За что на самом деле сожгли Джордано Бруно?

Великий итальянец имел оригинальные взгляды не только на астрономию, но и на религию..

Почему гениального ученого эпохи Возрождения отправили на костер? Потому что он утверждал, что Земля вращается вокруг Солнца и вообще круглая? 

"А вот и нет – погиб он вовсе не из-за приверженности гелиоцентрической системе" - (вранье как обычно, но не буду забегать наперед, сами читайте)

****

Бруно Ноланец

Ученый и доминиканский монах был известен еще и под этим именем, так как родом был из итальянского города Нола. Когда Бруно Ноланца в 1600-м году сожгли в Риме на костре, Святая инквизиция в очередной раз дискредитировала себя, причем по-крупному.

Долгое время причиной гибели Бруно принято было считать распространение им взглядов Коперника – в частности, его гелиоцентрической системы; именно эту версию событий нам рассказывали в школе. Однако святых отцов возмущало не то, что Джордано утверждал – Земля, мол, вертится вокруг Солнца, а то, что он упрямо отрицал основополагающие христианские догматы.

Вольнодумство и донос

Джордано Бруно видел себя не только ученым, но и проповедником, миссия которого – реформировать науку и религию. Его учение представляло собой весьма любопытный коктейль из неоплатонизма, пифагорейства и герметической философии. 

Бруно был человеком истово верующим, но считал, что у современной ему религии масса недостатков, которые необходимо исправить. Что же до учения Коперника, то Джордано воспринимал его как весьма удобный прикладной инструмент, при помощи которого можно популярно объяснить его собственное видение мира.

Так, он на много лет опередил Льва Толстого, утверждая, что превращение хлеба в тело Господне – не более чем нелепость. Что Христос был обыкновенным мошенником, обманывавшим народ, и умер отнюдь не по своей воле – более того, пытался избежать смерти. Что ни одна религия мира, включая христианство, ему не кажется достойной. Что Дева Мария никаким образом не могла родить Сына Бога; что католичество оперирует кощунственными обрядами, а веру в Бога нельзя считать заслугой перед Богом, ведь чтобы быть добродетельным, достаточно просто не делать другим того, чего не желал бы для самого себя. 

А еще – что души после смерти тела переходят в другие тела и даже в другие миры, и нет этим мирам числа.

Все эти измышления Бруно высказывал, в частности, венецианскому аристократу Джованни Мочениго, которого учил искусству мнемоники (искусство запоминания нужной информации – прим. ред.). Тот поначалу внимал с интересом, а потом, когда его отношения с учителем испортились, счел нужным на него донести инквизиторам. Что и сделал. Трижды.

«Я, Джованни Мочениго, сын светлейшего Марко Антонио, доношу, по долгу совести и по приказанию духовника, о том, что много раз слышал от Джордано Бруно Ноланца, когда беседовал с ним в своем доме, что когда католики говорят, будто хлеб пресуществляется в тело, то это — великая нелепость; что он — враг обедни, что ему не нравится никакая религия; что Христос был обманщиком и совершал обманы для совращения народа — и поэтому легко мог предвидеть, что будет повешен; что он не видит различия лиц в божестве и это означало бы несовершенство Бога; что мир вечен и существуют бесконечные миры… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворенные природой, переходят из одного живого существа в другое; что, подобно тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди.
Он рассказывал о своем намерении стать основателем новой секты под названием „новая философия“. Он говорил, что Дева не могла родить и что наша католическая вера преисполнена кощунствами против величия Божия; что надо прекратить богословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо они позорят мир; что все они — ослы; что все наши мнения являются учением ослов; что у нас нет доказательств, имеет ли наша вера заслуги перед Богом; что для добродетельной жизни совершенно достаточно не делать другим того, чего не желаешь себе самому… что он удивляется, как Бог терпит столько ересей католиков».
Из доноса Джованни Мочениго от 23 мая 1592 года

Объем еретических тезисов был столь велик, что венецианские инквизиторы отправили Бруно в Рим. Здесь в течение семи лет ведущие римские богословы продолжали допрашивать Ноланца и, судя по документам, стремились доказать ему, что его тезисы полны противоречий и нестыковок. Однако Бруно твердо стоял на своем — порой он, казалось, был готов пойти на уступки, но все же в последний момент менял свое решение. Вполне возможно, причиной тому было ощущение собственной высокой миссии. Одним из краеугольных камней обвинения стало чистосердечное признание Бруно в том, что он не верит в догмат Святой Троицы.

