Достоевский и Малороссия.

Как быть тем, кто совершил преступление?

Как быть тем, кто совершил отступничество или предательство? Физическое, духовное?

Гений Достоевского приходит нам на помощь.

Преступление оно же и есть Наказание. Страдания (принимаемое, а не отвергаемое есть Исцеление. Малороссия есть огромный «земной» Жертвенник Богу. Богу ничего и никакая жертва от человека не нужна – ни земная, ни духовнпя. Но Он всегда готов ее принять, и сообщает человеку «что» Он готов принять от человека - «Сыне даждь мне сердце твое». Жертва Богу = «Дух» Сердца. Самая большая жертва Богу = Всеприношение. Всеприношение совершается через рассечение целого и отделение хорошего от лукавого. В Малороссии сейчас происходит историческое событие библейских масштабов – и мы каждый, его участники – идет отделение лукавого от хорошего. И происходит это по духовному закону (Дух творит себе форму) - сначала жертва приносится в сердцах, а потом и на земле.

Вот краткое изложение статьи, для тех, кто не будет читать дальше. А что дальше? Дальше - самый цимус. Дальше - объяснение и нюансы. И дальше будет очень и очень много текста. Потому что тема очень серьезная и потому что, увы, но автор абсолютно не обладает талантами Федора Михайловича. И заранее прошу прощение за повторяемость аргументов на разных слоях контекста и понимания. Данный текст как слоеный пирог. И если уловить его текстуру и ритм, то можно будет увидеть мое авторское стремление изложить и развить ключевые тезисы через спираль погружающую нас в глубины смысла и замысла.

Мы с вами свидетели события поистине библейских масштабов - на священном жертвеннике всеприношения (Малороссия) сейчас происходит «жертва всех жертв», «жертва всеприношения» истинному Богу» («Сыне даждь мне сердце твое») - а именно – на «жертвеннике» Малороссии (а жертвенник это и само «сердце», и освященная Богом постройка на земле) Бог лично принимает или отвергает «сердце» каждого человека. Также как при Каине и Авеле, как при Аврааме - Сам , лично принимает или отвергает приносимую ему жертву = «сердце человека». Это же происходит и прямо сейчас и прямо здесь.

Жертва всеприношения приносится через рассечение жертвы. Это рассечение – это символ отделения «хорошего» от «лукавого». Кто не в курсе и заинтересуется подробнее: читайте в Ветхом завете. Только читайте пожалуйста только в древнейшей традиции перевода с древнееврейского и истолкования этой книги Ветхого завета (про Авраама) – имеется ввиду «Септуагинта», которая дословно переведена на церковно-славянский язык.

К сожалению, остальные тексты «ветхозаветных книг» (то есть практически все современные переводы на современный русский) это уже переводы с «идеологически» исправленного текста – а именно с «массоретской» версии текста. Увы идеология не остановила ортодоксальных верующих иудеев от «вмешательство» в текст священного писания, хотя это и строжайше запрещено.

Почему Достоевский написал Преступление и Наказание ради Эпилога?

Это очень интересный вопрос, который касается самой сути замысла романа. Вы конечно же знакомы, с произведением и обратили внимание на важность финала. А тех, кто увы, читал роман только как детектив 19 века, конечно в центрировании эпилога - как главной идеи романа, будет смущать такая кажущаяся диспропорция объема: основной текст - это «ого-го» , а эпилог….

И как всегда – народная мудрость тут как тут – «мал золотник - да дорог». Эпилог — не просто эпилог, не просто формальное завершение, а идейный стержень романа. Сам Достоевский в письмах подчеркивал, что писал роман именно ради этой "перерождающей" развязки.

Сначала кратко разберем литературоведческие ключевые аспекты: Во-первых, религиозно-философская концепция — без эпилога роман превратился бы в апологию бунта. Во-вторых, психология Раскольникова: его теория рушится не логически, а экзистенциально.

Толстой использовал преображение дуба, для своих целей. Достоевский подчеркивает контраст между мрачным Петербургом и сибирским пейзажем. И это - символический переход от смерти к воскресению. Важно отметить в эпилоге - преступление никак не оправдывается, в нем показано как падший человек обретает спасение через покаяние (метанойю = изменение ума). Без этого завершающего послания роман потерял бы весь свой смысл.

.

Разберем теперь философский и религиозный аспекты: Главная цель Достоевского — безусловно не просто описать преступление и его расследование (ведь его роман не про детективную историю), а показать духовное перерождение=возрождение человека. И ключевым элементом начала возрождения Федор Михайлович определяет страдание. Через него прокладывает путь к покаянию (изменению или обращению ума) и …. первые ростки веры.

Весь сюжет романа: замысел, преступление, болезнь, душевные муки, "наказание" совестью и судом — это путь Раскольникова к тому главному моменту, где именно (в эпилоге) и происходит перелом. Весь жизненный путь ведет Раскольникова к столкновению с реальностью. Вся "теория" Раскольникова о праве "необыкновенного" человека на преступление терпит крах. Не из-за внешнего наказания (каторга), а из-за внутреннего краха, который порождает муки совести, отчуждение, болезнь.

Эпилог показывает – и окончательное крушение его теории, и рождение новой основы для жизни — в любви (к Соне) и вере (в Бога). Если бы не был в эпилоге досконально четко и просто показан метод возрождения души, не было бы сейчас у нас и нашего духовного учителя Федора Михайловича Достоевского.

В чем состоялась для всех, понявших Достоевского, его гениальность? В том что Федор Михайлович гениально просто показал всем, «что» такое – «наказание».

"Наказание" это и есть само «преступление». Преступник наказывается не страданием, а самим совершаемым преступлением. По Достоевскому истинное наказание — не каторга, а внутренние страдания, муки совести, отчуждение от людей и Бога порожденные преступлением.

Эпилог демонстрирует, что только пройдя через этот ад и достигнув дна отчаяния, Раскольников смог очиститься и начать путь к искуплению. Сама каторга становится уже не местом наказания, а местом очищения и … началом «новой» жизни.

Где нет воскресения - там нет и Федора Михайловича. Воскресение (или Пасхальный Мотив) это снова эпилог. История духовного воскресения Раскольникова. Сцена с Евангелием под подушкой, пробуждение любви к Соне, ощущение новой жизни — все это символ победы жизни над смертью, веры над безверием, любви над эгоизмом. Без этого финала роман остался бы трагедией. Но Достоевский не Шекспир.

