Владлен Чертинов
"Шторма" на СВО заменили "музыкантов". Если раньше заключённых по зонам набирали в ЧВК "Вагнер", то после её ликвидации их вербовкой занялось Минобороны. Преемственности между подразделениями никакой нет, тактика боевых действий разная. Чем "вагнера" похожи на "штормов", так это участием в самых жестоких "мясорубках" на фронте. Царьград продолжает рассказывать о том, как воюет “Шторм Z”. Сегодня — устами пулемётчика одного из отрядов, бывшего заключённого Александра Раздобудько.
В военкомате потеряли
Александр Раздобудько — бывший спортсмен. Кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике. Бегал на 100, 300, 500 метров — выступал за Москву и Московскую область. Параллельно занимался волейболом — играл за профессиональный клуб своего родного города Дмитрова. Отправной точкой в его судьбе стала срочная служба в армии.
Можно сказать, что Александр пошёл добровольцем. Он мог не служить: в военкомате его потеряли.
Так получилось, что я пропустил тот момент, когда нас в 15-16 лет ставили на воинский учёт. И, в отличие от других сверстников, не получал повесток — обо мне в военкомате даже не знали. Так что спокойно мог откосить. Но у меня отец и дядя — офицеры. И я тоже захотел пойти по их стопам. Сам явился в военкомат, когда исполнилось 18 лет. Думал: после армии пройду какое-нибудь обучение и буду служить уже профессионально,
— рассказывает он.
Его направили в образцово-показательную Таманскую дивизию. Там получил две армейские специальности — водитель-электрик и оператор-наводчик самоходной артиллерийской установки "Мста-С".
Отслужив срочную, остался в дивизии на контракте. Во-первых, потому что по-прежнему мечтал связать свою жизнь с армией, во-вторых, мечтал о квартире. Он жил в Дмитрове вместе с мамой. А в дивизии пообещали своё жильё.
Я был ещё молодой, ничего не понимал. Лишь потом разобрался, что квартиру дают, только если после первого контракта подпишешь второй. Да и то в ипотеку. А какая могла быть ипотека, если зарплату мне как рядовому в 2017 году платили 18 тысяч рублей? Жили мы в казарме вместе со срочниками и делали все то же самое, что они.
Александр контракт с Минобороны продлевать не стал. Но и жизнь на гражданке не заладилась. Вернувшись летом из армии в 20 лет, ничем толком не занимался, а потом подался в криминал — стал заниматься мелкими кражами. Уже в сентябре попался, и его посадили.
Зэков от "Шторма Z" прятали в карцере
Сумма украденного была небольшая — 20 тысяч рублей. У меня были хорошие характеристики, вину я признал, и потерпевший просил, чтобы меня не сажали. Но мне всё равно дали реальный срок — 1 год. Меня это только озлобило,
— продолжает Александр.
Отбыл свой маленький срок в колонии-поселении, но урока не усвоил. В 2021 году его посадили опять — уже на 4 года. По словам Александра, режим в колонии был даже не строгий, а строжайший:
Когда пришли представители Минобороны вербовать на СВО в отряд "Шторм Z" , мне оставалось сидеть 1 год и 9 месяцев. Но у меня уже не было моральных и физических сил там находиться. Я понимал, что на войне со мной может случиться все что угодно, но думал, лучше погибнуть там, чем морально умереть на зоне, потом выйти и непонятно как дальше жить.
Вербовщики честно предупреждали, что воевать им придётся штурмовиками в самых горячих точках и живыми вернутся далеко не все. Обещали зарплату 200 тысяч, страховку, выплату 3 миллиона за ранение, а главное, что через полгода они получат помилование — будут чисты перед законом и смогут начать новую жизнь. На такое предложение согласились около 200 заключённых из тысячи. Но потом большую часть отсеяли по их статьям или после сдачи анализов по болезням — у кого-то был ВИЧ, у кого-то гепатит. Ещё нескольких задержали по "производственной необходимости". На промзоне среди прочего делали подшипники для военной техники, и начальство не отпускало тех, кто умел работать на станках, хотя эти люди просились на фронт, и не раз, ещё когда приезжали вербовщики из ЧВК "Вагнер". Но служба безопасности их на это время прятала в карцере.
