2024-й год просто так с нами не расстанется. Если уж в игру ввели такие переменные, как «перевернутая Сирия», то очень многие схемы придется переписывать заново. Иран и Россия предварительно планируют подписать соглашение о стратегическом взаимодействии до конца января. Шаг этот планировалось сделать на саммите БРИКС+ в Казани, но его отложили, и это в нынешних условиях надо признать шагом здравым. Сирия только подтвердила это.
Тем не менее есть риски того, что на Ближнем Востоке Москва может уйти во временную позицию вынужденного бездействия, вместо того чтобы быть активной в одних местах, а в других занять пассивную роль наблюдателя. Вот с Ираном, который действительно может получить кризисный эффект домино, надо очень предметно разобраться с позицией: активность, пассивность и бездействие. Ошибка может дорого стоить.
А почему бы Д.Трампу не подождать?
Январь в политическом плане делится на две очень неравные части: до 20-го января и после 20-го января. За неполный месяц, как мы видим по разным событиям, игроки могут успеть откусить (или попробовать) еще немало сочных кусков, но ведь и 20-е января — это не волшебные сутки, за которые все разом поменяется. Не столь важно даже, в какую сторону.
Никаких манифестов в стиле «95 тезисов Мартина Лютера» Д. Трамп 20-го января на вашингтонские ворота не прибьет. Это только начало процесса пересборки своей внешней политики со стороны США.
По сути, Вашингтону (независимо от политического цвета администрации) даже выгодно смотреть на процессы со стороны. Чтобы ни говорил Д. Трамп во время инаугурации и несколько последующих дней, но со стороны его команды было бы весьма разумным не брать быка за рога, а, наоборот, потянуть время, чтобы все игроки и их схемы уперлись в естественные пределы, и только после этого объявить новый кон игры и начать сдавать карты: крапленые уже своими руками.
Если кто-то следит за новостями с востока, то можно было заметить, что как только Вашингтон в начале лета отстранился от внешней политики, пусть и вынужденно для сосредоточения на избирательной кампании, Китай сделал ровно то же самое.
После очень активного нажима на европейском направлении в мае, встреч и саммитов, Китай если не пропал с радаров, то перестал давать на них яркое изображение, с силой отметившись только в Латинской Америке. Т.е. второй по величине игрок тоже ушел в пассив и наблюдает, как все остальные «отработают» своими стратегиями.
Сирийский «кейс» сподвиг Москву на вынужденную паузу в «неевропейской» политике после успеха саммита БРИКС+ (Украина не в счет, там мы априори уже в активе).
Остается очень немного времени, чтобы выбрать одно из двух противоположных решений: нарастить активность на самых разных досках игры или вынужденную паузу сделать паузой длительной и сознательной. Не делать что-то не потому, что не можем (не знаем), а потому что не собираемся.
Разница между «не хотим» и «не можем» в реальности колоссальная. У нас самое важное направление — Украина, но Иран значит очень много, больше, чем полагают, как и выбор активной позиции (где и как) или пассивной, наблюдательной.
О рисках «гипнотического европоцентризма»
Правильное наполнение соглашений с Ираном, а также сама по себе политика в отношении этого соседнего государства для России сейчас является одним из важнейших элементов стратегии.
У Ирана своя модель, завязанная не только на китайский нефтяной импорт, но (и в не меньшей степени) на торговлю на Ближнем Востоке. Решить за Иран базовые проблемы его модели Россия не может и не сможет, даже если предположить, что завтра наши элиты неожиданно проснутся и чудесным образом ощутят себя «друзьями Ирана».
Но надо очень здраво и трезво осознавать, что Иран сейчас ждут самые серьезные трудности за 10–12 лет. И если Иран их не переживет, то для России ворота на юг будут закрыты. Этот торговый путь и сейчас по сути не работает, но само направление остается открытым.
Есть ощущение, что в своем «европоцентризме» российская элита воспринимает происходящее как в каком-то гипнотическом трансе.
Однако, по торговым воротам через Китай, совершенно очевидно, есть и физические, и политические пределы, которые уже и так достигнуты.
Европа с нами не торгует, она с нами воюет, и предельно открыто оттуда говорят: «война, никакого мира». Наши элиты не слышат, ведь оттуда покупают пока нефть и газ.
Нам уже прямым текстом говорят, что наши корабли вокруг Европы плавать не будут, если только этот самый газ и та самая нефть не будут физически куплены США и управляться этот сбыт будет тоже США. Никто не знает, сколько это будет в объеме, но в любом случае это уже будет не нами управляемый экспорт.
