Неподалёку от станции метро «Комендантский Аэродром», в обусловленном заранее месте останавливается светлый, цвета слоновой кости «Рэйндж-Ровер». В расстоянии нескольких десятков метров двое молодых людей идут прогулочным шагом. Краем глаза, заметив машину, встречающую их, ребята осматриваются, задавая себе вопрос: «Нет ли «хвоста»?» Ребята знают своё дело. Предварительно они дома оставили мобильные телефоны, оставили дома и документы. Они осмотрелись так ловко, что этого бы не заметила и самая пристальная слежка. Со стороны было впечатление, что они осматривают новогоднюю ёлку, и посмотрели вслед проходившей мимо них барышне, которая, невзирая на лёгкий морозец, была в мини юбочке и капроновых чулочках. Девушка обернулась, словно почувствовав на себе прожигающий взгляд ребят, она слегка улыбнулась в ответ парням, делавшим вид, будто они впервые увидели симпатичную девушку. Для наблюдавших из машины за ребятами прошли ещё две томительных секунды, пока они не увидели, что те двое резко изменили свой путь, направляются к машине. Слегка вздохнувший полковник открывает дверь. К нему на заднее сиденье садятся двое, это – лейтенант Щёголев и капитан Алмазов. Сегодня им не предстояло спецопераций, но правила «джентльменского этикета» вошли к ним в подкорку настолько сильно, что ребята жили по ним каждый день, не расставаясь со своими правилами ни на секунду, они жили так же, как и другие люди, сидящие в этой машине. Все эти ребята не играли в агентов, они ими себя и не считали. Но элементарные правила выживания стали для них настолько привычными, привычными как гигиена, что ребята в списке своих дел на день, между чисткой зубов и физзарядкой, включали несколько правил, сохранявших им жизнь много раз, о которых никто из посторонних не мог и догадаться…
Не успели все поприветствовать друг друга, как «Рэйндж» плавно, но очень быстро набирал скорость. За рулём сидел майор Лозовский, который недавно вернулся из командировки на Камчатку, туда он после защиты своей Кандидатской был приглашен в качестве эксперта по инновационным видам вооружения. После ракет, проворный «Рэйндж», казался Лозовскому «гаражом на колёсах», так машину назвал племянник Лозовского, тоже парень со своими принципами.
- А вы телефоны опять у бабушек оставили?! – язвительно спросила у ребят старший лейтенант Фаинберг, сидевшая на переднем правом сидении.
- С телефонами можно было бы поступить пятью разными способами! Лейтенант Щёголев, пожалуйста, перечислите способы ухода от слежки за телефоном! – наигранно начальственно-шутливым тоном произнёс Алмазов.
- Для ухода от слежки нужно произвести ряд мер… - говорит Щёголев, но его перебивает Алмазов, одёргивая младшего коллегу:
- Говори, пожалуйста, не так официально! Экономь время! Ты не на советском партхозактиве!
В разговор встревает полковник Огурцов, сторонник «мягких мер»:
- Можно было и не перебивать Щёголева! Пусть он себе нарабатывает опыт общения и опыт презентаций. Не забывайте, куда мы всё-таки едем!
Алмазов внимательно посмотрел в глаза полковнику, и сказал:
- Продолжай, Щёголев!
- Так вот. Я и говорю, что с телефоном можно поступить пятью способами… Во-первых, его можно взять с собой, но вынуть из него аккумулятор. К слову сказать, что в современных телефонах аккумулятор несъёмный…
- Ах… телефон может следить и в выключенном состоянии! - тяжело вздохнула Фаинберг.
- Не перебивайте, пожалуйста! Продолжай, Щёголев! – ещё более официально скомандовал Алмазов, показывая глазами, дескать, какого он воспитал талантливого кадра.
- Остаётся ещё четыре способа… Можно оставить телефон дома, но тогда в случае «наружки» будет сразу ясно, что филёров надули… Можно выйти из дома с кем-то, например, со своей бабушкой… - произнося эти слова, Щёголев со злостью посмотрел на Фаинберг.
«Щёголев ещё не научился перерабатывать обиды от окружающих в позитивное настроение себе! Надо будет мне его этому поучить!»- подумал Лозовский, увидев недобрые искорки в глазах Щёголева, на долю секунды взглянув в зеркало заднего вида. «Ну, ничего! С годами он привыкнет! Либо не сможет больше тут работать!»- ещё раз подумал Лозовский, хитро улыбаясь от произведённого им умозаключения, которое он счёл за проявление только ему присущей гениальности.
- Ну, продолжайте, лейтенант! Не следует замолкать! Мне очень интересно, что Вы будете дальше делать с бабушкой… – обернулась к Щёголеву Фаинберг. Она знала, что в этой позе она выглядит как дикая пантера перед прыжком… Грандиозно красивой, но и панически устрашающей… Она знала, что тон, который она перенимала от полковника, имеет магическое действие на людей, подобно взгляду кобры, гипнотизирующему свою жертву.
- Можно выйти из дома со своей бабушкой… - говорит оторопевший Щёголев.
- Так, это я уже слышала! Не надо мне повторять одно и то же по 100 раз! – говорила Фаинберг таким тоном, чтобы было впечатление, как симпатичная девушка сейчас превратится в разъяренную кошку, которая своими когтями будет наносить Щёголеву глубокие раны. Однако Фаинберг не желала зла Щёголеву, а изображала из себя знатную стерву лишь для того, чтобы дать ему практику общения с разными людьми, которые не будут обременены вежливым и обходительным этикетом. Несмотря на молодость, Щёголев уже успел прожить полгода в гражданском браке с одной дурнушкой. Щёголев тогда запустил учёбу и сам стал опускаться вниз по социальной иерархии, но, когда он был готов достигнуть места между тараканом и плинтусом, в дело вмешалась бабушка Щёголева, которая поставила вопрос жестко. Сначала Щёголев грустил после той истории, но через год он был рад, что его избавили от болотины.
Правда, следует заметить, что жизнь с образинами пагубно влияет на мужскую психику. Мужчинам свойственно по одной тупице судить обо всех женщинах. И неудачный опыт, особенно первый опыт, может испортить всю жизнь. Логика замыкается, а подсознание спрашивает: «Если со мной так плохо поступила дурнушка, то, как со мной поступят более красивые, более привлекательные девушки?!» Но в жизни бывает всё наоборот! Красивая девушка уверена в себе, а уверенному человеку незачем поступать плохо! Это один из жизненных парадоксов, коими полна жизнь…
Вот Фаинберг и взяла своеобразное шефство над Щёголевым, делая болевые уколы, она хотела лишь вызвать Щёголева на контакт. Вдобавок, Фаинберг, хотела обезопасить Щёголева от сюсюканья с женщинами, от которого тошнит большинство женщин, ибо парням иногда бывает свойственно, когда у них нет длительных серьёзных отношений с представительницами слабого пола, вести себя слишком интеллигентно. Фаинберг саму порой коробило, когда с ней обращались слишком подчёркнуто мягко. Она считала такое поведение со стороны мужчины не проявлением донкихотства по отношению к Дульсинее, а чрезмерной увлечённостью творчеством Северянина. И мысленно она вспомнила недавний мастер класс одного из сотрудников, где романсы Игоря Северянина, ей казалось, её переформатировали.
- Так вот. Я и говорю! Можно выйти из дома со своей бабушкой, будто Вы вместе идёте в магазин, а потом можно ей отдать свой телефон, и будет впечатление, что «объект вернулся домой»… - стал тараторить Щёголев.
- Хороший вариант, но только если филёры не подключатся к датчикам шагов на твоём телефоне и не сравнят данные… Ведь у тебя и у бабушки разные стили походки?! – с присущей ему язвительной улыбочкой заметил Лозовский, сбивая ход мыслей у начавшего краснеть Щёголева.
- А какие есть ещё варианты? Выкладывай! – мягко сказал Алмазов, будто они со Щёголевым были одни.
- Можно спрятать телефон в тайнике по пути… - начал тихонечко Щёголев.
- И? – спросил Алмазов, положив Щёголеву руку на плечо.
- Забыл… Я не помню… - робко произнёс Щёголев.
- И ещё есть один вариант… Выбросить телефон! – сказал Алмазов на всю машину и громко захохотал, чтобы разрядить напряжённую обстановку. Алмазов хлопнул по-дружески Щёголева по хребтине так, что у Щёголева чуть не свалились очки с лица.
- Ай… - опять вздохнула Фаинберг, заставляя Алмазова краснеть.
- Ха-ха… ни ха-ха… Я вообще не понимаю, зачем всё это ребячество, прямо конспирология какая-то… Ну следят, ну и что? Пусть себе следят! У меня, например, нет ничего секретного! – лукаво начал полковник.
- Кстати, Лозовский, а в этой машине нет ли прослушки? Случайно, а? – спросил Алмазов, тем тоном, по которому было непонятно, шутит он или нет.