«Утверждал ли, действительно ли признавал или признает теперь и верует в Троицу, Отца, и Сына, и Святого Духа, единую в существе?..

Ответил: „Говоря по-христиански, согласно богословию и всему тому, во что должен веровать каждый истинный христианин и католик, я действительно сомневался относительно имени Сына Божия и Святого Духа… ибо, согласно св. Августину, этот термин не древний, а новый, возникший в его время. Такого взгляда я держался с восемнадцатилетнего возраста по настоящее время“».

Из материалов следствия венецианской инквизиции

Спустя семь лет безуспешных попыток переубедить Бруно инквизиционный трибунал объявил его еретиком и передал в руки светских властей. Бруно, как известно, решительно отказался каяться в ересях, об этом, в частности, свидетельствует отчет конгрегации инквизиторов от 20 января 1600 года: «По поручению светлейших брат Ипполит Мариа совместно с генеральным прокуратором ордена братьев проповедников беседовал с оным братом Джордано, увещевая признаться в еретических положениях, заключающихся в его сочинениях и предъявленных ему во время процесса, и отречься от них. Он не дал на это согласия, утверждая, что никогда не высказывал еретических положений и что они злостно извлечены слугами святой службы».

В дошедшем до нас смертном приговоре Бруно не упоминаются гелиоцентрическая система и вообще наука. Единственное конкретное обвинение звучит так: «Ты, брат Джордано Бруно… еще восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.», то есть Бруно вменялось в вину отрицание церковных догматов. Ниже упоминаются «донесения… о том, что тебя признавали атеистом, когда ты находился в Англии».

В приговоре упоминаются некие восемь еретических положений, в которых упорствовал Бруно, однако они не конкретизируются, что дало некоторым историкам, в том числе советской школы, основание предполагать, что часть документа, где подробно описываются обвинения инквизиции, была утрачена. Сохранилось, однако, письмо иезуита Каспара Шоппе, который, по-видимому, присутствовал при оглашении полного приговора и позже кратко пересказывал в письме его положения:

«Он учил самым чудовищным и бессмысленным вещам, например, что миры бесчисленны, что душа переселяется из одного тела в другое и даже в другой мир, что одна душа может находиться в двух телах, что магия хорошая и дозволенная вещь, что Дух Святой не что иное, как душа мира, и что именно это и подразумевал Моисей, когда говорил, что ему подчиняются воды и мир вечен. Моисей совершал свои чудеса посредством магии и преуспевал в ней больше, чем остальные египтяне, что Моисей выдумал свои законы, что Священное Писание есть призрак, что дьявол будет спасен. От Адама и Евы он выводит родословную одних только евреев. Остальные люди происходят от тех двоих, кого Бог сотворил днем раньше. Христос — не Бог, был знаменитым магом… и за это по заслугам повешен, а не распят. Пророки и апостолы были негодными людьми, магами, и многие из них повешены. Чтобы выразить одним словом — он защищал все без исключения ереси, когда-либо проповедо­вавшиеся».

Каспар Шоппе. Из письма ректору Альтдорфского университета от 17 февраля 1600 года

Нетрудно видеть, что и в этом пересказе (достоверность которого — вопрос отдельного научного обсуждения) не упоминается гелиоцентрическая система, хотя и упоминается идея о бесчисленности миров, а список ересей, которые приписывались Бруно, связаны именно с вопросами веры.

В середине февраля на Кампо-деи-Фьори в Риме «наказание без пролития крови» было приведено в исполнение. В 1889 году на этом месте был установлен памятник, надпись на постаменте которого гласит: «Джордано Бруно — от столетия, которое он предвидел, на месте, где был зажжен костер».

Замахнулся на "святое" - вот вам и ответ...

****

21 Век -  отвечает Андрей Кураев...

Смотрите же... да внимайте - глаза имеете, уши тоже...

Если, со слов Кураева, Бруно не был ученным а был дескать простым "журналистом" и не представлял опасности - то почему сожгли?

Следует понимать что "спалили из - за чего то опасного"...Ну да, Бруно знал труды Пифагора и Гермеса Тристмегиста...,да знал и многое другое. О другом ниже...