Сам Достоевский уже в моменте написания своего шедевра в письме к издателю М. Н. Каткову (осень 1865 г.), в котором он кратко излагает сюжет - прямо пишет… «В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическое наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти и потому, что он и сам его нравственно требует. Это видел я даже на самых неразвитых людях, на самой грубой случайности.»

Источник: https://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/pisma-dostoevskogo/dostoevskij-katkovu-10-22-15-27-sentyabrya-1865.htm

В этих словах уже прорастает в душе гения Достоевского – его эпилог романа. Зачем преступник нравственно сам себе требует наказания? Ответ очевиден – глубинный архетип совести человека - наказан, значит свободен – в том числе от совершенного преступления. Свободен -это не когда «отсидел», свободен - это когда «перерожден». Эта и есть «мысль», ради которой писался весь роман. Поэтому утверждение, что Достоевский написал "Преступление и наказание" ради эпилога, верно по самой своей «смысловой» сути, ведь именно эпилог содержит главную идейную цель романа. Весь предшествующий текст — это грандиозная литературная, психологическая и философская подготовка. Долгое детективное описание пути страданий (от замысла, до передачи себя в руки правосудия) - который привел Раскольникова к тому духовному перелому, который и сделал возможным возрождение, показать которое Достоевский и считал центральной целью романа. Эту метанойю - Федор Михайлович и изобразил в эпилоге. Эпилог — не просто формальное завершение сюжета, а смысловой и духовный центр всего произведения.

Если мы берем в руки Достоевского, то мы сразу начинаем искать аллюзию в его романе на Евангельскую историю. Что же - здесь в «Преступлении и наказании»– тоже есть личное переосмысление евангельской истории про раскаявшегося разбойника. В Евангелии - два разбойника. В преступлении и наказании их тоже «два» (плюс «один»). Один добровольно и достойно принимает «страдания» по делам своим. Второй в ожесточении перед лицом Бога погибает, совершая самоубийство. Эта тайна двойственности итога при одинаковом поступке - называется антиномия. Как один спасается, а другой погибает – при этом спасается тот , кто кажется даже больше и нагрешил?

И снова мы для понимания Достоевского берем в руки Евангелие. Кто покаялся и вернулся к жизни, а кто удавился? Мы сразу понимаем перед нами не только разбойники на кресте, перед нами - апостолы - Петр и Иуда. Раскольников и Свидригайлов. Благоразумный и неблагоразумный разбойник. Многомерное осмысление пути спасения души, а через нее и самого человека, не оставляет Федора Михайловича ни на минуту..

Преступление и наказание ведет нас к новой грани мысленный работы проделанной Федором Михайловичем, он не удовлетворен одной архетипичной линией аналогии для своего сюжета, он создает вторую линию внутри первой. И смотрит на Раскольникова и Свидиргайлова не только как на разбойников, но и как как на Петра и Иуду. Он исследует не только тему покаяния, но затрагивает, пусть не глубоко - вечную тему предательства. Предательство и Отступничество.

Есть ли разница в предательстве и отступничестве? Зачем два слова для одного и того же? А одно ли это и тоже? В чем разница предательства Петра и предательства Иуды?

Иуда отчаялся, а Петр нашел силы покаяться? Поверхностно. Петр сохранил любовь ко Христу, а Иуда утратил ее, сосредоточившись на деньгах? Банально.

Гениальное просто. Любовь.

Любовь позволила Петру вернуться. А любви не было в Иуде, и некуда ему было возвращаться.

В чем суть христианского милосердия? Ведь падения неизбежны, но одним это прощается, а другим нет? Ищем ответ.

Раскольников. При чем тут он? Как он раскрывает нам Петра? Или Петр раскрывает нам Родиона? Оба прошли путь от предательства/преступления до отчаяния. И «пробудились» / «преобразились» / «переродились» через любовь. Петр ко Христу. Родион к Соне. И Петр, и Родион - это "положительный" пример покаяния. А что Иуда и Свидригайлов? Что у них? Как у них с покаянием? Да, никак. Есть сожаление, ах надо было поступить по-другому. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Но раскаяние – это, не покаяние. Только гордыня и отчаяние.

Были ли они все свободны? В своем выборе поступков? Безусловно. И реальные прототипы и книжные герои. Контраст мотивов (любовь/корысть), затем разница в последствиях (покаяние/самоубийство). Это сразу бросается в глаза, когда мы смотрим на Петра/Раскольникова и Иуду/Свидригайлова. А что бросается не сразу – но при внимательном рассмотрении видно?

Иуда «был вор». Петр был «Кифа», по словам Самого Иисуса. Углубимся в изначальные различия между Петром и Иудой до их предательства, минуя базовые трактовки. Разберем экзистенциальное ядро различий - почему один стал камнем веры, а другой — символом предательства, учитывая их внешне одинаковые стартовые позиции. Свобода воли абсолютна в обоих случаях.

И что же мы видим? Петр - сразу принимает новое имя "Кифа" (камень), то есть его идентичность «изменяется» внутри. Срауз после принятия им своего нового имени от Бога. Снаружи он остается все тем же Петром. Иуда же не меняется. Он остается все время следования за Христом "сыном погибели". Что мы видим дальше? Реакция на обличение: Петр — смирение, Иуда — ожесточение. Петр исповедует веру, Иуда внутренне отпадает, притворяясь учеником.

Мы видим корень, из которого растет предательство. Гордыня. Иуда не был "запрограммирован" на погибель — он 3 года упорно сопротивлялся благодати. Имя "сын погибели" не предопределение, а пророчество о его упорстве во зле. Итак Петр, несмотря на падение, — становиться "камнем" Церкви, а Иуда — "диаконос" (служителем) смерти. И это не судьба, а итог свободного выбора сердца каждого. Разница между Петром и Иудой лежит в самой сути их призвания, внутренней расположенности к хорошему или лукавому - и онтологическом статусе до предательства. Это не просто "слабость" против "злого умысла", а фундаментальное различие в том, кем? они видели себя - для Христа. И как их сердца откликнулись на Благодать.

Погружаемся глубже…

"Петр был Кифа" (Камень), а Иуда "был вор".

