Боевые цели Путина: инаугурация президента «взорвет» ход СВО

Что последует за политическим затишьем первых дней мая

Бывают оговорки по Фрейду, а бывают «недоговорки» по Канту. В конце апреля 2024 года канцлер ФРГ Олаф Шольц выступил с неожиданным заявлением, которое находится на стыке геополитики и непонятно чего еще: «Путин не имеет ни малейшего права ссылаться на Канта. Тем не менее режим Путина по-прежнему привержен присвоению Канта и его работ практически любой ценой». Путин не имеет права ссылаться на Канта? Даже кошка имеет право смотреть на короля, а любой человек, не говоря уже о президенте России, имеет право ссылаться на творчество любого философа по своему выбору. Казалось бы, высказывание Шольца — это яркий пример то ли курьеза, то ли абсурда. Но если смотреть на него через призму фрейдистских мотивов, слова канцлера ФРГ начинают играть новыми красками. Россия «не имеет ни малейшего права» находиться среди вершителей судеб Европы и разрушать монополию НАТО на силовую гегемонию на континенте — вот что, рассуждая о творчестве родившегося триста лет тому назад философа, хотел на самом деле сказать лидер Германии. А вот что станет стержневой задачей нового президентского срока Владимира Путина: принуждение Запада к принятию того факта, что подобное право у России все-таки есть.

В мемуарах знаменитого американского дипломата Джорджа Кеннана приводятся очень пикантные подробности визита делегации американских конгрессменов в Москву осенью 1945 года. Кульминацией поездки должна была стать встреча гостей со Сталиным. Но вот незадача: непосредственно перед отъездом в Кремль делегация посетила специально устроенное для них «чаепитие» на одной из станций московского метро. И подавали на этом «чаепитии» не только чай, но и гораздо более крепкие напитки. И вот что, согласно воспоминаниям работавшего в те годы в посольстве США в Москве Джорджа Кеннана, произошло потом: «Мы поехали в Кремль на двух лимузинах: я сидел на переднем сиденье в одном из них. Когда мы подъезжали к воротам Кремля, я услышал в машине чье-то хриплый голос: «Черт побери, да кто такой этот Сталин? Почему я должен с ним встречаться? Я, пожалуй, выйду!»

Кеннан пришел в ужас и, как ему казалось, утихомирил пьяного смутьяна — но ненадолго: «Когда мы уже въезжали в Кремль, сопровождаемые двумя машинами с вооруженными людьми, я услышал, как тот-же голос произнес: «А что, если я щелкну этого старикана по носу?!» Не помню, что я ответил ему, но никогда в жизни я еще не говорил с такой серьезностью как в этом случае». Любые аналогии между лидером СССР 1945 года и лидером России 2024 года, разумеется, не имеют права на жизнь. А вот аналогии между тем, что тогда прозвучало в машине по пути в Кремль и нынешнем западным курсом по отношению к России, напротив напрашиваются.

Разница состоит лишь в том, что то, что в 1945 году было пьяным бредом одного отдельного взятого американского политика, сегодня возведено в ранг стратегической линии западного альянса. Основная цель нового президентского срока Путина — доказать, что эта стратегическая линия построена на браваде, а не на трезвом расчете. Вот как он, на мой взгляд, планирует это делать.

В плену у иллюзии

В недавно изданных мемуарах занимавшего в начале второго кремлевского срока Ельцина пост замглавы президентской администрации по кадрам Евгения Савостьянова содержится очень красочное описание закулисных обстоятельств назначения нового директора ФСБ России летом 1996 года. Савостьянов был в тот момент не государственным служащим, а сотрудником коммерческой структуры — функционером в офисе олигарха Владимира Гусинского. Но это не помешало ему стать человеком, который определил обладателя кресла главы самой мощной российской спецслужбы: «Звонок Гусинского: «Женя, срочно зайди!» Вид Гусинского сомнений не оставлял - мы выиграли. Но то, что он сказал, было уже совсем неожиданно: «Кого на ФСБ? Только быстро. Быстро!! У меня Таня на проводе». На мой удивленный взгляд последовало бурное пояснение: «Б.Н. их выгоняет! Всех! Давай! Быстро! Кого?» — «Ковалева». — «Уверен?» — «Уверен». В 15:00 указ президента о назначении Ковалева директором ФСБ».