Нам рвут трубы, арестовывают суда, не дают их заправлять и обслуживать, проводить платежи, грозятся уже напрямую просто закрыть проливы на Балтике, но тут выясняется, что Россия отправляет груз для строительства стратегического атомохода во Владивосток через Балтику, Суэц, вокруг всей Азии, а судно сталкивается с диверсией.
Неожиданно? Непрогнозируемо? Да нам прямо говорят: не будете вы ходить вокруг ЕС и торговать с ЕС. Россия отвечает, что вот ведь европейские клоуны — они у нас покупают сырье все равно. Может, и клоуны, только в ответ на их клоунаду у нас обычно выражают «озабоченности» и что-то там говорят про международное право. Сил-то (да и желания) прекратить эту клоунаду нет.
Рынок ЕС — это рынок США, и тот же Д. Трамп как раз и будет с Евросоюзом делать палкой то, что его предшественники делали больше через пряники и «общие ценности».
И если мы вообще о чем-то думаем рано или поздно договориться с Вашингтоном, то о рынках ЕС, где мы можем работать сами и от себя, по уму надо вообще забыть. Впрочем, делать это российские элиты не собираются категорически, чем для себя и обрубают те же возможности на переговорах (и так гипотетические). Возможно, это какой-то особый род религиозно-финансового самогипноза, который еще ждет своего описания.
Но даже между сеансами самооблучения Западом отечественным элитам надо понимать, что если падет в нынешнем виде Иран — останутся слабые логистически порты Дальнего Востока и два «бутылочных горла» — торговля через Турцию и торговля на юг через Азербайджан, куда перейдет и добавленная стоимость.
Впрочем, даже в этом случае найдутся и те, кто скажет: «Вот под такой случай создавали ЕАЭС». Не под это его создавали. Но если Иран начнет работать на западных деньгах и в западных интересах в Центральной Азии, с учетом отдельных стратегий Турции, Китая и самого Евросоюза, то про ЕАЭС можно будет просто забыть и не поминать его всуе.
ЕАЭС вообще в нынешних условиях имеет смысл, если в нем будет представлен синергично работающий Иран, в противном случае толку в нем уже не больше (а по факту меньше), чем в изначальной идее транзитного Таможенного союза.
У нас М. Пезешкиана величают «иранским Горбачевым». М. Пезешкиан не Горбачев, но если Иран при нем не выдержит груза проблем, то мало России в перспективе не покажется. Да и потом, никто не думает, как Россия по отношению к Западу выглядит с точки зрения того же Ирана — мальчик Кай и Снежная Королева.
Кооперативная модель
В иранской стратегии России нельзя ошибаться, но сложна она тем, что требует выработки работающей кооперативной модели отношений, и история с Сирией уже не оставляет для этого существенного временного лага.
В Сирии нет виноватой России, виноватого Ирана или виноватого Б. Асада — не было общей модели, аналогичной «плану Маршала» по выводу страны из тисков экономического кризиса. А кивать друг на друга можно до бесконечности, но по факту «клубящийся хаос» нашел отверстие и там смешал все карты. Это и потеря, и возможность одновременно — кто и как использует.
Уйти в пассив, как сделал это Китай, значит просто наблюдать за тем, как Тегеран переживет распад примерно половины торговли на Ближнем Востоке. Позже вернуться к обсуждению модели отношений. Но где гарантия, что и США с Китаем не выйдут из паузы, а ближневосточное домино не докатится до Ирана, и только после этого оба игрока свою позицию переведут в актив?
США любят вероятностные модели, а тут прямо само напрашивается: затянуть переговоры по Украине, посмотреть на потуги Ирана и сподобить «партнеров» подтолкнуть падающего. И ведь у самого Ирана не меньший соблазн попасть в ловушку «стратегической паузы». Это тоже со счетов списывать нельзя.
Сложность и прямо-таки аналитический вызов в плане этих отношений — договор с Ираном надо подписывать тогда и с теми условиями, когда вся игра перейдет в новый кон, а условия будут соответствовать не прошлому состоянию, а планируемой перспективе. Но ждать наступления таких условий в пассиве означает возможность столкнуться с ситуацией, когда Иран напряжения не выдержит.
Иранская валютная выручка как фактор домино
Не успел М. Пезешкиан — президент Ирана улететь из Египта, как у президента Египта А. Ас-Сиси вспыхнули в Каире крупные протесты. Протестующим в Египте не нравится идея постройки «второй столицы» за астрономические для Египта 45 млрд. долл.