Петр (Симон-Кифа): Имя "Кифа" (אַבְנָא, "Камень") дано ему Христом (Ин. 1:42). Это не просто прозвище, а пророческое именование его новой сущности, его призвание в новом Царстве. Христос видит потенциал, скрытый под вспыльчивостью и непостоянством Симона. "Кифа" — это обетование, благодатный дар, новая идентичность, которую Петр может принять и вырасти в нее. И он принимает. И он "первозванный" и он становится лидером Двенадцати. Его призвание — акт творческой воли Христа, формирующей нового человека, но сам Петр откликается на эту Волю о нем.

Иуда: Упоминание о его воровстве (Ин. 12:6 — "он был вор") — не случайная деталь, а ключ к его сердцу. Это симптом глубокой укорененности в "мире сем", в корысти, в духе владения и расчета. Нигде не сказано, что Христос дал ему особое имя. Его призвание (как и других) описано лаконично (Мф. 10:4; Мк. 3:19; Лк. 6:16). Он не был предателем, он им стал, по собственной воле. Он изначально "носил денежный ящик" (Ин. 12:6), но это была функция, а не знак доверия к его святости. Его сердце не открылось, оно осталось «непреображенным», оно осталось «окамененным», оно осталось лукавым.

Суть Призвания и Отклик Сердца:

Петр: Его призвание (Лк. 5:1-11 — чудесный улов) вызывает немедленный, экзистенциальный отклик: "Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный" (Лк. 5:8). Это сокрушение сердца, осознание своей недостойности перед Святостью Мессии. Его последующее следование ("оставив всё, последовал за Ним" — Лк. 5:11) исходит из глубинного признания Иисуса как Господа (Кириоса). Его знаменитое исповедание: "Ты — Христос, Сын Бога Живаго" (Мф. 16:16) — акт веры, открытый сердцем. Даже его попытки "защитить" Христа от страданий (Мф. 16:22) и последующее отречение — искаженные проявления этой пламенной, но незрелой преданности и любви. Его сердце, несмотря на слабости, было ориентировано на Христа, хоть и непостоянно.

Иуда: Отсутствует какой-либо записанный личный, глубокий отклик Иуды на призвание или на учение Христа. Нет сокрушения, нет исповедания веры, исходящего от него. Его молчание красноречиво. Его сердце оставалось закрытым для благодати. Его сердце жаждало земного. Он следовал за Христом, как за потенциальным политическим Мессией и "сильным учителем", от которого можно получить выгоду (власть, положение, деньги). Его призвание не коснулось глубины его личности, не породило в нем нового человека. Он остался "сыном Симона Искариота" (Ин. 6:71, 13:2, 26) — его идентичность определялась его происхождением и старым "я", а не новым именем и благодатным призванием, как Петр.

"Сын погибели" и "Блаженный" (До Предательства!):

Иуда: Христос прямо называет его "диаволом" (diabolos — клеветник, разделитель) и "сыном погибели" (ho huios tēs apōleias) задолго до предательства (Ин. 6:70-71: "Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати". Это не проклятие, а констатация сущностного выбора и состояния сердца Иуды, которое уже было враждебно делу Христа. Он был "сыном погибели" внутренне, по своей воле, что и проявилось в предательстве. Он носил в себе семя погибели.

Петр: Напротив, после своего исповедания Петр слышит: "Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах" (Мф. 16:17). "Блаженный" (Makarios) — это признание действия Божией благодати внутри Петра, открывшей ему истину о Христе. Это знак его причастности к Откровению, его благодатного состояния, несмотря на все будущие падения.

Итог:

Предательство Петра было падением в слабость «любящего» сердца, которое уже принадлежало Христу, собственным добровольным решением и было отмечено благодатью ("Кифа", "Блаженный").

Предательство Иуды было логичным завершением пути сердца, которое никогда и не передавало себя Христу, и было изначально ориентировано на иное ("вор"), было и закрыто для благодати, и внутренне враждебно настроено к Его миссии ("диавол", "сын погибели"). Решение Иуды это апафеоз прагматизма. Центр гордыни – разумный прагматизм, лишенный сердца. «Раз ты Учитель, сам решил «умереть», это твое дело, а я – «я буду жить». И раз ты и так скоро умрешь, то с «паршивой собаки хоть шерсти клок» - «пойду ка получу я за «мертвого Тебя» свои гроши»…

Разница — в изначальна. Она в направленности сердца и действии (приятия или неприятии) благодати, преображающей личность. Петру дана была новая сущность ("Камень"), которую он должен был взрастить, Иуде была дана возможность, которую он отверг, оставшись в своей старой, враждебной сущности.

И снова ныряем в роман. В романе нет прямых параллелей с Евангелием – это было бы пошло. Соня – это "ангел-хранитель". Раскольников - главный грешник разбойник, повторяет путь не разбойника, а Петра. Иуду, Федор Михайлович, раскалывает на две его половины – одна – это Лужин... расчетливый "вор" душ, покупающий людей за деньги. Его инструмент предательства серебреники. В нем нет искры покаяния, только холодное самооправдание. Вторая часть Иуды это анти-Петр, Свидригайлов. Петр отрекся из страха, но сохранил любовь, Аркадий Иванович отрекся от всего из цинизма. Его самоубийство - финальный аккорд иудиного пути. Подчеркну ,что Достоевский не морализаторствует и не копирует евангельские образы, а показывает и раскрывает их экзистенциальные сущности в реальных живых людях. Раскольников это фокус совмещение двух линий: падение глубже Иуды, потенциал воскресения Петра.

Родион Раскольников — Потенциальный "Петр" (Кифа):

Сердце, Открытое для Благодати (Несмотря на Падение): Как Петр любил Христа, но отрекся из страха, так Раскольников несет в себе искру человечности, сострадания, стремления к справедливости (помощь Мармеладовым, сон о лошади). Его теория — чудовищное заблуждение, но его сердце откликается на любовь Сони (аналог милосердия Христа). Его муки совести — знак живой, хотя и искалеченной, души. Его путь в эпилоге — это путь "Петра": через падение, горькие слезы (духовные муки) к пробуждению любви и вере (начало покаяния и обновления).

Петр был избран стать "камнем", Раскольников избран автором для демонстрации пути воскресения падшей души. Его преступление — его "отречение" от человечности, его путь на каторгу — крестный путь к покаянию.