Политическая система, в которой назначения на жизненно важные для государства должности проходят таким образом, это точно не демократия. Но если не демократия, то что? Как эту систему власти можно охарактеризовать, не попадая при этом в плен политической конъюнктуре, эмоциям и особенно чувству горечи? Ответ я случайным образом обнаружил в социальных сетях покинувшего Россию по политическим причинам крупного энергетического эксперта Сергея Вакуленко: «Можно ли было в тогдашней России построить какое-то другое общество и другие институты? Скорее всего, нельзя, они были той стране и тем людям чужды и непонятны. Можно было построить симулякр, каким, например, было советское устройство власти в южных республиках бывшего СССР: традиционные по сущности общественные и экономические отношения рядились в явления советского строя. Такой симулякр даже пытались строить и в России — партии, парламентаризм и прочее 90-х и были таким симулякром».

Симулякр — это слово, не принадлежит к числу тех, что на слуху. Но его смысл интуитивно понятен. Симулякр — это производное от слова «симуляция», подделка, иллюзия, изображение того, чего на самом деле не существует. Если смотреть с высоты прошедших лет, то поставленный Сергеем Вакуленко диагноз кажется несомненным. Но вот казался ли он несомненным тогда — в период, когда девяностые годы были не чем-то из прошлого, а самым что ни на есть настоящим? В те времена я был уже действующим политическим журналистом. Я ясно видел все бессилие и униженное положение государственных институтов. С той поры прошло почти тридцать лет, но я до сих пор помню, как начальник управления президента РФ по внутренней политике (почти небожитель в современных реалиях) жаловался журналистам на брифинге на то, что его конторе не хватает денег на подписку на ежедневные газеты.

Я ясно видел всевластие бизнес-магнатов и то, насколько тонким был слой «парламентской демократии». Но вот согласился бы я в те годы с этим термином — симулякр? Нет, не согласился. Не согласился потому, что не захотел бы. Человек — далеко не полностью логическое существо. Часто он верит в то, во что хочет верить, цепляется за иллюзии, игнорируя при этом объективную действительность. А теперь давайте поговорим не о внутренней российской политике дня минувшего, а о задачах российской внешней политики дня сегодняшнего и дня завтрашнего. Дело в том, что у западников тоже есть симулякр, от которого они никак не могут отказаться. Называется он «мир, основанный на правилах».

В своей опубликованной в 1939 году классической работе о реализме во внешней политике «Двадцать лет кризиса» британский дипломат Эдвард Карр очень тонко подметил: «На протяжении последнего столетия, и особенно после 1918 года, англоговорящие народы сформировали доминирующую группу в мире. Современные теории международной морали созданы для того, чтобы увековечить их превосходство, а также сформулированы свойственным только этим народом языком». Бурные события Второй мировой войны, а также то, что за ней последовало, вынудили англоговорящий мир, первенство в котором перекочевало из Лондона в Вашингтон, вернутся к политическому реализму. Но после крушения СССР описанное еще в 1939 году постепенно разрослось до совершенно гигантских масштабов.

Современная Украина – далеко не единственный, но самый яркий пример того, к чему это приводит. В практическом отношении политический инструментарий Запада мало отличается от того, что считалось нормой (или, по меньшей мере, не вызывало особого удивления) в мире до того, как он внезапно стал «основываться на правилах»: скупка и «приватизация» политической элиты (в России 90-х тем же самым успешно занимался Борис Березовский), совершенно наплевательское отношение к мнению избирателей, если они вдруг избрали «не того, кого надо», призванные дискредитировать «неправильную» власть снайперы на Майдане, государственный переворот и прочее.

Но все это как будто сосредоточенно только в одном полушарии мозга коллективного Запада. А вот в другом его полушарии, изолированном от первого, сидит твердая уверенность: на нашей стороне законы и нормы морали, а также правда истории. Поэтому мы не просто можем, а даже обязаны делать все, что захотим! Итогом такой двойственной, игнорирующей геополитическую реальность политики и стала кровавая бойня. Впрочем, чего это я здесь распинаюсь и пытаюсь все сформулировать своими словами? Все что нужно, было сформулировано еще в самом начале XVI века.

