Fight Club или зачем миру Евразийство

Стеван Гайич

Исламское Государство (Халифат), эбола в Африке, новая гражданская война на Украине, наступившая как результат вмешательства и постмодерного неонацисткого переворота, о ежедневных убийствах людей БПЛА в Авганистане и  Пакистане, о незаконченных войнах в Конго или в Южном Судане и Сомали уже забыли. Что происходит? Что будет дальше? Если сравнить картину, в которой живёт мир сейчас, с временами Холодной войны, даже с ужасами Кореи, Вьетнама или иранско-иракской войны, то второе смотрится как романтическое время вежливых витязей. Сегодня кажется, что какая-то хаотическая эскалация конфликтов по всему миру идёт экспоненциальным ростом. Все еще не достигнуты масштабы мировых войн XX века, но тенденция роста слишком быстрая. Как это понять и возможно ли вообще найти смысл и закономерность в этих событиях? Все начало выглядеть так, как будто человечество двигается к постапокалиптическому миру фильмов Mad Max, Brasil или Blade Runner или книг Замятина и Хаксли. А может быть именно в литературе и фантастике содержится часть ответа на вопрос об источниках ужаса, в котором живет современный человек или «теленаркос», как их называл известный автор комиксов Мёбиус (Jean Henri Gaston Giraud Moebius).  

Однако я вспомнил как ровно 10 лет назад в типичной комнате американского колледжа Университета Висконсин в городке О'Клер (University of Wisconsin - Eau Claire), где год учился по обмену, смотрел с группой друзей фильм Fight Сlub. Помню, что после просмотра я остался в страшном восторге. Я понял, что фильм был переполнен мотивами и терминами, связанными с разрушением башен-близнецов Нью-Йорка 11 сентября 2001 года, хотя фильм Дэвида Финчера (David Fincher) был снят в 1999 году, а книга Паланика (Chuck Palahniuk) появилась еще в 1996 году. Термины, такие как: «ground zero» (нулевая земля или точка), «база» – как  «Аль каида», чем в течение фильма стал сам бойцовский клуб, организация с множеством независимых от центрального руководства клеток. Затем там были controlled demolition (управляеммая деструкция), theater of mass destruction (театр массового поражения, схожий с известным термином, повторяемым после 2001 года (Whepons of Mass Destruction), war against crime (война против криминала, которая режет ухо схожестью со словами Буша Младшего – война против терроризма, war on terror) и т.д. Там еще много интересных аллюзий, буквально на  каждой секунде[1].

Но кроме слов фильм переполнен и символикой, напоминающей теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Например, одна сцена фильма показывает, как в воздух летит скульптура – шарик такой же, как скульптура, когда-то стоящая между башнями-близнецами, а апофеозом всего становится одновременное крушение двух одинаковых башен какого-то банка. Смысл в уничтожении финансового центра главный герой объясняет крахом мировой финансовой системы: «если нет следов долгов, всё снова на нуле». Таким образом, создаётся полный хаос. Коллапс финансовой истории[2]. Короткое исследование с помощью гугла установит, что я далеко не единственный в мире заметил эти схожести. Но меня тревожит больше то, что в фильме есть моменты и предсказания, которые еще не произошли. 

Но, на мой взгляд, самое интересное в фильме то, что все не заканчивается простой символикой терактов в Нью-Йорке. Все это не впечатлило бы, если бы фильм не был снят в 1999 году, а именно во время бомбёжек Югославии, которые ознаменовали собой конец Потсдамского мирового порядка. В фильме главный герой Тайлер (Tyler Durden) говорит, что все теракты и хаос, производимый их террористической организацией, только начало широкого проекта «Авария» (project Mayhem), и революцию, которая должна наступить, чей конец непредвидим. Что-то из всего замеченного мы уже наблюдали, а что-то, наверное, еще впереди. Может быт хаос создается только ради хаоса, и нет никакого смысла, а может и есть, узнать трудно. Однако Fight Club выглядит как манифест и программа необъявленной войны, постмодерной войны без особого смысла и без конца. Может быть, она запущена, и будет некая стихия, как та, что описана Львом Толстым на последних 50 страницах «Войны и Мира», где он всех конкретных политических деятелей, даже самого Наполеона лишает вины за то, что многие народы Запада напали на народы Востока и в ответ народы Востока воевали против народов Запада. Войны закончились, пишет Толстой, но не по чьей-то конкретной воле, так же как и начались.  