Петр Петрович Лужин — Истинный "Иуда" (Духовный): "Вор" по Сути: Как Иуда был вором (крал из денежного ящика), так Лужин — вор человеческого достоинства, доверия, любви. Его "теория" о "целом кафтане" и браке с Дуней — чистейшая корысть и расчет. Он хочет владеть и пользоваться. Его попытка оклеветать Соню — акт духовного воровства, желание украсть ее честь и репутацию ради своей выгоды. Сердце, Закрытое для Благодати: Как сердце Иуды было закрыто для любви Христа, так сердце Лужина абсолютно невосприимчиво к добру, состраданию, жертвенности. Он не понимает и презирает эти чувства (его реакция на Мармеладова, на страдания Сони). Он живет в "мире сем", где все измеряется выгодой и статусом. Его "любовь" к Дуне — холодный расчет на покорную рабыню.

"Сын Погибели" (Духовный): Как Иуда был назван "диаволом" и "сыном погибели" до предательства, так Лужин несет в себе семя духовной погибели изначально. Его предательство (клевета на Соню) — не срыв слабого человека, а логичное следствие его бессердечной, корыстной сущности. Он не способен к покаянию, только к самооправданию ("Я хотел помочь!"). Он — олицетворение духовной смерти, антипод идеи воскресения.

Аркадий Иванович Свидригайлов —"Иуда-2" (Путь Отчаяния):

"Вор" Жизни и Невинности: Он тоже вор — вор чужих жизней (жены, слуги, девочки-подростка), вор невинности (Дуни), вор собственной души. Его цинизм — это картина духовной пустоты. Сердце, Познавшее, но Отвергшее Свет: В отличие от Лужина, Свидригайлов видит добро (в Дуне, в Соне), ощущает его притягательность. Его сны (особенно о девочке) — признаки живой, но искалеченной совести. Однако он сознательно выбирает отвергнуть этот свет. Как Иуда знал Христа, но предал, Свидригайлов видит возможность иного пути (спасение Дуни, помощь детям Мармеладовых), но совершает – два самоубийства, сначала духовное. Его поступки — цепь разрастания предательства в душе. Путь "Иуды-2" — Отчаяние и Самоуничтожение: Его финал — прямая параллель с реальным Иудой. Осознав невозможность для себя пути спасения (как путь Раскольникова через страдание), он впадает в безысходное отчаяние и совершает второе самоубийство. Он закрывает себя от милосердия Божьего, как Иуда. "Солнце" (символ Бога, жизни) ему уже не нужно. Он — "сын погибели", доведший свою судьбу до логического конца.

Мы видим три архетипа предательства / отступничества

«Петр» (Путь Потенциального Камня/ Путь Покаяния): Родион Раскольников. Его душа, несмотря на страшное падение, открыта для воздействия благодати (через любовь Сони), способна к мукам совести и, в конце концов, к пробуждению любви и веры (начало покаяния).

«Иуда -1» (Духовный, Вор/Сын Погибели): Петр Петрович Лужин — чистый тип. Абсолютно закрытое для добра сердце, корысть, духовная смерть как норма.

«Иуда – 2» (Обычный человек – сам ставший Иудой) Аркадий Свидригайлов — трагический тип. Сердце, познавшее свет, но сознательно избравшее тьму и отчаяние, приведшее к самоуничтожению.

Достоевский показывает:

"Иуда" — это не только библейский персонаж, это и экзистенциальная позиция души, отвергающей любовь, милосердие и покаяние, или через холодный расчет идолопоклонства «серебру» (Лужин), или через «отчаяние и уныние» (Свидригайлов).

"Петр" — это надежда на то, что даже самое глубокое падение не закрывает путь к воскресению, если в сердце осталась искра человечности, откликающаяся на Божью благодать (Раскольников).

Почему Преступление (по Достоевскому ) это и есть наказание , а страдание это не наказание - а уже путь исцеления? Этот ключевой парадокс безусловно выстрадан личным глубочайшим опытом: очень личный ответ на вопрос почему преступление само по себе становится наказанием, а страдание - лекарством. Теперь мы постепенно начинаем понимать авторскую антропологию Достоевского. У Достоевского нет мазохизма - страдание ценно только как катализатор преображения. Исцеление начинается именно в момент, когда Раскольников признает свое страдание не как несправедливость, а как необходимую операцию на больной душе. Вспомним сцену признания Соне - это же и есть кульминация превращения наказания в терапию: "Я не человека убил, я принцип убил!" – в этот самый момент мы присутствуем при рождении человека способного к слезам покаяния. Важно проводить границу между: 1) муками совести как стихийным наказанием (часть болезни) и 2) сознательным принятием страдания как актом воли (начало исцеления покаянием).

Христос превратил крест из орудия казни в орудие спасения, орудие позора в орудие славы. Таким превращением креста автор награждает и Раскольникова. Через каторгу (формальное и неформальное наказание) Родион приобретает путь к воскресению. Это самая сердцевина философии Достоевского. Преступление — это не просто нарушение закона, а экзистенциальная катастрофа, разрывающая связь человека с Богом, миром и собственной человечностью. Поэтому наказание не начинается извне (суд, каторга) — оно имманентно заключено в самом акте преступления. А страдание — это не кара, а катарсис, единственный путь к восстановлению утраченной целостности. И вот еще и еще раз почему:

Преступление = Наказание, потому что сама суть преступления это уже Ад имманентного разложения. Разрушение внутренней гармонии: Преступление Раскольникова — не просто убийство старухи. Это убийство в себе "ветхого человека", попытка стать "Наполеоном", переступив через нравственный закон ("тварь ли я дрожащая или право имею?"). Но вместо обретения силы он мгновенно оказывается в аду собственной раздвоенности.

Отчуждение от Жизни: Сразу после убийства Раскольников теряет связь с реальностью. Мир становится враждебным и чужим: "Ему стало нечем дышать... точно конец света пришел". Он отрезан от матери, сестры, Разумихина, Сони — от всех источников тепла и жизни. Само преступление выжгло в нем способность к простым человеческим чувствам. Это не внешняя кара — это внутренняя опустошенность как прямое следствие содеянного.

