Подвал «Бродячая собака» - символ Серебряного века
В начале прошлого века артистический подвал «Бродячая собака» стал символом одновременно блестящей и мрачной эпохи Серебряного века.
— Понимаешь! Гениальная идея! Все готово! Это будет замечательно! Только вот беда — надо денег! Ну, я думаю, у тебя найдется рублей 25. Тогда все будет в «шляпе»! — подобным образом доктор эстетики (так он сам себя именовал на визитке), в миру малоизвестный режиссер Борис Пронин собирал «добровольные» пожертвования на кафе нового типа — «Бродячую собаку». Сопротивляться ему мало кто мог. Уж такой это был человек: страстный, обаятельный, по-детски восторженный.
Творцы и фармацевты
Идея неугомонного фантазера заключалась в следующем: открыть в Петербурге литературно-артистическое кафе, «и не кабаре, и не клуб», «ни карт, ни программы», «интимно, прежде всего». Иными словами, «местечко для своих». Впрочем, от чужаков, к коим относились люди денежные, но далекие от искусства, тоже не отказывались. И пусть в лексиконе автора проекта все они брезгливо именовались «фармацевтами», Пронин хорошо понимал: поддерживать заведение на плаву богеме будет не по карману. Собственно, такой, на первый взгляд, нехитрый бизнес-план и лег в основу предприятия, ставшего настоящим явлением в истории русской культуры XX века.
Подготовительный период занял не более трех месяцев. Дольше всего искали место. Автор проекта настаивал на том, что это должна быть либо мансарда, либо чердак. Все-таки богеме полагается быть ближе к звездам. Но подходящего помещения не попадалось. Тогда, по слухам, изможденный долгими поисками Алексей Толстой, которому идея «доктора эстетики» была очень симпатична, устало пробормотал: «А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут приюта?» Так, с его легкой руки у безымянного проекта появилось хотя бы имя. А вскоре нашелся и дом. И пусть не мансарда, а заброшенный подвал, который раньше использовался под винный погреб, но Пронин «был счастлив необыкновенно, словно по меньшей мере выиграл двести тысяч». Аренда обходилась недорого. В качестве благодарности за сговорчивость домовладелец получил право бесплатного входа на территорию своей собственности и статус «друга».
Интерьер организовали быстро и без затей: поставили деревянные некрашеные столы и стулья с соломенными сиденьями. Из деревянного обруча и свеч смастерили потолочную люстру, которую вскоре «украсили» неаккуратно брошенная перчатка актрисы Ольги Высотской и черная бархатная маска режиссера Николая Евреинова. По стенам развесили цветные фонарики. Построили небольшую эстраду для выступающих. Сбоку соорудили буфет. Художника Сергея Судейкина по-свойски попросили расписать потолок и стены. Получилось ярко, «как юбка татарки». В канун нового 1912 года «Бродячая собака» распахнула свои двери для творцов и «фармацевтов». Последние, по свидетельству поэта Георгия Иванова, «платили за вход по три рубля, пили шампанское и всему удивлялись». Удивляться и правда было чему.
Все мы бражники здесь, блудницы…
Чтобы попасть в «собачье подземелье», требовалось разбудить крепко спящего дворника, преодолеть подворотню, двор-колодец, еще подворотню и, «минуя облако вони, бившей прямо в нос из расположенной по соседству помойной ямы», свернуть налево. К двери нового заведения вели крутые скользкие ступени, сползающие вниз к обитой дерматином двери. Оказавшись у входа, гостю надлежало соблюсти определенный ритуал — постучать молоточком о доску, как бы возвещая о своем приходе. Далее, широко раскрыв объятия, на авансцене появлялся hund-директор, распорядитель и «доктор эстетики» Пронин: «Ба! Кого я вижу?! Сколько лет, сколько зим! Где ты пропадал? Иди! Наши уже все там». И немедленно, не дожидаясь ответной реакции, он переключался на кого-нибудь другого.
«Бродячая собака» приветствовала посетителей три раза в неделю: по понедельникам, средам и субботам. Собирались всегда по поводу: на поэтические чтения, литературные диспуты, лекции, театральные постановки или импровизации. Помещение, густо затянутое пеленой табачного дыма, гудело, словно улей. Там одновременно читали стихи, соревновались в сочинительстве, играли на рояле, танцевали «полечку», бросали в лицо оскорбления и клялись в вечной любви. Самое интересное начиналось, как и положено, после полуночи и продолжалось, как водится, до утра. В предрассветную пору можно было даже услышать, как читает свои стихи Велимир Хлебников — самый неразгаданный поэт Серебряного века. Тихим, еле слышным голосом. Всюду, куда бы ни приходил Хлебников, он появлялся с большим мешком, в котором носил весь свой нехитрый скарб и записи. Когда его удавалось-таки уговорить что-нибудь почитать, Хлебников доставал первый попавшийся листок и декламировал. Как правило, не более десяти строк.
