Моя сверхновая Россия

Сверхновая Россия — название, которое заставляет задуматься над тем, в каком же мире живёт наша страна, какая из дорог, открывающихся перед нами, — наша; задуматься над тем, в каком темпе по этой дороге придётся идти, кто может стать нашим попутчиком, а кто будет из-за обочины пытаться швырять камни. Почему конференция проводится сейчас? Мне кажется, что время выбрано исключительно точно. Утро 24 февраля — это не только начало горячих событий в северном Причерноморье и Приазовье, это дата, после которой коллективный Запад окончательно и бесповоротно скинул с себя овечью шкуру, когда даже самый заядлый, закореневший еврофил увидел не то, что ему долгие годы пытались показывать, а то, что происходит на самом деле. Только за XX век Россия трижды сменила форму своего государственного правления: от империи к буржуазной республике, через неё — к социализму, в 1991 году (как нам тогда говорили, «Россия снова вернулась в семью цивилизованных народов»). Не обращая внимания на все эти изменения, Запад в составе стран Европы, Соединённых Штатов и бывших колоний Англии — Канады и Австралии — оставался нашим верным врагом.

14 государств, пытавшихся оттяпать куски территории у юной Советской России, два десятка стран во главе с Гитлером рванувшие на нас в 1941 году, бывшие союзники, уже в первые годы после Великой Отечественной войны пытавшиеся сжечь нас ядерными взрывами, но вынужденные утешиться всего лишь холодной войной. Искренняя глупость сдававшего всё и вся Горбачёва в обмен на посулы зачислить Россию в реестр цивилизованных и равноправных стран. Горбачёв изволил покинуть нас, многие смеялись по этому поводу, а я вот признаюсь: в день его смерти я едва ли не плакал, настолько мне хотелось увидеть его не умершим, а повешенным. Именно повешенным, а не расстрелянным — именно так Красная Армия поступала с полицаями и предателями. Тридцать лет, минувших после страшного лично для меня 1991 года, многие из тех, кто оказался во властных структурах России, лелеяли мечту о том, что Запад признает нашу страну ровней себе. Молились на этот Запад, перенимали западные лекала для обустройства нашей с вами жизни — в культуре, в образовании, в экономике. На Запад отправляли учиться своих отпрысков, западных менеджеров вводили в состав правления наших государственных компаний, в западные банки выводили всё, что удавалось украсть в России и у России. Запад был эдаким священным градом на холме — ни больше и ни меньше.

Те, кто и сейчас всё ещё остаётся у нас во власти, отказываются признать очевидные факты. Запад — это колыбель расизма, фашизма и нацизма, ни одно из этих учений не пришло в Европу извне, не было принесено на её просторы рептилоидами с планеты Нибиру. Это оттуда, с Запада, на наши земли шли крестовые походы, польские шакалы, солдаты Наполеона; это Запад помогал любым восточным правителям, пытавшимся сломать Российскую империю. Это Запад, уразумев, что сломать нас нельзя, в 1941 году решился на самый отчаянный шаг — Гитлер, Муссолини и прочая шатия-братия вели войну не на покорение, а на уничтожение нашего народа. Не было в истории человечества ничего подобного — попытки физически уничтожить полуторасотмиллионный народ, убить всех и каждого. Кто-то забыл об этом? Давайте напомню: немцы воевали против нас при Александре Невском, при Николае Втором, при Иосифе Сталине.

И мы с этими существами мечтаем выстроить равноправные отношения, серьёзно? Ненависть и страх перед русским народом, перед Русским Миром, перед русской цивилизацией — не в головах, а в спинном мозге всей этой публики. То, как ведёт себя Запад после 24 февраля этого года, — это не некая воля правителей европейских стран, это та самая, нутряная, многовековая животная ненависть и не менее многовековой страх перед нами. Отказ от понимания этих простых вещей не мог привести Россию к успеху.

Для того, чтобы из новой России стать Россией сверхновой, нам важнее всего найти силы и вытравить в нашем собственном сознании стремление подражать Западу, вытравить желание стать частью западной цивилизацией. Хватит уже! Нам нужна смелость, чтобы самим себе признаться: Россия была, есть и будет отдельной цивилизацией, которая только прикидывается всего лишь страной. Мы не запад, не восток, не юг, мы — Россия. У нас — наш собственный путь, мы не можем подражать хоть кому-то и надеяться, что это нам поможет.