****

Размышления о сочинении «De vinculis in genere» («О связях в общем») Джордано Бруно

В Оксфордском Университете краткая и малоизвестная, однако весьма глубокая работа Джордано Бруно под названием «De vinculis in genere» (лат. «О связях в общем»), считается краеугольным камнем современной политологии, наряду с «Государем» Макиавелли.

На самом деле, многие историки, чьим профилем является англосаксонская история и история Средневековой Европы, считают «De vinculis in genere» наиболее интеллектуальным и проницательным политическим сочинением современности. В Лондонской Школе Экономики ему отдается главенствующая роль, поскольку это сочинение является значимым для полноценного понимания поведенческих паттернов современного общества.

Человек, от природы являющийся существом «желающим» и пытающимся обрести реализацию и завершенность за пределами самого себя, является главной темой этой работы Джордано Бруно. Человеческое желание стремится к соединению, оно ищет единства, и потому по сути своей оно эротично, - в наиболее общем смысле этого слова. Оно может быть направлено на инстинктивные побуждения, а может принимать участие в мистических размышлениях.

По этой причине, помимо иных характеристик, «Эрос» ответствен за создание притягательных мысленных образов как в уме самого человека (как организатора), так и в умах других людей (тех, кто, подобно возлюбленным, извлекают пользу из «Эроса», проявляемого теми, кто их любит). По этой причине «Эрос» есть опыт, который может воодушевлять и распространяться на «психе» других людей.

В межчеловеческих отношениях эта способность внушать «эрос» предполагает создание связей и уз в различных их формах, например, между двумя друзьями, между членами некоторой группы или политической партии, между лидером и его последователями. В политических делах именно «Эрос», - а не разум, как полагал Аристотель, - является сущностью тех уз, которые связуют все части целого, то есть общество.

Если посмотреть с точки зрения, то во всех спорах между власть имущими и теми, кто находится с ними в согласии, движущей силой являются такие понятия, как возмещение и равновесие, - то есть, так называемый консенсус. Политики не слишком опираются в принимаемых им решениях на силу и принуждение, но больше полагаются на искусство консенсуса. И политик способен достичь консенсуса, если он будет принимать во внимание желания людей. Правительство, действующее согласно консенсусу, основанному на взаимных обязательствах, - вот, что мы видим в ряде демократических стран на данный момент, не взирая на существующие искажения этой реализуемой на деле системы.

Демократические страны обычно делают заказы на проведение сложных и подробных маркетинговых исследований по любому поводу: для того, чтобы узнать вкусы и тенденции, к которым тяготеют их граждане и, прежде всего, для того, чтобы понять, каковы их скрытые желания, к чему они в тайне питают расположение. Реклама полнится эротическими сообщениями, порой явными, порой скрытого характера. Это управление посредством манипуляции потребителями, стимулирование в людях стремления к нужному образу жизни. В основном, переход от логики Макиавелли к концепции Бруно был вызван пересмотром образа человека и того, как он функционирует в обществе.

От грубой силы Макиавелли с ее безграничным потенциалом достоинств и недостатков, до манипуляции желаниями Бруно

Движущим механизмом в этом деле является «Эрос», во всех его вариациях, с его привязкой к рациональному уму и воображению. Именно воображение завоевывает политический трон, а не сила. И таким образом политик становится механиком человеческих мечтаний и стремлений, клубов, организаций и социальных групп. Его цель – создавать, определять, направлять и вести желания, которые проистекают от эротической природы человека.

Помимо способности отражать желания, данная система обладает также и чисто «оперативным» элементом. Именно здесь философ/политик примиряет на себя роль художника/мага. Современный лидер управляет, но не в жестком стиле Макиавелли, и он не в версии Грамши, - партийного государя. Согласно Бруно, достижение и поддерживание обретенной власти является «магической» операцией (в настоящем смысле этого слова), поскольку, пусть цель и остается той же (обретение контроля над ситуацией), изменяются только средства (убеждение). Подобно тому, как любовник расставляет свою магическую сеть вокруг объекта-субъекта своей любви с помощью жестов, слов, услуг и подарков, так и «социальный маг» расставляет сеть своего фантастического видения над миром, чтобы завоевать свою «добычу» посредством согласия (консенсуса).

