Аверченко Аркадий Тимофеевич. - Сандино

Люди, близкие к населению.

Его превосходительство откинулось на спинку удобного кресла и сказало разнеженным голосом:

- Ах, вы знаете, какая прелесть это искусство!.. Вот на днях я был в Эрмитаже, такие есть там картинки, что пальчики оближешь: Рубенсы разные, Тенирсы, голландцы и прочее в этом роде.

Секретарь подумал и сказал:

- Да, живопись - приятное времяпрепровождение.

- Что живопись? А музыка! Слушаешь какую-нибудь ораторию, и кажется тебе, что в небесах плаваешь... Возьмите Гуно, например, Берлиоза, Верди, да мало ли...

- Гуно, - хороший композитор, - подтвердил секретарь. - Вообще музыка - увлекательное занятие.

- А поэзия! Стихи возьмите. Что может быть возвышеннее?

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

И я понял в одно мгновенье...

Ну, дальше я не помню. Но, в общем, хорошо!

- Да-с. Стихи чрезвычайно приятны и освежительны для ума.

- А науки!.. - совсем разнежась, прошептало его превосходительство. - Климатология, техника, гидрография... Я прямо удивляюсь, отчего у нас так мало открытий в области науки, а также почти не слышно о художниках, музыкантах и поэтах.

- Они есть, ваше превосходительство, но гибнут в безвестности.

- Надо их открывать и... как это говорится, вытаскивать за уши на свет божий.

- Некому поручить, ваше превосходительство!

- Как некому? Надо поручить тем, кто стоит ближе к населению. Кто у нас стоит ближе всех к населению?

- Полиция, ваше превосходительство!

- И прекрасно! Это как раз по нашему департаменту. Пусть ищут, пусть шарят! Мы поставим искусство так высоко, что у него голова закружится.

- О-о, какая чудесная мысль! Ваше превосходительство, вы будете вторым Фуке!

- Почему вторым? Я могу быть и первым!

- Первый уже был. При Людовике XIV. При нем благодаря ему расцветали Лафонтен, Мольер и др.

- А-а, приятно, приятно! Так вы распорядитесь циркулярчиком.

Губернатор пожевал губами, впал в глубокую задумчивость и затем еще раз перечитал полученную бумагу:

"2 февраля 1916 г.

Второе делопроизводство

департамента.

Принимая во внимание близость полиции к населению, особенно в сельских местностях, позволяющую ей точно знать все там происходящее и заслуживающее быть отмеченным, прошу ваше превосходительство поручить чинам подведомственной вам полиции в случае каких-либо открытий и изобретений, проявленного тем или иным лицом творчества, или сделанных кем-либо ценных наблюдений, будет ли то в области сельского хозяйства или технологии, поэзии, живописи, или музыки, техники в широком смысле, или климатологии, -- немедленно доводить о том до вашего сведения, и затем по проверке представленных вам сведений, особенно заслуживающих действительного внимания, сообщать безотлагательно в министерство внутренних дел по департаменту полиции".

Очнулся.

- Позвать Илью Ильича! Здравствуйте, Илья Ильич! Я тут получил одно предписаньице: узнавать, кто из населения занимается живописью, музыкой, поэзией или вообще какой-нибудь климатологией, и по выяснении лиц, занимающихся означенными предметами, сообщать об этом в департамент полиции. Так уж, пожалуйста, дайте ход этому распоряжению!

- Слушаю-с.

- Илья Ильич, вы вызывали исправника. Он ожидает в приемной.

- Ага, зовите его! Здравствуйте! Вот что, мой дорогой! Тут получилось предписание разыскивать, кто из жителей вашего района занимается поэзией, музыкой, живописью, вообще художествами, а также климатологией, и по разыскании и выяснении их знания и прочего сообщать об этом нам. Понимаете?

- Еще бы не понять? Будьте покойны, не скроются.

- Становые пристава все в сборе?

- Все, ваше высокородие!

Исправник вышел к приставам и произнес им такую речь:

- До сведения департамента дошло, что некоторые лица подведомственных вам районов занимаются живописью, музыкой, климатологией и прочими художествами. Предлагаю вам, господа, таковых лиц обнаруживать и, по снятии с них показаний, сообщать о результатах в установленном порядке. Прошу это распоряжение передать урядникам для сведения и исполнения.

Робко переступая затекшими ногами в тяжелых сапогах, слушали урядники четкую речь станового пристава:

- Ребята! До сведения начальства дошло: что тут некоторые из населения занимаются художеством - музыкой, пением и климатологией. Предписываю вам обнаруживать виновных и, по выяснении их художеств, направлять в стан. Предупреждаю: дело очень серьезное, и потому никаких послаблений и смягчений не должно быть. Поняли?

- Поняли, ваше благородие! Они у нас почешутся. Всех переловим.

- Ну вот то-то. Ступайте!

- Ты Иван Косолапов?

- Я, господин урядник!

- На гармонии, говорят, играешь?

- Это мы с нашим вдовольствием.

- А-а-а... "С вдовольствием"? Вот же тебе, паршивец!

- Господин урядник, за что же? Нешто уж и на гармонии нельзя?

- Вот ты у меня узнаешь "вдовольствие"! Я вас, мерзавцев, всех обнаружу. Ты у меня заиграешь! А климатологией занимаешься?

- Что вы, господин урядник? Нешто возможно? Мы, слава богу, тоже не без понятия.

- А кто же у вас тут климатологией занимается?

- Надо быть, Игнашка Кривой к этому делу причинен. Не то он конокрад, не то это самое.

- Взять Кривого. А тебя, Косолапов, буду держать до тех пор, пока всех сообщников не покажешь.

- Ты - Кривой?

- Так точно.

- Климатологией занимался?

- Зачем мне? Слава богу, жена есть, детки...

- Нечего прикидываться! Я вас всех, дьяволов, переловлю! Песни пел?

- Так нешто я один. На лугу-то запрошлое воскресенье все пели: Петрушака Кондыба, Фома Хряк, Хромой Елизар, дядя Митяй да дядя Петряй...

- Стой не тарахти! Дай записать... Эка, сколько народу набирается. Куда его сажать? Ума не приложу.

Через две недели во второе делопроизводство департамента полиции стали поступать из провинции донесения:

"Согласно циркуляра от 2 февраля, лица, виновные в пении, живописи и климатологии, обнаружены, затем, после некоторого запирательства, изобличены и в настоящее время состоят под стражей впредь до вашего распоряжения".

Второй Фуке мирно спал, и грезилось ему, что второй Лафонтен читал ему свои басни, а второй Мольер разыгрывал перед ним "Проделки Скапена".

А Лафонтены и Мольеры, сидя по "холодным" и "кордегардиям" необъятной матери-России, закаивались так прочно, как только может закаяться простой русский человек.

Библиотека.

Аверченко и мир.

Борис Клюев читает рассказ А.Аверченко «Старческое»