Это очень непростая работа — заставить себя отказаться от подражания Западу. Со времён Петра Первого, прорубившего окно в ту самую Европу, откуда всё больше смердит падалью, мы пытались натянуть на себя маску европейцев, пытались втиснуть нашу цивилизацию в прокрустово ложе чужих и чуждых правил и традиций. Бороды рубили, немецкие сюртуки с париками пытались на себя натянуть — триста лет подряд и практически без остановок. Придумали себе иллюзию, фантом — и рвались к нему. Но для Запада мы были, остаёмся и будем оставаться людьми то ли второго, то ли третьего сорта. Сейчас со стороны Запада мы слышим огромное количество слов, но всю эту словесную диарею можно скомпоновать в одну фразу: «Россия, ты что себе позволяешь?! А ну — в стойло и жди, когда овса зададим!» Сверхновая Россия для меня — та, которая сняла с себя розовые очки, которая не прячется от реальности, которая умеет видеть, думать и делать. Сверхновая Россия для меня — та, где среди нашей элиты больше нет тех, кто лелеет надежду, что коллективный Запад в одночасье коллективно осознает собственные ошибки, коллективно их исправит и всё снова встанет на свои места. Вот то самое миттерановское «Европа от Лиссабона до Владивостока», сладкие посиделки в виллах на Лазурном берегу, детки-внуки в Сорбонне, откаты и просто украденное — в надёжных банках Кипра и Швейцарии. Россия станет сверхновой только тогда, когда этих мечтателей во власти просто не останется — мечтать можно где угодно, где от этого не будет вреда. Моя сверхновая Россия — та, которая понимает, что возврата к этим временам уже не будет, что вновь выстраиваемый Западом железный занавес — это уже навсегда. Моя сверхновая Россия — та, которая имеет хорошую память и смелость называть вещи своими именами. Враг — это просто враг, никаких вторых и третьих шансов для восстановления дружбы нет и быть не может. Назвались груздем — лезьте в кузов. Живите за своим занавесом, лязгайте там зубами от злости и от холода — это больше не наши проблемы. Европа, европоцентризм должны умереть в наших головах, исчезнуть из нашей системы ценностей — этот мусор, эта гниль только мешает. Моя сверхновая Россия — та, для которой 24 февраля 2022 года стало днём очередного рождения. Днём, после которого каждый из нас и уж тем более — каждый из тех, кто оказался у нас на вершине власти, осознал, что европейские, западные лекала, по которым мы упорно пытались жить, — это не лекала, а кандалы, вериги, рубище, не дававшее расправить крылья. Им — гнить, нам — рваться вверх, в наше русское небо.

Нам — видеть, думать, делать — самостоятельно, не по чужим учебникам, не пытаясь напялить себе на глаза шоры чужих теорий, чужих нравов. Европа нас будет считать ровней себе только при двух условиях: 1) если будет понимать, что любая попытка военной агрессии против нас неизбежно закончится полным крахом и 2) если будет понимать, что Россия не будет всеми силами цепляться за сотрудничество с Европой, что Россия и без европейской цивилизации будет прекрасно себя чувствовать. Грубо: Европа должна понимать, осознавать, что на Россию где сядешь, там и слезешь. Без сантиментов: уходя из России, из совместных проектов, европейские компании должны понимать, что обратного пути уже не будет. Уходя — уходи. Не выкупать акции, а просто конфисковать с пожеланием обращаться к правительствам их же стран, к правительствам, которые ограбили Россию на треть триллиона долларов. С ними выясняйте отношения, у них выпрашивайте или отсуживайте компенсации, а мы уже всё сказали — прощайте.

Теперь, пожалуй, надо пробовать найти алгоритмы решения стоящих перед нами задач. Первый факт — в режиме капитана Очевидность: Россия огромна по своей территории, но слишком скудна своим населением для того, чтобы существовать в режиме автаркии. Не важно, кто в этом виноват, — ответ на этот вопрос могут искать философы, факт от этого не изменится: нас всего 150 миллионов, мы не можем развиваться только за счёт внутреннего рынка. Для автономности нас должно быть хотя бы в два раза больше, а лучше — раза в три-четыре.

Задача номер ноль — даже не народосбережение, а народоприумножение, без этого дороги вперёд и вверх не будет. Русский, как известно, — имя прилагательное, а не существительное, для нас важен не состав крови, а образ мышления, принятие наших идеалов, нашего мироощущения. Русскими могут стать сербы и поляки, эфиопы и казахи — наша история полна сотнями таких примеров. Не вижу ни одной причины для того, чтобы Россия не стремилась собрать русских всей планеты — нашим соотечественникам не рады в странах их присутствия, их там скоро начнут физически уничтожать. Для сомневающихся в этом тезисе ещё раз напомню: расизм и нацизм — вершины философской мысли Запада, их образ мышления и существования.

Простой пример: Латвия намерена принять закон, запрещающий русский язык на рабочем месте. Звучит почти невинно, вот только врачи, пожарные, полицейские, отказывающиеся разговаривать с вами на вашем языке — это шаг на пути физического уничтожения или ментального переформатирования сотен тысяч наших с вами соотечественников. Русские, остающиеся в Прибалтике, в Германии, в Англии будут или уничтожены физически, или превращены в толпу новых, полубесправных европейцев той или иной национальности — это просто факт.

Но эти русские нужны России, и потому необходимы максимальные усилия, чтобы люди вернулись на Родину. Вернулись, чтобы приложить здесь свои силы и умения, чтобы страна развивалась, осваивая саму себя. Второе следствие из этого факта: в сверхновой России предоставление жилья для семей должно стать не бизнесом для банковских ростовщиков, выдающих ипотечные кредиты, а государственной заботой. Семья с одним ребёнком — двухкомнатная квартира; с двумя детьми — трёхкомнатная и далее по списку. Не человейники с квартирами-студиями, а комфортное жильё для того, чтобы мы могли выполнять государственной важности задачу — плодиться и размножаться. Эту задача должна развернуться в тщательно продуманный проект, который мы просто обязаны реализовать.