Согласно республиканским взглядам Макиавелли, гражданин – это, максимум, субъект для удовлетворения, а для Бруно – гражданин – это объект любви, которого нужно завоевать и привязать. Бруно называет эту цепь действий одним словом – «vincolare» (добиваться), а всем используемым при этом процедурам дает общее название – «vincula» (связывание). Политика – это не наука Макиавелли о приказаниях и силе, но искусство понимать, как манипулировать умами людей и отдельными индивидуумами.

Бруно рассматривает этот вопрос с точки зрения манипулятора. Он – теоретик par excellence современной политики. В то время, как Государь Макиавелли является предшественником политика-авантюриста, маг Бруно является прототипом безличных систем масс-медиа, самоцензуры, глобальной манипуляции и мозгового треста, которые очаровывают и контролируют массы в западных демократических странах.

Способность мага контролировать граждан строго пропорциональна его познаниям о них и его способности понять, чего они желают более всего. Это относится как к группам граждан в целом, так и к каждому индивидуальному гражданину. Все человечество подвластно потокам своих страстных желаний, который намного сильнее, чем его воля.

Бруно понимает под принципом любви («Эроса») принцип универсальный, который связывает все во вселенной. Согласно Бруно, все во вселенной основывается на любви как самой ее сущности. 

Зависть – это самовлюбленность человека, который не терпит превосходства иных людей. 

Скромность – это любовь к целомудрию. 

А ненависть – это противоположность любви. 

Бруно, таким образом, сводит все эмоции и чувства человека к «Эросу», первому и единственному daemon magnus (лат. «великий демон»). Все это только лишь вариации одной-единственной вещи, и все ведет к своему истоку – универсальному «Эросу». Те, кто обладает этим пониманием, способен обретать и властвовать над всем, существующим в мире, над межличностными отношениями.

В «De vinculis in genere» перечисляются, изучаются и истолковываются (с магической точки зрения) все виды отношений, которые возможны между индивидуумами и группами индивидуумов. Поэтому данное сочинение является энциклопедическим каталогом, практическим руководством по достижению этой высшей формы знания, которая объединяет науку и искусство в высочайшем их синтезе.

Маг Бруно – это колодец, в котором все подземные реки индивидуального и социального «Эроса» сходятся вместе в безграничной, связной цепи. Человеческий «Эрос», воображение и вера являются тремя основаниями данной работы, описанной в «De vinculis in genere» Джордано Бруно.

Ссылка 

Непонятный приговор

В. С. Рожицын - автор фундаментального исследования процесса Бруно писал, что причины осуждения философа были достаточно непонятными даже для многих очевидцев казни, т.к. перед народом зачитали лишь приговор без обвинительного заключения. В тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь - причины осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях, давших основание объявить Бруно нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Но в чем конкретно состояли положения, повлекшие за собой осуждение, не разъяснялось.

Юридическая неконкретность приговора породила в Риме слух, чо Бруно сожгли "за лютеранство", что было бы вопиющим нарушением достигнутого в 1598 г. соглашения о примирении между протестантами и католиками. Опровергая подобные слухи Каспар Шоппе - человек, близкий к папскому двору, - объяснял в письме к своему другу, что сожженный был не лютеранин, а воинствующий еретик, который учил в своих книгах таким чудовищным и бессмысленным вещам, как, например, то, что миры бесчисленны, что душа может переселяться из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия - хорошая и дозволенная вещь, что дух святой - это душа мира и т.д. и т.п. Не раскаявшись в своих грехах, писал Шоппе, Бруно жалко погиб, отправившись, думаю я, в другие, измышленные им миры, рассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми ...

Каспар Шоппе, послание которого долгое время оставалось единственным письменным свидетельством о причинах сожжения Бруно, несомненно связывал ересь Бруно с учением о множественности миров, хотя характер этой связи и не был достаточно ясен. Косвенным подтверждением связи осуждения Бруно с его учением о множественности миров служило и то, что запрету и сожжению были подвергнуты книги философа. И наконец, самым важным свидетельством этой связи явилась та настороженность и враждебность, с какой церковь стала относиться ко всему, что хоть как-то напоминало ей идеи Бруно: запрет 1616 г. на распространение учения Коперника, осуждение в 1633 г. Галилея, неоднократные, хотя и совершенно неэффективные попытки запретить книгу Фонтенеля "Беседы о множестве миров" (1686) и многое другое.

