Сказ про Федора Стрельца, Соловья-разбойника и Александра Невского

Сказка — ложь, да в ней намек,

Добрым молодцам — урок

Последние несколько дней по работе пришлось провести в отделе древних рукописей ленинской библиотеки в Москве. Там на глаза попалась одна занятная довольно ветхая рукописная берестяная летопись, написаная иноком, в отрочестве Гришкой Глухим — «Про Федора Стрельца, Соловья-разбойника и Александра Невского». Поначалу описанные там события, казалось, не имеют никакого отношения к событиям дня сегодняшего. Однако при дальнейшем прочтении оказалось, что, как всегда, история современной Руси связана с событиями дней минувших теснее тесного. Быль то, не быль, судить тебе, читатель, я возьму на себя лишь труд перевести сей трактат с древнерусского на современный русский язык, чтоб понятней был смысл как произошедшего в древней истории Руси, так и происходящего в истории сегодняшней…

Как известно, князь Александр Ярославович возглавил Новгород в 1236 году, когда его отец уехал княжить в Киев. В то время перед ним стояло сразу несколько довольно серьезных задач. С юга новгородским землям угрожали татары. С запада — ливонский орден и орден крестоносцев, которому еще в ноябре 1232 года римский папа Григорий IX поставил задачу осуществить крестовый поход против финских язычников и русских. Первый крестовый поход на русские земли закончился неудачей — в 1234 году крестоносцы были разбиты новгородцами на Омовже. Но на этом они не остановились и после того, как подчинили себе ливонский орден, готовили новое наступление на Новогород.

Но и в самом Новгороде было не все спокойно. Бояре да купцы, которым Запад в лице римской церкви и различного рода орденов обещал блага несметные за доступ к разграблению земли русской, также не сидели сложа руки и норовили скинуть еще молодого князя Александра. Не помешала им проводить свою подрывную работу даже громкая победа князя уже Александра на Неве над шведским воинством в июле 1240 года. Князя готовы были скинуть на очередном вече. И это удалось сделать прозападным боярам да купцам. Простой люд клюнул на их обещания сытной и богатой жизни, и зимой 1240-41 года выгнал Александра Невского из Новгорода, в результате чего власть в городе взяла боярско-купеческая знать под руководством Дмитрия Ладожского.

Но не долго продолжалась боярско-купеческая вольница. Уже летом, когда крестоносцы нарушили все свои обещания, захватили землю вожан и Копорье и пошли новым крестовым походом на новгородские земли, вынуждены были новгородцы вновь призвать на княжение Александра Невского. В 1241 году Александр вновь явился в Новогород и очистил его и земли вокруг от врагов, а в апреле 1242 года на Чудском озере разбил войско крестоносцев. После чего они надолго оставили земли новгородские в покое.

Таким образом, за 1236-1242 годы Александр Невский ликвидировал одну из трех угроз Новогороду — угрозу крестовых походов с Запада. Две другие угрозы — татары с юга и смута внутри — остались по-прежнему актуальными. И если с угрозой с юга — ничего нельзя было еще поделать, слишком не равными были еще силы, то внутренние угрозы недооценивать было нельзя. Экономическое положение Новогородской земли было сложным. Можно сказать, как это принято говорить сегодня, что новгородщина находилась в системном кризисе:

«Системный кризис налицо — причем кризис, поразивший все области жизни: и политическую сферу, и экономическую, разве что с социальной пока сохраняется относительная стабильность, но она носит во многом иллюзорный характер, так как основана в основном на общественном договоре «лояльность в обмен на стабильность». Достаточно резко и существенно сдвинуть ощущение стабильности хотя бы у части населения, чтобы ситуация окончательно приобрела все признаки системного кризиса» .

Торговля под влиянием санкций от разгромленного ордена крестоносцев увядала. Годами был неурожай. Ремесло развивалось слабо. Бояре думали только о себе и своих привилегиях. Купцы пытались налоги не платить. Народ бедствовал. В общем, говоря современным языком, Невскому грозил второй Майдан:

«Майдан (как некое общее название «цветного переворота») возможен, но при наступлении ряда ключевых условий. Первое условие — системный кризис, за возникновение которого всю полноту ответственности несет действующая власть. Второе условие — наличие элитных и контрэлитных группировок, рассчитывающих на подобного рода революцию или переворот, в ходе которых они рассчитывают решить свои групповые задачи — в своих или чужих интересах. Третье условие — наличие проекта, то есть плана действий для каждой группы, включающего в себя понятие цели переворота, последовательности действий, опорных точек, за которыми предыдущая стадия переворота становится необратимой, наличие ресурсов и социальной базы, на которые эти группы будут опираться в ходе переворота».

К тому же затаившийся на некоторые время после побед русского оружия Соловей-разбойник вновь развернул свою подрывную работу. И начал на этот раз он ее не с прозападно настроенных купцов да бояр, с которых проку было мало, второй Майдан они бы уже несорганизовали, а с наиболее верных и сильных дружинников князя. За кого на этот раз — за западных или за южных партнеров новгородщины — дудел Соловей, источник Гришки Глухого, как это часто бывает в древних летописях, умалчивает.