Огромная территория при скудности населения, но территория, изобилующая полезными ископаемыми — вот самое краткое описание России. И именно отсюда, из этого железобетонного факта, вытекает неизбежное, не оспариваемое следствие: на этой планете просто нет стран, чей путь может повторить Россия. Мы никогда не достигнем той плотности автодорог и железных дорог, той плотности газопроводов, ЛЭП, которая достигнута в Европе. Ни одна страна в Азии, в Африке, на любом другом континенте не простирается на восемь часовых поясов, никто не способен на полном основании заявить ничего подобного: Россия — страна, над которой в летнее время не заходит Солнце. Нет другой страны на планете, которая вмещает в себя субтропики и арктическую морозную тундру. Это не лирика, это реальность России — мандарины в Абхазии и мхи Северной Земли, проблема с летним кондиционированием и 10 месяцев отопительный сезон в Певеке. Нет больше нигде ничего подобного — вот и некому у России учиться, вот и неизбежность собственного, исключительного проекта развития. И это тоже должно быть неотъемлемой частью размышлений о пути России сквозь века: мы — особые, исключительные. Особые, исключительные не потому, что считаем себя выше всех прочих народов, а потому, что живём в условиях, которые больше нигде не существуют. Мы не Европа, не Азия, не Америка, мы — Россия. Это — данность, от которой нам никуда не деться, если мы — не коллективный Горбачёв, добившийся отпадения от России бывших союзных республик. И этой своей особости, исключительности нет никакого смысла стесняться — так устроена наша с вами планета, так устроена наша с вами Россия.

Неизбежное следствие огромности территории и недостаточности населения — необходимость экспортной направленности нашей с вами экономики. Собственно, подспудное понимание этого укоренилось в головах наших правителей ещё полсотни лет тому назад — именно тогда начали формироваться огромные потоки наших ресурсов за пределы России.

Куда потоки шли и идут даже в настоящее время? Правильно — в Европу, на самый платёжеспособный рынок, да ещё и находящийся в шаговой доступности. Год назад у нас появился список недружественных стран, но как-то при этом нам недосуг было заметить, что 2/3 нашего экспорта было направлено внутрь этого списка. Хорошо это или плохо? Было бы хорошо, если бы не существовал один статистический казус: в списке экспортируемых нами товаров — около 500 наименований, зато в списке товаров импортируемых — 20 тысяч наименований товаров. Разница не просто значительная, а колоссальная.

На этой чудовищной диспропорции — вывезли нефть, ввезли полиэтиленовые пакеты с «Монтаной» — у нас на глазах сломали Советскую власть. Мы хихикали над этим, но не замечали, что и после 1991 года этот странный алгоритм никуда не исчез, а ещё и приумножился. Ставим галочку — подобного рода диспропорция недопустима, это Зло с большой буквы. Экспортируя непереработанное сырьё, Россия обязана полученную выручку использовать не для того, чтобы покупать за рубежом модные штаны наиболее вероятного противника, а для того, чтобы вкладывать выручку в создание, в развитие собственных технологий, в свою собственную инфраструктурную связанность, в создание новых очагов нашей цивилизации на наших бескрайних просторах. Квинтэссенция такого подхода очевиднее всего именно сейчас: в силу того, что внутри России цены на природный газ регулирует государство, наши предприятия газопереработки получают сырьё по ценам в 40 раз ниже, чем их коллеги по ремеслу в Европе, но конечные изделия из газохимии мы как завозили, так и завозим. Налоговая система в России построена так, что импортируемые товары зачастую оказываются дешевле, чем произведённые у нас, а наши власть предержащие называют этот абсурд конкурентной средой и прочими красивыми словами.

Возможен ли мгновенный переход от экспорта непереработанного сырья к поставкам конечной продукции? Правильный ответ — нет, мы ведь в реальном мире живём, сегменты мирового рынка расхватаны теми, кто пришёл в этот рынок намного раньше, кто уже вложил крайне серьёзные деньги в логистические схемы, в рекламные кампании и так далее.

Возможен другой путь конкретно для нас, для России? На мой взгляд — да, возможен, но только в том случае, если мы не будем упорно лезть на тот самый европейский рынок, где волки жрут друг друга. Да, возможен, но только в том случае, если Россия сама начнёт создавать, расширять рынки для своих товаров. Да, возможен, но только в том случае, если такую работу мы даже не будем пытаться делегировать пресловутым эффективным частным собственникам, а сделаем государственной задачей. Нет, я не против капитализма в принципе, но у нас просто нет времени на то, чтобы пройти тот же путь развития, по которому прошагал Запад. Дешёвые товары Европы — они не явились подарком судьбы, они были результатом огромной работы, которую Европа выполняла в присущей им манере. Дешевизна — это следствие масштаба производства, европейские колонии имели право приобретать товары потребления, произведённые только в конкретной метрополии.

