ГАЗА.
В Соединенных Штатах нам и в голову не пришло бы оперировать кого—либо без согласия, не говоря уже о истощенной и едва приходящей в сознание 9-летней девочке в состоянии септического шока. Тем не менее, когда мы увидели Юри, мы именно так и поступили.
Мы понятия не имеем, как Юри оказался в предоперационной Европейского госпиталя в Газе. Все, что мы могли видеть, это то, что на левой ноге у нее был внешний фиксатор — каркас из металлических штифтов и стержней, а кожа на лице и руках омертвела от взрыва, разорвавшего ее маленькое тельце в клочья. Одно прикосновение к ее одеялам вызывало крики боли и ужаса. Она медленно умирала, поэтому мы решили рискнуть и ввести ей анестезию, не зная точно, что мы обнаружим.
В операционной мы осмотрели Юри с головы до ног. У этой красивой, кроткой маленькой девочки не хватало двух дюймов левой бедренной кости, а также большей части мышц и кожи на задней поверхности бедра. С обеих ее ягодиц была содрана кожа, разрезав плоть так глубоко, что обнажились нижние кости таза. Когда мы проводили руками по этой топографии жестокости, личинки комьями падали на операционный стол.
- Господи Иисусе, - пробормотал Фероз, когда мы смывали личинок в ведро, - она всего лишь гребаный ребенок.
Мы оба - хирурги-гуманитарии. За 57 лет совместной волонтерской деятельности мы провели более 40 хирургических операций в развивающихся странах на четырех континентах. Мы привыкли работать в зонах стихийных бедствий и военных действий, быть в близких отношениях со смертью, резней и отчаянием.
Ничто из этого не подготовило нас к тому, что мы увидели в Газе этой весной.
Постоянное выпрашивание денег, недоедающее население, открытые канализационные стоки — все это было знакомо нам, врачам-ветеранам в зоне боевых действий. Но добавьте к этому невероятную плотность населения, огромное количество детей с тяжелыми увечьями и ампутированными конечностями, постоянный гул беспилотных летательных аппаратов, запах взрывчатки и пороха — не говоря уже о постоянных сотрясающих землю взрывах - и неудивительно, что ЮНИСЕФ объявил сектор Газа “самым опасным местом в мире". Для детей.”
Мы всегда были там, где в нас больше всего нуждались. В марте было очевидно, что это место - сектор Газа.
Мы никогда не встречались до этой поездки. Но мы оба почувствовали призвание служить, поэтому собрали чемоданы и оставили наши жизни в Калифорнии и Северной Каролине.
Мы приземлились в Каире около полуночи и встретились с остальными членами нашей группы из 12 человек: медсестрой скорой помощи, физиотерапевтом, анестезиологом, еще одним травматологом, хирургом общей практики, нейрохирургом, двумя кардиохирургами и двумя врачами-реаниматологами. Все мы добровольно согласились сотрудничать со Всемирной организацией здравоохранения через Палестино-Американскую медицинскую ассоциацию.
Мы были единственными хирургами в группе, имевшими опыт работы в зонах стихийных бедствий. Кроме того, мы были единственными в поездке, кто не говорил по-арабски, не имел арабского происхождения и не был мусульманином.
Марк - хирург-ортопед, выросший в еврейской семье в Пеннс-Гроув, штат Нью-Джерси.
Ферозе - хирург-травматолог, который вырос в семье парсов во Флинте, штат Мичиган, и после окончания колледжа работал в палестино-еврейском кооперативе в Хайфе.
Никто из нас не является религиозным. Ни у кого из нас нет никакой политической заинтересованности в исходе израильско-палестинского конфликта, кроме желания, чтобы он закончился.
В 3:30 утра мы погрузили в фургоны сотни сумок с припасами, которые привезла наша группа, и присоединились к гуманитарному конвою, в состав которого входили представители ЮНИСЕФ, Всемирной продовольственной программы, организации "Спасем детей", "Врачей без границ", Оксфама и Международного медицинского корпуса, направлявшегося в Рафах, (в настоящее время закрыт) контрольно-пропускной пункт между Египтом и Газой.