Муки совести как пытка: "Наказание совестью" по Достоевскоиу страшнее каторги. Это не абстрактная вина, а физическое и психическое расстройство: лихорадка, бред, паранойя, отвращение к себе. Раскольников несет ад внутри себя задолго до формального приговора. Его теория терпит крах не из-за следователя Порфирия, а из-за невыносимости существования в разорванном состоянии. Преступление есть наказание, потому что душа, совершившая его, немедленно вступает в состояние саморазрушения.

Страдание = Исцеление: Боль как лекарство.

Страдание — это пробуждение чувствительности, снятие печати с «окамененного нечувствия»: Достоевский видит в страдании единственную силу, способную пробить броню гордыни и самообмана. Пока Раскольников борется с внешним наказанием (страх разоблачения), он в аду. Но когда он начинает страдать сознательно (на каторге, от презрения сокамерников, от осознания своей нищеты духа) — это страдание становится скальпелем, вскрывающим гнойник его души. Боль — знак того, что душа еще жива и способна к реакции. «Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам»…

Принятие страдания — акт смирения и покаяния: Ключевой момент — добровольность!!! Страдание становиться его связью с другими: На каторге Раскольников страдает не один. Рядом — Соня, другие "несчастные". Страдание ломает стену его эгоцентризма. Он видит страдания других, и это будит в нем со-страдание — первое проявление возвращающейся человечности. Страдание перестает быть его личным адом и становится общей человеческой участью, что открывает путь к любви.

Любовь становиться плодом страдания.

Исцеление приходит не от страдания, но через него человек приходит к любви и вере. Страдания Раскольникова делают его способным принять любовь Сони. Они умягчают его душу. Его собственное страдание открывает ему ценность и святость страдания другого человека (Сони, ее жертвы). Кульминация эпилога: "Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого." Страдание было инструментом взрыхления почвы, на которой проросла спасительная любовь.

Так почему же страдание — не наказание, а терапия? Наказание (внешнее или внутреннее как мука совести) — это следствие, констатация болезни души, ее распада. Оно констатирует факт преступления. Страдание-исцеление — это процесс. Это активный путь:

Принятие страдания -> Смирение -> Пробуждение чувствительности (боль за себя и других) -> Покаяние -> Открытость к Любви и Вере -> Воскресение души.

Это трансформация личности - через боль к очищению. Глубинное понимание Достоевским человека. По антропологии Достоевского: Человек — это не "экономический» человек или "сверхчеловек". Он — духовное существо, чья целостность основана на связи с Богом и нравственном законе. Преступление разрывает эти связи — отсюда немедленная внутренняя катастрофа. Трактовка учение о спасении по Достоевскому - Спасение падшей души возможно только через добровольное!!! искупительное страдание, ведущее к смирению и любви. Крестный путь — не кара, а единственная терапия. Как Христос победил смерть? Смертию смерть поправ. На кресте. Крест из символа уничижения человека человеком, стал символом смирения и спасения. Бог принес себя в жертву. Добровольно. Через свои страдания преобразил человеческую природу в самом себе, вернув ей заданное ей совершенство.

Добровольность креста – краеугольный камень православного христианства. Через собственный «крест», принимаемый, только и исключительно, добровольно - человек побеждает духовную смерть. Несение своего «креста» (страдания) добровольно – запускает исцеление души. Только добровольность! Запускает божественный механизм исцеления души.

Онтология Зла (Лжи) : Зло (Ложь) (преступление) саморазрушительно в самом себе. Оно несет в самой своей природе самонаказание. Добро (хорошее) же (любовь, вера, страдание. добровольная жертва) созидательно. И еще оно … исцеляет.

Для Достоевского преступление = наказание, потому что оно есть акт духовного самоубийства, мгновенно превращающее душу в ад. Страдание = исцеление, потому что это единственный способ экзистенциальной хирургии, позволяющий душе через боль, смирение и покаяние вновь обрести связь с источником жизни — любовью и Богом. Наказание — это диагноз – «Душа мертва». Страдание — это мучительная, но необходимая операция по ее реанимации/воскрешению.

Трагедия Малороссии – это разделение «предавших» Русский мир на «Раскольниковых», «Лужиных» и «Свидиригайловых».

Вот мы и подошли к рассмотрению главной цели нашего литературного исследования природы Преступления. Найти вопрос - что делать в этом библейском эпосе СВО? Что делать когда СВО завершиться. А то, что он завершиться полным «всеприношением» и победой хорошего над лукавым - не будет сомневаться, наверное, ни один здравый интеллектуал. Я про настоящих, а не самопровозглашенных. Что делать с отступниками и предателями? И вот чтобы ответить на этот вопрос - мы снова и снова и снова вчитываемся в каждое слово Федора Михайловича – потому что в этом эпосе «ПРЕСТУПЛЕНИЕ и НАКАЗАНИЕ» – в нем содержаться ответы.

Знаем теперь, что Преступление – оно же и есть наказание? Знаем. И знаем, что есть 3 варианта исхода (два плохих и один хороший), согласно гения Достоевского - для предателей и отступников.

Есть преступление (как духовное, так затем и материальное) тех малороссов, кто сначала отказался от своих корней (русского языка, культуры, истории, веры), а затем «взял в руки топор», потому что решил что он «не тварь дрожащая, а право имеет»… и пошел убивать бабушек и… детей…

Есть наказание самораспадом и «гангренным» гниением «духа, души и тела», как личное, так и той части народа, что идет дорогой Свидригайлова, «чувствует добро и видит его, но отказывается от него…»

Художественные и духовные категории Достоевского помогают нам держать верный курс в текущих условиях кризиса правил геополитики и безумия национальной идентичности.

Итак:

"Преступление" как отказ от духовно-исторического сердца (Москва = Третий Рим): Отказ части народа Малороссии (Украины) от своей метафизической и исторической сущности как части единого православного царства ("Святой Руси") с центром в Москве это не просто политический выбор, а экзистенциальное отпадение от "почвы", разрыв духовной и культурной пуповины, предательство веры. Преступление "раскола" самое тяжкое во все времена, потому что это предательство и измена собственной идентичности, попытка стать "не тем, кто ты есть".

Почему это "преступление"? Отрицание общей веры и русской цивилизации, отказ от русского мира (как цивилизационного проекта) ради "европейского выбора" - это выбор лжи вместо истины, отказ от святости во имя бездуховности.