Никколо Макиавелли, «Государь», 1513 год: «Многие писатели изображали государства и республики такими, какими им никогда не удавалось увидеть их в действительности. К чему же служили такие изображения? Между тем, как живут люди и тем, как должны они жить, расстояние необъятное. Кто для изучения того, что должно бы быть, пренебрегает изучением того, что есть в действительности, тем самым вместо сохранения приведет себя к погибели». Нет, кое-какие уроки Макиавелли в западных столицах по-прежнему помнят. Если исключить вариант с радикальной эскалацией конфликта, то нынешний курс Запада на Украине «ведет к гибели» не сам Запад, а Украину.

Но это нюанс. А в остальном то, что великий уроженец Флоренции написал в момент, когда до рождения Ивана Грозного оставалось еще целых семнадцать лет, идеально отражает то, что происходит сейчас. Например, позволю себя еще раз процитировать написанное колумнистом The Washington Post, известным американским военным историком Максом Бутом в конце марта этого года: «Украина, как и Америка, это построенная на верховенстве закона демократия, которая делает все возможное, чтобы минимизировать потери среди гражданского населения от своих военных акций». Получается, что далеко не всегда «бытие определяет сознание». В случае, когда речь идет о чужом бытии, действительность с легкостью – но только в случаях, когда это политически выгодно, – подменяется симулякрами.

В своей книге Эдвард Карр очень элегантно и иронично описал, как этот политический механизм работает на психологическом уровне: «Когда я был молодым, — пишет мистер Бертран Рассел, — французы ели лягушек и назывались «лягушатниками». Но они, очевидно, отказались от этой практики, когда мы заключили с ними договор о союзе в 1904 году, – по крайней мере, я никогда больше об этом не слышал». Несколькими годами позже «смелый маленький японец» 1905 года (в ходе Русско-японской войны Лондон поддерживал Токио. — Прим. Ред.) претерпел полную метаморфозу и превратился в «пруссака Востока». В XIX столетии британское общественное мнение считало, что немцы являются эффективными и просвещенными, а русские – отсталыми и варварами. Но где-то в районе 1910 года (время политического сближения Санкт-Петербурга и Лондона. – Прим. Ред.) выяснилось, что немцы, которые, как оказалось, в значительной мере состоят из пруссаков, на самом деле грубые, жестокие и узколобые, а у русских есть «славянская душа».

Особенность текущего западного политического момента состоит в том числе во всячески пропагандируемом мнении: у «злых, коварных и агрессивных» русских души нет от слова совсем, а вся загадочная «славянская душа» — эксклюзивная особенность украинцев – ну и, разумеется, прочих союзников США из славянского мира вроде поляков. Задача Кремля времен нового президентского срока Путина – вырвать Запад из сладкого плена этих приятных, но иллюзорных идеологических конструкций, вернуть его в плоскость реальности. Но, как следует из книги Эдварда Карра, есть только один способ «разрушить политическую утопию» — успешно применить силу.

Аргумент лома

В 1929 году молодой, но подающий большие надежды член британского парламента Энтони Иден так изложил свое политическое кредо в отношении Суэцкого канала – морского транспортного коридора, через которую проходила и по-прежнему проходит значительная доля мирового судоходства: «Никто из нас не должен быть согласен отдать защиту жизненно важной артерии, яремной вены Британской империи на откуп доброй воли народа Египта». Все было бы ничего, но пресловутая «яремная вена Британской империи» располагалась и располагается аккурат в центре территории Египта – той самой страны, чьи претензии на Суэцкий канал Иден отбросил с таким пренебрежением.

История иногда ведет себя как дама с тонко развитым чувством юмора. 1956 год, «молодой и подающий надежды» Энтони Иден превратился в британского премьер-министра. И именно в этот момент «народ Египта» вырвал у Лондона контроль над Суэцким каналом, с грохотом обрушив при этом политическую карьеру Идена. Но наш разговор, естественно, вовсе не о Египте. Наш разговор о том, что политика Запада по отношению к Украине и России на данный момент по-прежнему построена на очень схожих принципах: не важно то, что, пытаясь придвинуть военную инфраструктуру НАТО к российским границам, мы грубо «наступаем на ногу» Москве. Важно то, что теперь это наша новая неприкосновенная «жизненно важная артерия». Смиритесь с этим!

Первопричины подобного поведения Запада очень хорошо иллюстрирует обмен репликами между занимавшим в тот момент пост министра военного снаряжения Великобритании Уинстоном Черчиллем и его личным секретарем Эдвардом Маршем после получения известия об окончании Первой мировой войны в ноябре 1918 года. Как описывается в биографии Марша, личный секретарь сообщил начальнику, что он так благодарен Америке за ее вклад в победу, что он «готов расцеловать дядю Сэма в обе щеки». Черчилль, как ему это было свойственно, отреагировал мгновенно: «Но не во все четыре!» Увы, но это именно то, что случилось в Европе после самороспуска СССР.