- Да, есть прослушка… или нет… Какая разница, а? – спрашивал полковник Огурцов у Алмазова так, словно перед ним был третьеклассник, а он сам поступил в Вуз.
- Сегодня мне дали в гараже эту машину, завтра дадут другую… Пусть набегаются филёры прослушки ставить! – снова улыбаясь, отвечает Лозовский, отпустив на секунду от руля указательный палец на правой руке, показывая, что озвученная тема не главный вопрос, который сейчас волнует Лозовского. На руках у Лозовского были кожаные перчатки с открытыми пальцами. В этих перчатках Лозовский стальной хваткой держал руль на тот случай, если у машины оторвётся колесо при подрыве. Случайно? И, если…
- По прослушке могут быть собранные ценные данные… - попытался вклиниться Щёголев, который начинал перенимать правила генеральской игры, а Генерал их учил выворачивать наизнанку любые аргументы собеседника.
- Да, прошлый раз был Мерседес, позапрошлый Ауди… А ещё говорят, что скромность украшает джентльменов… - ответил Алмазов, копируя манеру Лозовского.
- Порш Кайен, Лэнд-Крузер, Инфинити, Кадилак… Мне продолжать список? – спросил Лозовский.
- Но тогда же не ты был за рулем! – говорит Алмазов.
- А ты хочешь порулить?! – спрашивает Лозовский, полуобернувшись к Алмазову.
Машина уже мчалась по набережной. На спидометре стрелка перешагнула за 100 километров в час. На секунду Лозовский отпускает руль и говорит:
- На, рули сейчас, если хочешь!
Посмотрев на всех, Лозовский берёт руль в руки, смеётся…. Лозовский любит иногда шутить со смертью, эпатируя окружающих. Но тут никто не отреагировал. Тогда Лозовский повернул руль резко влево, а затем вправо. Всех тряхнуло. Но все уже привыкли к шуточкам Лозовского, поэтому не стали заострять на Лозовском внимания, продолжая обсуждать свои темы.
- Какие данные?! – резко спрашивает полковник у Щёголева.
- Ну-ну… - Щёголев на секунду задумался, но полковник ему ответить не дал, беря инициативу общения в свои руки:
- Лично я не понимаю, зачем всякие там закрытые чаты… Нет, возможно, что я устарел…
В этот момент Фаинберг качнула головой так, что можно было расценить как фразу: «Нет, полковник не устарел! Он ещё на многое способен! Только не всем это дано понять!» Полковник не останавливался:
- Но я не понимаю, зачем простому человеку эта вся секретность, когда у него и настоящих секретов-то нет и быть не может?! Удивляет меня и то, как школьницы, которым прятать нечего, общаются во всяких там закрытых чатах, будто кому-то интересно читать этот бред…
- И не следует забывать и о том, что даже у самой современной системы связи есть два конца… И никто не может гарантировать, что кто-то из людей на другом конце провода будет сохранять тайну… - говоря эти слова, Фаинберг перешла на глубокие женские обертоны, пытаясь на секунду воскресить Клеопатру, которой были подвластны все тайны, благодаря её женскому очарованию.
- Можно действовать и иначе! – сказал Лозовский ухмыляясь. Он заметил боковым зрением выражение лица Фаинберг, а кожей буквально почувствовал на себе её женские флюиды. Лозовский был бы не против ночи с такой вот «Клеопатрой». Лозовский был уже в том возрасте, и в том состоянии, когда ему уже было безразлично, отсечет ли ему она голову, как Юдифь Алаферну, либо просто отпустит наутро, предварительно подняв мужское самолюбие… «Именно ночь и ни часом более!»- подумал Лозовский, вспоминая о своей молодости. Его студенческий брак однажды чуть не рассыпался по весьма оригинальной причине… «Она мне не давала побыть наедине с самим собой!»- говорил Лозовский тем, кто интересовался его биографическими подробностями особенно назойливым дамам.
В этот момент Алмазов словно прочитал затаённые мысли, вспоминая Илвина Во. И беседуя мысленно с Лозовским, он подумал: «Тебе бы песенку петь про Танечку».
Лозовский продолжил пояснять свою мысль:
- Но можно действовать и иначе… Можно составить матрикс социальной системы…
Все вопросительно посмотрели на Лозовского. А Алмазов подумал: «- Ах, Таня, Таня, Танечка с ней случай был такой…»
Лозовский улыбнулся от того, что он знает немного больше, чем остальные, продолжая:
- Можно составить особую математическую матрицу, куда записать все общественные параметры… Далее подсчёт и решение является лишь делом техники… Любой секретный вопрос может быть решен при помощи этой схемы!
- Ну, опять ты решил цитировать фразы из моей статьи из сборника Академии Наук! – не выдержал Алмазов.
- Не твоя статья, а наша! Не хами, пожалуйста, старшим по званию! Иначе я тебе преподам внеочередной урок по Самбо… - немного сменив тон, отвечал Лозовский.
- Ничего-ничего! Те гантели, которые ты мне подарил, у меня дома не ржавеют! Так что… Я бы с радостью согласился на твой новый урок! Гантели меня немного поднакачали. А говоря про социальный матрикс, ты не сказал, что он имеет ряд погрешностей, почти бесконечную вариативность ситуаций, что делает почти невозможным применение матрикса в информационном оружии… - парировал Алмазов, который тоже надеялся на майорские погоны, причём в ближайшее время.
- Ключевое слово во всём, что ты сказал это слово «немного»! – парировал Лозовский, имея в виду то, что на татами у Лозовского не может быть соперников.
На секунду образовалась тишина, которую решил развеять лейтенант Щёголев, спрашивая:
- А куда мы сегодня направляемся?
- Всё туда же! – загадочно улыбается Лозовский, копируя манеру одного журналиста, с которым Лозовский познакомился в кулуарах встреч с Президентом РФ. Тогда тот журналист писал левой рукой на листе бумаги огромные каракули, готовя материалы для своей новой книги. Когда Лозовский спросил того журналиста, о чём он будет говорить в ней, то получил однозначный ответ: «Всё о том же…»
- И о чём мы будем говорить там? – спросил Алмазов, зная заранее ответ Лозовского.
- Всё о том же! – ответил Лозовский, зная, что эту фразу знают все, сидящие в машине. В машине раздался дружный хохот, который перебил своей репликой лейтенант Щёголев:
- Информационное оружие – является самым мощным в мире!
- И как оно работает? – спросила Фаинберг.
- Оно сеет панику и ложь, превращая информационные механизмы из блага, приобретенного за миллионы лет эволюции, в множитель опасной заразы… - ответил Алмазов, не давая поводов для распекания самого младшего коллеги.
- Казалось бы? Простая фраза, сказанная кем-то, может оказаться токсичной психологической бациллой, способной травмировать… - задумчиво произнесла Фаинберг.
- Зараза может с лёгкостью не только ранить одного человека, но также эта бацилла может множиться, заражая снова и снова… - произнёс Щёголев.
- Не зря же у нас в стране есть поговорка: «Словом можно и убить!» - сказал полковник.
- Язык не стальной, но режет! Так говорит английская поговорка. – сказал Алмазов.
- Однако? С развитием «информационного общества» всё меньше людей думает о брошенных ими словах… И что можно увидеть? – спрашивает Фаинберг.
- Какие-то превосходные материалы, на подготовку которых журналист потратил множество сил и времени, оказываются неким «плевком в вечность», а в обществе обсуждаются лишь вирусные темы, способные разрушить сознание… - ответил Лозовский.
- Хорошо, что ты вспомнил про «плевок в вечность», про который говорил в декабре один тележурналист, жалуясь нам на трудности работы с информацией, – добавил Алмазов. Такие «добавки» Алмазова ненавидели все, но они помогали самому Алмазову не забывать о важных моментах, т.к. Алмазов помнил лишь то, что говорил сам. Алмазов знал, что диалоги нужно помнить досконально, чтобы потом никто не мог шантажировать, восклицая: «Ну, Вы же так говорили!» Алмазов отвечал: «Нет, не говорил! А Вы тогда спрашивали про то, а не про это…»
- Нам часто приходится сталкиваться с разного рода наблюдениями, которые наш взгляд может выхватить, как из окружающей действительности, так и из информационного потока СМИ, – добавил полковник, подразумевая: «Нас», «Вас», «Десант», «Спецназ».… И, что у него, т.е. у полковника, нет проблем со сбором информации.
- Старость меня дома не застанет! Я в дороге, я в пути! – воскликнул Лозовский.
- Старость не в радость, а большая гадость! Именно так, как-то раз мне написала одна Татьяна… - произнёс Алмазов.
- «Ужель та самая Татьяна?!» - спросил оживившийся полковник.
- Та самая… - уточнил Алмазов.
- Поговаривают, что она ещё помнит Онегина? – шутливо заметила Фаинберг, делая двойной намёк, имея в виду, то ли великолепную память этой дамы, то ли её бальзаковский возраст.
- Ну и как у неё дела? – спрашивает полковник.