Зрелище тысяч и тысяч полуприцепов, припаркованных вдоль шоссе на протяжении почти 30 миль, было поистине впечатляющим - колонны с гуманитарной помощью превратились в неподвижные стены туннеля, ведущего нас в Газу. Передвижение по Синаю замедляется из-за полудюжины египетских военных контрольно-пропускных пунктов на полуострове; через 12 часов мы, наконец, прибыли на место в середине дня.
Контрольно-пропускной пункт в Рафахе функционирует как сельский американский аэропорт: один сканер багажа, странные процедуры и минимум удобств. Сканирование медицинских и гуманитарных грузов из десятков гуманитарных бригад по одной сумке за раз было неэффективным. Но это был единственный надежный способ доставить что-либо в Газу.
Как отметил сенатор-демократ от штата Орегон Джефф Меркли, выступая в Сенате, процесс согласования помощи с израильскими властями непрозрачен и непоследователен.
“Товары, которые разрешены в один прекрасный день, могут быть отклонены на следующий...”.
По этой причине все просто взяли с собой все, что могли, в качестве личного багажа — даже хирургическое оборудование, — заплатив непомерную плату за провоз багажа авиакомпаниями, вместо того чтобы перевозить его со всем грузом..
Теперь, когда Рафах закрыт, даже этот маршрут для пополнения запасов в больницах Газы перекрыт. (Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, который не проявляет никаких признаков отступления, планирует выступить в Конгрессе США в понедельник. Он также встретится с вице-президентом Камалой Харрис.)
Наконец, после 10 часов вечера мы отправились на Салах ад-Дин-роуд, знаменитую “дорогу смерти” в Газе.
Дорога Салах-эд-Дин - главная магистраль сектора Газа, ведущая с севера на юг. Чтобы пересечь ее, необходимо прибегнуть к чрезвычайно неэффективному процессу, называемому “урегулирование конфликтов”. Тот факт, что “деконфликтизация” настолько ненадежна, объясняет, почему, по мнению Международного комитета спасения, “Газа является самым опасным местом в мире для оказания гуманитарной помощи”. Это работает примерно так: COGAT — ведомство Министерства обороны Израиля, осуществляющее координацию между израильскими вооруженными силами и гуманитарными организациями, — соглашается, что не будет атаковать движение на определенном маршруте в течение определенного периода.
Эта координация осуществляется с помощью — чего еще? — приложения для смартфона. Когда в приложении загорается зеленый свет, у вас есть 15 минут, чтобы проехать по указанному маршруту и сойти с него, и вы можете запрашивать разрешение на проезд по определенному маршруту только каждые три часа. После 40-минутного ожидания мы получили разрешение, и наши водители включили газ, лавируя между пешеходами и ослами по всей дороге.
Незадолго до полуночи мы, наконец, прибыли в пункт назначения — Европейскую больницу в Газе, где нас встретило море детей, все они были ниже ростом и худее, чем должны были быть. Несмотря на их радостные крики при встрече с новыми иностранцами, мы слышали жужжание израильских беспилотников над головой. Мы направились в наши жилые помещения — половина нашей команды спала в одной комнате в соседнем Палестинском колледже сестринского дела, в то время как другая половина - в одном из отдаленных отделений больницы для ухода за пациентами — и провели нашу первую ночь под непрерывными, сотрясающими помещение бомбардировками.
Все время, пока мы были там, мы жили в постоянном страхе, что Израиль вторгнется в больницу. К счастью, мы так и не увидели ни одного бойца, израильтянина или палестинца.
К моменту нашего прибытия 59 процентов всех больничных коек в Газе были уничтожены, в то время как оставшиеся частично функционирующие больницы работали на 359 процентов от их фактической вместимости. Всемирная организация здравоохранения описывает их как “частично функционирующие”.