После 1991 года и до настоящего момента Америка не раз терпела политические поражения разной степенью унизительности в различных регионах мира. США едва унесли ноги из Сомали. США едва унесли ноги (ну ладно, еще не совсем унесли – там по-прежнему стоят американские войска) из Ирака. США едва унесли ноги из Афганистана. Но Европа превратилась для американцев в тот континент, где у них все получалось – причем без особых усилий с их стороны, как бы само собой. Отец Уинстона Черчилля, лорд Рэндольф Черчилль занимал в 1885-86 годах пост министра по делам Индии и в этом качестве прославился тем, что «случайно» завоевал значительную часть территорию соседней Бирмы. Туземные войска в тот момент не могли соперничать с армией европейского образца. Поэтому у подчиненных Черчилля все получилось так словно в компьютерной игрушке с самым примитивным уровнем сложности.

После 1945 года Америка в течение нескольких десятилетий жила с ощущением, что у нее есть сильный и могущественный противник и противовес в лице Москвы. И вдруг в результате «реформ» Горбачева и Ельцина этот сильный и могущественный противник исчез, самоликвидировался, низвел себя до положения «туземных войск» времен Черчилля-старшего. Столкнувшись с таким неожиданным и никем не предсказанным выигрышем, Америка не могла не пересмотреть свои взгляды на мир. Европа в ее глазах превратилась из пространства, где надо себя вести с повышенной осторожностью, в территорию, полностью открытую для экономической, политической и военной экспансии и колонизации.

Это и предопределило то, что происходит. Если смотреть на ситуацию с точки зрения баланса сил и интересов, то в 1991 году Москва обнулила и «продала» за бесценок свои геополитические достижения предыдущих столетий. А «продажи» такого рода подчиняются правилу: «после завершения процесса покупки товар возврату и обмену не подлежит». Таким «правилом» охотно пользовались западные державы в колониальные времена. И сломать это «правило» с помощью популярного в 90-е годы в российской политике принципа «ни в коем случае нельзя применять силу, вопрос надо решить только с помощью переговоров», к сожалению, ни в коем случае нельзя. Оппоненты Москвы воспринимали декларирование этого принципа как приглашение: их можно бить всем, чем попало! Они ведь все равно уже пообещали не отвечать тем же!

Я человек не просто штатский, а очень штатский. Мне никогда не нравились драки. Вместо этого я предпочитал читать книги про историю и политику. Но в 90% случаях в этих книгах рассказывалось именно про «драки» — либо между государствами, либо внутри этих самых государств. Как писал некогда гениальный стратег Карл фон Клаузевиц: «Война – неотъемлемая часть конкуренции, такой же борьбы человеческих интересов и поступков… Война – есть не что иное, как продолжение политики с привлечением иных средств».

Для того чтобы избавиться от британского колониального господства, Египту пришлось проводить свою политику, активно «привлекая иные средства». Таким образом ему сначала удалось выбить из Лондона свою формальную независимость, затем заставить его вывести с территории страны британские войска. И третьим, последним актом драмы стало силовое установление египетского контроля над зоной Суэцкого канала. Готовя почву для вооруженной интервенции с целью вернуть все на круги своя, британский премьер Иден высокопарно заявил: «Мы не можем согласиться с тем, что акту грабежа, который поставил под угрозу благосостояние многих наций, следует позволить преуспеть». Знакомая риторика, правда? Обосновывая свою поддержку продолжения конфликта на Украине, Запад использует те же самые формулировки.

А вот в случае с Египтом он давно отказался от их использования. В 1956 году Москва поддержала Египет и пригрозила своим вступлением в конфликт. В ответ Вашингтон бросил своего британского союзника и, перекрыв ему «экономический кислород», вынудил капитулировать. Симулякр, которому молился Иден, приказал долго жить. Сегодня британские претензии на Египет и его главный экономический ресурс – это давняя история, о которой в Лондоне предпочитают не вспоминать. Зато там сейчас носятся с новым симулякром – Украиной Владимира Зеленского. Основной вызов нового президентского срока Путина – доказать Западу, что их нынешний любимый симулякр – это именно симулякр, а не что-либо еще.

