Запах Книг
Я помню этот запах — сухая пыль, нагретая солнцем до температуры кипятка. Узбекистан девяностых. Пыль оседала на ресницах, на губах, на языке, и даже вода из алюминиевого чайника казалась густой, как суп.
Мы жили как все — дом с виноградником, соседи разных национальностей. Мой отец — каменщик, мама — учительница русского языка.
У нас во дворе росла шелковица, а под ней в тени играли дети — и узбекские, и русские, и татарские. Мы делились лепёшками и арбузами. Никто тогда не думал, что всё это треснет, как старое стекло.
Но треснуло.
— Русский, вали в свою Россию! — кричали сзади, когда мы шли со школы.
— Нам без вас лучше будет! — добавляли другие, уже не пряча злость.
Сначала это были просто слова. Потом стали бить. Потом — убивать. И не за что. Не за политику, не за чужие земли, а просто за язык, за то, что в твоём дневнике буквы не такие.
Отец сказал тихо, но так, что я запомнил навсегда:
— Собирайся. Мы отсюда уходим.
— Куда? — спросил я.
— Домой.
— Но это же и есть дом.
Домом уже пахло страхом. Сосед-армянин исчез за ночь, его двор зарос крапивой. На воротах у других русских появилась свежая ржавчина от замков. Мама перестала надевать яркие платья и всё время смотрела в окно.
Мы уехали в старом автобусе, гружённом чемоданами и узлами, как корабль перед штормом. Уезжали в никуда. Бросили всё — виноград, шелковицу, мамины книги, отцовские инструменты. Даже фотографии. Страшно было останавливаться и страшно было ехать.
Годы прошли. Мы здесь, в России, снова начали с нуля. Пахали, учились, строили.
Казалось, всё это в прошлом, как плохой сон. Но однажды я стоял в очереди в магазине, и за спиной услышал знакомое:
— Давай быстрее, я спешу! — с акцентом, который не спутаешь.
Обернулся — и словно вернулся туда, в девяностые.
Теперь они здесь. И, что странно, те же лица, тот же тон. Только теперь уже они диктуют, как нам жить.
— Вай-вай, у нас так не делают!
— У нас праздник, мы будем шуметь всю ночь!
— В России надо уважать наши традиции!
И я вдруг поймал себя на мысли: когда-то мы бежали от этого в Россию. А теперь это пришло сюда само, без чемоданов, без страха. Пришло и расправило плечи.
Отец, если бы он был жив, наверное, сказал бы:
— История, сын, любит ходить кругами. Но мы всё время надеемся, что это прямая.
А я смотрю на их громкие компании во дворе и думаю: круг замкнулся. И только пыль — та же самая. Только теперь она уже не чужая, а своя, русская. Но оседает на губах так же горько.
И ведь самое обидное — никто никого не звал. Никто не писал приглашений на красивых бланках с гербами. Они сами приехали. Как вода в подвал, как ржавчина в щель — тихо, но вездесущно.
Мы, те, кто когда-то бежал от крика "Русский, вали!", теперь должны улыбаться, когда нам говорят: "Ты в гостях — уважай наши правила".
Где это видано, чтобы хозяин дома стеснялся говорить за столом на своём языке? Чтобы во дворе было стыдно слушать свою музыку, потому что "это их раздражает"?
И я всё думаю — может, это мы с вами и есть последние наивные. Всё ждём, что нас поймут, что будет честно и по правилам. А на деле — кто громче, тот и прав. И этот урок, похоже, нам ещё предстоит выучить. Желательно раньше, чем к нам придут и скажут: "Вали в свою Россию". Только куда мы тогда пойдём?
Оценили 49 человек
63 кармы