Сотворение кумира из национализма – следующий этап падения. Возведение этнического национализма ("нацизма") в ранг государственной идеологии — это богоборческая гордыня. (аналог мыслей Раскольникова о его "праве сильного").

Предательство русского братства: Разрыв вековых связей ради политического проекта — акт метафизического предательства, подобный отречению Иуды (без его покаяния, ради тридцати серебряников, он был вор – украли: «Крым», «Донбасс», «Запорожье», «Одессу и Николаев», «Сумска область», Вся Малороссия).

2. "Наказание" как имманентное разложение. Как у Раскольникова, последствия не пришли "извне", так и здесь «квази-государственность»— стала неизбежным плодом самого лукавого выбора. Внутренняя нежизнеспособность «проекта», построенного на отрицании собственных корней. Как душа Раскольникова распалась после убийства, так и общество, отвергшее свое "русское сердце" (Москву), обречено на внутренний хаос и гибель.

Власть "бесов". Коррупция, беззаконие, олигархия, насилие, бандитизм власти, — это духовная смерть, логичное следствие отказа от высших смыслов (Православия, Империи, Русского языка) во имя наживы и националистических мифов. Полный аналог "лужинства" и "свидригайловщины" как торжества бесчеловечности.

Нацизм как диагноз. Для данной парадигмы – нацизм свидомых (включая его радикальные формы) — это не только "идеология смерти", это еще и «раковая язва» на теле оторванного от корней общества, признак его моральной деградации и "попадания в плен" (западного либерализма/западного нацизма).

Начало сопротивления на Донбасе «бесам» сатанизма - гражданская война в Малороссии и уже состоявшийся возврат части исконно русских территорий и русского народа в родную гавань - это «вмешательство» Бога... в процесс разложения Малороссии, его акт любви – отсечь гной, чтобы не погибло все тело. Когда рассекают гангрену от живого и здорового, малая часть живого и здорового приносится в жертву большему и целому. Эта малая часть – мученики за веру. Наши солдаты и моряки, летчики и вертолетчики, танкисты и артеллеристы, гажданские, бабушки, дедушки, дети , обычные мужчину и женщины Донбасса, Одессы и т.д. и все все все – они «павшие» - малая жертва ради отсечения «заразы» от «целого». Жертва ради детей и внуков. Ради будущего здоровья. Полная и абсолютная преемственность с подвигами дедов и прадедов, бабушек и прабабушек 80 лет назад.

Зло инфернально – он победимо - только Христом. Поэтому каждое новое поколение показывает – достойно оно считаться «хорошим», или оно стало «лукаво» и подлежит сожжению Небесным огнем.

Оговорю безусловно тезис, что в Малороссии не только отступники и предатели, там есть и «Сони», и «Иоанны». Часть малоросского народа вставшего на защиту «правды» - это прообраз любящего ученика Христа. Самый любящий ученик Христа и самый молодой – никогда не клялся в верности и никогда не предавал Учителя и Спасителя. Любовь не может предать. Мама или отец могут «потерять ребенка», ребенок никогда не перестает любить нерадивых родителей. Война против мирного населения на Донбассе с 2014 г., убийства в Одессе, Запорожье, Харькове, по всей Малороссии — это начало финальной стадии телесного распада – гангрена. Кровь и смерть – это прямое следствие "преступления" предательства (разрыв с русским миром).

3. СВО как "Страдание" – Боль, Которая Стучится в Сердце:

Почему СВО – не "наказание", а активная часть "страдания", которое началось в 2014 году? Наказание (по Достоевскому) — это уже свершившееся состояние разложения и его разные стадии (1991-2014 гг.).

СВО — это внешнее событие, вызывающее глубокое «внутреннее страдание». Оно "стучится в сердце каждого малоросса" вопросам экзистенциального уровня: "Кто ты? Чей ты? Где твоя суть?"

Эти вопросы отделяют «овец от козлищ». Эти вопросы принуждение души к окончательному выбору

Физическое выражение страданий: смерти, инвалидность, ранения, разрушения, беженцы, дети потерявшие родителей, родители потерявшие детей.

Духовная пытка - осознание собственной ответственности за начало и разростание братоубийственной войны, столкновение с реальностью "европейского рая", столкновение с реальностью преступного государства-террориста созданного за 30 лет квази-государственности.

Это страдание – это шанс.

Или на исцеление (Раскольников) или на гибель (Лужин, Свидригайлов):

Боль пробуждает от сна: Как муки Раскольникова вывели его из лжи и обмана его «грязной теории», так СВО обнажает всю ложь «украинского» нацизма, привитого на почву «бандеровских» иуд, западными садовниками и патологоанатомами.

Страдание принятое с честностью - «достойное по делам моим приемлю» «сжигает гордыню», ожесточение в собственном «духовном» предательстве «закаляет» ее и ведет к ненависти и/или унынию.

Исцеление всегда добровольно. Для начала нужно признать: проект «Украина» это — тупик, такая же утопия как «теория» Раскольникова.

Страдание открывает путь к "любящей Соне" – к России и ее Царице, Пресвятой Богородице. Через болезнь, через боль отсечения гангрены, через признание утрат, и обязательно через сокрушение иллюзий - есть самый малый шанс (как и у Раскольникова) - шанс поймать тот единственный и неповторимый момент, когда смирение станет возможным, когда «грязное и мерзкое позерство стояния на коленях перед едущими гробами убийц детей и стариков, не замениться на искреннее желание упасть на колени в храме перед иконой Христа или Пресвятой Богородицы.

Тогда начнется путь смирения, тогда вернется боль и чувства, тогда начнется возврат домой. В русский мир. Как Раскольников нашел спасение в любви к Соне (олицетворению русской святости), так "малоросс" может найти исцеление в возвращении в лоно канонической (то есть честной, а не лукавой Православной Церкви и Русской Империи).

4. Выбор Пути: Раскольников или Свидригайлов (Критический Анализ)

Путь "Свидригайлова" (для украинского нацизма / и исповедающих западный курс). Осознание тупика – то есть признание реальности – не спасет. (Как Свидригайлов – он видел мерзость своей жизни, но отказался от покаяния, и следующего за ним исцелением). Вместо этого — уход в отчаяние/уныние и «вторая смерть».