Завсегдатай «богемного места» поэт-символист Владимир Пяст вспоминал: «Мы же, благодаря «Собаке», стали ночными. Я хотя попадал почти ежедневно часам к двум на службу… Вернувшись в шестом часу домой, после обеда погружался в сон, чтобы встать иной раз как раз к тому времени, когда пора было собираться в «Собаку».
Частыми гостями подвала на Михайловской, 5, были Анна Ахматова и Николай Гумилёв. В ту пору они проживали в Царском Селе, поэтому в ожидании первого поезда засиживались в заведении до утра. Вот как описывал визит супругов один из очевидцев: «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса вплывала Ахматова… В длинном сюртуке и черном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилёв». К слову, именно в «Бродячей собаке» завязался его страстный роман с актрисой мейерхольдовского театра Ольгой Высотской. Последовавший вскоре разрыв с чужим мужем Высотская переживала крайне болезненно. Она навсегда покинула столицу вместе с только что родившимся сыном Орестом, которого его отец — Николай Гумилёв — так никогда и не увидел.
Нешуточные страсти кипели, если можно так сказать, и за соседним столиком. Там выясняли отношения сразу четверо: автор скандального романа о гомосексуальной любви Михаил Кузмин, уже известный нам художник Сергей Судейкин, его жена — актриса, танцовщица и первая русская манекенщица Ольга Глебова — и поэт Всеволод Князев. Интрига была в том, что за первый год существования «Бродячей собаки» Кузмин пережил целых две роковых страсти: к Судейкину, фактически уничтожив его брак с Глебовой, и к Князеву. Несчастный поэт вначале ответил на чувства, но потом, вероятно, так запутался в отношениях, что спустя год застрелился из-за неразделенной любви к… актрисе Глебовой.
Впрочем, говорить о том, что «Собака» была местом, где проходили оргии и «связанные с ними гадости», было бы в корне неверно. Скорее, темный флер излишне свободных нравов потянулся вслед за частой посетительницей Палладой Богдановой-Бельской — самой известной куртизанкой Петербурга начала прошлого века. Себя она называла поэтессой. Остальные, правда, не считали поэзию самой сильной стороной прекрасной Паллады. Стихи у нее действительно получались так себе:
Тем не менее Богданова-Бельская была чрезвычайно популярным, правильнее даже сказать, знаменитым персонажем столичной жизни того времени. В основном благодаря своему образу жизни и экстравагантной внешности. Писательница-сатирик Надежда Лохвицкая, более известная под псевдонимом Тэффи, увидела ее такой: «Демоническая женщина отличается от женщины обыкновенной, прежде всего, манерой одеваться. Она носит черный бархатный подрясник, цепочку на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой «для цианистого калия, который ей непременно пришлют в следующий вторник», стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке».
Все испортил Маяковский
30 ноября 1912 года в «Бродячей собаке» состоялось первое публичное выступление 19‑летнего Владимира Маяковского. Московский гость часто наведывался в «царство богемы», держался грубо и развязно, словно нарочно противопоставляя себя изысканному обществу. Его отношений с завсегдатаями «Собаки» это совершенно не портило, но вот присутствующих «фармацевтов», вернее — даже их жен, поведение Маяковского, выходящее далеко за рамки приличий, возмущало до обмороков. Грандиозным скандалом, просочившимся в газеты, обернулся творческий вечер, на котором, читая стихотворение «Вам», поэт-провокатор в финале позволил себе «крепкое» словцо. Какое именно — доподлинно не известно. Многочисленные очевидцы в своих мемуарах сообщить детали постеснялись, ограничившись лишь констатацией факта. Потом именно этот странный инцидент многие посчитают началом конца «Бродячей собаки».
Заведение было закрыто по приказу городских властей спустя три недели после скандальной выходки Маяковского. Официальных версий было две: недозволенные карточные игры и нарушение сухого закона, введенного во время Первой мировой войны. К обрушившимся неприятностям тут же добавились и долги, которые растерявшиеся обитатели «Собаки» не смогли погасить. Имущество некогда культового заведения позорно ушло с молотка за 37 тысяч рублей. «Прямо как в оперетке», — обреченно вздыхал hund-директор.
Впрочем, были и другие предположения. Якобы сам Пронин сознательно похоронил свое детище, пойдя на поводу у своей молодой жены, которую интересовали более, как сказали бы сейчас, масштабные проекты, приносящие большую прибыль. Так или иначе, 3 марта 1915 года двери «Бродячей собаки» закрылись навсегда.
Автор текста: Надежда Мадзалевская
Оценил 21 человек
32 кармы