Европейская больница расположена на юго-восточной окраине Хан-Юниса; обычно это одна из трех больниц, предоставляющих плановые общие, ортопедические, нейрохирургические и кардиохирургические услуги городу с населением 419 000 человек на юге Газы. Сейчас он функционирует как единственный травматологический центр для более чем 1,5 миллионов человек, что является невыполнимой задачей даже при самых благоприятных обстоятельствах. Это, вероятно, самый безопасный и обеспеченный ресурсами городской квартал во всем секторе Газа, и все же его ужасы не поддаются описанию.
Мы впервые обратили внимание на переполненность: в больницу на 220 коек было помещено 1500 человек. Палаты, рассчитанные на четырех пациентов, обычно вмещали от 10 до 12 человек, и пациенты размещались во всех возможных помещениях: в радиологическом отделении, в местах общего пользования, везде. Затем мы заметили, что 15 000 человек укрылись на территории больницы и внутри нее — они выстроились в ряд и даже заблокировали коридоры, палаты, ванные комнаты и гардеробные, лестницы, даже помещения для стерильной обработки и приготовления пищи, а также сами операционные. Сама больница представляла собой лагерь для перемещенных лиц.
Затем появились запахи: в отделениях интенсивной терапии пахло гнилью и смертью; в коридорах воняло, как на кухне, наполненной нечистотами; на территории больницы пахло нечистотами и отработанными взрывчатыми веществами. Только операционные были относительно чистыми.
Именно так, по нашему представлению, должны были выглядеть и пахнуть первые недели зомби—апокалипсиса.
Во время экскурсии по больнице мы заглянули в одно из отделений интенсивной терапии и обнаружили там нескольких детей дошкольного возраста, поступивших с огнестрельными ранениями в голову.
Кто-то может возразить, что ребенок мог быть непреднамеренно ранен в результате взрыва или, возможно, даже забыт, когда Израиль вторгся в детскую больницу и, как сообщается, оставил младенцев умирать в отделении интенсивной терапии для детей.
Огнестрельные ранения в голову - это совершенно другое дело.
Мы начали видеть множество детей, в основном подростков, которым стреляли в голову. Они продолжали медленно умирать, но на смену им приходили новые жертвы, которым также стреляли в голову и которые также продолжали медленно умирать. Их семьи рассказали нам одну из двух историй: дети играли внутри, когда в них стреляли израильские военные, или они играли на улице, когда в них стреляли израильские военные.
(Армия обороны Израиля не ответила на конкретные вопросы по этому сюжету, но в заявлении, отправленном по электронной почте, говорится: “Армия обороны Израиля стремится уменьшить ущерб гражданскому населению во время оперативной деятельности. Исходя из этого, Армия обороны Израиля прилагает огромные усилия для оценки и учета потенциального сопутствующего ущерба среди гражданского населения в ходе своих ударов”.)
Когда мы познакомились с палестинскими врачами и медсестрами, работающими в больнице, стало ясно, что они, как и их пациенты, были физически и психически нездорово. Похлопывая кого-либо по спине, вы опускаете руку между двумя открытыми лопатками на обнаженный позвоночник. В любой комнате можно было встретить сотрудников с желтушными глазами - верный признак острой инфекции гепатита А в таких кошмарных условиях.
У многих сотрудников не было чувства срочности и зачастую отсутствовало сочувствие, даже к детям. Поначалу это застало нас врасплох, но мы быстро поняли, что наши палестинские коллеги-медики были одними из самых травмированных людей в секторе. Как и все палестинцы в Газе, они потеряли членов семьи и свои дома. Действительно, почти все они теперь жили в больнице и ее окрестностях со своими оставшимися в живых родственниками. Хотя все они продолжали работать по полному графику, с 7 октября им не платили зарплату; заработная плата в секторе здравоохранения выплачивается базирующейся в Рамалле Палестинской администрацией, и во время израильских нападений ее всегда прекращают.
Многие сотрудники работали в больницах Шифа (Индонезийская больница), но они (Цахал) ее разрушили.