- Недавно к ней в приёмную заходила её дочь с зятем… Они впервые увидели мой портрет на стене у неё в кабинете… - начал Алмазов.
- Это там, на Невском, да? – спросил Щёголев.
- «Ленин?!… тут и сел стрик!» - пошутила Фаинберг, вспоминая стихи одного советского автора.
- Да, почти так и было! Только я ещё не лысый! – отвечал Алмазов.
- Не переживай, Алмазов! Ленин в молодости тоже волосы имел, пока он не встретил… - говорил Лозовский, как всегда ёрничая.
- Крупскую? – перебил лейтенант Щёголев, пытаясь блеснуть знаниями истории.
- Нет, нашего старшего лейтенанта фрау Фаинберг! – сказал Лозовский и засмеялся.
Услышав такое о себе, Фаинберг толкнула Лозовского в плечо, который только этого и ждал, чтобы снова сделать из сарая лихие качели, кидая руль из стороны в сторону…
- Ну, какие там ещё новости? – спросил полковник.
- Это, то фото, которое она сама напечатала, поместив в чёрную рамку, повесила на стену в кабинете, чтобы отпугивать посетителей? – не унималась Фаинберг.
- Только не в чёрной, а в коричневой! Алмазову так больше подходит! – опять пошутил Лозовский.
- Что поделаешь? Народная любовь, милый друг! – понимающе сказал полковник.
- А ещё бутылка Мартини… - с грустью вспомнил Алмазов.
- О, тебя дамы сами приглашают на Мартини! Алмазов, у тебя прогресс! Раньше была только чашечка кофе… И то лишь тогда, когда ты сам приглашал… – продолжает издеваться Фаинберг.
- Так и написала… Хочу распить с Вами бутылку Мартини, а потом положить в неё записку и бросить в море… Но я против… - говорит Алмазов.
- Разве ты против Мартини?!!! - спрашивают Алмазова все одновременно. Лозовский дёрнул рулём так, что чуть не перевернул машину.
- Нет, я против того, чтобы портить море и бросать в него бутылки… - с грустью говорит Алмазов.
- Тоже мне эколог… Я вот сам схожу и заберу Мартини! Тебе ещё учиться и учиться! – начальственно говорит полковник.
Машина выскочила на пустынное шоссе, и Алмазов решил занять аудиторию вместо радиоприёмника, начиная с излюбленной им фразы:
- Приведу несколько примеров…
- Всем желаю крепкого сна! – шутливо заметила Фаинберг.
- Если ночью тебе было не до сна, то можешь спать, мы тебя не потревожим! – ответил Алмазов шутливо, заставляя краснеть щёки у барышни. Затем Алмазов перевёл разговор в серьезное русло, как ему самому показалось, спрашивая:
- Как люди сами сеют информационную заразу?
Алмазов начал рассказывать свою историю в стиле его же опубликованных рассказов. Сначала Алмазов кратко описал картину:
- Осень, выпал первый снег… На узкой дороге автоавария, которая перегородила полосу для движения автобусов. Некоторые автолюбители объезжают пробку, двигаясь левыми колёсами по газону, напрочь выкорчёвывая пожухшую зелень, а правыми колёсами по тротуару, продавливая тоненький асфальт тротуара, не предназначенного на такие нагрузки. Водитель того автобуса, в котором ехал я, наотрез отказывается рисковать, за что его и критикуют пассажиры.
Затем Алмазов кратко описал суть произошедшего:
- Когда поедем, когда? – спрашивают самые разгорячённые пассажиры, которые, ввиду их пенсионного возраста уже давно опоздали на свой первый бал Наташи Ростовой.
- Впереди авария! Что я могу поделать? – говорит водитель.
- Ну, а почему вон тот автобус объезжает по тротуару, а почему Вы не можете? – один пенсионер включает заученную с советских времён двойную манипуляцию, унижая и провоцируя водителя автобуса на соревнования с другими.
Речь Алмазова перебивает Фаинберг, по ходу вставляя ценное замечание:
- Приведу пример, где присутствует другая двойная советская манипуляция - унижения: «А кто Вас будет слушать!?»… Если человек не отвечает, то ему, будто нечего ответить…
- А если он рассказывает о том, кто конкретно работает с ним, то он сдаст их имена…- добавляет полковник.
- Благодарю за ценные замечания! Целую Вам ручки, прелестная сударыня! Давайте «пять», полковник! Дополню Вас! Да, теперь к тем людям, о которых было сказано провокатору, именно к ним будут применяться все силы давления, чтобы их влияние всячески ослабить в данной команде… - говорит Алмазов, протягивая руку к полковнику, и как бы незаметно задевая по затылку Щёголева.
Фаинберг, когда услышала в свой адрес добрые слова, послала Алмазову свою улыбку, от которой у Алмазова внутри чуть не вспыхнула канистра с бензином… Которую в старину называли сердцем. Алмазов дёрнулся к ней, но поскольку Алмазов сидел за Лозовским, то поэтому он её не достал бы. Поймав себя на этой мысли, остановив лишние движения, Алмазов лишь толкнул Щёголева в колено. Щёголев ничего не понимал в перепадах женского настроения и в отношении Алмазова к Фаинберг.
Щёголев, который ничего не распознал в загадочных взглядах Фаинберг, вернее, полагая, что она улыбается только ему, ободренный этой улыбкой, созрел для следующего вопроса. Причём, думая только о реакции единственной девушки, профиль которой он рассматривал всю дорогу, он будто бы обратился ко всем сидящим в «Рэйндж- Ровере», задавая вопрос, имеющий двоякое содержание:
- На что похожи такие соревнования?
Неясно было, относится этот вопрос к обсуждению примера с автобусом, либо перемигиванию Алмазова и Фаинберг. Или её взгляду на него. Он хотел откровения!
- Они похожи на лозунг: «Догнать и перегнать!» - ответил полковник.
- Правильно! Факт начала соревнований даёт манипулятору «чувство победы», возвышая его мнимую значимость… - парировал Лозовский.
- Потому что по его логике, только он смог выявить и пожаловаться, – сказал Алмазов, мозг которого был разделён надвое, где одна половина мозга думала про пример с автобусом, а другая смотрела на Фаинберг, не вслушиваясь в реплики остальных.
- Провокатор получает ещё и острые ощущения от «лихой езды», о чём он потом будет вспоминать и всем рассказывать… - добавила Фаинберг, встрепенувшись, словно речь не идёт об азбучных истинах.
- Да, когда ещё автобус будет делать странные манёвры? – заметил Щёголев, увлекающийся социальной психологией. Ему показалось, что Фаинберг подруливает своими репликами именно к нему. И он подумал: «А почему бы и нет! Ведь она ещё не в возрасте Агаты Кристи! Да и мне ещё нет двадцати пяти!»
- А главное, сам факт начала соревнований, снимает ответственность с провокатора… - говорит полковник.
- Ведь теперь вся ответственность на водителе, а не на провокаторе, – говорит Алмазов.
А Лозовский при этом подумал: «А уж такого провокатора, как Алмазов ещё только поискать!»
- И что? Многие люди живут по таким правилам, не предполагая того, сколько они несут токсичности, причиняя «добро». Например, сколько людей даёт советы, не думая о том, сколько эти советы принесут вреда! – сказала Фаинберг.
- А что решил водитель? – спрашивает Щёголев.
Ему безумно хотелось услышать лиричный голос Фаинберг, но остальные репликами ему мешали.
- Водитель, тоже родом из СССР, к манипуляциям приучен, и он лишь разводит руками… - ответил Алмазов, продолжая:
- Тут в разговор вклинивается другой пассажир помоложе, пытаясь прояснить ситуацию.
Его шутливо перебивает Фаинберг:
- Уж не ты ли это был, Алмазов!?
Алмазов отнекивается, но уши его краснеют. Алмазов продолжает:
- Он сказал, обращаясь к пенсионеру: «- Этот автобус принадлежит Городскому парку, а те автобусы принадлежат частной компании! Вот и вся разница! Тем на безопасность чихать, а им «время – деньги»!»
- Конечно, ты опытный, Алмазов! Может мне показалось, но тут можно найти признаки «стокгольмского синдрома», – мягко, по-кошачьи сказала Фаинберг.