В XIX веке, когда учение о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров в ней получило повсеместное распространение, имя Бруно было занесено в почетный список "мучеников за науку", а в 1889 г. в Риме на Площади Цветов был установлен памятник, на котором написано: "Джордано Бруно от столетия, которое он провидел, на том месте, где был зажжен костер". Казалось бы, справедливость восстановлена, однако в этом же столетии была обнаружена часть считавшихся безвозвратно потерянными документов процесса по делу Бруно. Эти документы стали для историков подлинной сенсацией и заставили по-новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения Джордано Бруно. В середине XX века католические историки А. Меркати, Л. Фирио, Л. Чикуттини пришли к категорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где речь шла не о научных и философских вопросах, не о бесконечности и вечности Вселенной, а о вопросах богословия и религии. Джордано Бруно судили не как мыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и отступника от веры. В его дело церковь могла и должна была вмешаться. Способ, которым церковь это сделала, оправдывается той исторической обстановкой, в которой ей приходилось действовать, однако право вмешаться в этом и во всех подобных случаях для любой исторической эпохи остается прирожденным правом церкви, не подлежащим воздействию истории.

Возможно, что сейчас, когда Ватикан официально признал неправоту в процессе Галилея, не исключено некоторое смягчение позиций и в вопросе об осуждении Бруно. Однако в целом следует признать, что у историков были серьезные основания для столь категорических высказываний. Из материалов процесса было действительно видно, что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг, причем не только католической церкви, но и всего христианства. 

Что же касается ведения процесса, то скорее следует удивляться терпению следователей и судей. Судя по всему, они хорошо понимали всю серьезность брошенного церкви вызова и, как следствие, бессмысленность "выбивания" нужных показаний любой ценой. Инквизиции нужно было действительно добровольное и чистосердечное раскаяние Бруно. Именно поэтому он, видимо, бросил своим судьям ставшие знаменитыми слова: "Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его." Но чего же могли бояться видевшие немало различных еретиков и святотатцев судьи Бруно? Для того, чтобы ответить на этот вопрос и заодно понять, какую все-таки роль в осуждении Бруно сыграла его философия, рассмотрим сперва основные моменты инквизиционного процесса.

За что же его все-таки сожгли?

В начале многих трагедий были слова. Сперва слова новых, неслыханных ранее учений, затем старых как мир доносов.

В ночь с 23 на 24 мая 1592 г. Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основанием для ареста послужили доносы дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начались допросы Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии, Бруно сказал:

"В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная, созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойным благости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать, кроме этого мира, и другие бесконечные миры, создало конечный мир.
Итак, я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли. Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве" 
Вряд ли, конечно, подобные взгляды показались следователю Салюцци бесспорными, однако в данный момент философия Бруно интересовала его лишь постольку, поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах, куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что живший в его доме в качестве учителя Бруно в разговорах неоднократно отвергал догматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ, издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах, заявлял, что хочет стать основателем "новой философии" и т.д. и т.п. 

Все подобные обвинения Бруно отверг категорически, а на первый (и обязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать на него донос и нет ли у писавшего каких-либо причин для мести, Бруно сразу же назвал Мочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себя обязательства по обучению Мочениго так называемому "луллиеву искусству" (моделированию логических операций с помощью символических обозначений), последний не желает рассчитаться (деньгами) и стремится всеми силами задержать Бруно у себя дома. 

Тем самым, по закону донос Мочениго терял юридическую силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердить предъявленные ему обвинения. В принципе, Бруно мог надеяться на освобождение, но в этот момент на него поступил донос от сокамерников, которые сообщили, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи, утверждая, в частности, что наш мир - это такая же звезда как те, которые мы видим на небе....

По закону этот донос не мог рассматриваться как дополнительное основание для обвинения, т.к. исходил от лиц, заинтересованных в смягчении своей участи. Однако он был приобщен к делу, а у инквизиции появились весьма серьезные сомнения в искренности арестованного.