Врачам повезло — они выжили в результате нападений. С 7 октября в Газе погибли по меньшей мере 500 медицинских работников и 278 гуманитарных работников, занимающихся оказанием гуманитарной помощи. Среди них был доктор Хаммам Алло, 36-летний нефролог из больницы Шифа, который отказался эвакуироваться, когда Израиль осадил больницу в октябре.
31 октября в интервью Эми Гудман для Democracy Now! врач рассказал о том, почему он решил остаться: “Если я уйду, кто будет лечить моих пациентов? Мы не животные. Мы имеем право на получение надлежащей медицинской помощи. Поэтому мы не можем просто уйти”. Одиннадцать дней спустя доктор Алло был убит в результате израильского авиаудара по его дому вместе с тремя членами его семьи.
Среди медицинского персонала, пережившего нападения на больницы в Шифе, многие были вывезены из этих больниц израильскими военными. Все они рассказали нам несколько иную версию одной и той же ужасной истории: в неволе их почти не кормили, над ними постоянно издевались и в конце концов бросили голыми на обочине дороги. Многие говорили, что их подвергали инсценированным казням и другим формам жестокого обращения и пыток.
После того, как его дом был разрушен, а его семье угрожали, директор Европейского госпиталя бежал в Египет, оставив и без того перегруженную больницу без ее многолетнего руководителя. Это чувство беспомощности и дезориентации еще больше усугублялось постоянным распространением слухов о похищениях людей, передвижениях войск, поставках продовольствия, наличии воды и всего остального, что имеет значение для выживания и безопасности на территории, находящейся в осаде.
Отрезанные от внешнего мира и не имеющие доступа к достоверной информации о силах, контролирующих их жизнь или смерть, питание или голод, пребывание или бегство, слухи распространялись и усиливались.
Несколько сотрудников сказали нам, что они просто ждали смерти и надеялись, что Израиль покончит с этим как можно скорее.
2 апреля мы познакомились с Тамером. На его постах в Facebook изображен гордый молодой человек и отец, который стал медбратом, чтобы обеспечить двух своих маленьких детей, — немалый подвиг в стране с одним из самых высоких уровней безработицы в мире. Когда в ноябре прошлого года Израиль совершил налет на индонезийскую больницу, он помогал бригаде ортопедов в операционной. Он отказался оставить своего пациента, находящегося под наркозом. По его словам, израильские солдаты выстрелом в ногу сломали ему бедро. За ним ухаживала его собственная бригада ортопедов, установив внешний фиксатор, чтобы стабилизировать его раздробленную ногу.
Затем, как рассказал нам Тамер, израильтяне пришли в его больничную палату и забрали его, но куда именно, он не знает. Он рассказал нам, что в течение 45 дней его привязывали к столу, каждый день, а иногда и через день, давали по упаковке сока и отказывали в медицинской помощи из—за перелома бедра.
В течение этого времени, по его словам, его избивали так сильно, что у него был поврежден правый глаз. Из—за недостаточного питания у него развился остеомиелит — воспаление самой кости - в сломанной бедренной кости. Позже, по его словам, его бесцеремонно выбросили голым на обочину дороги. С металлом, торчащим из его инфицированной и сломанной ноги, и правым глазом, вывалившимся из черепа, он прополз две мили, пока кто-то не нашел его и не доставил в Европейскую больницу.
(Армия обороны Израиля не стала отвечать на конкретные вопросы по делу Тамера, но вместо этого отправила по электронной почте пресс-релиз, в котором прокомментировала сообщение другого сми о жестоком обращении с задержанными и пытках в Sde Teiman. В нем Армия обороны Израиля отрицала жестокое обращение с задержанными.)
Когда мы встретились с Тамером в больнице на лечении, все, что от него осталось, - это обезображенные очертания человеческого существа, его тело было искалечено насилием, глаз был удален хирургическим путем, а разум преследовали пытки. Человек, который когда—то исцелял других, был вынужден постоянно выпрашивать обезболивающие, во всем полагаться на других и задаваться вопросом, живы ли его жена и дети.