Эту манеру общения Алмазов больше всего любил у Фаинберг. В такие минуты он готов был ей признаться в любви, но через секунду он отгонял этот мираж, так как ночь с Фаинберг представлялась Алмазову, как ночь на доске с гвоздями, либо ночь в змеином террариуме. Алмазов любил экстрим, и такие мелочи лишь щекотали бы его чувства. Было и другое, и это другое тормозило Алмазова. Фаинберг мысленно считала себя полковником, она спорила с Алмазовым, тогда как полковника она слушалась беспрекословно. Видимо, возраст полковника её магнетизировал… Фаинберг испытывала сейчас те же трудности, через которые несколько лет назад прошел Алмазов. Алмазов и Фаинберг были карьеристами до мозга костей. Их двоих объединяло то, что они отдавали все силы карьере, забыв о личной жизни. Алмазов готов был поделиться опытом, но Фаинберг отказывалась.… Алмазов видел эти внутренние терзания у девушки, но она считала, что Алмазов пытается посягнуть на самое святое, чем дорожила Фаинберг – равноправие с мужчинами! В конечном счёте, выяснения отношений надоели Алмазову. Поэтому-то Алмазов старался видеться с Фаинберг как можно реже. Он старался не брать её на ответственные задания, где Алмазову пришлось бы рассчитывать на Фаинберг, как на самого себя, так как, несмотря на некоторый феминизм, присутствовавший у леди, Фаинберг оставалась хрупкой девушкой, требовавшей к себе трепетного отношения, которое нельзя было бы обеспечить в непредсказуемых условиях гибридной войны. В ней сочеталась капризность Сони Фамусовой и… Но сейчас даже не было времени подумать, кого она ещё напоминала.
- «Стокгольмский синдром» это, когда человек свыкается с обстановкой, даже начинает её защищать? Я правильно понял? – спросил Щёголев.
- Да, ты правильно понял, – также по-кошачьи ответила Фаинберг, которая мечтала, что её полюбят за стойкий и независимый характер, она мечтала о тёплых чувствах, но вместо этого, она натыкалась лишь на холод и непонимание. Щёголев не ошибался, она проявляла к нему интерес, какой испытывает кошка к мышке при виде других котят. Всех в этой машине она мысленно считала котятами. Которые должны у неё учиться.
- А можно сказать и то, что контр-манипуляция была успешна, ибо источник токсичности перестал фонтанировать… - сказал Алмазов.
- Ибо? Аварии бывают ежедневно, и не стоит производить операцию «буря в стакане», если нет объективных причин, – ответил Лозовский, снова улыбаясь, и замечая переход в настроении у Фаинберг.
Алмазов продолжил дальше:
- Прошло минут двадцать. Автобус тронулся в путь дальше. Буквально на каждой остановке входили озябшие пассажиры, которые начинали с реплики: «- Почему Вас так долго не было?!»
Каждый входящий представлялся эдаким Амундсеном, который по вине автобуса превратился в полярника, якобы пробыв на морозе аж полтора часа…
- О, ты даже Амундсена выучил! – опять пошутила Фаинберг.
Но Алмазов не заметил провокации и продолжил:
- Больше всего мне запомнился пенсионер, который стал обращаться к кондукторше, показывая английский оскал, после каждой фразы взглядывая в глаза молодцеватой кондукторше, и производя взмах правой рукой, как это делал бы Хрущёв, словно показывая, свою гордость – свежевыкопанный крупный клубень картофеля, зажатый в кулаке. Однако тут был не клубень корнеплода, а глубок ядовитых змей:
«- Понимаете есть такое слово «сервис» [взгляд, взмах]… А есть «сТервис»…[взмах, взгляд] Т.е. это – эдакий сервис, но только с буковой «Т» посередине, понимаете? [взгляд, взмах, взгляд]»
Увидев, что речь произвела впечатление, Алмазов подытожил:
- У кондукторши не было больше хорошего настроения, ибо психологическая зараза поразила её…
Но Алмазов не закончил, рассказывая другой случай:
- Ладно, то было осенью, но нынче зима… Недавно прошел Новый Год, дождавшись вечером автобуса, я считаю это за небольшую удачу… И снова входят пассажиры, которые были снова недовольны длительным интервалом. И, слушая эти диалоги, меня вдруг осенила элементарная мысль, что вместо благодарности приехавшему автобусу, люди ругают кондуктора, осложняя и без того трудное ночное дежурство.
- Автобус пришёл, зачем ругать его, когда следует ругать тот, который не пришёл раньше? – спросила Фаинберг, которой тоже приходится много передвигаться на автобусах.
- Казалось бы? Можно позвонить в парк, написать письмо в комитет по транспорту, но по логике критикана, достаточно лишь высказать своё обидное мнение кондуктору, как «должностному лицу системы», – продолжает мысль Алмазов.
- А кондуктор оправдывается тем, что не он создаёт расписание, обижается, принимает обиду на свой счёт… - говорит полковник.
- Правильно, оскорбили её место работы, оскорбили все автобусы мира!- дополняет Лозовский.
- И кондуктор не пишет докладную начальству о возмущениях пассажиров. По мнению рядового кондуктора, система работает только сверху вниз, а не снизу вверх, лишь спуская указания, где написание кондуктором лишнего документа грозит ему лишь сокращением премии, – расширяет мысль полковник.
- Обязали всех кондукторш ходить в брюках? Все молча забыли о юбочках… Скончалось несколько кондукторов от жары в салоне под 50°С, когда летом в новых автобусах ломались кондиционеры, но и это не стало поводом для жалоб… - озвучил Алмазов информацию из закрытых сводок.
- Ай! – сказала опять Фаинберг. Она всегда говорила «ай», если что-то произносил Алмазов. Если бы ту же самую фразу сказал полковник Огурцов, то старший лейтенант Фаинберг улыбнулась бы, либо сделала серьёзный вид. Но Алмазова Фаинберг слушала через слово, поэтому междометие «ай» заменяло ей целую эмоциональную палитру, которую она берегла для продвижения карьеры. Алмазов готов был помогать ей во всём, но она отказывалась, рассчитывая лишь на свои силы.
- «Не нравится? Уходи!» логика остаётся неизменной,- заметил полковник.
- И тут есть два аспекта, на которых следует заострить особое внимание,– загадочно произнёс Алмазов.
- Первый аспект? – спросил полковник.
- Это распространение и вредоносность непосредственно самой заразной бациллы, – ответил Алмазов.
- А другой аспект? – снова спросил полковник.
- Предостерегает нас от излишней тугоухости, ведь борясь с заразой, можно забыть о первопричинах, давших возможность этой бацилле развиваться.
- Если посмотреть на развитие болезни в организме человека, то можно выявить несколько основных причин: плохое настроение, плохое питание, несоблюдение правил гигиены и ухода за организмом, – продолжил Лозовский.
- А ещё? – спросил полковник.
- Игнорирование человеком средств вакцинации и средств усиления иммунитета… - ответила Фаинберг.
- Поэтому-то важна психологическая вакцинация! – сделал открытие Щёголев. Он сейчас готовил одну научную работу по данной теме.
- Как-то раз летом мне прислали скриншоты диалога одного критикана с журналистом, – сказал интригующе Алмазов.
- Алмаз-Султан! – шутливо и заговорщицки прошептал Лозовский, имея в виду то, что журналистом была девушка, одна из многочисленных знакомых Алмазова.
Лозовский никак не может пережить того случая, который был года два тому назад. Дело было так. Алмазов поздравил своих самых дорогих, и знакомых ему лично, барышень. Был канун 8-го марта и Алмазов разослал поздравления. А 9-го марта Алмазов пересчитал число ответов. Ответов набралось немало, а именно 210… С тех пор Лозовский называл Алмазова «султаном», намекая на песню: «Если б был я султан, я б имел трёх жён…».
Алмазов повторил диалог, который был примерно таким:
- Вы знаете, что в Смоленске перестали ходить автобусы? Их просто не дождаться на улицах. Люди больше не ждут транспорта, а идут пешком.
- Интересно. А Вы в парк звонили, что говорят там?
- Нет, я не звонил. Вы журналист вот и проведите расследование!
- Да, я журналист, но мне нужно, чтобы информация была всеобъемлющей.
- Всё с вами понятно! Все вы журналисты одинаковые и продажные! Не можете даже сами ничего сделать!
- И что мы видим тут? – спросила Фаинберг.
- Автобус больше не спешит на встречу с разъяренными пассажирами… - ответил Алмазов.
- Автобус вовсе не спешит… - дополнил Лозовский.
- И теперь? – спросила снова Фаинберг.
- Зараза не ограничивается преувеличением фактов, а принимает новую форму, где виноваты не только автобусы, а виноваты все… Власть, СМИ, Запад… - говорит Алмазов.
- И теперь темы досужих разговоров у этого критикана в интернете или на кухне будут лишь «о новой всемирной революции», которая «должна будет свергнуть нынешнюю систему», создавая автобусные остановки у каждого подъезда, что будет после новой ядерной войны… - остроумно заметил полковник.
- Но журналистам, современным журналистам, не хочется разбираться с жалобами своих телезрителей, когда речь идёт о разбитых в подъезде лампочках, – сказал Алмазов.
- Хотя за каждой лампочкой в подъезде стоит УК (управляющая компания), которая списывает деньги и на обслуживание лампочек… - заметил Лозовский.
- А это могло бы быть поводом для хорошего расследования! – заметил Щёголев.
- Вот только зачем журналистам рядовой прессы спорить с теми, кто регулярно скидывается… Пусть не в само СМИ, а, например, на торговый центр, где находятся те магазины, которые закупают рекламу в этом СМИ… - заметил полковник.