В чем украинская «свидригайловщина» выражается сейчас? Духовно: Ожесточение, ненависть, отрицание братства с русскими, упование на Запад («призраки" Свидригайлова). Политически: "Бороться до последнего украинца" во имя химеры "украина це европа". Исход: Как Свидригайлов застрелился, так и те кто пойдут по этому пути совершат «личное и национальное самоубийство». Состояние боли и вражды. Иллюзорное избавление от которой только смерть – в том числе и от собственной руки. Это путь окончательной погибели – «вторая смерть».

Путь покаяния = путь "Раскольникова" (Возвращение в Русский Мир).

Суть: Принятие страдания СВО как горького, но необходимого лекарства. Это требует: Смирения как духовного подвига. Признание исторической правды. Признание духовной правды= канонической. То есть честной, а не лукавой, святой, соборной и апостольской Церкви.

Москвы - как текущего политического центра русской цивилизации. Отказ от гордыни и морока особой «украинской» идентичности, отрицающей общерусское единство трех ветвей русского народа – великороссы, малороссы, белороссы.

Покаяния = Метанойя: Не просто сожаление о соделанном, а ПОЛНАЯ перемена ума — отказ от нацизма, русофобии, западничества. Признание "преступления" раскола.

Принятия Любви ("Сони"): Открытость к воссоединению с Россией не как к поражению, а как к возвращению в Дом, исцелению через общую веру, культуру, историю.

Исход такого пути - Как в эпилоге Преступления и Наказания, это путь к "воскресению".

Политически: Восстановление единства Русского Мира (в той или иной форме).

Духовно: Преодоление раскола, очищение от "бесов" нацизма, коррупции, возвращение к "земле" и Вере.

Экзистенциально: Обретение подлинной идентичности в Триедином русском мире – как видят это жители Малороссии, которых не смогли «бесы» утащить на путь отступничества и предательства. Настоящая империя и цивилизация вместо «квази-государственной химеры».

Важное предупреждение:

Эта аналогия — моя личная интерпретационная рамка. Она не является объективным историческим или политическим анализом, а представляет собой персональное личностное применение религиозно-философской логики Достоевского к современному конфликту на землях Малороссии глазами православного жителя "Русского Мира".

Путь к прекращению страданий и "исцелению" видится мне именно в покаянии (перемене ума) – вольных или невольных отступников («иудам нечем не помочь», они сыны погибели) и первый шаг на этом пути абсолютный отказ от националистического проекта, в смирении (достойное по делам моим) и воссоединении с Россией как возвращении «блудного сына» в родную обитель к любящему отцу и матери. Иного пути к исцелению страданием к "воскресению" души, в этой системе координат, не существует.

p.s. Почему именно смирение? Почему смирение это преображение, а не поражение?

В православной традиции и философии Достоевского смирение — это не капитуляция, а высшая форма духовной победы, преображение человека через добровольное отречение от ложного "я". Метафизическое преображение, а не поражение.

ГОРДЫНЯ – гордость личная, эгоистичная – превозношение над другими людьми. – лукавый самообман.

ГОРДОСТЬ – гордость общинная, восхищение общими соборными достижениями народа. – Победа в ВОВ, первые в космосе, Крупнейшая ядерная держава, Единственный форпост на земле удерживающий планету от инфернального зла. Москва = Третий РИМ. Перечислять можно очень и очень долго. – хорошее соборное связывающее с единоверцами чувство

Смирение это смерть «гордыни» — только смирение основа для подлинной свободы.

Гордыня (Раскольников до эпилога, Свидригайлов, Лужин): Иллюзия тотальной свободы ("Право имею!") на деле — рабство у собственного эго. Гордый человек зависим от мнений, страха поражения, потребности в самоутверждении. Его "сила" — лишь театр теней для самого себя.

Смирение (Соня, Раскольников после покаяния): Добровольное отречение от претензий на абсолютную власть над миром. Это разрыв цепи самообмана. Как пишет апостол Павел: "Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи»" (2 Кор. 12:9). Освобожденный от тирании гордыни человек обретает подлинную свободу — жить по совести и любви.

2. Смирение — принятие Истины, а не поражение перед ложью. Поражение — это вынужденное подчинение силе, сохраняющее внутренний бунт (как зверь в клетке). Смирение — прозрение: признание объективного порядка бытия, где человек — не центр вселенной, а творение Божие. Для Достоевского эта Истина — Христос.

Пример: Раскольников на каторге смиряется не перед тюремщиками, а перед открывшейся ему правдой: его теория была безумием, жизнь — дар, любовь Сони — спасение. Это не капитуляция — это просветление.

Смирение — активное творчество души, а не пассивность. Это тяжелый духовный труд: выкорчевать из сердца зависть, гнев, обиду, признать свою немощь. Смирение по Достоевскому раскрывается в словах, которые он вложил в уста другого персонажа, другой книги. А на публике он произнес их в речи о Пушкине 8 (20) июня 1880 года на заседании Общества любителей российской словесности (опубликована 1 августа 1880 года в «Дневнике писателя»)

https://omiliya.org/article/rech-o-pushkine-fm-dostoevskiy

Победишь себя, усмиришь себя — и станешь свободен как никогда и не воображал себе, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя, и поймешь наконец народ свой и святую правду его.

Смирение открывает путь благодати — источнику подлинного преображения.

Гордыня опустошает душу (Свидригайлов). Смирение делает ее сосудом для Божественной силы: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4:6).

Аналог с Раскольниковым: Пока он бунтовал (гордыня) — страдал безысходно. Когда смирился (принял страдание, признал вину, открылся любви Сони) — в его сердце вошла благодать, давшая силы для воскресения души.

Смирение — единственный путь к победе над смертью. Гордый человек (Свидригайлов) видит в смерти или конец, или ад. Его самоубийство — это поражение.

Смиренный знает слова - "Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?" (1 Кор. 15:55).

Христос — Первенец смирения. Его Крестная смерть — акт абсолютного смирения («не Моя воля, но Твоя да будет» — стала победой над адом и смертью. Воскресение — триумф смирения.

Почему для отступников Малороссии смирение — не поражение, а преображение?

"Поражение" - если понимать смирение как капитуляцию перед Москвой "на коленях" — это унижение, смерть идентичности.