В итоге отобрали 42 человека от 30 до 50 лет. Я был, наверное, самый младший — 24 года. Статьи у всех разные — кто-то сидел за кражи, кто-то за грабёж, кто-то за убийство, — вспоминает Александр. — Кто-то шёл на войну за деньгами, кто-то за свободой, а кто-то отчаялся и не знал, что ему делать.
За два дня до отъезда на СВО Александр позвонил матери и отцу, которые уже давно в разводе. Мама была против решения сына, а отец-офицер, с которым он не общался до этого 10 лет, его поддержал. Сказал, что и сам хотел идти защищать Родину, да его не взяли по возрасту.
"На передовой нас не ждали"
Их отряд "Шторм Z" привезли на Луганщину в тренировочный лагерь. Александра стали учить на оператора огневой поддержки — то есть на пулемётчика.
Из недавних зэков сделали роту — 110 человек, поделили её на 5 взводов по 22 человека, в каждом — по пулемётчику. Последних обучали отдельно от всех.
Поскольку у меня есть армейский опыт, мне было полегче. А взрослым мужикам, которые сидели по много лет, впервые в жизни увидели автомат и уже через 17 дней их отправили на фронт, да ещё на самую переднюю линию, конечно, было тяжело — они вообще не понимали, что происходит. Их обучали азам — как стрелять и перезарядить автомат, как работать в лесу, как штурмовать окопы. Самым ценным в этом обучении была медицинская подготовка — как оказывать в бою помощь себе и другим.
Через 17 дней в мае 2023-го их отправили на передний край — в район Сватово. В полной экипировке посадили на БТР, привезли в какую-то лесопосадку. Там всюду летали дроны противника, и по прибывшим сразу же начался прицельный артобстрел.
Мы, даже не забрав вещи, спрыгнули с БТР и под огнём побежали прятаться в лес. Я успел только взять пулемёт. В лесу находились позиции, но нас не ждали — стали на нас кричать. Потому что даже командиры, которым нас передали в подчинение, не были предупреждены о нашем приезде. Мы разбежались по блиндажам. И ещё двое суток не могли забрать свои вещи из-за вражеского обстрела, который всё время, пока мы там находились, длился практически без перерыва — 24 на 7.
Линия фронта представляла собой 300-метровое поле, по обе стороны которого были лесопосадки. В одной сидели наши, в другой — украинцы. Взвод Александра занимал несколько блиндажей, сам он с помощником пулемётчика жил немного поодаль от остальных. Напарник был из его же колонии. В основном сидели безвылазно в блиндаже: дроны противника практически не давали передвигаться, по любому скоплению из двух человек сразу же шёл сброс гранаты.
С едой и медикаментами у них всё было в порядке, а вот с водой — очень плохо: на двоих с товарищем полуторалитровая бутылка на трое суток. У некоторых в их отряде началось обезвоживание.
В первый бой всей толпой
Двое суток вновь прибывшие просидели в блиндажах, не имея возможности забрать свои брошенные вещи. А ещё через двое суток их уже отправили на первый штурм. Все 110 человек разом — на участке фронта длиной в полкилометра пошли в атаку не какими-то мелкими группами, а фактически толпой — четырьмя взводами по 22 человека. Без раций. Без артиллерийской поддержки.
Атаковали, когда рассвело. Вся надежда была на них — пулемётчиков. На то, что они смогут прикрыть наступавших огнём, не дадут противнику поднять головы, а свои успеют за это время пробежать по полю 300 метров до вражеской лесопосадки.