Впрочем, поскольку ядро протеста (как и прежде) это активисты движения «Братья-мусульмане» (запрещено в РФ), то больше всего не нравится протестующим автор идеи — Ас-Сиси, а не столько сама идея «второго Каира».
Не успел президент Ирана прилететь домой, как М. Пезешкиана ждали свои сюрпризы — 800 тыс. реалов (80 тыс. туманов) к доллару США. Сейчас пишут, что в Иране «обвал валюты», но тут дело не в обвале.
Действительно масштабное ослабление произошло в октябре 2022 г. — феврале 2023 г. (с 28 тыс. до 57 тыс.), дальше всё снижалось более-менее плавно до нынешних 75 тыс. и выше в ноябре-декабре.
В Иране четыре валютных цены: официальной покупки, официальной продажи, официальной льготной продажи и цена неофициальная. С последней стараются бороться, но «в уме» ее всегда учитывают как реальный фактор сбережений населения в условиях перманентного валютного дефицита.
Вот те самые 80 тыс. туманов — это своего рода психологическая черта, за которой ставки грозят перейти в неофициальные 2 млн. риалов за 1 доллар. Раньше рынок отвечал, к примеру, «странными ценами» на частные услуги, правительство — ограничениями на внутренние переводы. Но сейчас особо и ограничивать сложно — и так 50-60 долл. максимум.
Все иранские протесты опосредованно связаны с колебаниями долларовой массы на внутреннем рынке. Это не причина, но одна из традиционных предпосылок. Обвалы там случаются не впервой, так почему сейчас это опасно, а тогда, даже при сильном обрушении, критической ситуации не наступало?
Потому что сами по себе торговые ворота, которые обеспечивали циркуляцию товаров и валюты, работали, система держалась и подстраивалась, а сейчас после «перевертыша Сирии» циркуляция нарушена. Вот поэтому для Тегерана этот кризис опасней прошлых, хоть и обвал «всего» 15–20%, а не 100%, как пару лет назад.
Где должна быть пауза и где - активная позиция
Иран пока цепляется за участие в вопросах «сирийского урегулирования». Из активной позиции он после удара в начале декабря старается не выходить. То на саммите в Дохе говорит, то сейчас в Каире. Была бы возможность, собрался бы на мероприятие и в иорданском Аммане, активна оманская переговорная площадка.
Для России сейчас активничать именно по Сирии имеет смысл только в плане обеспечения спокойного выхода из Сирии основным составом и аналогичного спокойного же обсуждения чего-то вроде ПМТО на основе еще старых договоров. В Сирии большим ни помочь себе, ни тому же Ирану мы не в силах, скорее наоборот.
Тогда какова же должна быть «кооперативная стратегия»? Обычно все рассматривается с позиций либо выгодно нам, либо кому-то еще. Кооперативные модели тем и сложны, что простых решений в них не бывает.
Для Ирана сейчас самый главный, самый острый вопрос — стабилизировать циркуляцию долларовой массы, которая получила такой удар на сирийском караванном направлении. Если Иран с этим не справится и по эффекту домино пойдут удары по иракской торговле, то за социальную стабильность в Иране можно будет беспокоиться по-настоящему.
Дать Ирану возможность такой стабилизации в условиях, когда активные игроки заняты перевариванием Сирии, означает дать соседям возможность сократить ресурсы там, где они находились в положении перспективных инвестиций, а торговые возможности усилить с пользой для себя.
Иран сейчас не понимает, как снабжать Ливан. Это не просто проблема, а большая проблема. Россия может часть сырьевой контрактной базы пока перевести на себя. Это тоже кредитная нагрузка, но она хотя бы решаема. В отличие от проектов вроде «бесплатного снабжения голодающих».
Мало кто знает, но Россия и Иран довольно близко работают в Африке, где у Москвы пока более чем адекватные позиции. Иранские проекты — это Уганда, Кения, Буркина-Фасо, Зимбабве, но, что гораздо важнее, — Сенегал. Кто мешает, к примеру, там совместно протолкнуть проекты по покупке иранских вооружений?
Мы сами их все равно продавать в масштабе не можем, а поучаствовать в процессе роста иранской выручки можем вполне. Больше Ирана в Африке, меньше в Африке Турции, которая, если ей не поставить блок, нас вместе с США из Африки будет выдавливать. Иран следом. Кто же мешает работать кооперативно, а Иран сохранит часть ценных сегодня инвестиционных средств для внутреннего использования.
Иран очень зависит от торговли с Ираком и Иракским Курдистаном, но Россия никогда не стремилась использовать возможности в езидском регионе Иракского Курдистана. Между тем, это торговый узел, где завязаны интересы и курдов, и арабов, иранцев и турок. Сохранить часть из этого торгового маршрута мы можем вполне — для себя на будущее, для Ирана в моменте.