На мой взгляд, первым, кто заговорил о необходимости отказа от европоцентричности, стал, как бы кто ни удивлялся по этому поводу, президент России. В апреле этого года, проводя совещание по вопросам развития ТЭК, Владимир Путин констатировал: в среднесрочной перспективе рынок Евросоюза для наших энергетических ресурсов станет второстепенным. Специально остановлюсь на том, что Путин вёл речь именно об энергетических ресурсах, то есть о непереработанных газе, нефти и угле.

Да, совершенно верно, — речь шла о той самой сырьевой игле, о которой так много и часто говорят многочисленные критики современной России. Здесь два момента. Во-первых, далеко не во времена правления Путина появилась эта проблема — первые поставки чёрного золота за рубеж у нас состоялись при Хрущёве, вскоре после проведённой им денежной реформы. Первые трубопроводы в Европу — это середина 70-х, названия, надеюсь, многие помнят: нефтепровод «Дружба», газовая магистраль Уренгой — Помары — Ужгород. Желаете критиковать? Правильно делаете, но тогда уж будьте добры вспоминать все фамилии, не ограничивая себя только Путиным: Хрущёв, Брежнев, Андропов с Черненко и Горбачёв с Ельциным до кучи. Второй момент — у кого что болит, тот о том и говорит, — это я о том, что налоги, сборы, пошлины, собираемые при экспорте энергетического сырья, обеспечивают при нынешних ценах не менее половины доходов нашего государственного бюджета, не говоря уже о количестве рабочих мест, о заказах смежникам и прочем. Ничего удивительного в том, что президент России с таким вниманием относится именно к ТЭКу, я не вижу. Вот только когда дело доходит до конкретных цифр и дат, ситуация становится куда как менее умилительной: Россия выстояла против западных санкций, всё у нас в полном порядке, мы всех победим, закидаем шапками и валенками. Было бы хорошо, кабы было именно так. Среднесрочный период в энергетической отрасли — это 7–8 лет — первое соображение. Второе: в течение прошлого 2021 года, когда отношения ещё можно было считать условно нормальными, в ЕС было поставлено 150 млрд кубометров природного газа, 140 млн тонн сырой нефти, 70 млн тонн нефтепродуктов и 50 млн тонн угля энергетических марок. На то, чтобы создать инфраструктуру, способную справиться вот с такими реками экспорта, у СССР и у России ушло 50 лет. Такой роскоши — спокойной жизни на протяжении полувека, у нас просто нет — это раз. Два — если мы говорим об экспорте в регион Юго-Восточной Азии, нам и полувека не хватит, поскольку расстояния в Сибири и на Дальнем Востоке куда как серьёзнее, чем на европейской части нашей территории. Третий момент, тоже важный. Наши проблемы с привычным рынком сбыта, с Европой, возникли ещё и от того, что мы ничего не могли и не смогли противопоставить централизации ЕС. Итог этого процесса централизации — то, что наши экспортные компании по большому счёту имеют дело не с множеством, а с единственным, монопольным покупателем. Утрирую, конечно, но все ведь видят, насколько покорно даже самые мощные европейские компании выполняют любые хотелки своих политиков, не так ли? Риск получить монопольного покупателя на Востоке у нас совершенно естественный, обусловленный географией материка Евразия — из крупных стран у нас там только Китай да Япония, причём последняя готова в любой момент уйти в прямое подчинение штатовского генерал-губернатора. Улыбки китайских политиков на встречах с российскими коллегами широки как никогда, а вот отворот левой полы китайских бизнесменов для реализации совместных проектов — куда как скромнее. Привяжем себя трубами исключительно к Китаю — квакнуть не успеем, как получим нового седока на наши многострадальные шеи. Нет, я не спорю — нам нужны и сахалинский маршрут для поставок газа в Китай, и «Сила Сибири — 2» для того же; они уже проектируются: знаменитое судно «Академик Черский» уже укладывает трубы на сахалинском шельфе. Но этого слишком мало, а о чём-то новом, дополнительном наше правительство если и думает, то явно чересчур лениво.

Почему я считаю, что сказанное в апреле Путиным — это только «А», а все прочие буквы алфавита нам стоит освоить самостоятельно? Политес, политкорректность — слов для обозначения причин предостаточно. Так уж получилось, что Россия обладает тем, что способно удовлетворить две базовые потребности любого народа, любой страны — энергетическими ресурсами и продуктами питания. Я не про урожаи пшеницы, при всей их значимости, а про то, что помогает наращивать объёмы сельскохозяйственного производства в любой точке земного шара — про удобрения и, прежде всего, про удобрения азотные.

Азотные удобрения — это аммиак, аммиак — это природный газ. Сидеть в кондиционированном помещении при свете и иметь что поесть — это про Азию, Африку, Латинскую Америку, Ближний Восток скопом, а не только про Европу.