Наверное, никакого заговора нет, а дело просто в том, что художники как странники своего вида (автор книги и режиссер фильма) ощущают дух наступающего времени гораздо лучше обычных людей. А может быть имело место совпадение, то, что известный швейцарский психоаналитик Карл Густав Юнг называл синхронией. Но как бы то ни было, это уже не важно, по моему убеждению, намеренно или случайно книга и фильм Fight Club стали своеобразными манифестами новой политики хаоса в XXI веке. Манифест постмодерного ведения политики в мире, которым владеют постоянные и неожиданные в большей или меньшей степени риски в обществе риска Урлиха Бека (Ulrich Beck) и хаос (контролируемый или нет). Хаос во времени невыносимых, как сказал легендарный сербский историк Андрей Митрович (Андреј Митровић), неважно, имеем ли в виду ненависть ополченцев к нацистам на Украине или наоборот, ваххабитов и шиитов на Ближнем Востоке. 

Теперь нужно задаться главным вопросом, что противостоит такому миру, существует ли идеологическая или ценностная формула, которая потенциально могла бы стабилизировать мир хотя бы до степени «золотого времени» Холодной войны, когда существовало равновесие. Родилась ли идеология, которая может противостоять перманентному мятежу и революции, которая произошла после «конца истории»[3]?  

Проблема, как и прежде, исходит из колониального навязывания «универсальных» ценностей, о чем грамотно писали как Николай Трубецкой так и Эдвард Саид (Edward Said). Тут нужно вспомнить отличную заметку Генри Киссинджера из его дипломатии, когда говорил про новую политику президента Вудро Вильсона в соответствии с которой американцы любят ценности, а европейцы реальную политику[4].

Факт остаётся фактом – Евразия и так называемая «четвертая политическая теория», олицетворённая в новой независимой политике России, становится всё более и более привлекательной идеей во многих частях мира. Другим способом трудно объяснить феномен того, что Владимир Путин вдруг стал героем и надеждой миллионов, если не миллиардов народов далеко от России и пространства и культур СНГ. Эти феномены и потребность в новой форме происходит из одной простой причины. Все хотят спастись от хаоса, проекта «авария» из Fight Club. Или просто хаоса и от, кажется, не останавливающегося военного насилия, какое бы имя оно не носило, но ещё важнее от насильственного внешнего навязывания ценностной системы.  Евразийство стало новой формой восстания. Представляя то же самое, что и в 1857 году восстание индусов против колониальной системы Великобритании, которая в Индии кроме простой эксплуатации в XIX веке попыталась заниматься и ценностной политикой, что вызвало так называемую “Indian mutiny”. В этом и заключается «Евразийство» в глазах всего мира? Россия, продвигая еще до конца не разработанную идею, посылает миру такой сигнал: «Пусть общества живут как им хочется, и не бойтесь угроз и интервенции во имя ценностей». Кажется, так просто, но это сообщение очень прямое и очень вызывающее. Евразийство всё еще не готово, хотя один аспект ее уже ясен как день, новая «Четвертая политическая теория» говорит именно словами афроамериканского мыслителя Фредерика Дугласа (Frederick Douglass), из его известной речи 1865 года[5]. Говоря о том, что нужно делать с афроамериканцем после освобождения от рабства, Дуглас сказал просто: «Не делайте ничего, ваше деяние нас и привело в несчастное положение» и «Оставьте его (афроамериканца) в покое» (“Let him alone!”). Именно это и ощущается в пассивном отпоре слабых на агрессивную мессианскую заботу «мирового сообщества» (как некоторые решили себя называть) о благополучии всего мира. Оставьте нас в покое, не больше и не меньше, дайте нам вздохнуть свободно – казалось бы, это мысль миллиардов, но мысли эти требуют и политической артикуляции. В удовлетворении этой потребности и лежит потенциальная сила Евразийства как мирового ответа идеологии конца истории. Иными словами, Евразийство или 4ПТ не заставляет никого любить тельняшки, потому что это должно быть модным, считать красивым ковёр в жилой комнате или смешными шутки Винни-Пуха, а наоборот, утверждает право жить по своему образцу и по своей культуре без вмешательства извне. В этом и есть «мягкая сила» современного Евразийства и его привлекательность.  

Но для мирового расширения Евразийства (Неоконсерватизма/Четвертой политической теории) вне СНГ, для начала должен консолидироваться Русский мир – ядро нового альтернативного мира. Это, в первую очередь, Россия, Белоруссия и Новороссия (да, с Киевом), а потом всё пространство СССР. Это минимум, без которого не надо питаться иллюзиями о мировом масштабе новой идеологии. Конечно, теперь на этом пространстве должны появиться совсем новые идеалы, другие техники интеграции и, что очень важно, другая эстетика. Нужно забыть старые модели и стиль «агитпроп» с наивными картинами о «дружбе народов» и «прогрессе времени», когда слова «только небо, только ветер, только радость впереди» звучали верно. Теперь они могут только вызвать у кого-то слезу ностальгии по прошлой эпохе, но никак не соответствуют новой эпохе и эстетике брутального Fight Club, в котором мы живем. Новое время  гораздо менее романтично, чем эстетика даже Второй Мировой Войны и многочисленных фильмов о ней снятых. Поэтому и ответ должен быт соответствующе сильным. 

