот пропорции.
Пойдем дальше. Вынем кусочек из нашего глобуса, как из арбуза, чтобы можно было заглянуть внутрь. И тогда увидим: твердая оболочка планеты — литосфера — имеет толщину 15-30 сантиметров, она разделена на куски (литосферные плиты), которые плавают на полужидкой астеносфере — прослойке, отделяющей твердую оболочку от остального самого плотного содержимого планеты — мантии и ядра. Многометровые куски толщиной 15-30 сантиметров плавают по поверхности шара с четырехэтажный дом, двигаются, смещаются, ползут друг под друга и выползают друг из-под друга. А на них тоненький-тоненький слой воды в 5 миллиметров.
Представим теперь, что мы, в роли космических сил, прикладываем руку к этим кускам на глобусе и начинаем их потихоньку смещать. Что будет твориться от этого с нашим пятимиллиметровым океаном? Нечто несусветное. Как так медленно подвинуть плиты, пусть и в течение миллионов лет, чтобы суша не меняла своих очертаний, а океан не плескался и не выходил из берегов? Это задача из невероятных.
Можно взять любую энциклопедию по геологии, внимательно изучить все эти плиты и их движение и убедиться, что профили материков совпадают при совмещении не от происхождения их от одного общего куска, а по каким-то другим причинам. Но для нас сейчас это неважно. Интересно другое — представить, могут ли при движении плит меняться очертания суши и океанов?
Для таких перемен кускам литосферы на нашем глобусе надо будет чуточку, всего на пару миллиметров или даже на миллиметр, приподняться или опуститься. Даже не самим кускам, а их краям, то есть одни их края чуть приподнимутся, а другие опустятся. Всего на миллиметр. А чтобы обнажилось дно океанов и суша стала морем, подъем этот и опускание для полного эффекта должны произойти всего на какой-нибудь сантиметрик. Например, африканская плита, которая на поверхности глобуса занимает площадь 9,5 на 11 метров, должна будет один край приподнять на сантиметр, а другой опустить. И это при том что, по доказанным научным данным, плиты способны наползать друг на друга, сталкиваться, смещаться вверх и вниз, образовывая горные системы и океанские впадины.
Еще надо учитывать цунами — волны высотой в десятки и сотни метров, смывающие все на своем пути при землетрясениях в морских районах. Для появления такой волны двум литосферным плитам надо сдвинуться относительно друг друга всего на метр. Такое бывает при их медленном движении, когда за сотни лет в месте состыковки плит накапливается гигантское напряжение и, достигнув критической точки, земная твердь обрушивается или вздымается в одно мгновение. В масштабах нашего глобуса один метр этого сдвига будет равен тысячной(!) доле миллиметра. Та же африканская плита размером 9,5 на 11 метров и толщиной 15-30 сантиметров опустит или поднимет один свой край на тысячную долю миллиметра, и от этого по планете пойдет разрушительная волна цунами — «всемирный потоп».
Исходя из такой модели, легче допустить «спокойно» опустившиеся под воду горные хребты, чем расходящиеся континенты — макушки литосферных плит, неприкрытые водой. Если четко представить себе такую точную модель, то становится ясно, что мы живем в удивительно спокойное, невероятно спокойное в геологическом отношении время с его регистрируемыми 10 000 в год подземными толчками. Планета просто дышит, или у нее небольшой озноб. Но вот если она тяжело заболеет и ее дрожь станет сильнее, то нам — микроорганизмам, населяющим складки ее кожи, — не сдобровать.
От этих рассуждений и расчетов перенесемся в прошлое, на четыре тысячи лет назад.
Во времена, когда еще не было Эллады, знакомой нам по статуям Фидия и сочинениям Геродота, когда еще не родился Гомер, но уже происходили события, описанные в его поэмах, — в эпоху расцвета минойской цивилизации на острове Крит в Средиземном море.
Богатая, красивая страна лежит под лазурным небом.
…В тот день, также как всегда, волны выносили дары Посейдона на прогретые солнцем камни. Ракушки и водоросли, обдуваемые ветром, отдавали ему ароматы моря, и он подхватывал их и нес к полям, виноградникам, городским улицам и рынкам, где щедро делился с жителями своими прохладными дуновениями.
Казалось, ничто не могло прервать эту идиллию рая на острове, далеком от берегов воинственных варваров греков, только начинавших свой путь к цивилизации. С могущественным Египтом связывали минойцев дружеские торговые отношения, и не было нужды даже в строительстве неприступных оборонительных крепостей, поскольку не от кого было обороняться. Жизнь островитян протекала среди природы, благоухающей и цветущей всеми красками вечной весны. Выращивали богатый урожай, всем миром строили просторные, пронизанные светом дворцы правителей и храмы богинь, отдыхали в созерцании спортивных состязаний и нежились среди уюта ванных комнат.