Почти все наши пациенты прибыли во время массовых мероприятий по оказанию помощи пострадавшим. Хан-Юнис, город на юге Газы, с декабря находился в осаде и подвергался бомбардировкам. К моменту нашего прибытия 25 марта в городе проживали как перемещенные лица с севера, так и местные жители, которые не бежали на юг, в Рафах, несмотря на угрозы Израиля в их адрес. (Израильские военные часто разбрасывают листовки или отправляют сообщения с требованием к палестинцам в Газе покинуть свои дома или убежища.) Большие семьи часто концентрируют свое внимание в как можно меньшем количестве зданий. Они сказали нам, что надеются, что, собравшись вместе, они будут в безопасности — или, по крайней мере, что умереть вместе предпочтительнее, чем по отдельности.
Мы заметили, что бомбардировки, по-видимому, достигали своего пика во время ифтара, когда семьи собирались вместе, чтобы прервать пост во время Рамадана, раздавая все, что у них было под рукой.
В основном обстрелам подвергались пустые здания, но когда попадали в жилые, мы видели множество жертв. Те, кто добрался до нас живым, соответствовали очень специфическим критериям: они оказались запертыми в той части обрушившегося здания, которая была доступна для людей, копающих руками, и их травмы были недостаточно серьезными, чтобы они умерли в течение нескольких часов, которые потребовались для их освобождения.
Израа, 26-летняя женщина со светлым цветом лица и тихим голосом, прибыла на наше первое массовое мероприятие около 4 часов утра на второй день нашего пребывания в Газе. В суматохе никто не мог перевести для нас, поэтому нам пришлось импровизировать, пока она безудержно рыдала на носилках. Все связки в ее правом колене были порваны; у нее было три открытых перелома на обеих ногах; и огромный кусок левого бедра был оторван. На обеих ее кистях были ожоги второй степени, а лицо, руки и грудь были усеяны осколками. В результате того же инцидента девочка-подросток поступила со смертельной черепно-мозговой травмой (она скончалась на следующее утро), а 7-летний мальчик - с разрывом селезенки (он выздоровел через несколько дней).
Мы отвезли Исрау в операционную.
В Соединенных Штатах или Израиле это заняло бы 5 минут, но в самой функциональной больнице Газы на то, чтобы доставить ее туда, ушло более часа - при работе в таких стесненных условиях просто не было возможности быстро доставить пациента с травмами в операционную. Во время операции мы вправили ее сломанную бедренную кость, большеберцовую кость и лодыжку с помощью внешних фиксаторов, исследовали поврежденную артерию, вырезали куски омертвевшей ткани из обширной раны на бедре и обожженных рук (процедура, известная как санация) и остановили кровотечение.
Трем опытным хирургам потребовалось почти четыре часа, чтобы сделать все это. В течение следующих 24 часов мы почти непрерывно находились у ее постели, зная, что от травмированного и измученного местного персонала невозможно ожидать надлежащего ухода за ней.
После трех дней, проведенных в больнице, Исраа, мать четверых детей, рассказала нам, как она была ранена: ее дом подвергся бомбардировке без предупреждения. Она видела, как все ее дети умирали у нее на глазах, когда на них обрушился потолок. Ее родственники подтвердили, что вся ее ближайшая семья была погребена под обломками их дома.
У нас не хватило духу сказать Исраа, что некоторые из ее детей, вероятно, в тот момент были еще живы и умирали невообразимо жестокой смертью от обезвоживания и сепсиса, запертые в одиночестве в черной как смоль могиле, которая днем превращается в духовку, а ночью - в морозильную камеру.
Страшно подумать, сколько детей погибло подобным образом в Газе.
Два дня спустя, когда мы ждали в предоперационной, одна из медсестер указала на худенькую и явно больную девочку. “Вы можете ее оперировать?” - спросила она.
“Кто это? Мы никогда раньше ее не видели”.
- Осмотрите ее , - сказала медсестра, пожимая плечами и уходя.
Так мы познакомились с Джури, (Юри) 9-летней девочкой с ужасающими травмами.