Нет ни одной страны в мире, которой для существования, развития, роста уровня жизни не требуется гарантированный киловатт*час, краюха хлеба и кусок мяса. И это факт, который мы обязаны использовать на всю катушку, без малейшего стеснения по этому поводу. Факт крайне важный, поскольку он позволяет справиться с проблемой, которая много лет не решалась, — мы можем добиться того, чтобы на нашем горизонте не показался призрак монопольного покупателя. Не только нефть, уголь, газ, но и удобрения (азотные, фосфорные, калийные) — вот основа для создания и расширения нашей собственной сферы влияния. Почему я не верю в то, что с такой работой справится частный собственник? Да потому, что это игра вдолгую, — ни один из перечисленных рынков не является настолько платёжеспособным, каким до последнего времени был рынок Евросоюза. Нас ждёт эпоха сделок своповых, бартерных и тому подобного, а это не то, что нравится частным собственникам, которые работают на прибыль здесь и сейчас. У нас в правительстве есть министр развития Дальнего Востока и Арктики Алексей Чекунков, который в своей недавней статье для РБК высказал мечту о появлении нового российского предпринимателя — заинтересованного в долгосрочных проектах, видящего перспективу на несколько поколений вперёд. Здорово, конечно, вот только такой частный предприниматель — это брат-близнец западного инвестора, который приходит в наши необжитые регионы для того, чтобы строить там теплоцентрали, дороги, дома, шахты и заводы. Прекрасные братаны, вот только есть одна проблема — их не существует. Хочется оставаться капиталистической страной? Да не проблема: создавайте государственные компании, а после того, как их бизнес будет развёрнут на полную мощность, — отдавайте на приватизацию. Но это как-нибудь потом — нельзя думать о конкурентном рынке в тот момент, когда России требуется создание новых отраслей экономики. Создайте, запатентуйте все необходимые технологии в государственной собственности, и только потом приглашайте частников для масштабирования новых производств, и вот эти частники пусть и строят конкурентную среду. Сначала — кости, потом — мясо, сначала — создать отрасль со всеми необходимыми технологиями за счёт усилий всего государственного организма, и только потом — конкуренция и прочее. Мы не имеем права долго запрягать — ехать пора.

Отказываясь от европоцентричности, мы не обязаны понимать, что остаёмся в компании стран, которые отнесены к рангу развивающихся. Развивающихся, но по европейским лекалам — это что-то из разряда горячего льда, жидкого огня и сапогов всмятку, поскольку эти лекала в принципе не предусматривают развития. А наша с вами вынужденная экспортная ориентированность требует того, чтобы страны, куда мы собираемся экспортировать, были платёжеспособны, чтобы их покупательная способность обеспечивала наше с вами развитие. База для такого роста — энергетика и продукты питания, и оба эти инструмента у нас в руках имеются, а потому руки тех, кто пытается у нас эти инструменты отобрать, надо вырывать из плеч.

Да, централизация и концентрация инструментов развития в вертикально интегрированных государственных компаниях. Да, долгосрочное планирование. И нет нужды пугаться этих слов — нам с ними жить. Почему? Да всё по той же причине: у нас слишком маленькое население. Конкуренция — там, где народу много, а территории — мало. Конкуренция способна обеспечить развитие Лихтенштейна, но собрать весь тот Лихтенштейн и закинуть куда-нибудь на Камчатку с Чукоткой — так разве что тамошние медведи заметят, что у них рацион стал более обильным, не более того.

РЖД на конкурентной основе расширяет Восточный полигон, результат мы видим — уже на три года опаздывает, и никаких перспектив на изменение ситуации не видно. А рядышком, по той же тайге, через те же реки и сопки Транснефть протянула магистраль Восточная Сибирь — Тихий океан (ВСТО-2) с опережением графика на 10 лет.

Или ещё из совсем недавней нашей с вами истории: в начале нулевых Газпром наизнанку вывернулся, чтобы получить контрольный пакет акций в СИБУРе. У переработки природного газа есть несколько этапов. Нулевой — подготовка газа, добытого на месторождении, к транспортировке по трубопроводам. Первый — фракционирование добытого и доставленного, чтобы получить отдельно метан, этан, пропан с бутаном и прочее. Второй — чтобы произвести полиэтилены с полипропиленами. Третий — произвести из них уже конечные изделия. Так вот Газпром — это нулевой этап и этап № 1, а дальше у нас СИБУР. История с получением контроля над этим концерном ждёт своего писателя — сюжет был залихватским, с поддельными письмами, чёрными пистолетами и прочим. Но так или иначе — сделали. Но тут же получили распоряжение президента Медведева о необходимости избавиться от «непрофильных активов». И что, Россия сильно выиграла от этого? Безусловно, выиграла, но не сильно, — СИБУР успешно развивается, вот только: а) технологии для своих новых заводов он всё так же импортирует и б) конечную продукцию старался реализовать на том самом европейском рынке, поскольку тут максимально соблюдалась платёжная дисциплина. Выгода для Государства Российского есть — налоги, рабочие места, СИБУР охотно вкладывается в развитие уровня жизни во всех местах своего присутствия. Это хорошо. Но мало.

