«Литературный герой на переломе эпох»

*напомнили в жж*

Перелом эпох — это смена формаций, ценностей и быта. Кто были всем, постепенно становятся ничем, и это трагическое умирание затягивается на годы, а иногда и на десятилетия. Соответственно, в литературе, в пространстве одного произведения, действуют две группы «хозяев жизни», бывших и нынешних. И, если они относятся друг к другу дружелюбно, то постоянно излагают друг другу свои системы ценностей и… никак не могут понять друг друга.

А жизнь тем временем идёт: «бывшие» потихоньку уходят в небытие, и новые хозяева жизни остаются один на один со своей растерянностью: эх, «жизнь удалась», а счастья нет, и спросить о смысле жизни уже некого.

В русской литературе существует два образцовых, в этом смысле, произведения — «Обломов» Гончарова и «Вишнёвый сад» Чехова. «Вишнёвый сад» — это усложнённый «Обломов», в которым Илья Ильич раздробился по крайней мере на полдюжины персонажей, главным из которых является, на мой взгляд, не Раневская, а Фирс, который, если вдуматься, и говорит всю правду о прежней системе ценностей: «Мужики при господах, господа при мужиках», что, собственно, и обеспечивает стабильность социальной конструкции. Но вот приходит Лопахин — и уже ничего непонятно: бывший мужик стал барином. Или не стал? Нет, барином он не стал. А кем он стал? — Хозяином? Ну, допустим. Ну так и в чём же выражается его власть? — «Вырублю вишнёвый сад, построю дачи». Ну, допустим. Вырубил, построил, получил доход. А с доходом что делать? — Вложить в дело, например, в железнодорожное строительство. А дальше что? — А дальше начнётся стремительное вырождение: кокаин, алкоголизм, разврат. Деньги есть — счастья нет. Эх, вернуть бы то время, когда были живы Раневская и Фирс, спросить бы их о том, почему каждый из них был по-своему счастлив… Поздно: вишнёвый сад давно вырубил, его господа и слуги давно упокоились, кто где, дачи выстроены, проданы, перепроданы, снесены, надстроены, перестроены — и туда приезжают жарить шашлыки скучные, тупые, измученные маятой и бессмысленностью люди.

Ну и ради чего было рубить вишнёвый сад? — Ради оборота денег? Допустим. Оборот денег в условиях товарного производства необходим, но разве он является целью, а не средством?

В «Обломове» действует свой Лопахин — Штольц, у которого, в отличие от Лопахина, никаких признаков грядущей неврастении и раздвоенности не наблюдается: он немец и протестант, и ему всё понятно — надо делать дело, а не киснуть; деньги не фетиш, а средство устроить себе и своей семье обеспеченную, достойную жизнь, чтобы не думать о том, откуда взять средства на путешествие в Италию или Швейцарию. Да, но если всё так просто, то отчего же Штольц постоянно теребит друга детства? — Только ли для того, чтобы его взбодрить и приобщить к новым социальным ценностям? Отнюдь. Штольц старается и ради себя: чтобы выяснить, отчего такой хороший, достойный человек, как Обломов, дезертирует с поля деловой активности. — Только ли оттого, что он ленивый? И Обломов ему объясняет: «Нет, я совсем не ленивый. Просто я не хочу жить в вашей системе ценностей, она кажется мне бессмысленной, сплошной мышьей беготнёй».

Святая правда. И Штольцу, хоть он немец и протестант, с этим приходится согласиться. И именно поэтому он берёт себе на воспитание сына усопшего друга — не просто из филантропии, а из затаённой иллюзии, что де, вот, Андрюша Обломов вырастет, и в нём возродится усопший Илья Ильич и таким образом, по одним лишь законам генетики, расскажет ему, «деловому человеку», какие высокие нравственные и эстетические ценности скрывала в себе Обломовка, которая молодому Штольцу представлялась царством сна и застоя. ©