Вымыв личинок, мы уложили ее на правый бок и приступили к работе. Мы срезали четыре фунта мертвой плоти, промывая ее раны так тщательно, как только могли. Затем мы перевязали ее и отправили на следующий день на повторную обработку.
“Вайн баба?” (где папа?) - едва слышно спросила она, проснувшись.
Мы заверили ее, что он скоро придет.
“Вы лжете”, - спокойно сказала она нам. “Он, должно быть, мертв”.
Как оказалось, отец Юри не умер. Мы нашли его в педиатрическом отделении больницы, где он ждал ее. Это был любящий и нежный человек, который каждый день целыми днями рыскал по стране, охваченной голодом, в поисках чего-нибудь, что согласилась бы съесть его драгоценная дочь.
Он рассказал нам, как Джури была искалечена: семья эвакуировалась из Хан-Юниса в Рафах, как того требовал Израиль.
Он и его жена оставили семерых детей с бабушкой и дедушкой, а сами отчаянно искали еду и воду. Когда они вернулись в разбомбленный и разрушенный дом, то все их дети были тяжело ранены или убиты. Оставшиеся в живых братья и сестры Джури находились в другой больнице вместе со своей матерью.
В течение следующих 10 дней в ходе серии операций четыре хирурга, насколько это было возможно, восстановили Юри, обработав ее раны, сблизив два конца бедренной кости, чтобы закрыть разрыв в мышцах ноги, и поставили ей колостому, чтобы фекалии больше не загрязняли ее раны. Чтобы иметь хоть какой-то шанс на полное выздоровление, Юри понадобятся еще десятки часов под ножом и дни в специализированном педиатрическом отделении интенсивной терапии, которого в Газе больше нет.
А для Джури “полное выздоровление” означает пожизненную тяжелую инвалидность.
И все же, несмотря на весь этот ужас, были моменты просветления. Мы испытали огромную радость, увидев, как личность Джури вновь проявилась, когда ее сепсис прошел. Вместо того чтобы кротко звать “баба” и кричать от боли, когда к ней прикасались, она теперь вела себя как сообразительная 9-летняя девочка, которая знала, что ее папа у нее в кармане. С тех пор она отказывалась принимать успокоительные, если он не обещал ей медовую дыню, а после этого - телефонные звонки с ее братьями и сестрами, к черту голод и перебои в сотовой связи!
4 апреля двое маленьких братьев и сестер, Рафиф и Рафик, прибыли в отделение неотложной помощи. В результате авиаудара в городе Газа в начале войны погибли их мать и еще 10 членов их семьи, а их незрелые и истощенные тела были повреждены. Оба они проходили лечение в больнице Шифа в городе Газа, когда в марте Израиль совершил второй налет на больницу.
Британская благотворительная организация "Медицинская помощь палестинцам" неоднократно просила Израиль разрешить МАП эвакуировать этих двух тяжелобольных детей из Шифы.
Израиль неоднократно отказывал, согласно МАП. Возможно, предчувствуя, что должно произойти, родственники детей каким-то образом вывезли их из больницы, погрузили на повозку, запряженную ослом, и в течение двух дней шли пешком на юг, пока не добрались до Европейской больницы. Братья и сестры прибыли в больницу, где им все еще ставили капельницы.
У Рафиф, энергичной 13-летней девочки с ясными глазами, была хроническая язва на ампутированной правой голени, внешний фиксатор на том, что осталось от правой ноги, и недоедание, о чем свидетельствовали ее осунувшееся лицо и глубоко посаженные глаза. Тем не менее, серьезных осложнений у нее не было.
При наличии доступа к продовольствию, надлежащего ухода за раной и последующего хирургического лечения — ни одно из которых не гарантировано, но возможно — она могла выжить.
Но ее брат, 15-летний Рафик, был настолько истощен, что едва мог говорить. В результате взрыва, который оторвал ногу его сестре и убил его мать, шрапнель также попала ему в живот, разорвав внутренности на части. У него были открытые раны на ягодицах, из-за которых он не мог лежать на спине или сидеть прямо, и сломанное левое плечо, которое так и не зажило. Он кричал от боли при любой попытке осмотра и был постоянно напуган.