Что я предлагаю? Нет, не национализировать СИБУР — тут уж «умерла, так умерла». Но у нас только на Ямале — 27 трлн кубометров доказанных запасов природного газа, не говоря уже о шельфе наших северных морей. Ждать, когда СИБУР вырастет настолько, чтобы прийти и на новые месторождения или те самые сверхдоходы за экспорт энергоресурсов использовать для того, чтобы в этот сектор экономики пришло государство? На мой взгляд, вопрос сугубо риторический. Хотим конкурентную среду? Прекрасно, но кто сказал, что одним из конкурентов не может быть государство? Автор учебника «Экономикс», что ли? Ну вон он, пример — за вновь отстраиваемым железным занавесом. Государства ЕС ушли из реального сектора экономики — и как вам результат? Производство тех самых азотных удобрений за год в Европе сократилось не на проценты, а в 2,5 раза — касса свободна, причём свободна навсегда. Потому, что газ в России в 30–40 раз дешевле, чем в Европе. Имеем мы право не воспользоваться таким моментом и не договориться с Ираном, который № 2 в мире по запасам газа, как именно расписать мировой рынок на двоих? Нет, не имеем — потомки не простят, а нам эти рынки и деньги с них нужны для того, чтобы продолжать выполнять задачу № 0 — плодиться и размножаться.

Новые производства — новые рабочие места — новые возможности для того, чтобы создавать подрастающее поколение. И это тот самый асимметричный ответ: наращивать не только экспорт энергетического сырья по новым маршрутам новым потребителям, но и более маржинальную продукцию, приносящую больше денег, позволяющую развивать производство в самой России. Экспорт не миллиардов кубометров газа, а миллионов тонн удобрений — это ещё и дешевле с точки зрения логистики, морских судов меньше потребуется. Совсем недавно Россия отметила профессиональный праздник — работников нефтяной и газовой отрасли, а вот такой подход позволит сделать праздник более широким, более масштабным, поскольку таких специалистов станет больше. Почему? На территории нашей страны есть немалое количество углеводородных месторождений, относящихся к категории ТрИЗ — трудноизвлекаемых запасов. Их открывали и в советские времена, и сейчас: газ и нефть в них имеются, но наличествующие технологии и биржевые котировки делают их разработку не рентабельной. Добыть можно, но продажа добытого газа или нефти как сырьевых ресурсов эту добычу просто не окупит, и по этим причинам целый ряд месторождений не разрабатывается уже десятки лет. Но в том случае, если углеводороды из разряда ТрИЗ будут отправляться в переработку, ситуация изменится кардинальным образом в силу того самого 30–40 кратного выигрыша перед теми же европейскими ценами на нефть и газ. Не рентабельно добывать и гнать на продажу нефть Баженовской свиты, которую даже западные эксперты оценивают в гигантские 20 млрд тонн? Давайте её перерабатывать до уровня нефтепродуктов, до уровня нефтехимии — и картина сразу заиграет другими красками.

Но самое удивительное, что первый шаг на пути к сверхновой России мы можем сделать прямо сейчас — я имею в виду приведение в порядок, к здравому смыслу нашей налоговой системы. Напомню, что с 2015 года Минфин проводит так называемый налоговый манёвр: ежегодно увеличивается ставка налога на добычу природных ископаемых (НДПИ) и так же ежегодно снижаются экспортные пошлины на вывоз сырой нефти. Это самое настоящее преступление перед страной — никаких других слов я подбирать не намерен. Год за годом нашим нефтяным компаниям всё менее выгодно перерабатывать нефть внутри России, год за годом всё прибыльнее становится работа по архаичному принципу «качай и вези». Те, кто изобрёл этот налоговый манёвр, даже не скрывали конечной цели: стоимость нефтепродуктов внутри России должна совпасть с мировыми ценами. Это, простите, как понимать? Россия — страна с самой большой протяжённостью автомобильных дорог, для нас рост цен на бензин и дизельное топливо означает рост на любой продукт, на любой товар, да даже на рабочую силу — на дальние прииски вахтовиков доставлять и то дороже становится. Мы хотим слезть с пресловутой сырьевой иглы, но наш Минфин делает всё, чтобы игла становилась как можно толще. Это точно наш Минфин? Лишать Россию нашего естественного преимущества — дешёвого моторного топлива для того, чтобы профессионалы Минфина ставили галочки: вот как всё здорово, вот как нас полюбят и похвалят за пределами России. И уже семь лет прочие министерства, депутаты Думы и Совфеда взирают на это с полным равнодушием — всё хорошо, всё идет как надо. При этом ещё и ФАС носится по АЗС, проверяя, уж не поднял ли кто цену выше, чем... А, собственно, выше, чем что? Ответ ровно один — выше того уровня, когда люди начнут выходить на улицы, окончательно рассвирепев от бензина по европейским или американским ценам. Да, есть факт: в России слишком низка численность населения на нашу огромную площадь. Да, мы вынуждены строить экспортно ориентированную экономику, но экспортировать нужно как можно более глубоко переработанную продукцию — мне это представляется прописной истиной.

Остановите либералов в Минфине, в ФАС, в прочих наших загадочных ведомствах, разбудите депутатов, поставьте этот вопрос ребром. Уберите маразм из наших законов, его слишком много. Частная угольная компания России имеет право подписать 10-летний, 15-летний контракт на поставку угля в Китай, в Индию, а вот с нашей государственной компанией РусГидро, которая отвечает за свет и тепло на всём Дальнем Востоке и в Арктике, — запрещено законом. Ежегодные тендеры, которые невозможно обойти, а потом — недоумение по поводу того, что РусГидро умоляет поднять тарифы на свет и на тепло, чтобы не обанкротиться, — это практика, с которой мы живём.