Предвосхищая вопрос о возможности каких-либо провокаций со стороны инквизиции или просто ложных доносов, отмечу, что стремление лезть на рожон всегда было отличительной чертой характера Бруно. В воспоминаниях современников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не желающий в пылу полемики считаться ни с чувством собственного достоинства противников, ни с требованиями элементарной осторожности и даже логики. Причем все эти, безусловно, не украшающие философа черты характера нетрудно обнаружить и в его всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Поэтому у нас нет особых оснований полагать, что доносчики - люди в основном малограмотные и богобоязненные - что-то специально выдумывали, чтобы опорочить Бруно. К сожалению, с этой задачей он справлялся самостоятельно. Вот, например, один из образцов ответа Бруно следователям, зафиксированных в "Кратком изложении": 

"Обвиняемый отрицал, что высказывался о девственности (богоматери - Ю.М.): - Да поможет мне Бог, я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, что святая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа. - И пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физически зачать."

Сходным образом Бруно отвечал и на многие другие вопросы. Обвинения в прямых ересях и кощунствах он категорически отвергал, либо говорил, что его неправильно поняли и исказили его слова, либо, в сомнительных случах, выкручивался и утверждал, что имея сомнения и неправильные взгляды, держал их при себе и никогда не проповедовал. Понятно, что подобное поведение Бруно вряд ли могло убедить следователей и судей в его искренности и набожности. Скорее они могли предположить, что Бруно просто издевается над символами веры, и сделать из этого соответствующие выводы.

"Ты, брат Джордано Бруно, ... еще 8 лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшей нелепостью говорить будто хлеб превращается в тело (господне - Ю.М.)" и т.д.

.... Так начинался приговор, в котором Бруно был публично объявлен нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, и после знакомства с материалами процесса нам трудно не согласиться с теми историками, которые утверждают, что согласно законам того времени, "дело Бруно" не было расправой над невинным. Другой вопрос, в чем конкретно виновен Бруно? 

Публично перечисляются кощунства, способные поразить чувства верующих, но ничего не говорится об обстоятельствах, в которых они произносились. Между тем, для вынесения приговора крайне важно знать, были ли эти слова частью еретической проповеди или они произносились в частной беседе, или вообще являлись риторическими оборотами в богословском диспуте. К сожалению, все эти "тонкости" в приговоре не разъясняются, а сам приговор напоминает скорее донос, чем юридический документ, содержащий четко выделенные причины осуждения.

Немало вопросов вызывает и то обстоятельство, что, имея дело с отпетым еретиком и святотатцем, инквизиция тянула дело в течение 8 лет, хотя в приговоре специально отмечалось похвальное рвение инквизиторов. Но разве для того, чтобы разобраться с кощунствами, требовалось столько времени, или у святой службы не было соответствующих специалистов, в присутствии которых Бруно вряд ли мог бы пускаться во фривольные рассуждения о непорочном зачатии? Далее, неужели для осуждения всех подобных богохульств понадобилось созывать конгрегацию из девяти кардиналов во главе с папой? 

- Нельзя ли в связи с этим предположить, что церковь, обвиняя Бруно публично в грехах, понятных толпе, на самом деле наказывала его за грехи, о которых народу знать не полагалось?

Обращает внимание то, что уже в самом начале процесса люди, решавшие судьбу Бруно, прекрасно понимали, что имеют дело с человеком нетривиальным. Так, папский посланник, требуя от властей Венеции выдачи Бруно римской инквизиции, - а это требование было серьезным посягательством на независимость республики, - подчеркивал, что Бруно - это "заведомый еретик", судить которого следует в Риме, под надзором папы. В свою очередь, прокуратор республики Контарини настаивал на том, что Бруно необходимо оставить в Венеции. В докладе Совету Мудрых Венеции Контарини отмечал, что Бруно "совершил тягчайшее преступление в том, что касается ереси, но это - один из самых выдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и обладает необычайными познаниями, и создал замечательное учение" 

Вряд ли, конечно, прокуратор стал бы беспокоится из-за простого святотатства, а упоминание "замечательного учения" Бруно заставляет нас вспомнить, что и в доносах на него, и в письмах Шоппе нечестивость Бруно связывалась с идеей множественности миров, о которых столь часто любил рассуждать философ.

Из сохранившихся документов следствия видно, что на допросах по философским вопросам Бруно уже не ерничал и развивал взгляды, согласные или буквально повторяющие то, что он писал в своих книгах. Однако, судя по всему, его ответы не удовлетворяли судей. Так, мы видим, что следователь в Риме возвращается, и неоднократно, к ответам Бруно, включая изложение его учения о множественнсти миров, данное еще в Венеции. Новые ответы либо остаются без каких-либо комментариев, либо сопровождаются примечаниями типа: 

"Ha XIX допросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров и сказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, и приводил доказательства." Или "Относительно этого ответа (о множественности миров - Ю.М.) опрошен на XVII допросе, но не ответил утвердительно, ибо вернулся к тем же показаниям." 