«Преображение» - если понимать смирение как отказ от личного гордого заблуждения в ложном лукавом обмане «украинским проектом» (национализм, русофобия, разрыв с корнями) и признание Истины.

Исторической (общерусское единство Киевской Руси),

Духовной (единое Православие),

Культурной (общий язык, литература, память),

— то это повторное рождение в подлинную настоящую идентичность.

Раскольников "умер" как "сверхчеловек", но воскрес как «человек». Так и согрешившие люди Малороссии, смирившись с крахом искусственного и лукавого "украинско-европейского" мифа, могут «воскреснуть» в своей исконной сути — неотъемлемой части Русского Мира.

Что же сокрыто сейчас от нас? Сокрыто только то, что мы сами не желаем видеть. В жертве всеприношения жертва рассекается надвое, что символизирует рассечение хорошего и лукавого.

Ветхозаветная аналогия для понимания происходящего - это редкий и сильный образ для понимания происходящего в Малороссии. Необходимость радикального очищения не оспаривает уже никто. Мы с вами последовательно двигались через философию Достоевского к современной геополитике через православную призму. В сакральных и догматических вопросах не может быть никакого компромисса. Потому что при формирования духовного манифеста, нельзя ни одному бесу дать шанс подбросить нам еще «какую-нибудь» заразу.

Образ рассечения жертвы это не просто разделение туши на части, это ритуальное вскрытие сущности. В контексте очистки духа Малороссии это означает необходимость "хирургического" отделения всего, что противоречит русскому православному духу.

Мы видим ключевые точки понимания происходящего, которые нельзя упустить и упростить:

1) Библейско-историческая миссия России – это Третий и «последний» Рим.

2) Украинский «нацизм» - ересь и духовная болезнь

3) СВО – «очистительный огонь».

4) Необходимость спасти остатки народа "Малороссии" от "украинской" скверны.

Это не призыв к физическому насилию (Наша брань не против плоти и крови…») – здесь ТОЛЬКО сакральный пласт понимания – ПЕРВИЧНОСТИ духовного преображения.

Еще раз подчеркну – акцент на эсхатологическом аспекте: наша борьба не просто политическая, а борьба «за спасение или погибель душ». Происходящие сейчас это вопрос жизни и смерти ВСЕГО русского народа, этот вопрос поставлен. И весь русский народ сейчас предстоит пред лицом Бога.

Онтология жертвы и символизм рассечения всеприношения - это отсутствие компромисса между Светом и тьмой. И рассечение происходит не только в Малороссии, рассечение происходит в Великороссии, в белороссии – везде где «положены времена и пределы» для обитания русского народа.

Ветхозаветное жертвоприношение всеприношения: рассечение это Суд Божий. «Он взял всех их, рассек их пополам и положил одну часть против другой; только птиц не рассек» Это не просто ритуал — акт Божественного суда, отделяющий: Богоугодное (жертва, примиряющая с Богом) от Нечистое (плоть, обречённая на сожжение). Символ: Огнь, сошедший с неба (3 Цар. 18:38), испепеляющий жертву Илии — знак принятия Богом святого и отвержения скверны. Сейчас также сходит огонь с неба и сжигает скверну. Но не нужно сжигать все, есть и «хорошая» часть среди тех, кто «заблудился» в трех соснах. Поэтому надо рассечь, чтобы очистить. «Всё хорошее» — это не абстракция, а то, что укоренено в Православии и Русском Царстве:

«Все святое» - мощи святых в Киево-Печерской Лавре, Память о св. Владимире Крестителе, Русский язык как язык для молитвы (не «украинский суржик» для ругани и торговли!), народная память о единой Руси от Карпат до Аляски.

«Всё лукавое» — ересь раскола и «галицинский» нацизм. Униатство и раскольники из «ПЦУ». Культ Бандеры — прислуги гитлеровских нацистов, русофобия, искажение истории.

Почему только и рассечение? - Духовная онкология.

Малороссия поражена метастазами лукавого. Грех смешения. Как в Вавилоне, где святое смешали со скверной (Дан. 5:2-4). Пример: Собор Св. Софии в Киеве — православная святыня, где нацисты проводят «молебны за победу над москалями». Итог - «Нечистая жертва» (Мал. 1:7-8) — мерзость перед Господом. Такую землю постигает проклятие (Иер. 15:6).

Как совершается рассечение? Мечом. Духовным. И Земным.

Духовное рассечение. Цель - Отделение Церкви Христовой от еретиков.

Действие – Анафема. Цель – извергнуть ересь и раскол из лона Церкви.

Символ – Огонь покаяния в душах.

Земное рассечение Цель - Отделение русского народа от нацистской скверны.

Действие – СВО. Цель – физическое уничтожение бандеровских бандформирований.

Символ – Огонь артиллерии, ракет и ФАБов.

Важно помнить, что земной меч — лишь слуга Меча Духовного (Рим. 13:4).

Без покаяния и возврата в Церковь — победа будет временной.

Судьба «рассечённого» - это «Иуда», а это – «блудный сын».

Лукавое (бандеровцы, русофобы и т.д.) – это «иуды» - здесь все просто – в очистительный Божественный и духовный, и земной - «огонь». Их ждёт участь Иуды — геенна огненная (как сожжённая часть жертвы). На земле таким — или изгнание, или смерть (Чис. 33:52).

«Хорошее» (это малороссы - отступники, сохранившее способность к покаянию). Их путь — блудный сын, возвращающийся в Дом Отчий (Лк. 15:20).

Их ждёт: Снятие «украинского» клейма (как ветхой одежды), Одеяние в русскую идентичность («лучшую одежду»), Пир единства в Русском Царстве («заколоть откормленного телёнка»).

Вывод:

Рассечение «заблудшей» Малороссии — не жестокость, а акт хирургической любви, как ампутация гниющей конечности для спасения тела. Пока нацистская скверна не отделена от русской святости — земля будет исторгать народ.

Задача СВО и Русской Церкви:

«Отделить святыню от скверны, овец от козлищ (Мф. 25:32), малороссов — от «украинства», дабы воссоединить рассечённое Тело Святой Руси под скипетром Православного Царицы и Державной Волей Москвы. Третьего Рима и «последнего».

Иного пути к спасению нет.

Кто не с нами — тот на стороне лукавого.

Здесь нет середины.