- Цепочки могут быть и длиннее, хотя принцип (для некоторых людей или СМИ) остаётся один – «виноват гонец, принесший плохую весть», т.е. сам активный зритель, который сам не вкрутил лампочку у себя в подъезде, – поддержала ход мыслей Фаинберг.
А Щёголев сразу заметил, что мнение полковника Фаинберг исключительно поддерживает. И он вспомнил слова песенки: ««Вот бы сразу взрослым стать! Отдохнуть от детства!» Взрослого дядю она слушает! А меня?»
- Получается, что есть СМИ, которые не дорабатывают в меру разных причин… - сказал Щёголев.
- А также есть люди, которые сами множат токсичную заразу! – сказала Фаинберг, продолжая мысль, - например, многие люди дают советы и не думают, насколько эти советы бывают вредны…
- Во-первых, случайный совет, как и самолечение может лишь помочь на время, но сделать ситуацию намного хуже, – произнёс Щёголев.
Он радостно заметил: «И мне удалось вклиниться в беседу! Я тебя разговорю, Милочка!»
- Во-вторых, если человек советует, то он унижает того, кому он советует, так как тот должен быть заведомо глупее советчика! – дополнила свою мысль Фаинберг.
- В-третьих, человек, которому, что-то посоветовали, снимает с себя ответственность на случай провала… А в случае выигрыша он забудет про советчика, либо будет к нему направлять таких же «бесплатных клиентов!» - поделился опытом полковник, видя, как Фаинберг заигрывает перед молодёжью.
- Правильно! А есть ещё и такой вариант, когда люди всем советуют, что никогда сами бы не осмелились применить для себя.… Они Вам насоветовали, непроверенное, давят, но окончательное решение должны принимать именно Вы! – подметил Лозовский. Незаметно он взглянул на Фаинберг: «Нет, и в молодости на тебя бы ночь не пожертвовал, часик и не более, а, может, и за полчасика управился бы?»
- А если кондукторов вербуют в тайную организацию, чтобы они портили гражданам настроение, устраивая, таким образом, диверсии против Государства? – спросил задумчиво Щёголев, строго взглядывая на Фаинберг, придавая особенную мужественность своему голосу.
- Опять конспирология… - пренебрежительно одёрнул полковник.
- Почему? Может так оно и есть! – переспросил Щёголев.
- Давай мне факты! Факты, понимаешь, факты, а не домыслы! Чего бы я нафантазировал, если бы дал волю фантазии? – строго отрезал полковник.
- Давайте поговорим о чём-нибудь другом… - жалобно попросила Фаинберг. Она знала, что этот тон сильнее всего действует на полковника.
- Давайте вместе посмотрим на то, как попрошайки вымогают себе деньги, – сказал Алмазов, взглянув на полковника, подумал: «Наверное, меня бы и полковничьи украсили бы погоны!». А вслух воскликнул:
- Погоны, прогоны, загоны, а нам ещё далеко гнать…
- А причем тут это?! - спросила Фаинберг.
- Потому что это тоже вид информационного оружия… - настаивал Алмазов.
- Они сначала Вам рассказывают душераздирающую историю, потом показывают уродства, если это в случае инвалидов, либо превосходства, если это в случае артистов. Их задача выбивать Ваш эмоциональный фон из привычной колеи… - начал Лозовский.
- А затем? – спрашивает Фаинберг.
- Следует фраза: «Помогите, кто, чем может!»… - говорит Щёголев, поймавший нить разговора.
- Для рядового человека это выглядит всё реалистично, хотя это лишь фальшивая игра, приносящая доход, – цинично замечает Лозовский.
- Ещё раз? – попросила Фаинберг, ибо она любит чёткие фразы, которые должны отскакивать от зубов. Фаинберг старается придерживаться мнения Шопенгауэра: «Кто ясно мыслит – ясно излагает!»
- Схема выглядит просто! – говорит Щёголев.
- Появляется некто, кто рассказывает (показывает, посредством отличительных знаков) Вам о своей значимости, либо ничтожности. Но цель одна – внушить Вам иные чувства, чтобы потребовать себе благ. А как Вы дальше будете жить с изменённым настроением, такому «умнику» далеко безразлично, – вздохнул полковник.
- Может быть, ему вовсе и не наплевать! Возможно, что он хочет устроить информационную диверсию… - говорит задумчиво Щёголев.
- По этой схеме действуют некоторые деятели, иногда, уже не одну тысячу лет, изображая из себя хранителей веры, либо защитников прав обделённых. Они мнят себя жрецами или генералами, но они самозванцы! – сказал Лозовский.
- Таких людей крайне сложно переубедить, но от их вредного влияния можно дистанцироваться, изучая первоисточники, не поддаваясь на эмоциональные манипуляции, – добавила Фаинберг.
- Опять… - восклицает полковник.
- А может и хотят… В любом случае, попрошайки вызывают лишь негативные эмоции! И хоть товарищ полковник со мной не согласится, а я с тобой соглашусь… Эту тему ещё следует промониторить… - говорит Алмазов Щёголеву.
- Алмазов, лучше расскажи что-нибудь смешное! – говорит полковник.
- Среди нас есть девушка… При ней неприлично… - начал жеманиться Алмазов.
- Фаинберг - офицер, она - не девушка! – говорит резко полковник.
- Девушка она, или пока мы тут едем она уже не девушка… Я не гинеколог, проверять сейчас не буду! – подкалывает Алмазов.
- Алмаз-Султан, полегче с девушками! – учительственно говорит Лозовский, переходя на кавказский акцент.
- Жги! – говорит Щёголев, приготовившийся к приступам смеха.
- Ну, тогда рассказываю. Случай из жизни. Дело было летом. В троллейбус заходит старик. Садится. Затем начинает шарить между ног… Мешок у него был там… Через минуту старик вскакивает, как ошпаренный, подбегает к кабине водителя и начинает стучать кулаком. Старик кричит: «Выпустите меня! Я забыл свои яйца!» А водитель троллейбуса ему и отвечает: «Если я Вас сейчас высажу, то мне будет штраф… Какое мне дело до Ваших яиц?!»
- Ой, Алмазов, ты всё это сейчас придумал, да? – спрашивает Фаинберг.
- Нет, эта история была на самом деле! – восклицает обиженно Алмазов.
- Ну, а что было дальше? – спрашивает Щёголев, еле остановившись от смеха.
- Дальше одна добрая душа решила утешить старика. Дама ему сказала: «Не переживайте! Вы вернётесь, и яйца Вас будут ждать на месте! Кто тронет-то Ваши яйца?» Далее в разговор вступает кондукторша, которая тоже решила утешить старика, обращаясь к нему: «Не переживайте! Ваши яйца, наверное, уже давно забрали! Ваших яиц, наверное, больше и нет! Сейчас время сложное… Яйца всем нужны!»
- Ай… - многозначительно говорит Фаинберг.
- А я тоже вспомнил хохму… Еду осенью в троллейбусе… - начинает Щёголев, протирая глаза от слёз, которые у него появились от предыдущей шутки.
- У вас там, что… Троллейбусно-юмористический маршрут? Один на двоих, что ли? – спрашивает Фаинберг.
- Я еду. В троллейбус заходит парень. Мне показалось, что парень не питерский. Он спрашивает кондукторшу: «Как Вы ходите ПО БОЛЬШОМУ или ПО МАЛОМУ?!» Кондукторша со злостью ему отвечает: «ПО СРЕДНЕМУ!»
- Одну пошлятину гнать… Как не стыдно, а? – шутливо одёргивает Фаинберг.
- Это мы обсуждаем названия проспектов Васильевского острова. А Вы о чём подумали? – спросил Алмазов у Фаинберг.
- В первые дни наступившего 2020 года интернет обсуждает события в Ираке. Поскольку многие СМИ грешат искажением данных, выдёргивая отдельные слова из контекста, то приведу хронологию событий, – без перехода начинает речь Фаинберг.
- А что в них смешного? – спрашивает Щёголев.
- В них нет ничего смешного, но эти события тоже могут послужить хорошей иллюстрацией к теме информационного оружия, – сказала Фаинберг.
- Слушаем Вас внимательно, товарищ старший лейтенант! – говорит по-военному Лозовский.
- 31 декабря 2019 года. Под руководством иранских кураторов в Багдаде совершено нападение на Посольство США. По официальным данным, никто из сотрудников посольства не пострадал.
- Митингующие сожгли будку охраны Посольства, разломали ворота. Я видел это в новостях! – говорит Щёголев.
- 1 января 2020 года. Майк Помпео в своём Твиттере опубликовал фото, на которых запечатлены были лица иранских деятелей, в том числе и заместителя генерала, – продолжает Фаинберг.
- Интересно, что Иран до сих пор свою причастность отрицает, – комментирует полковник.
- 3 января 2020 года. По личному приказу Дональда Трампа был совершен вылет беспилотника, с которого была сброшена ракета в пригородах Багдада. В результате? Вышеуказанные организаторы провокации погибли…
- Вдобавок и сам генерал! – ухмыляется Лозовский.