И все же попытки утверждать, что Бруно сожгли "за множественность миров", коперниканство, бесконечность Вселенной или другие философские учения, наталкиваются на очень серьезные возражения. Так, А. Ф. Лосев вполне резонно указывает, что многое в учении Бруно было созвучно идеям его предшественников и последователей - Николая Кузанского, Фичино, Коперника, Галилея, Кеплера и других, но инквизиция почему-то отправила на костер только Бруно. Анализируя причины этой селективности, Лосев пишет, что роковую роль в судьбе Бруно сыграло то, что он развивал очень последовательную, без каких-либо оглядок на "христианскую совесть" версию пантеизма - философско-религиозного учения, как бы растворяющего Бога в природе, отождествляющего Бога и мир. Такое растворение, характерное для языческого, античного неоплатонизма, вело к фактическому отрицанию творца мира как надмировой абсолютной личности и, как следствие, к антихристианству и антицерковности. Вот за этот языческий неоплатонизм, считает Лосев, Бруно и пострадал..

Следует подчеркнуть, что выявление в учении Бруно неоплатонизма (пусть даже языческого) или пантеизма еще не объясняет ни антихристианство Бруно, ни того, почему он был именно сожжен. Сам Лосев отмечает, что во времена Бруно неоплатонизм был весьма распространен даже среди церковных деятелей. Однако люди, развивавшие эту философию, каялись затем в своих нехристианских чувствах, причем "каялись безо всякого принуждения, в глубине своей собственной духовной жизни и перед своей совестью. Совсем другое дело - Джордано Бруно, который был антихристианским неоплатоником и антицерковником в последней глубине своего духа.

Сказанное Лосевым означает, что для понимания трагической судьбы Бруно мы должны, как минимум, попытаться понять, как у человека, воспитанного в рамках христианской культуры, могла отсутствовать "христианская совесть" и какую роль в этом отсутствии сыграла развиваемая философом концепция множественности миров. 

При этом, однако, надо учитывать, что осуждение Бруно вообще нельзя однозначно объяснить какими-либо "измами". Конечно, церковь боролась с ересями, язычеством и, тем более, антихристианством (например, с сектами всевозможных "сатанистов"), но само по себе наличие в учении того или иного прегрешения, пусть даже очень серьезного, еще не означало, что автора учения следует отправить на костер. Церковные иерархи нередко закрывали глаза на многие ереси, а папа Климент XIII, например, приблизил к себе обвинявшегося в атеизме философа Чезальпино. Тем не менее, этот же папа возглавил конгрегацию кардиналов, осудивших Бруно, хотя, справедливости ради, следует отметить, что он неоднократно использовал свой решающий голос для того, чтобы оттянуть вынесение окончательного приговора, надеясь на раскаяние подсудимого.

Мне кажется, что при анализе процесса Бруно резоннее спросить, не за что (причины для расправы можно найти всегда), а для чего его сожгли? 

Ведь в принципе подсудимого можно было без всякого шума "сгноить" в тюрьме инквизиции, где он уже просидел несколько лет. 

Однако церковь почему-то устроила публичную казнь, не объяснив толком, за что именно сжигают человека, точнее, обвинив философа в примитивных кощунствах. Впрочем, может именно в такой дискредитации мыслителя и состояла основная цель судей? 

- Но это означает, что основную опасность представлял уже не сам Бруно, а его учение, которое могло распространяться благодаря тому, что ряд книг философа был издан. Это учение и требовалось как-то дискредитировать, продемонстрировав, что из себя представляет его автор - "нераскаявшийся, упорный и непреклонный еретик". 

Другой, конечно, вопрос, удалась ли и могла ли вообще удастся затея судей? Но сейчас нам важнее попытаться понять, почему учение Бруно представляло (и представляло ли) опасность для церкви?

*****

Ну и какие мысли родились у вас в голове после прочтения материалов о Бруно?

- Давайте так, краткость сестра таланта:

Бруно "спалили" инквизиторы как  предполагаемого конкурента - (вот такое моё мнение) а ваше в комментариях будет интересно почитать.