Но так устроена жизнь, что семена бед и страданий человека начинают прорастать в нем самом — в почве, обильно удобренной благополучием и наслаждениями. За солнечным фасадом жизни, разукрашенным цветными фресками с птицами, цветами и дельфинами, таится и давно набирает силу темная реальность новых культов, впечатляющих искушенное, пресыщенное в удовольствиях воображение критян.
Изысканные дома некоторых богатых минойцев прячут в себе странные предметы. В особых комнатах хранятся вазы для ритуальных обрядов. Одни пусты, готовые в урочное время снова наполниться кровью, в других вперемежку с морскими раковинами лежат уже использованные детские кости — костяшки пальцев, позвонки. В подвалах на полу можно увидеть такие же зловещие атрибуты культа. Кости детей-подростков хранят на себе отметины надрезов от острого ножа и следы удаления с них мяса, надрезы на шейных позвонках говорят о том, что жертв умерщвляли так же как баранов, перерезая горло.
В богатейшем и красивейшем городе Крита Кноссе за высокими стенами укрылись храмы, в которых человеческие жертвоприношения заменили собой старые обряды плодородия. Служители новых богов и богинь набирают себе приверженцев из местной знати, которые разносят в свои дома и семьи новые символы культа и ритуалы.
В тот день, как уже было не раз, в одном из таких храмов происходил обряд жертвоприношения.
Огонь в масляных светильниках играет живыми бликами на больших каменных плитах, служащих стенами храма. В центральном помещении на возвышении стоит деревянный идол богини в рост человека. Одежда на нем, кажется, трепещет в отблесках огня, и сам он будто дрожит, с нетерпением ожидая момента, когда снова можно будет вдохнуть сладкий запах свежей, еще теплой крови.
В соседней комнате на низком алтаре лежит связанный, славно бык перед закланием, восемнадцатилетний юноша. Он смотрит, как неумолимо приближаются к нему боги ночи, вселившиеся в тела трех жрецов. Ему было страшно, когда священнослужители — двое мужчин и женщина — бились в исступленном танце, предаваясь во власть богов, но теперь, под взглядами обезумевших людей, в расширенных зрачках которых прыгают тени смерти и языки пламени, чувство страха переходит в ощущение безысходности. Его обнаженное тело уже во власти царства мертвых, оно бьется в ознобе, а мысли путаются, перебирая имена богов, мешая их с именами милых, любимых людей. Тех, мысль о которых делала жизнь наполненной теплом и солнечным светом. Кто может помочь, кто ближе, люди или боги? Где они все? Холод, леденящий холод, страх и неземная тоска. Последнее ощущение жизни — прикосновение к горлу холодной бронзы ритуального кинжала, хруст разрезаемого хряща, тепло, струящееся по коже…
Жрец откладывает в сторону нож и быстро подставляет под струю чашу с изображением быка. Двое других устало и отрешенно смотрят на кровь, стекающую в сосуд. Чаша наполнилась, жрец медленно встает и несет ее, направляясь в покои божества. Вот он уже в коридоре, в двух шагах от жилища идола, видит его лицо, освещенное дрожащим пламенем светильников. Все замерло перед финалом, ни одного звука, ни одного дуновения…
И вдруг пол ушел из-под ног. Ужасающий грохот потряс весь остров. Чаша падает из рук, обрушиваются стены — каменные глыбы. Огонь масляных ламп разливается под обломками перекрытий, охватывая пламенем пропитанное кровью чрево святилища, как желудок раздавленного ненасытного зверя с его содержимым — телами жрецов, кусками деревянного бога и ритуальными предметами. Под горящими руинами храма тьмы в одно мгновение погребены и жертва, и палачи.
Дома, храмы, города Крита превратились в руины. Все громче слышен стон и отчаянные крики искалеченных людей. И еще грохот и удары земли… И еще. Словно земная твердь сама обезумела от этих безумных обрядов. И, не в силах их больше терпеть, мстит человеку за унижение жизни, которую она ему подарила…
Такие события — не страница из художественного романа. Это в точности происходило на острове Крит три с половиной тысячи лет назад. Землетрясение во время человеческого жертвоприношения — факт, установленный археологами Сакелларакисами при раскопках на острове в 1979 году. Кровавые обряды возобновлялись раз за разом, как только жизнь критян входила в свое привычное русло, и раз за разом остров сотрясался от землетрясений, пока цивилизация минойцев окончательно не пала под ударами стихии и нашествием воинственных варваров.
Природные бедствия всегда были одной из главных причин гибели цивилизаций. Наводнение или, наоборот, уход водных потоков в толщу земли. Нашествие пустынь или разрушительные землетрясения. Орды кочевников, армии иноземцев только помогали работе природы, разоряя города, обленившиеся среди роскоши, сметая империи, раздираемые интригами алчных правителей. Следы таких катастроф многочисленны. А самая грандиозная катастрофа, оставившая неизгладимый след в памяти народов и в анналах природы — гибель Атлантиды.
Мальцев Сергей Александрович
Оценили 42 человека
53 кармы