Сегодня много говорится о постиндустриальном, посттехнологическом и даже постинформационном мире, о тех глубинных и, несомненно, глобальных и долгосрочных изменениях, явившихся, в основном, результатом сконцентрированных во времени серий научно-технических революций XX – XXI веков, которые привели к мутации основополагающих пространственных и временных констант бытия. Данные трансформации оказали существенное влияние как на сами современные цивилизационные процессы, так и на подходы к их исследованиям, во многом меняют само видение событий новой и новейшей истории.
Становится все сложнее укладывать хроникальные данные и определять их детерминанты в рамках воззрений о цивилизационных процессах, происходящих в современном мире, относительно географических границ и систем исторической периодизации. Цивилизационные геополитические противостояния-взаимодействия приобрели трансграничную и трансвременную формы. Столкновение цивилизаций перешло на иную систему координат. XXI век отчетливо показывает наличие и взаимное влияние, очень часто перерастающее в конфликт, тенденций различных цивилизационных парадигм, происходящих внутри географически и периодически определенных общественных целостностей, а также внутри отдельно взятой личности, которая все более погружается в состояние критической внутренней противоречивости.
Происходит не столько противостояние вооружений, экономик и культур, сколько глобальное противоборство цивилизаций, как системного явления, вырвавшееся из географических и временных рамок. Именно данный подход может стать очередным шагом к возможно иному пониманию и анализу современной реальности.
Глобальное противостояние антропогенных и техногенных цивилизаций, сформированных стремлением к стабильности, историческими традициями, культурными, религиозными ценностями, духовными основами человеческого существования, глубинными инстинктами самосохранения, с одной стороны, подвергаются постоянным воздействиям, вызовам относительно необходимости адаптации общества к современным реалиям его внутреннего и внешнего окружения, реализации технологического прогресса, преодоления научно-технических разрывов в процессе своего развития в целях выживания, и, в том числе, сохранения самобытной культурной, исторической идентичности, с другой.
Данные процессы переплетаются, происходят как на глобальном, уровне, так и внутри отдельных общностей, а также в рамках конкретного индивида, в процессе его самоидентификации. При этом принадлежность к тому или иному вектору развития не является статичной, а, напротив, представляет собой процесс непрерывной волатильности. Как на уровне определенных общественных формаций, так и на уровне отдельного человека происходит процесс постоянного изменения в соотношении: антропогенная – техногенная модели развития.
Данная дуалистическая особенность цивилизационного развития приобретает особую актуальность в XX-XXI веках в регионе Ближнего Востока и Северной Африки. Во многом это связано с процессами деколонизации данных территорий, открывшейся «окном возможностей» возвращения к национальным, преимущественно антропогенным, истокам развития. Маятник исторической памяти начинает обратное движение к самоидентификации обществ.
Хроника конфликтов, которые происходили и продолжаются в XXI веке на Ближнем Востоке и в Северной Африке, связанных с исламизацией и стремлением к сохранению традиционных обществ и их анализ, как никакие другие, обнаруживают данные процессы и существенно дополняют те гипотезы, которые выдвигаются относительно их причин, прогнозов и программ корректировки.
Своеобразного пика, наивысшей точки напряжения, особой актуальности данный процесс достигает в Арабской республике Египет в период 2011-2014 годов, который во многом характеризуется ситуацией региональной неустойчивости, дестабилизации и представляет собой период тех самых исканий, о которых говорилось выше. Конфликт происходит, прежде всего, внутри египетского общества и лишь усиливается, очерчивает определенные векторы своего развития внешним влиянием, преимущественно иностранных государств.
Подобные процессы пропитывают все египетское общество в данный период, включая и одно из самых стабильных его социальных сословий – армию, позиция которой на протяжении всей «арабской весны в Египте» достаточно подвижна и во многом определяет доминанты развития АРЕ в данный период. Определенные противоречия существуют и внутри самих вооруженных сил, что во многом объясняет логику, происходящих в данный исторический период событий.
В условиях достаточно высокой милитаризации египетского общества, где практически на всех городских перекрестках и основных автомагистралях расположены вооруженные армейские посты, а «бавабы» (консьержи) в каждом доме напрямую связаны с соответствующей спецслужбой, действия Закона о Чрезвычайном положении трудно себе даже представить возможность организации и реализации неконтролируемых и неспланированных массовых протестных акций. Армия в состоянии предотвратить любые волнения, под ее контролем находится, в прямом смысле, каждый египтянин. Что же произошло с вооруженными силами АРЕ? Почему стал возможен сам факт «арабской весны» и, тем более, приход к власти представителя исламистких движений, одного из лидеров «Ассоциации Братьев мусульман» Мухаммеда Мурси? В связи с этим появляется много различных версий произошедшего.
Изначально армия создавалась, как противовес исламской государственной традиции и долгое время являлась своеобразным стержнем, на котором держалась светская, секулярная власть в Египте. Не случайно все египетские руководители принадлежали к военной элите, в армии было значительное количество христиан-коптов.
Лидеры исламского возрождения, несомненно, понимали это, и с 1967 года начинают активную работу внутри армейских подразделений. Эффективность данной работы определяется и закономерным для капиталистического развития возрастающим классовым расколом между богатыми и бедными, генералитетом, старшими и младшими офицерами, обнищавшим большинством рядового состава египетской армии. Фактически, подавляющее численное большинство в силовых структурах оказываются в группе «риска», входят в списки наиболее перспективных для агентурной разработки различных исламистских движений и, прежде всего, «Ассоциации Братьев мусульман». Именно с наличием данных рисков возможно связано то, что рядовому составу, находящемуся на патрулировании городских улиц, не выдают боевые комплекты боеприпасов.
Исламистское движение сумело использовать богатый организационный опыт, открытость информационного пространства, и, конечно, мечеть, чтобы привлечь к себе симпатии населения. Важную роль при этом играли такие формы работы в массах, как участие в благотворительной, культурно-просветительской деятельности, в программах социального обеспечения египетской бедноты, в финансовой поддержке малого бизнеса через неправительственные организации и профессиональные ассоциации. В том числе данные технологии были использованы и для работы в среде вооруженных сил АРЕ.
Армию Египта заслуженно можно назвать одним из столпов национальной государственности, которая наравне с силовыми структурами страны обеспечивала стабильность и безопасность правящего режима. Институт армии всегда поддерживался Хосни Мубараком, при котором ее престиж стал возрастать. Однако, в то же время президент опасался формирования особых групп влияния среди военных и проводил различного рода чистки в рядах силовиков для недопущения вмешательства военных в политику страны. Военные всегда придерживались на таком уровне, на котором они являлись зависимой от режима силой, наиболее заинтересованной в сохранении правящих элит. Поэтому и в результате событий, начавшихся 25 января в Египте, армия хоть и открыто не поддерживала Х.Мубарака, но также не примкнула к восставшим против него силам, пытаясь играть стабилизирующую роль в обществе.
Несмотря на контролирующую, во многом репрессивную роль армии в египетском обществе, военнослужащие неразрывно связаны с социальной средой, являются неотъемлемой ее частью и, что особенно важно, подвержены в равной степени влияниям данной среды, тем тенденциям и пропорциям раскола, которые все четче обозначаются в Арабской Республике Египет. Данные тенденции, на мой взгляд, многое объясняют относительно поведения силового блока в период революции 2011 г.
Оценили 0 человек
0 кармы