У нас весь поток импорта идет преимущественно через дальневосточные ворота, отчасти Новороссийск и Балтику. Но если мы столько лет говорим о том, как важен и как же нужен МТК «Север — Юг», то почему приличную часть не экспорта, а именно импорта не отправить через иранские порты с юга на север.
Инфраструктура, дескать, слабая, но она и не будет сильной, пока нет товаропотока. Так и будут отчитываться ведомства, что за истекший год оборот России и Ирана составил +-4 млрд. долл. Нет оборота, сделайте транзит, будет транзит — будет логистика.
Иран сейчас подходит к той точке, когда расчеты во внутренних валютах становятся бессмысленными. Его реальный курс все равно привязан к доллару, приток долларовой массы под угрозой. Единственный реальный выход — сырьевые зачеты на базе нефти.
Это совершенно не выход в стратегии, но облегчение нагрузки на конкретный период. На столько-то долларов оказал услуг Иран за отчетное время, на столько же получил сырья, аналогично и обратно.
Т.е. варианты облегчения нагрузки на нашего соседа, при этом в кооперативной модели, синергично с задачами развития торгового коридора и без потери денег в виде дарения по тому же «абхазскому сценарию» есть, просто их надо брать и считать. И их гораздо больше приведенных выше.
Всё это означает, что в Сирии нам надо занять наблюдательное положение, Иран поддержать конкретно в определенных точках и там выступить активно, а общий договор о всеобъемлющем партнерстве придержать с обеих сторон до того момента, пока не будет понятен выход из позиции стороннего наблюдателя США и Китая.
Заключение (больше философское). О сложности работы через принцип «активно-пассивной позиции» и значении игровой карты «Шут»
Сказать, что большая политическая карта принципиально меняется, пока еще нельзя, но вот условия для таких изменений закладываются вполне серьезные.
Если бы США могли спрогнозировать, что триггером для создания таких условий станет их полугодовая пассивность, а не активная позиция, то сложно даже предположить, что было бы, уйди они в нее не под выборы, а раньше и сознательно.
Впрочем, пассивная позиция противоречит их мировосприятию, поэтому такой вариант мы вряд ли бы увидели. Оказалось, что для того, чтобы получить «новую Сирию», надо было вообще ничего не делать, не в смысле, что не делать только в самой Сирии, а вообще пустить все в регионе на самотёк.
Два года США обсуждали и «кочегарили», как нанести весомые удары по финансовой системе Ирана, проиранских сил в Ираке, Сирии и Ливане, интереснейшие стратегии выпускали, а «само» оно оказалось куда как эффективней, чем все разработки. Впрочем, стратегии им еще пригодятся.
Сирия в большой политической игре оказалась даже не картой «Джокер», а картой «Шут» или «Безумец», которая в изначальном смысле в первых раскладочных играх по принципу «1-0», «проявленное качество — непроявленное» — отдаленных вариантах итальянского прообраза «Таро», была картой игры непознаваемого, игры хаоса, который мешает карты.
Спящее «0» активирует до «1», активное переводит в пассив. Неожиданно и в случайной последовательности. Вот Сирия — это тот самый «Шут» в нынешней ближневосточной игре, который создает новые условия.
Кто быстрее всех сможет изменить свою стратегию и просчитать новые варианты — выиграет, кто не успеет — проиграет. Примеров «карты Хаоса» в истории на первый взгляд немало, но если отсечь из примеров те, где работает причинно-следственная связь, то число их сильно сократится, тем это и интересно.
Аналитики не переносят «фактор Шута». Шут их раздражает, впрочем, самого Шута это забавляет. Даже сейчас, при всей очевидности того, что к сирийскому сценарию ни один игрок не был готов, все стараются списать на планы «Великобритании и Турции» или «Великобритании и Израиля» — своего рода рефлексия. Потому что везде должна быть причина и пошаговая последовательность.
Делают они это зря, потому что «карта Хаоса» не предполагает рефлексии в принципе — это выбор между «активом» и «пассивом», но это не рефлексия. Пассив — это не бездействие, это наблюдение. Тот, кто рефлексирует и бездействует на самом деле, проигрывает.
Редко когда можно увидеть так четко, как сегодня, как пассивность и бездействие качественно различаются в политике. И это действительно своего рода искусство — не просто отличить одно от другого, но еще умудряться при этом принимать решения.
Михаил Николаевский
Оценили 14 человек
15 кармы