Почему угольные компании поднимают цены на внутреннем рынке? Да потому, что Минфин России рассчитывает ставки налогов на основании данных частных британских компаний «Платс» и «Аргус», которые норовят угольным эталоном делать каменный уголь Австралии. У нас растёт стоимость даже государственных строек, поскольку на мировом рынке растут цены на конструкционный металл, на сталь, а то и другое надо закупать на тендерах, а налоги — по «Аргусу» и «Платтсу». Не «господа металлурги, мы видим вашу себестоимость, миллион тонн арматур диаметром 16 мм для государственных строек — это ваши 15% рентабельности и ни копейки больше, и цена не изменится, пока последний килограмм не заберём; не нравится? — тогда экспортная пошлина с ближайшего понедельника удвоится; без тендеров, поскольку мы в 90-е догадались приватизировать все до одного металлургические комбинаты». Примеры могу приводить и дальше, а могу и коротко: вся наша налоговая система подлежит ревизии, идеологией которой станет соблюдение государственных интересов России, а не соблюдение лекал и предписаний МВФ и прочих ВБ.

Сверхновая Россия — это страна не только разведчиков и добытчиков нефти и газа, но и страна нефтяных и газовых технологов, инженеров, конструкторов нового оборудования. Выстраивание вертикально-интегрированных компаний в нефтегазовой отрасли — это не только «сам разведал, сам добыл, сам доставил, сам продал», это ещё и «сам разработал нужные технологии и сам произвёл всё необходимое оборудование», поскольку это — единственно верный способ добиться снижения себестоимости конечной продукции. Нельзя — «провёл тендер на разработку технологий — заплатил с наценкой, заказал оборудование на чужом заводе — заплатил с наценкой, доставил оборудование на нужное место — заплатил с наценкой, отремонтировал у победителя очередного тендера — заплатил с наценкой» и далее по списку. Хочешь сделать хорошо — сделай сам, пока отрасль не встала на ноги. Пока встаёт на ноги, все патенты уходят государству, хочется-желается получить конкурентную среду — государство продаст патенты тем, кто пожелает с ним, с государством, конкурировать.

Чем ещё хороша нефтяная и газовая химия? Нет такой критической зависимости от импортных технологий, как в случае с тем же СПГ, причём зависимости как у нас, так и у потенциальных покупателей. Про тот же СПГ сейчас пишут все, кому не лень, но как-то не замечают при этом, что СПГ покупают всего 42 государства в мире. Почему? Нет своих регазификационных терминалов, нет своих хранилищ, не создана трубопроводная распределительная сеть. Почему? Денег нет, специалистов нет, ничего нет. Вносить удобрения в землю для того, чтобы урожаи выше стали, — смогут. Склад в порту — смогут, а дальше хоть машинами, хоть тачками растащат. И таких стран — в два раза больше, и население там растёт. Можем предоставить? Да не можем, а обязаны — больше ведь никто по приемлемым ценам этого сделать не способен. Обязаны — потому, что это обеспечит тот самый рост сферы влияния. Я не буду про военные характеристики такой сферы — об этом пусть говорят специалисты, но без гражданской составляющей стенки у сферы будут так себе. «Россия, дай поесть», — вполне нормальный лозунг для сотни стран, испытывающих проблемы с продовольствием для своего населения. Нет, такой подход не значит, что нам нужно отказываться от разработки и создания наших собственных технологий, связанных с СПГ, — это тоже нужно, но стоит определиться с порядковыми номерами при реализации наших планов.

Удобрения проще нам и проще потенциальным покупателям, которых в разы больше, чем потенциальных покупателей СПГ, — значит, с этого и нужно начинать. И автоматически вытекает следующая задача: связанность с теми, с кем России предстоит расширять сотрудничество. Эти страны — на других континентах и в тех частях Евразии, до которых мы можем добраться только через моря и океаны. В 2014 году дефицит торговых судов всех типов в России составлял 600 штук, и эта цифра не изменилась. Мы везём свою нефть на чужих судах, мы везём свой уголь на чужих судах, мы везём свой лес на чужих судах.

Да, в этом году Россия заработает на нефти раза в три больше, чем в 2021-м, но есть и другая статистика: компании-судовладельцы Кипра и Греции, владеющие самыми большими флотами нефтяных танкеров, тоже заработают в три раза больше. Они просто подняли тарифы — мол, мы очень рады поработать, но за наш риск попасть под вторичные санкции вам, дорогие россияне, придётся доплатить. Ровно такая же картинка будет и у наших угольщиков, которые тоже вынуждены будут обеспечивать рост прибылей зарубежным компаниям. И группа G7, мечтающая о введении некоего потолка цен для российской нефти, тоже будет пытаться бить в это слабое место — в отсутствие у России собственного торгового флота. И как с этим бороться? Да только одним методом: Россия, страна трёх океанов и одиннадцати морей, обязана стать центром сначала своего собственного, а потом и мирового судостроения.