Но задача это совсем не простая. В пулемётной ленте — 200 патронов, по словам Александра, их хватает на 7 секунд реального боя. У него было пять лент — 1000 патронов. Он хоть и здоровый парень, больше унести не мог — таскал на себе 50 кг вместе с броней, пулемётом и патронами. Да ещё, если ты беспрерывно выстреливаешь 200 патронов, у пулемёта сильно нагревается ствол. Если перегреется, его может заклинить. У Александра был запасной ствол, и он менял их каждые 10 секунд.
Офицер, который приходил и отдавал нам приказ идти в наступление, сказал, что украинцев на противоположной стороне около 100 человек, что у них нет бронетехники. Но, как выяснилось, это было не так. У них были БТР, и не в одном экземпляре. Они били по нам вместе с пулемётами и артиллерией — вели прицельный огонь: нас будто ждали и заранее знали, во сколько и какими силами мы пойдём на штурм. Поле перед нашими позициями было всё изрыто окопами, но совсем неглубокими — по колено: в них толком не спрячешься — видимо, это пытались окапываться участники предыдущих штурмов. Меня при росте 1 метр и 84 сантиметра, когда я садился за пулемет на колени, из такого окопчика было видно, как в тире.
Одному Богу известно, почему жив пулемётчик
В общей сложности в том бою он вёл огонь из пулемёта 4 минуты.
По правилам должен был постоянно менять позицию, но говорит, что в реальном бою это невозможно:
Кажется, что это легко и просто: пострелял с одного места, перебежал — пострелял из другого. Но когда ты стреляешь, по тебе тоже ведётся огонь. Ты просто прячешься, пережидаешь, в какой-то момент перезаряжаешься, меняешь ствол. Во время этих пауз помощник отстреливается из автомата. Пулемётчики — самая первая цель. Противник знает: если его уничтожить, весь остальной личный состав останется без прикрытия. По нам били из автоматов, пулемётов и РПГ. И только Господь Бог может знать, почему не попали.
Их отряду в том первом бою удалось преодолеть только 150-200 метров из необходимых 300. На глазах у Александра одни люди погибали, а другие стали сами, без приказа командования к отступлению возвращаться назад.
Недавно Царьград поведал историю другого бойца "Шторма Z" — Дмитрия Егорова. Он воевал под Марьинкой. Но в историях Дмитрия и Александра есть кое-что общее. Егоров рассказал, что они ходили в атаку неоднократно, всякий раз попадали под сильный обстрел, возвращались назад, но с каждым новым штурмом продвигались всё дальше. Это было похоже на компьютерную стрелялку: тебя убили, ты начинаешь игру заново, опять гибнешь, но с каждой новой миссией тебе удаётся продвинуться ещё немного вперёд, потому что за время предыдущих миссий ты всё лучше осваивался на местности, изучал противника, видел, откуда и из чего по тебе стреляют, где можно, а где нельзя прятаться. Так происходило и в реальном бою, но только вместо запасных жизней были запасные зэки — бойцы отряда "Шторм Z”. После каждой новой неудачной атаки их становилось всё меньше, но зато всё больше приобреталось боевого опыта и понимания, как лучше штурмовать противника на данном конкретном участке фронта.
Та же аналогия с компьютерной стрелялкой напрашивается и после рассказа Александра. В их первом неудачном штурме участвовало 110 человек. Живыми из него вернулись лишь 20.
Такое впечатление, что это была разведка боем,
— говорит Александр.
Но зато второй штурм прошёл с куда меньшими потерями и увенчался успехом. Через 10 дней к ним прислали новый "Шторм Z" – около 200 заключённых. И ещё через неделю опять ранним утром их бросили в атаку на ту же лесопосадку.
В этот раз всё было продуманнее. Главное, перед штурмом 15-20 минут работала наша артиллерия. Потом мы побежали вперёд. Атака длилась 5-10 минут. Возможно, в этот раз противник был застигнут врасплох, их ответный огонь был гораздо слабее. И они в основной своей массе стали сразу же убегать. Мы захватили их позиции в лесополосе, закрепились на них. И потерь в этот раз у нас было гораздо меньше. С моего взвода погиб лишь один человек,
— говорит Александр.