При этой консолидации надо иметь в виду и то, что за последние 20 лет было много обид на пространстве СССР. Обиды народов и конкретных людей друг на друга пусть остаются, никто не будет заставлять обиженного узбека и таджика, армянина и азербайджанца, осетина и ингуша и т.д. (почти бесконечно может продолжаться список стереотипных неприязней на просторе СССР) любить друг друга, если они потеряли близких в последних войнах (настоящих или так называемых «капиллярных» городских).  Но безопасность связывает лучше любого клея, особенно перед угрозами снаружи, тем более, нравственными угрозами. Иными словами, решение всех вопросов Кавказа и Центральной Азии лежит в союзе с Россией. Защита от внешней угрозы является приоритетом для Евразийского союза. Население в 300 миллионов человек на огромной территории не так уж много, имея в виду численность населения соседних регионов.

Здесь справедливо отметить ключевую роль доктора Дугина в процессе создания альтернативы. Величина его состоит в том, что во времена, когда подобное мышление считалось маргинальным, он поднял из глубин 20-30-ых лет XX века идеологию забытых и, в некоторых случаях, малоизвестных и странных интеллектуалов русской эмиграции. Подхватил, настаивал на ней, создал альтернативу, настоящую потенциальную глобальную альтернативу новому мировому порядку. Упорством добился, чтобы эти идеи стали «мейнстримом», и теперь создаются целые институты, банки и прочее с префиксом «евразийский», а во многих странах началась вполне серьёзная полемика о идеологической альтернативе концу истории.  Но сам Дугин, как и большинство евразийских геополитиков, в отличие своих западных коллег, не может жить по принципу dolce vita, он об этом писал даже в Основах Геополитики. В эти рамки укладывается и его изгнание из МГУ[6]. Но не нужно забывать, что и Сталин в решающий момент позвал к себе Рокоссовского который до этого сидел в тюрьме, после чего родился анекдот: «Нашёл время отсиживаться». Такова непредвидимая и суровая политическая культура России, но с этим нужно считаться и двигаться дальше. 

Потенциальная альтернатива есть, её главная задача в том, чтобы она не лопнула и дала глобальный ответ тупику конца истории и его продуктам, прекрасно описанным в Fight Club. Штаты тоже могут дать свою контр альтернативу самому евразийству в будущем, но только если консолидируются через несколько десятилетий, а Евразийство исчерпает свои возможности. Но это далекая перспектива, а задача Евразийства такова, чтобы это время двинулось дальше, насколько это возможно. И возможно это только после внутреннего катарсиса в Западной полусфере, хотя бы такого, который пережил СНГ после СССР. И Киссинджер сам писал, что крах во Вьетнаме принес внутреннее испытание самой Америке, и она смогла снова подняться только после серьёзных внутренних дилемм. Теперь только крах глобальной гегемонии принесет новое моральное возрождение, если Штаты сохранят целостность.

Сегодня место глобального лидера должно занять что-то новое и не опороченное, то, что может остановить мировой хаос и расслабить народы мира от постоянного чувства угрозы. Пока что у ещё юной и неполноценно развитой Четвертой политической теории и Евразии(ства) есть серезный шанс занять это место. Лучше бы ему и России как государству-носителю идеологии не упускать его, потому что история «авариям» (анг. mayham) не прощает.  

[1] Например, символ Спаса на майке «сисястого Боба»,  когда главный герой, которого играет Эдвард Нортон, плакал у него на груди в группе поддержки больных раком. Все время говорится про пагубность потребления, которое приносит скуку, а скуку разбивает бой, который приносит адреналин, т.е. скуку уничтожает Fight club. Тайлер, подобно Ницше, говорит, что Бог не нужен человеку и что Fight Сlub подарок миру и т.п. 

[2] If you erase the debt record then we all go back to zero. You’ll create a total chaos. Colapse of financial history.

[3] Концепция Френсиса Фукуямы (Francis Fukuyama).

[4] В промежутки времени и правительства западноевропейских стран начали предпочитать ценности реальной политике, сегодня являясь заложниками этих ценностей во многих вопросах. 

[5] http://teachingamericanhistory... (accessed: 1st october 2014)

[6] Хороши примеры наших современников, высокопоставленных людей на атлантистской стороне: Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, Джордж Фридман и т.д. И с другой стороны, печальные судьбы Карла Хаусхофера и евразийцев.