- Вполне логичная связка событий! – говорит Алмазов.
- Однако? В СМИ по всему Миру начинают появляться самые разные заголовки, которые сеют панику среди населения планеты. «Будет ли новая война?», «Трамп совершил ошибку!», «Иран грозит терактами!»… - говорит Фаинберг.
- Особенно отличилась российская служба Би-Би-Си. На, посмотри скриншот с их сайта. – Алмазов передаёт девушке лист бумаги, с напечатанной на нём информацией.
- В социальных сетях стало появляться имя генерала, который до своей смерти не был широко известен, – удивлённо сказал Щёголев.
- Кто-то стал его называть помощником России в Сирии… - сказал Алмазов.
- А кто-то стал говорить о том, что он в Сирии лишь проливал кровь собратьев, будучи бандитом… - добавила Фаинберг.
- А кем он был на самом деле? – спросил Щёголев.
- Кроме четырёх классов образования у этого дяди в официальной биографии ничего не числится… - сказал Лозовский.
- Хотя есть маленькая оговорка, что он трудился водопроводчиком… - добавил Алмазов.
- Видимо, воюя за водные артерии, которые он хотел забрать для Ирана, он тоже продолжал свою карьеру водопроводчика… - сделал вывод полковник.
- И ещё одна «маленькая» деталь. Данные иранские товарищи начинали с того, что пользовались помощью США для свержения иракского правительства Саддама Хуссейна, но почувствовав своё могущество, они направили свои штыки против самих США… - сказала Фаинберг.
- Что в реальности? – спросил Алмазов.
- Трамп не совершил ошибку, а показал, что за каждой вылазкой бандитов последует возмездие, несмотря на прошлую дружбу с США, – сказала Фаинберг.
- А если Иран захочет поднять цены на нефть, то сам выкопает могилу для своей же экономики, ибо с ростом цен на нефть вырастет число производств в США, синтезирующих бензин из сланцев и газа, – сказал Лозовский.
- И когда будут сформированы эти производства, то Иран будет уже не нужен… - сделал вывод Щёголев.
- Почему столько шумихи вокруг этой истории? Полагаю, что тут вопрос в том, что Трамп сломал мальтузианский сценарий по утилизации населения планеты, – подумав, сказал полковник.
- Что Вы имеете в виду? – спросил Алмазов.
- Ну, есть теория, что планета, якобы перенаселена, а лучший способ сокращать население это – организовывать войны, где гибнет много людей! – пояснил свои слова полковник.
- США и Ирак воевали, убивали солдат друг друга, но это не давало конца войне… - сказала Фаинберг, задумавшись.
- А тут пришёл Трамп, который ударил по марионеточному генералу, а не стал возиться с рядовыми людьми! – подытожил Лозовский.
- Есть и ещё одна серьёзная тема, но, почему-то, упущенная из виду. Это связь поколений властителей на Востоке, – сказал Алмазов.
- Что ты имеешь в виду? – спросила Фаинберг.
- Я имею в виду то, что для них не существует понятия «экстерриториальность»! По международным законам, юрисдикция в здании посольства та же, что и в стране, которую это посольство представляет. Нападение на посольство приравнивается к нападению на страну. В данном случае было нападение на Посольство США, которое было приравнено Трампом к нападению на сами США! – ответил Лозовский.
- Это интересная мысль! А что ты хотел сказать про преемственность поколений власти на востоке? – спросила Фаинберг.
- В 1828 году было нападение на Посольство России в Иране. Тогда погиб поэт Грибоедов, который и возглавлял Посольство… - сказал Алмазов.
- К Грибоедову пришёл евнух гарема шаха, а за ним и две наложницы, которые попросили убежище в России. Шах взбесился! – перебил репликой полковник.
- Шерше ля фам! – хлестко, как лоза заметил Лозовский.
- То есть для шаха есть лишь понимание того, что эта земля его, что он на ней наместник бога, а то, что земля под посольством ему не принадлежит, что он не властен над нею, он не понимает? – спрашивает Щёголев.
- Или не хочет понимать! – ответил Алмазов.
- Но шах после гибели Грибоедова просил прощения у Империи, подарил огромный алмаз по имени «Шах»…. – сказал Лозовский.
- Мы ещё посмотрим, какие подарки от недавней истории в Ираке получит Россия! – сказал полковник.
- Можно ещё и такую аналогию провести… 19 декабря в день, когда Владимир Путин провёл свою Большую Пресс-конференцию… Затем Президент России поехал поздравить разведчиков с днём СМЕРШа… И вечером было нападение на здание ФСБ в Москве… У людей Праздничное настроение, а им втыкают нож в спину… А тут 31 декабря… Американцы празднуют новый год, а бандиты решили напасть на их Посольство… - стал анализировать Щёголев.
- А могло быть и так. Сотрудникам ЦРУ нужно было вытащить своего спецагента, но путь к аэродрому перекрыли машины бандитов… Секунда… Ракета попадает чётко в цель, и путь чист! – высказал оригинальную версию Лозовский, фантазируя в стиле голливудского кино.
- Друзья! Давайте постараемся обходиться без домыслов! – твёрдо попросил полковник. Полковник и сам любил различные версии, полковник порой верил в самые фантастические версии, которые оказывались правдой, но будь показаны эти версии в кино, то никто бы не поверил, упрекая режиссера в выдумке. Полковник всячески оберегал ребят от излишнего увлечения конспирологией, которая с годами может превратиться в психическое расстройство.
- Так, мы только что рассмотрели два типа информационного оружия, – решила подытожить Фаинберг.
- Бытовое хамство и разложение мы рассмотрели на примерах с автобусами, – сказал Щёголев.
- А также мы поговорили про враньё и нагнетание обстановки вокруг мировых событий, – сказал полковник.
- На очереди следующий тип информационного оружия. Кто о нём начнёт? – спрашивает Фаинберг.
- На очередь пришел третий тип – искажение образов, – начал Лозовский.
- С какими образами встречается человек? От этого и зависит образ жизни самого человека! – Щёголев вспомнил фразу из конспектов.
- Читая одну статью автолюбителя, который путешествовал по Северу, я наткнулся на такие слова, когда речь зашла про рассказ об одном заброшенном Аэродроме: «- От всего увиденного возникает лишь чувство злости и бессилия!» - сказал Алмазов.
- Как известно из психологии, что долгое нахождение в агрессивном настроении – верный путь к расстройствам психики, которую уже не в состоянии исправить и сильные препараты… - подметил Лозовский.
- И эти препараты не способны вылечить причину, а могут лишь на короткое время заглушить видимые симптомы… - снова Щёголев вспомнил информацию с занятий.
- Когда человек много злится, то у него в кровь вбрасываются сильные гормоны, способные изменять сознание человека, – сказала Фаинберг, по-кошачьи потянувшись. Длительная поездка начинала её уже утомлять.
- Поэтому-то, когда человек испытывает злость, а ещё и чувствует бессилие, то сталкиваются внутри два вектора: разгона и торможения… - сказал полковник.
- И оба вектора объединяются для разрушения психики пациента! – зевая, сказала Фаинберг.
- Достаточно нужно не так много времени, чтобы запустить необратимые поражения на уровне всего организма, – сказал Щёголев, припоминая научные данные.
- Итак, как мне стало уже понятно, что, в первую очередь, информационное оружие должно человека сильно разозлить? – спрашивает Щёголев.
- Да настолько сильно, чтобы человек потерял связь с реальностью! – сказала Фаинберг.
- Чтобы он был «ослеплён злобой», как говорят в народе! – сказал Лозовский, вспоминая данные из архива своего отца, занимающегося вопросами лингволаконики. Отец Лозовского десятки лет занимался тем, что запечатлевал географические особенности местности, а потом сравнивал эти данные с лингвистическими предпочтениями людей.
- Затем закладываются всяческие пораженческие выдуманные факты, которые доказывают превосходство противника, – говорит полковник.
- Человеку говорят, что война проиграна, что противник сильнее его в сотни раз, что он следит за каждым шагом, грозя наказать за ослушание… - вспоминает Лозовский.
- Можно услышать такие обобщающие фразы: «Мы отстали от Китая/США/Германии навсегда!», «Наша экономика не способна порождать Илонов Масков!», «У нас уровень жизни как в Нигерии!», «Новый финансовый кризис разрушит привычный мир!» - привёл примеры Щёголев.
- Однако, и все эти фразы выглядят смешно тогда, когда у человека есть свои мощные ценности и понятия, – говорит Фаинберг.
- Поэтому-то третий способ борьбы с образами включает в себя размытие ценностей и подмену понятий, – воскликнул Щёголев.
- Что формирует новояз? – спрашивает Лозовский, думая, что никто не догадается о чём идёт речь.
- Это слово введено писателем Оруэллом, который описал это слово в одном из своих романов, – отвечает Фаинберг.
- Работа с лексикой и терминами? – спрашивает Щёголев.
- Такая работа выхватывает по одному слову, пытаясь низвергнуть его значимость, – поясняет Лозовский.