Через два дня его отправили на зачистку лесополосы, простиравшейся примерно на километр, — проверить, не остались ли в ней где-то ещё украинцы. Они шли ввосьмером и наткнулись на вражескую разведгруппу. Открыли перекрёстный огонь, закричали вэсэушникам, чтобы сдавались. Те закричали в ответ: "Сами сдавайтесь! Нас больше".
Но у одного из наших штурмовиков был прибор ночного видения, и мы знали, что их только двое. Мы с напарником обошли их справа, открыли огонь, они стали отступать, а в это время наша другая группа уже обошла их слева. Мы их взяли в кольцо — у них не было шансов...
"Дальше — как в фильме"
Александр признаётся, что у них с напарником были разногласия с командиром их взвода и некоторыми бойцами, которые не хотели идти на штурм — придумывали всякие отговорки: "я меня температура", "я мозоли натёр".
Мы с товарищем не были героями, но говорили, что это какой-то детский сад, и раз есть приказ, его надо выполнить. Однажды из-за этого поругались с комвзвода, и он отправил нас ночью дежурить на самый передний наблюдательный пост, причём не на два часа, как обычно, а на четыре. Мы с напарником были уверены, что он это сделал специально,
— рассказывает Александр.
Пост представлял собой наполовину засыпанный песком окоп. Они должны были следить из него за передвижениями противника и полётами дронов, докладывать обстановку постам, находившимся сзади.
Ровно в полночь по характерному звуку "работающей бензопилы" услышали подлетающую "Бабу-ягу". Спрятаться где-то поблизости было нельзя. Сбить из автомата её невозможно, из пулемёта — теоретически да, но для этого надо держать его на весу и стрелять вверх. Александр говорит, что прицельный огонь в таком положении вести нельзя, это получается только в кино у героев боевиков.
Была ночь. Но "Баба-яга" оснащена тепловизором и датчиком движения.
Когда она уже была над нами, мы приняли решение просто сгруппироваться в своем окопчике. "Баба-яга" сбросила 82-ю мину. Она упала в полуметре от меня справа. Я сидел на корточках. Дальше — как в фильме: моментально потемнело в глазах, оглушило, я увидел огненный грибок. И время будто замедлилось. Открываю глаза, вижу: товарищ пытается меня растрясти, а я все ещё сижу на корточках, хотя чувствую, что уже не сижу, а лежу. Сразу подумал: мне либо оторвало ноги, либо повреждён позвоночник. Товарищ снял с меня бронежилет, ощупал, говорит: "Всё в порядке. Не вижу никаких следов крови". А у меня сильные боли в спине, и я не чувствую ног. Не понимаю, что происходит.
Напарник побежал назад на другой пост за подмогой, чтобы вынести Александра. Но никто не рискнул с ним пойти. Тогда напарник вернулся и один тащил его волоком по земле 150 метров до ближайшего блиндажа. Туда пришёл врач, разрезал на Александре камуфляжный костюм, перевернул его на спину, осмотрел, сказал: "Тут только царапина. Не переживай, у тебя просто болевой шок".
Александр испытывал неимоверные боли, и при этом его постоянно клонило в сон. Напарник сделал ему укол обезболивающего, но легче не становилось. Через 7 часов прибежали парни из его взвода, отнесли на носилках на "ноль", там погрузили сверху на броню БТР и в сопровождении одного человека отправили в ближайшее селение, где был медпункт.
Так для бывшего заключённого Александра Раздобудько война закончилась. Но он тогда и подумать не мог, что на свободе, в тылу ему суждено будет пройти через испытания, которые ни в тюрьме, ни на войне и не снились. Что уже через год он окажется на краю гибели, и в последний момент, когда надеяться уже будет не на что, обретёт веру и встретит любовь, которые от этого края его отведут.
Оценили 15 человек
19 кармы