Лев КЛЕМЕНТЬЕВ
Под занавес русско-японской войны Токио санкционировал вторжение на российский Сахалин. В силу неравенства сил японцы быстро захватили эту территорию. Для населения острова оккупация обернулась трагедией. Не сдерживаемые никакими доводами морали, оказавшись вдали от корреспондентов зарубежных СМИ, японцы быстро показали свою истинную суть – Сахалин оказался залит кровью пленных и мирных жителей. Этот кровавый урок, который преподала нам сто двадцать лет назад японская военщина, не худо вспомнить и сегодня.
Фиговый лист отброшен
Самураи всегда зарились на Сахалин, считая его «исторически исконной японской территорией, несправедливо отнятой Россией». Этот огромный остров привлекал их выгодным географическим положением и богатством ресурсов – как геологических, так и рыбных в окрестных водах. Приступить же к его захвату в Токио смогли после поражений, нанесённых русской армии при Мукдене, а флоту – при Цусиме. После этих поражений защищать Сахалин стало, по сути, некем, кроме тех немногочисленных сил, что находились непосредственно на острове. Как известно, при царской власти Сахалин использовался в качестве каторги. К началу лета 1905-го на острове находились четыре батальона (страдавших от сильного некомплекта штатного состава). В помощь им были сформированы двенадцать дружин, укомплектованных добровольцами, амнистированными каторжниками и ссыльнопоселенцами – всем им выдали «берданки».
Боевая ценность этих отрядов была невелика, поскольку многие из тех каторжников, что вступили в их ряды ради обретения свободы, имели плохое здоровье, а некоторые откровенно отлынивали от службы. В итоге общая численность защитников Сахалина составила всего около 5800 человек. Эту плачевную в целом ситуацию не сильно поправила и присылка на остров из Хабаровска батареи из четырех пушек. Еще несколько орудий удалось снять с крейсера «Новик», погибшего у южного берега Сахалина летом 1904-го. Естественно, что столь ничтожные силы не могли обеспечить эффективной защиты 2000-километрового сахалинского побережья, отличающегося к тому же крайне сложным рельефом. Губернатор острова Михаил Ляпунов разделил свои силы на пять отрядов, которые, будучи не в силах противодействовать высадке противника, сразу после неё должны были перейти к партизанским действиям. Каждому отряду определялся свой собственный район действий.
Японцы отрядили для захвата Сахалина 13-ю дивизию под началом генерала Кэнсая Харагути, в его распоряжении имелось 14 тыс. человек при 18 орудиях. Их перевезли на Сахалин десять пароходов, охранявшихся эскадрой адмирала Ситиро Катоака.
7 июля две японских бригады высадились на берега залива Анива и двинулись на находившийся там пост Корсаковский (ныне город Корсаков). У села Параонтомари их встретил состоявший из 415 бойцов отряд под началом полковника Иосифа Арцишевского. Этот отряд оборонялся в течение почти семнадцати часов, а затем вынужден был отойти к селу Соловьёвка. Японцы заняли Корсаков, а вечером 9-го продолжили наступление на север. 10-го они заняли Владимировку (ныне Южно-Сахалинск) – и вот тут произошла первая трагедия, показавшая, сколь большая беда обрушилась на остров.
Стоит заметить, что до тех пор японцы старались вести войну в «белых перчатках»: попавшие в плен русские солдаты и моряки получали при необходимости своевременную медицинскую помощь и помещались в лагеря, условия в которых были вполне достойными. Однако подобное обхождение объяснялось не сколько соображениями милосердия, сколько тонким расчетом. Ведь на момент начала этой войны большинство населения так называемых «цивилизованных стран» сочувствовали именно русским, а не японцам. В начале XX века расовые предрассудки были очень сильны – и в Европе, и США (даже несмотря на то, что руководство Великобритании и Соединенных Штатов из соображений политической прагматики подыгрывало именно Японии) смотрели на русских, как на «братьев по расе», вступивших в бой с «бесчеловечными азиатскими варварами».
Японцам нужно было доказать, что они достойны того, чтобы войти в семью «цивилизованных народов». По этой причине они относились к русским пленным по-человечески, учитывая, что война уже велась под объективами фотокамер международной прессы. Но захват Сахалина проводился без свидетелей: стесняться было некого.