- Когда слово девальвировано, то оно исчезает из словаря общественного употребления, а его упоминание считается моветоном, – сетует полковник.
- Для слова Победа? Формируется новый смысл, дескать, - «победители живут хуже побеждённых», что воевать за земли и территории не было смысла, что побеждать, якобы, плохо, ибо, по их мнению, социальное доминирование тоже устарело… - говорит Фаинберг.
- И само слово втаптывается в грязь, сопоставляется с репрессиями и жертвами, говорится, что могло бы обойтись и без жертв… Таким образом очерняется Победа в Великой Отечественной войне, – говорит Щёголев.
- А слово Любовь? – спрашивает Фаинберг. Девушку очень интересовало действие этого сложного механизма. Однажды на досуге, когда она с Алмазовым обсуждала историю своей личной жизни, то пошутила по поводу себя: «Мне пора открывать брачное агентство! Каждый раз, когда я знакомлюсь с каким-то парнем, то он обязательно находит себе девушку, хотя до этого он жил один!» У Алмазова была похожая история, и они с Фаинберг долго смеялись над своими условностями в общении.
В этот момент полковник мысленно усмехнулся: «Уж тебя-то любовь интересует меньше всего, если только не сбрасывать со счетов любовь к чинам! Карьеристка высшей пробы!»
- Из широкого понятия, включающего в себя любовь к Родине, к своему делу, к познанию, сокращается лишь до удовлетворения похоти, – сказал Лозовский. При этом, почему-то взглянув через зеркало на полковника, словно угадывая его мысли.
- А Истина? – спросил полковник, забывая, о недавнем одёргивании других за конспирологию.
У него промелькнула молнией мысль: «Генерал сказал, что одного я могу выдвинуть на повышение… Но кого? Где тут истина карьерного продвижения?»
- Если Вы заведёте с кем-то разговор об истине, то Вас не примут за человека, которого на самом деле интересует истинность слов… - начинает Алмазов.
Полковник подумал: «Ты-то юноша готов наступать даже и генералу на пятки, к которому ты зачастил в последнее время, и всё под тем соусом, что этого требовала оперативность…»
- А Вас примут либо за масона, для которого истина сокрыта в сверхзнаниях… - говорит полковник.
- Они и вправду мечтают о подчинении себе миллиардов людей? – вопросом перебивает его Щёголев.
- Либо Вас примут за иеговиста, для которого истина в Боге… - сказал полковник. И вдруг его осенила простая мысль: «Да, Щёголев, именно Щёголев и будет указан в рапорте на повышение! И пусть эта амбициозная троица – Фаинберг, Алмазов и Лозовский останутся при своих амбициях».
- Либо Вас примут за политического пропагандиста, для которого истина лишь слово для политических манипуляций, – сказал Алмазов.
Лозовский скептически фыркнул, думая: «Не кипятись ты, парень, на повышение всё равно пойду я, сколько бы ты сейчас не распинался!»
- Слово «истина» практически ушло из обихода, как и слово «душа», как и слово «эфир»… - констатировал удивлённо Щёголев.
Полковник опять улыбнулся, ловя на себе взгляд обернувшейся на него Фаинберг: «Не крутись, девочка, ничего тебе не выгорит на этот раз! Щёголев и только Щёголев!»
- Хотя эти слова лишь пытались дать определение тому, чему сложно дать определение вовсе… Погрешность или неопределённость в древности признавали за действие эфира, – сказал Лозовский, делая выдержки из своей очередной статьи, считая, что повышение у него в кармане.
- Немного всё-таки, немного хотелось бы послушать об образах, об образовании! Что Вы думаете? – спросила Фаинберг. Она, взглянув на Щёголева, решила продемонстрировать перед полковником свою власть над младшим сотрудником. Полковник уловил её взгляд, сделав намеренно серьёзное лицо, хотя в душе он хохотал: «Напрасно, милочка, ты сегодня извертелась! Как ты будешь улыбаться Щёголеву, когда он с тобой уравняется в чинах?»
- Образование… - начал тереть себе затылок Щёголев. От взгляда, брошенного на него неожиданно Фаинберг, он даже потерял дар речи. "Неужели, всё-таки она ко мне относится, как Агата Кристи к своему избраннику. Значит, не зря я копал исторические труды, хоть я и не археолог!» И Щёголев мысленно улыбнулся, впервые не рассердившись на Лозовского, что он его перебивает.
- Система образования построена на том, что через всю образовательную программу идут несколько ценностей: подчинение начальству, уважение к знаниям, подобострастие к идеалам… - говорит Лозовский, который скептически относится к образовательным технологиям. Мысленно он понимал, что значительно перерос всех, сидящих с ним в машине, но позволял себе щедро разбрасываться мыслями, предвкушая, как будет он проставляться перед ними, когда они узнают о его повышении. Командировка на Камчатку окончательно вскружила ему голову, заставив потерять наблюдательность.
- А есть ценности, которые заменяются при переходе человека с одного уровня на другой! – говорит полковник.
- Что Вы имеете в виду? – спрашивает Щёголев.
- Это как со званиями в армии! – отвечает полковник.
- А подробнее? – спрашивает Фаинберг.
Полковник делает сосредоточенный вид, в душе смеясь гомерическим хохотом: «А чины-то тебя волнуют больше всего, деваха!»
- С детским садом продолжается познание мира, ребёнок начинает коммуницирование со сверстниками, – говорит полковник, думая: «Какой всё-таки Детский сад мне достался! Каждый из них, думает, что видит меня насквозь? Наивные дети!».
- В школе даются общие знания… - говорит Щёголев, считая, что полковник говорит о том, что думает.
- Первая любовь! – восклицает Алмазов.
- В институте человек получает более детальные знания, разрабатывает первый проект… - говорит полковник, мысленно представляя себе, как вскипятится тот же Алмазов, узнав, что Щёголев получит внеочередное звание. Ведь этот капитанчик привык сам шагать через две ступеньки по лесенке.
- Бегает на тусовки! – дополняет полковника капитан.
Полковник мысленно ухмыляется: «По оврагам ты побегаешь в ближайшие полгода, а не по тусовкам. Потусишь на природе, заигрывая с берёзками и сосенками».
- Далее следует? – спрашивает Щёголев.
- Далее реальная работа, дающая заработок денег, появляется семья… - говорит полковник, вспоминая о своих сыновьях, которые старше по возрасту, чем Фаинберг.
- На этом этапе жизни происходит получение опыта, – дополняет Фаинберг.
Полковник думает: «Опыта-то у тебя с избытком!»
- А дальше пенсия… - сказал полковник, который ещё не собирался никуда уходить, несмотря на седые виски.
- Но и на пенсии может быть интересно! Общественная работа, отдых на даче, передача знаний молодёжи! – подытожил Щёголев.
Полковник взглянул на него: «Да, тебя я и включу в рапорт, обойдёмся без амбициозных выскочек!»
- Казалось бы? – спросил полковник, и, сделав короткую паузу, продолжил, - И в эту выстроенную схему можно внести разлад!
- Например, внушив молодёжи, что отдых у бабушки в деревне больше не моден… - сказал Алмазов, посмотрев на Фаинберг, а та сочла это намёком на её феминизм.
- Можно сделать так, что, работая человек не успеет выстраивать семью… - посмотрела Фаинберг на Алмазова, делая намёк на его карьеризм.
- Либо навыки коммуникации раскрывать только к пенсии… - сказал Лозовский, опять смеясь. Он чувствовал, что у него выросли крылья за спиной, потому что он давно, как ему казалось перерос полковника.
- Это даже не «теория разбитых окон», которую можно «вылечить» тем, что восстановить инфраструктурные объекты, а это информационное оружие 21-го века, которое разрушает саму понятийную систему человека… - задумчиво сказал полковник, понимая, какой сюрприз он подготовит им всем со своим рапортом.
- Вроде слова те же, но смысл слышится совсем другой… - с удивлением сказал Алмазов, которого абсолютно не интересовала карьера, а он жил только остротой происходящих событий, только маскируясь под карьериста.
- Да, сталкиваясь с этой заразой, не удастся больше воскликнуть: «- Вот зараза, а…», ибо зараза нового типа не будет расценена мозгом как опасность… Триггеры, ответственные за включение иммунитета, продолжат спать, оставаясь нетронутыми! – сказал Лозовский, повторяя слова из мастер-класса Алмазова и мысленно ругая себя: «Что я вечно иду на поводу у этого мальчишки? Дать бы ему затрещину хорошую!»
- Интересно, а что об этом думает товарищ Генерал? – спрашивает Щёголев.
- Какой Генерал? – все уставились на Щёголева.
- С которым я разговаривал тогда…- оправдывается Щёголев.
- Никакого Генерала не существует! – ответил Лозовский с серьёзным видом.
- Как это не существует?! – спрашивал Щёголев, который начинал беситься от этого розыгрыша.