Моя сверхновая Россия — это страна, умеющая и любящая строить суда всех марок и всех размеров: для морей тропических и арктических, работающие на дизельном топливе, на метаноле, на СПГ, на атомной энергии. Мечты о том, что против санкций Россия выстоит усилиями малого и среднего бизнеса, — это для слабых разумом и памятью; в нашей истории ещё не было случая, когда лавочник спас бы Россию. ИТ-отрасль, какие-то там искусственные интеллекты и прочие благоглупости — это украшение на фасаде, фасад первичен. Морские суда — это не только сталь корпусов, это двигателестроение, приборостроение, это рост спроса на космическую группировку спутников.

С 2009 года Россия строит ровно одну крупную верфь — в Большом Камне рядом с Владивостоком. Строим-строим — не построим; позорище просто вселенского масштаба. Строят китайские компании, потому как ФАС и прочая либеральная рать против того, чтобы государство для строительства государственного объекта создавало государственную строительную компанию. Эффективный частный собственник строит ещё и три завода разом в Усть-Луге — СПГ, газоперерабатывающий и газохимический. Заглядывали туда? Турки, китайцы, узбеки — полный интернационал. Так выгоднее эффективному частному собственнику. А России выгодно строить самой. Строить не только заводы, но и всё необходимое для того, чтобы будущие работники жили в нормальных условиях. Города Дальнего Востока в годы Великой Отечественной войны создавались для того, чтобы было где строить необходимые для защиты рубежей боевые корабли. Владивосток, Хабаровск, Николаев-на-Амуре, Комсомольск-на-Амуре — вот это и есть плацдарм для моей сверхновой России — страны-судоколонки.

Моя сверхновая Россия — страна, которая и не думает стесняться того, что для Евразии она была, есть и остаётся Хартлэндом, сердцем материка. Потому моя сверхновая Россия восстановит Южно-Кавказскую железную дорогу, чтобы восстановить былую связь трёх империй — Российской, Персидской и Османской. Моя сверхновая Россия достроит и начнёт в полный рост эксплуатировать железную дорогу из Ирана через Азербайджан, чтобы индийские паромы таскали индийские товары для Европы и европейские — для Индии. Моя сверхновая Россия ворвалась в проект века, предложенный президентом Узбекистана — проект железной дороги нашей имперской колеи 1520 от Термеза через Кабул в Пакистан и дальше, в Бангладеш и в Индию. Моя сверхновая Россия не слушает словеса Сергея Лаврова, ждущего появления в Афганистане некоего инклюзивного правительства — простите, я не знаю ни одной страны на планете, где существует такое чудо из чудес. Может, у Лиз Трасс спросить? Афганистан способен стать перекрёстком континентальных железнодорожных супертрасс — с севера на юг и с запада на восток, из России до Цейлона и от Тегерана до Пекина. Моя сверхновая Россия не упустила возможность стать мотором и мозговым центром этого проекта, стала неотъемлемой частью новых караванных троп XXI и XXII веков. Моя сверхновая Россия не слушает стенания министерства развития Дальнего Востока и Арктики о том, что БАМ и Транссиб не справляются с потоками грузов — моя сверхновая Россия вообще стонать не намерена. Северный широтный ход выводит Свердловскую железную дорогу к Ямбургу — порту в Обской губе. Моя сверхновая Россия построила Северный широтный ход — 2, который выводит железную дорогу страны к федеральному порту Сабетта. По этим двум дорогам идут наши грузы — вперёд и вверх, к нашему СМП, а БАМ с Транссибом — это для наших пассажиров и для транзита Азия — Европа и обратно. Моя сверхновая Россия вспомнила, почему наши сибирские реки названы великими — по ним снова идут речные суда, расширяя товарные потоки, усиливая возможности наших железных дорог. Моя сверхновая Россия перестала продавать миллионы тонн СПГ и энергетического угля — она умеет строить плавучие электростанции на обоих ресурсах, которые востребованы по всему миру, за исключением, разумеется, Европы и прочих прихлебателей США. Не строить самим, тратя миллиарды денег и годы усилий, а заказывать у России плавучие электростанции — у России это получается дешевле, поскольку строятся они на заводах, да ещё и поточным методом. Не миллионы тонн сырья, а киловатт*часы, — это экспорт конечной продукции энергетики, это стабильность и отсутствие зависимости от спекулятивных биржевых цен.

Конечно, я могу продолжать и дальше — о том, что в сверхновой России геология снова стала основой выстраивания планов развития для новых и новых территориально-производственных комплексов. О том, что сверхновая Россия опамятовалась и вспомнила, что наши с вами леса — это возобновляемый ресурс, востребованный во всех концах планеты, научилась свои леса регулировать и использовать себе и другим на пользу. О том, что сверхновая Россия перестала бояться самостоятельности своих же муниципалитетов, позволила городам и даже посёлкам стать участниками экономической жизни, что и сделало нашу экономику действительно конкурентной, а не спекулятивной и не живущей по принципу «выкачал — продал». Но самое главное, что произошло в моей сверхновой России — то, что она отменила сдуру придуманный для себя запрет на собственную государственную идеологию. Только после этого мы с вами, а не сторонние дяди с тётями, сможем определять, куда мчаться тройке-Руси. Конференция стала первым шагом, первой попыткой осмыслить нашу исключительность, нашу особость, и это — начало большого пути.

Источник