Мы попросили больницу поместить Рафика на зондовое кормление — закачивание питательных веществ в его желудок до тех пор, пока он не окрепнет настолько, чтобы питаться самостоятельно, — но в больнице не было оборудования, необходимого для этого простого вмешательства, а больницы, которые имели такие базовые возможности, были разрушены.
Мы посоветовали семье Рафика поискать продукты, которые он мог бы съесть, и понемногу кормить его в течение дня, но мы знали, что даем им ложную надежду. Если его не эвакуируют из Газы, он наверняка умрет из-за нехватки кусочка пластика стоимостью 11 долларов и протеинового коктейля.
В начале войны в Газе насчитывалось 3412 больничных коек неотложной помощи, что составляло 1,5 койки на 1000 человек, по сравнению с 7,3 койками на 1000 человек в Украине. После широкомасштабного разрушения больниц в Газе в настоящее время насчитывается около 1400 больничных коек неотложной помощи для 2,2 миллиона человек, более 88 000 из которых были серьезно ранены в результате применения военного оружия за последние восемь месяцев.
С учетом медицинских ресурсов, оставшихся в Газе, лечение 88 000 рафифов, рафиков, юриев и израильтян заняло бы десятилетия.
Как отметил Грегори Стэнтон, основатель некоммерческой организации Genocide Watch, миссия которой заключается в искоренении массовых убийств во всем мире, в своих показаниях по Мьянме в 2017 году: “Суды всегда начинаются после того, как геноцид закончился, и слишком поздно его предотвращать”.
У нас также не было иллюзий, что два американских врача смогут предотвратить это.
Мы оба страстно верим, что американцы как нация могут остановить происходящее.
Как американский еврей, Марк привык говорить всем, кому только может, что поддержка того, что Израиль делает в Газе, не имеет ничего общего с поддержкой иудаизма или израильского общества.
В тот момент, когда Соединенные Штаты прекратят военную помощь Израилю, бомбы перестанут падать, а войска будут выведены. Мы должны решить раз и навсегда: мы за или против убийства детей, врачей и персонала скорой медицинской помощи? Мы за или против уничтожения целого общества? Мы за голод или против него?
Мы за мир или против него?
Через две недели наше пребывание в Газе закончилось.
Но покинуть Газу изящно невозможно.
Когда мы передали Исрау на попечение канадских хирургов-ортопедов, она умоляла своих “американских врачей” не бросать ее. Мы дали ей успокоительное кетамин, чтобы в последний раз сменить повязку, а затем ускользнули, прежде чем она полностью пришла в сознание, зная, что у нас нет объяснений, почему она должна страдать в одиночестве, в то время как мы можем вернуться к своей жизни и семьям в свои страны.
Мы уехали в понедельник, сразу после восхода солнца.
Нас обоих мучило чувство вины; мы чувствовали, что не имеем права покидать Газу, что, уехав, а не оставшись там навсегда, мы оказались глубоко замешаны в этом массовом убийстве.
По сей день наша совесть не позволяет нам забыть о том, что мы решили уехать.
На границе в Рафахе мы снова столкнулись с группой детей. Поскольку у нас не было школы, которую нужно было посещать, они собрались вокруг нас, некоторые из них практиковались в английском. Одним из них был 9-летний мальчик Ахмед. Он всю свою жизнь рос на этой отчаянно бедной и осажденной территории и почти наверняка никогда не встречал никого, кто когда-либо бывал за пределами сектора Газа.
У него нет ни прошлого, ни настоящего, и если ничего не изменится, у него не будет будущего.
Мы оба задались вопросом: если ничего не изменится, где будет Ахмед 7 октября 2033 года?
2 июля Армия обороны Израиля приказала эвакуировать Европейский госпиталь в Газе и прилегающую территорию. Европейский госпиталь в настоящее время пуст и разграблен отчаявшимися людьми, пытающимися выжить.
Оценили 16 человек
31 кармы