Первым в разработку Соловья попал вернувшийся после удачного похода в южные земли новгородщины и отбивший у басурманов славный город Смалянск, дружинник Федор Стрелец. Начал делать он странные заявления, что, мол, князь, он, конечно, князь, только поддерживать его дружинник со своей дружиной будет только до тех пор, пока Невский будет делать то, что дружинник считает правильным. А как только Невский начнет делать то, что Стрелец посчитает неправильным, тут сразу он ему в своей поддержке-то и откажет. Смуту в православном воинстве начали производить такие вольные речи дружинника.

Видя такое дело, Соловей стал дальше в уши Федьке Стрелку дудеть. Мол, раз Невский с Батыем договаривается и совместное войско сорганизовывает, значит, сливает князь Русскую землю и отдает ее басурманам на поругание. Пуще прежнего стал гневаться Стрелец. Сходы стал проводить, дружинников созывать. На Ладожском озере базу готовить.

Возрадовался Соловей успехам трудов своих тяжких, пуще прежнего Стрелка стал подзуживать. Тут Гришка-летописец довольно полно излагает суть коварного плана Соловья-разбойника. Смысл его состоял в том, что рано или поздно в Новгороде начнется смута, Майдан, как будут говорить в будущем, мятеж коварных латинян против князя Александра Невского. То, что Невский не сможет удержать власть в результате новой попытки мятежа, Соловей-разбойник был убежден: «власть все-таки доведет дело до создания всех необходимых условий для своего обрушения и допустит запуск враждебного проекта по демонтажу российской государственности», и денно и нощно втирал это Федору Стрельцу.

В этот момент, по мнению Соловья, надо чтобы Федор со своей дружиной не встал плечом к плечу с Невским против латинских бунтовщиков и начал совместно с князем их громить, а чтобы он с холма со своей дружиной наблюдал как мятежники будут громить Невского и всю систему новгородской власти, а после вздернут князя на дыбу. Только потом, по мнению Соловья, на арену весь в белом и должен выступить со своей дружиной Стрелок и зачистить, говоря, современным языком, новгородскую землю и от старой княжеской власти, и от новой латинской, и утвердить новый русский порядок на века вечные.

Долго думал Федор Стрелец над хитроумными словами Соловья-разбойника и не раз колебался он в вере своей, пока наконец не спросил — «А как же ты, дрянной соловьишка, предлагаешь мне смотреть на то, как князя будут свергать супостаты и не вмешиваться?» На что Соловей ответил ему давно припасенным и самым коварным аргументом, призванным скрыть от прямодушного и благородного Стрельца простое предательство князя, которое по умыслу Соловья и его заморских кукловодов он и должен был совершить: «А ты станешь третьей силой»:

«Третья сила — и есть та стратегия риска, которая может выстрелить и решить одновременно две проблемы — снос существующей антинародной системы власти и управления руками участников антигосударственного переворота и ликвидация самих предателей и коллаборационистов, которые будут принимать участие в русском Майдане в роли участников и примкнувших к нему. Я полагаю, что на сегодняшний момент Стрелков является той самой третьей силой, которая может либо помочь предотвратить переворот, либо ликвидировать его в случае запуска такого сценария».

Хитрый-прехитрый, умный-преумный был Соловей-разбойник. Вроде и не грамотный, письму-чтению не обучен, а технологию «окна Овертона» знал досконально. Думал одурачить простого, прямого и благородного русского дружинника Федора Стрельца такими хитроумными речами, и обвести его вокруг своего басурманского пальца, после чего прикопать под кустиком во время мятежа против Невского, дружину его распустить, как более не надобную, стольный город Новгород сдать на поругание князьям заморским, а земли русские во владычество инородное. И за сотни лет потом русская земля не поднялась бы из под ига иноземного. А Соловью был бы почет да уважуха от бояр да купцов, да их хозяев папских да басурманских.

Долго, ночами и днями, думал над коварными речами змия Стрелец, пока наконец не сообразил, что под красивой латинской вывеской «третьей силы» его просто пытались заманить в ловушку и предать своего князя Александра Невского. Понял это Федор. А как понял, пришел к Соловью в установленный час и отрубил ему его басурманью голову, чтоб больше не шипела и народ в смуту не вводила. А как отрубил, сразу небо над Новгородом и прояснилось, солнце-то сразу и выглянуло. И пошел он к князю. Пошел он к князю и не побоялся, покаялся. И простил его князь. Знал он обо всем от людишек-то соловьиных, которые-то вовсе и не соловьиные были, а совсем другие. Верою и правдою они князю служили, не колебались, да только наблюдал он за своим ратником и не вмешивался в провидение Божие. А как помирились они, так закатил князь в Новгороде такой пир, какой свет и не видывал.

«Тридцать три дня и три ночи Великий Новгород гудел. Пир стоял на весь мир. Фейерверки местных мастеров были видны за тридевять земель, в Риме, Лондоне и Парижу. И я там был на последней скамейке в последнем рядочку, княжеское мед-пиво пил, по усам все текло, да в рот и не попало» — так заканчивает Гришка Глухой свою удивительную и занимательную летопись о житии на Руси древней от которой до нас, оказалось, рукой подать да версту-то даже и не отмерять.

Юрий Баранчик