Массовые убийства и пытки
В захваченной Владимировке, как рассказывали впоследствии местный священник Алексей Троицкий и другие свидетели, оккупанты отвели до 150 человек в лес и там расстреляли. Трупы закопали небрежно – у некоторых из расстрелянных конечности остались торчать из земли. В числе жертв оказались сыновья некой Горбучинской, которым было соответственно девятнадцать лет и двадцать один год. Впоследствии при служении панихид с пожилой женщиной всегда случалась истерика, и она падала в обморок. Уроженец префектуры Аити Харада Содзиро, артиллерист 13-й дивизии, отметил в своей записной книжке: «11 июля (по новому стилю. – Авт.) мы заняли Владимировку. В этом бою более четырёхсот врагов попали в плен. Кроме дружинников и солдат, мы также расстреляли всех остальных. Когда я видел это, я чувствовал как радость, так и сострадание. Это была ужасная картина».
Арига Нагао, один из ведущих японских специалистов по международному праву, в своей книге цитирует отчёт офицера, сообщившего, что во Владимировке солдаты микадо пленили до 150 дружинников. Поскольку все они были в гражданской одежде, японцы сочли пленников преступниками и бродягами. Как свидетельствовал этот капитан, «допросили их и казнили примерно 120 человек». Позже количество жертв во Владимировке выросло. Как сообщает Троицкий, ужасная судьба постигла прислугу военного госпиталя и некоторых других поселенцев, изъявивших желание эвакуироваться на материк. Их японцы также отвели в лес и расстреляли; также имели место и случаи убийства отдельных лиц. Всего из гражданского населения Владимировки японцы убили около 300 человек. Троицкий негодовал: «Да неужели эту армию можно назвать культурной?»
Ещё одно преступление японцы совершили у реки Найбы, где с ними сражался партизанский отряд штабс-капитана Ильяса Даирского. Как много позже установил местный краевед Виктор Горобец и его юные воспитанники из клуба «Следопыт», дружинники Даирского выдержали два жестоких боя, в ходе которых уничтожили 150 японских солдат. Часть дружины полегла, а остальные во главе со штабс-капитаном Даирским были захвачены в плен и расстреляны. Пехотинец 13-й дивизии Ниия Синтаку (уроженец префектуры Фукуи) писал в родные места приятелю: «В двенадцать часов дня 30 августа мы столкнулись с врагами в верхнем течении реки Найбути и вели ожесточенный бой с ними в течение трёх часов. Загнанные в тупик, они выкинули белый флаг и сдались общим количеством 180 человек. 31 августа все пленные были расстреляны».
Машинист второй статьи крейсера «Новик» Архип Макенков позже вспоминал: «Кто разбежался, а кто остался. Японцы отняли винтовки и связали всех и штабс-капитана Даирского... Я отбился далеко в сторону, лежал в тайге за пеньком... Потом повели всех к Отрадному. Я – за ними... Японцы наших подгоняли штыками. Отвели пленных верст за двенадцать от того места, где был бой, и остановили...» Придя позже на место казни, Макенков увидел «похороненными... только штабс-капитана Даирского и зауряд-прапорщика Хныкина». Остальные лежали убитыми в тайге – 130 человек. В это время уже шли мирные переговоры между Россией и Японией. Отряд Даирского не дожил до подписания мирного договора всего пять дней.
Одним из героев, сложивших голову при защите Сахалина, стал штабс-капитан 243-го Златоустовского пехотного полка Бронислав Гротто-Слепиковский, командовавший ещё одним партизанским отрядом. Бронислав Владиславович, в распоряжении которого было 175 человек, выдержал долгий и жестокий бой с японцами у озера Тунайча на юге острова. «Сражение с японцами продолжалось до 11 часов ночи. День был ясный и жаркий. Во время сражения у нас было убито 11 человек и ранено 13 человек, а у японцев убито было около 300 человек, в том числе и их командир; мы сами ходили смотреть убитых японцев на другой день сражения. Японцы отступили обратно к Тунайчи в 11 часов ночи 20 июля – и до 28 июля за исключением их разведчиков мы японцев не видали», – делилась крестьянка Матрена Пиченежская (из ссыльных), служившая в отряде Гротто-Слепиковского сестрой милосердия. К слову, по свидетельству другой поселенки Татьяны Поюровской, японцы, поймав Залеванного, разведчика из дружины Гротто-Слепиковского, подвергли его пытке, требуя подробных сведений. В присутствии врача, контролировавшего процесс, в ноги несчастного втыкали штык, который затем вынимали и заклеивали рану пластырем – и так много раз. Затем пленного казнили.