Отдельные, особо дальновидные западные эксперты это уже прекрасно понимают. Основатель и директор французского Института международных и стратегических отношений Паскаль Бонифас: «Стоят ли на кону жизненно важные интересы Запада? Нет, хотя на карту поставлен его авторитет… Вопрос, который необходимо задать и который почти никогда не задается, звучит так: есть ли минимальный шанс вернуть утраченные территории и достичь целей войны, определенных Зеленским? Или мы будем вынуждены согласиться на перемирие, но гораздо позже, когда погибнет еще больше людей?» Паскаль Бонифас убежден, что этот вариант не сулит США и ЕС ничего хорошего: «Доверие к Западу будет еще больше подорвано, если прекращение огня произойдет на условиях, возможных сегодня, но позже. Нужно задуматься о том, как предотвратить дальнейшие потери».

Бывший посол Франции в США Жерар Аро: «Навязать ценности странам, которым они чужды, чаще всего невозможно: история, география и культура определяют узкие границы того, что то или иное общество считают приемлемым или нет. Ирак и Афганистан были тому примером… Баланс сил ограничивает наше влияние на развитие крупных держав». Еще одно, менее общее высказывание Жерара Аро: «Европа забыла, что войн, подобных конфликту на Украине, в ее истории было великое множество… Она как будто не помнит свою тысячелетнюю историю, делая вид, что война – это что-то немыслимое, невозможное».

Чем быстрее Запад вспомнит свою «тысячелетнюю историю», тем быстрее будет потушен конфликт на Украине. Но «тем быстрее» в данном случае не значит «быстро». Процитированные выше высказывания экспертов – мнения «белых ворон» западного экспертного сообщества. Западный внешнеполитический «мэйнстрим» (в дословном переводе – основной поток) по-прежнему выглядит по-другому: украинская карта еще не отыграна. Заставить этот поток сменить русло и никогда не возвращаться в прежнее – так на данный момент выглядит главная задача нового президентского срока Путина. И достигаться эта задача в обозримой перспективе будет способами, который Карл фон Клаузевиц деликатно охарактеризовал как «иные средства».

Сверхзадача нового срока

Известный советский тележурналист, бывший главный редактор программы «Время», а на тот момент корреспондент российского телевидения в Праге Виктор Любовцев описывает в своих воспоминаниях, как в декабре 1994 года после ввода российских войск в Чечню он согласился вместе с «двумя-тремя журналистами – нашими и из центральных газет» принять участие в передаче чешского ТВ, посвященной этому событию: «Меня уломали – и крупно подставили. В студии же сидели: министр иностранных дел республики Динсбир, два члена чешского парламента (известные русофобы) и шеф-редактор телеканала».

Сначала Виктор Любовцев отбивался с помощью привычных аргументов: «Ссылался на нашу Конституцию, отвергающую сепаратизм, на провокации Дудаева и его нукеров, на репрессии против русских в Чечне». Но тут внезапно к нему пришло вдохновение: «Если бы сплоченная цыганская община на востоке вашей страны, — сказал я, — а это около 300 тысяч человек, объявила бы завтра свою «независимость» от Праги, если бы цыгане избрали там своего «президента» и «парламент», потребовали бы своего отделения от Чешской Республики, начали бы раздавать оружие молодежи, как бы вы стали действовать? Уговаривать их? Вести переговоры? Или направили бы туда роту солдат и полицейских, чтобы навести порядок?»

И вот этот аргумент подействовал: «Помолчав, собеседники отметили лишь, что любое сравнение хромает. «Да, — согласился я, — но все-таки: как вы поступили бы в этом гипотетическом варианте?» Нынешний конфликт на Украине – это уже давно не «гипотетический вариант», а самая что ни на есть реальность. Реальность, от которой зависит все: и дальнейшая судьба Европы и мира, и вектор развития России, и то, каким в истории останется начинающийся в этом мае новый президентский срок Путина. Определяющим событием первых лет правления ВВП было прекращение конфликта в Чечне. Определяющим событием нового срока Путина должно быть успешное для России завершение СВО.

Все остальное – развитие экономики, социальной сферы, демография и так далее – естественно, тоже очень важно. Но это «тоже очень важно» идет в одном пакете с сформулированной выше задачей. По-другому не получится. Слишком уж далеко все зашло – и зайдет еще дальше.

Источник