- Ты, наверное, имеешь в виду товарища Эксперта?! – спрашивает полковник, мысленно раздражаясь: «Скажу генералу, что в группе пока рано кого-то выдвигать, пусть переведёт это в ФМП (Фонд Материального Поощрения), ведь премии-то распределяются, согласно окладам. Да, так и сделаю!»
- Он сказал, что он эксперт! Эксперт по пирожкам! – сказала Фаинберг, улыбаясь оттого, что ей удалось угодить Генералу вкусными пирожками, которые она сама испекла и на одно торжество принесла, угостив всех. Но только генерал, улыбнувшись, спросил: «Вы ещё не замужем? Кто-то будет счастливцем!»
- А когда ты меня угостишь своими пирогами, а?! – спрашивает Алмазов, прокрутив в голове текст песни «Буду я точно Генералом! Стану я точно генералом, если капрала, если капрала переживу», подумав, кто же станет на его пути капралом?
- А ты хотя бы сводил меня в театр, в музей… Тогда бы я подумала! – отвечает Фаинберг, улыбаясь.
- Подумала бы, ага… - не доверяя, проскрипел Алмазов, думая: «Шутки ты уже совсем разучилась понимать, я не такой наивный, как Цезарь и не такой бесхарактерный, как Антонио, побереги свои чары Клеопатры для того же полковника!»
- Поверь, я бы тебя не съела! Не бойся! – сказала Фаинберг очень мягко, дескать, намекая, что ей самой надоело встречать Новый год только с мамой, впрочем, мама всегда набивала дом огромным количеством родственников, каждый из которых норовил дать ей советы, как лучше найти супруга...
- Давать то, что человек хочет, или иллюзию этого… Вот она настоящая власть… Помните об этом и не давайте над собой властвовать! – сказал Лозовский.
- А таблички? Алмазов, я тебе рассказывал про таблички? – спрашивал Щёголев, абсолютно вне контекста.
- Какие ещё таблички? – не понимая о чём речь, спросил Алмазов.
- Ты имеешь ввиду таблички на зданиях? Есть деятели, которые относятся к этому, как к настоящей войне! Напомню тебе, что они делают! Таблички снимают, переименовывая улицы, вешают новые таблички и памятные доски, создавая «новые символы». Те же деятели сносят старые памятники и устанавливают новые… Ищут и создают себе реликвии… Борются за ресурсы… Проводят акции… Даже разрабатывают и носят свою форму одежды… И регион тут вовсе не важен, ибо принцип везде один – навязать свои правила жизни, навязать свою историю! – высказался полковник на злободневную тему, вроде отвечая Щёголеву, но так, чтобы все слышали, и все видели его, т.е. полковника, уровень эрудиции. Длинная фраза словно подводила итог не дискуссии, а означала нотацию от начальника, но Щёголев упорно не понимал театрального выхода полковника на сцену.
- Ну, я, вообще-то про те таблички, которые ставятся в автобусах. На табличках помещается информация для слепых пассажиров, – притихшим голосом говорит Щёголев.
- Что не так со слепыми в автобусах? – спрашивает Фаинберг.
- Со слепыми всё хорошо, а вот с табличками непорядок! – говорит Щёголев.
- Как ты к этому пришёл? – спрашивает Фаинберг.
- Ко мне обратились из общества слепых, сказали, что с табличками непорядок.
- Что с табличками не так? – спрашивает Фаинберг.
- Они в каждом автобусе установлены на разных местах, и слепым их не найти! – жалуется Щёголев.
- И как ты поступил? – спрашивает полковник, которому хотелось дать подзатыльник Щёголеву за его въедливость.
- Я написал письмо в Комитет по транспорту… Недавно получил от них ответ… На, прочитай! – говорит Щёголев, протягивая ксерокопию ответа ведомства. Полковник чуть не подпрыгнул на сидении, хотя Лозовский вёл, на редкость, плавно в этот момент, и все обернулись на полковника, подумавшего: «Так этот Знайка ещё и письма отправляет от себя? Ответы получает? Недооценил я этого проныру!»
Щёголев, привыкший к скрупулёзности в мелочах, не понимал, почему кипятится полковник, требовавший не беспокоить его по мелочам.
- Ты перескажи своими словами! – говорит Алмазов, т.к. в машине было уже темно, и Алмазову не хотелось вчитываться.
- Они ответили, что у них нет единого стандарта по установке табличек в автобусах! – возмущённо сказал Щёголев.
- Понятно… - ответил Алмазов.
- А там, куда мы едем, будет «Таманская Дивизия»? – спрашивает Лозовский, имея в виду одну особу, которой ещё в 20 лет дали такое прозвище. У этой дамы было и другое прозвище – бронетранспортер.
- И шеф будет, и эксперт будет, и БТР... – ответил Алмазов.
- А что нас скоро ждёт? Новое задание? – спрашивает Щёголев.
- «В 3:15 возле бани!» - отвечает Фаинберг с улыбкой, вспоминая слова из песни Высоцкого.
- Как всегда! – сказал Алмазов, копируя манеру того же журналиста, которого копировал и Лозовский, ранее говоривший фразу: «Всё о том же…».
Так о чём же шла речь?
На Пресс-конференции Владимира Путина в 2016 году, тот журналист спросил у Президента, когда тот собирается уходить в отставку. Не успел тот журналист договорить свою тираду, как Алмазов перебил журналиста, крикнув на весь зал: «Провокационный вопрос!»… Наверное, реплику Алмазова услышал и Президент, который с улыбкой сказал тому журналисту: «Вы провокатор!» Но в ту секунду тот журналист отвернулся от Президента и крикнул Алмазову в ответ фразу, ставшую теперь для Алмазова нарицательной: «Как всегда!» Тогда в видеотрансляцию ни разворот журналиста, ни сама реплика Алмазова, не попали, ибо режиссёры монтажа мгновенно переключили картинку, показывая пальцы Президента, а не покрасневшего и отвернувшегося журналиста. Но Лозовский был тогда в зале… И теперь Лозовский хорошо помнил тот момент, поэтому Лозовский улыбнулся от слов Алмазова искреннее, в отличие от других, завидовавших пассажиров «Рэйнджа» и Лозовскому и Алмазову, которые тогда были в зале, зная ситуацию изнутри.
- «Может позже, может раньше, остановится такси!» - продолжает полковник, приводя строки из той же песни Высоцкого.
- А где вертолёт?! – резко спрашивает Алмазов. Машина уже проехала несколько постов охраны и въехала в одну из резиденций. Лозовский остановил машину на краю освещённой площади, на которой можно было бы посадить вертолёт. Но вертолёта на площади не оказалось…
- Он утром будет нас ждать на нашем месте! – опять усмехнувшись, сказал Лозовский.
- Ну опять, бежать километр ночью по лесу! Да ну Вас! – сказал Алмазов, строя из себя обиженную Принцессу на горошине.
- «Нам отдохнуть нельзя! Бегом, бегом, бегом...» - вспомнил Щёголев слова из известной песни.
- «Уходи, а я тебя прикрою!»- сказал Алмазов, выскакивая из машины. И осмотревшись, Алмазов придерживает дверь для Щёголева, как это сделали бы лицензированные бодигарды, продолжая, - «Прикрою… Грязью да водою…»
Сидевший в машине полковник напел слова из его любимой песни Высоцкого:
- Бой будет завтра, а пока… Взвод зарывался в облака, и уходил по перевалу!
- Во всяком случае, у нас будет сегодня превосходный вечер! – душевно произнесла Фаинберг.
Не успела девушка договорить фразу, как дверцу, где она сидела, распахнул Алмазов, продолжая мысль Фаинберг:
- Уж в этом-то Вы можете не сомневаться!
Ещё сидя в машине, Алмазов вспомнил случай, о котором ему когда-то давно рассказывала Фаинберг. Она рассказывала тогда о том, что она рассталась с молодым человеком из-за того, что тот, когда он привёз её к её же дому на своей машине с концерта, то он ей не открыл дверцу. Фаинберг была обижена. Она говорила, что мужчины мельчают, раз не знают элементарных правил этикета.
Поэтому? Секундой ранее, Алмазов обежал машину сзади, и, ухватившись за ручку двери «Рэйндж- Ровера» Алмазов, прошептал себе под нос слова Хемингуэя: «Раз уж начал – побеждай!»
Распахнув дверь, Алмазов взял руку старшего лейтенанта Фаинберг, и нежно поцеловал чуть ниже запястья. В ответ Фаинберг благодарно улыбнулась.
Все вышли из машины, направляясь к одному особняку, напоминавшему дворец. Алмазов взял девушку под руку. В гражданской жизни Фаинберг не представляла себе жизни без высоких каблуков. Её стремление быть леди ей приносило множество трудностей, которые Фаинберг с достоинством выдерживала. Пассажиры «Рэйнджа» шли молча и вальяжно, пока Щёголев не спросил о том, когда продолжится наша беседа.
- На обратном пути! – ответил ему Лозовский.
Николай Принцев
2020 год
Оценили 2 человека
2 кармы