Добивали раненых
Чтобы покончить с партизанами Гротто-Слепиковского, японцы подтянули войска и артиллерию. «Штабс-капитан Слепиковский с биноклем в руках стоял на валу и бесстрашно наблюдал за огнем, ободряя людей. Более двух часов длилось обстреливание. Около 9 час. утра одним из снарядов Слепиковский был поражен в поясницу и убит на месте; с ним поранено осколками четыре дружинника. Так пал этот честный воин – одиноко со своей дружиною державшийся тридцать пять дней в дебрях пустынного острова за 10,000 верст от родины и сражавшийся без всякой надежды на помощь, которая ниоткуда и никоим образом не могла к нему явиться», – свидетельствует очевидец.
Спустя 84 года после последнего боя Гротто-Слепиковского на этом месте были произведены раскопки, в ходе которых подтвердились факты убийства японцами раненых русских воинов. «В октябре-ноябре 1989 года вскрыта полуземлянка, получившая наименование "медицинский котлован". Она имела два входа – один вел в центр северного ложемента верхнего огневого яруса, второй выходил на правый фланг этого сооружения. Найденные у входа небольшое скопление гильз и две обоймы к винтовке "Арисака" тип 27 и характер повреждений останков и деформированные 6,5-мм винтовочные пули, найденные миноискателями под останками, говорили о том, что личный состав в ней был добит выстрелами от входа. Бинты, сохранившиеся на останках, специальная посуда, оборудование и положение тел свидетельствовали и о том, что в землянке находились раненые. Из неё извлечены и перезахоронены полные останки четырех человек и одни неполные» – гласит отчёт поискового отряда.
В июне-июле 1990 года раскопки возобновились. В двух метрах от упомянутой землянки поисковики обнаружили ещё одно дугообразное оборонительное сооружение с защитным валом по периметру и пандусом, обращенным в восток-юго-восток. «В северной части дугообразного окопа найдены полные останки восьми мужчин и одной женщины. И одни неполные, скорее всего, принадлежавшие останкам погибшего у входа в "медицинскую землянку" ополченца. Вскоре на бровке окопа обнаружили в дальнейшем ставшую типовой находку – россыпь из восьми стреляных гильз и два пустые обоймы от магазинной винтовки "Арисака" тип 27 – японские пехотинцы добивали тяжелораненых, по обыкновению стоя над окопом», – отмечали поисковики. Они с почётом похоронили найденных бойцов...
Чем объясняется такая жестокость оккупантов? «Известный ученый Маруяма Масао объясняет психологию японских солдат на передовой с помощью механизма "передачи репрессии". Система старшинства в японской армии была очень строга. Кроме императора (тэнно), над каждым японцем были старшие по званию. Таким образом, все всегда боялись подвергнуться репрессиям со стороны старшего. Чтобы освободиться от ежедневного ощущения угнетенности, они транслировали агрессию на младших, "передавая репрессию" рядовому составу. Как самые младшие солдаты освобождались от репрессии? Они находили "младших" на Сахалине, а именно каторжан. Японцы, как и русские власти, считали сахалинских поселенцев, в основной массе, преступниками. Таким образом, японские солдаты решили "передать репрессию" простым сахалинцам», – пишет японский историк Амано Наоки.
И по сей день в Японии не любят вспоминать о тех событиях. «Проведя подобную чудовищную с точки зрения международного права казнь, принимавшие это решение японские военачальники не только нарушили все существующие нормы человеческой морали, но и покрыли себя позором. Видимо, надеялись, что никто об этом не узнает. Не получилось. В самой Японии об этом негероическом эпизоде русско-японской войны до недавнего времени действительно мало кто знал, и знакомство с российскими документами, проливающими свет на те далекие события, произвело настоящую сенсацию среди японских историков», – отмечает сахалинский краевед Андрей Клитин.
Остаётся добавить, что трагедию 120-летней давности не только нельзя забывать, она нуждается в дополнительных исследованиях. Останки многих жертв тех страшных дней ещё лежат не найденными…
Оценили 4 человека
4 кармы