Записки пилота. Символ контакта – открытая Дверь гл. 19. Следствия причин

0 394

Глава 19. Следствия причин 

Один вопрос долгое время мучил пилота.

Иногда что-то странное происходило с ней. Это случалось крайне редко и всегда спонтанно и неконтролируемо. Вот и сейчас ей припомнился один такой маленький случай.

Это было в её университетский период, в один из дней, когда она возвращалась с учёбы. Пилот вспомнила, что в этот день по какой-то причине очень долго не было электричек. Народу на всех станциях столпилась масса. С трудом забившись в вагон, пилот сразу же с опасением подумала: «А как же она будет выходить на своей промежуточной станции, ведь большинство выходило на конечной?» Тамбур и вагон были забиты как консервная банка.

Пилоту всё же удалось чуток протиснуться поближе к выходу, пока перед ней не обрадовалась плотная стена из человеческих тел. Сзади за пилотом пристроилась какая-то женщина, которая выходила на той же станции что и она. Видимо, эта женщина тоже сразу же задалась таким же вопросом: «Как же ей выбраться?»

Чем ближе они подъезжали к своей станции, тем больше эта дама сзади нервничала. Узнав у пилота, выходит она или нет и, поняв, что пилот не может протолкаться вперёд, она начала причитать, что им будет не выйти. В общем, дама попалась на редкость нервная и пилот тоже из-за неё начала заводиться.

Через какое-то время её начало мучить дикое раздражение на эту женщину, от занудных причитаний которой, будто какой-то непонятный серый вихрь начал раскручиваться внутри пилота. Она падала в этот вихрь, падала, а он становился всё мощнее и мощнее. Наконец, желая прекратить «стоны» женщины на очередную её фразу: «Мы не выйдем», – пилот каким-то странным низким голосом жёстко и твёрдо ответила: «Мы – выйдем». Это прозвучало почти как: «Мы – прорвёмся», при этом её тон и голос были такими, что женщина резко замолчала и больше не издавала ни звука до конца их пути. Однако вихрь внутри пилота и после этого не затих.

Когда они, наконец, подъехали, случилось то, что должно было случиться: На их станции также было много народа и, люди жаждали, во что бы то ни стало сесть на эту электричку. Как это бывает обычно для бездумной толпы, они, не дожидаясь, пока все кому надо выйти, протолкаются на выход, стали заваливаться в тамбур. И тут случилось странное. Когда народ повалил в тамбур, перекрывая пилоту выход, она, неожиданно для себя, совершенно чужим, практически мужским низким голосом рявкнула этой вваливающейся людской массе только одно слово: «Назад!»

Это был Приказ. Причём приказ безусловный для исполнения. Толпа как вваливалась – с той же скоростью, пятясь, начала вываливаться обратно на перрон. Когда пилот вышла, она вдруг как будто очнулась от того странного, похожего на транс состояния, в котором она находилась, и тёмный серый «вихрь» внутри неё мгновенно исчез.

Пилот прекрасно знала, что толпу, когда та одержима одной целью, остановить практически невозможно и, уж тем более, это было невозможно для неё, для пилота. Ведь несколько раз до этого случая она уже попадала в толпу и её там чуть не задавили. И ничто не могло остановить эту живую массу. Как же сейчас, она – маленькая пигалица, с её вечными «простите», «извините» смогла заставить их выйти? И что было с её голосом? Она приказала и они послушались!? Она никогда не отдавала приказы.

Все эти мысли пролетели в голове у пилота за какое-то мгновение. «Что это было?», – ещё раз подумала она и, в полном недоумении, оглянулась на людей, которых она только что заставила выйти. И тут она на секунду увидела странную картину: Люди как вывалились из вагона на перрон, так и стояли в каком-то шоковом состоянии, но через мгновение, после того момента когда пилот оглянулась, они словно очнулись от какого-то наваждения. Весь их вид будто задавал тот же самый вопрос: «Что это было?» Очнувшись, люди разом возмущённо загалдели и рванули в вагон.

Это был всего лишь один случай из многих.

Пилот не понимала, как это контролировать и почему такие вещи случаются с ней. Причём, намеренно сделать что-то подобное никогда не получалось. И пилот обратилась с вопросом к штурману.

Пилот, мысленно «показывая» штурману картинку события: Штурман, скажи, что это? Что это тогда было?

Штурман (спокойно): Ээээ, ну, знаешь ли, было дело, тебе доводилось отдавать приказы.

Пилот: Я? И приказы!?

Штурман: Да, ты и приказы. А этот случай, это что-то типа «сцепки», так сказать, разновременных событий. Что-то в той ситуации, поведении, а может даже в энергетике той женщины, которая вывела тебя «ИЗ СЕБЯ» сыграло роль спускового крючка.

Пилот: Как-то странно всё это. Это так на меня не похоже.

Штурман: А чему ты удивляешься? Ты думаешь, ты себя знаешь? Жизнь штука бесконечная. А за такой длинный срок знаешь сколько всего может произойти?

И через мгновение в голове пилота промелькнуло видение:

Всё в дыму от пожаров, слышны истошные крики и стоны. Потом пилот увидела себя. И это была она!? Не может быть! Перед ней возник образ крепко сложенного мужчины с лицом, будто высеченным из камня. Это лицо не выражало абсолютно ничего. Ледяной неподвижный взгляд, взгляд который пронизывал насквозь, и от которого реально кровь стыла в жилах. Это были глаза жестокого хищника, не знающего, что такое жалость и сострадание. И эти глаза привыкли повелевать, потому что этот мужчина, как внезапно осознала пилот, был военачальником.

Сейчас в руке у него был короткий меч, который был весь в крови. И сам он был весь с головы до ног забрызган кровью смешанной с грязью. Видимо, всё происходило в конце какого-то сражения и победители добивали раненых, а заодно уничтожали мирных жителей какого-то то ли города, то ли поселения, было толком и не разглядеть среди этой круговерти.

Затем, перед взором пилота разыгралась короткая сцена:

Этот мужчина (пилот) стоял над трупом человека, которого он только что убил, когда короткий вскрик рядом заставил его обернуться. Он увидел прижавшегося к стене дома мальчонку и над ним уже был занесён меч одного из его солдат. Всё длилось доли секунды. Военачальник встретился взглядом с этим мальчиком и молниеносным движением перехватил удар, готовый обрушиться на голову ребёнка. Странно, зачем он это сделал? Ему столько раз приходилось убивать, он не ведал жалости.

Он оттолкнул своего бойца, который сначала в запале даже попытался ответить на удар, но тут же осёкся и замер под взглядом своего командира и, не смея выражать недовольство, убрался восвояси. Военачальник подошёл к мальчишке и снова посмотрел на него: «Эти горящие глаза! Разве у ребёнка могут быть такие глаза?» Он протянул руку, желая взять мальчика за шиворот, притянуть к себе, чтобы разглядеть поближе, как вдруг ребёнок, у которого оказался нож, полоснул его этим ножом по руке.

Рука военачальника остановилась. Не обратив никакого внимания на порез, он ещё раз внимательно взглянул на ребёнка. Уголок его рта искривился в какой-то гримасе, отдалённо напоминающую полуулыбку. Было ощущение, что его лицо вообще не привыкло улыбаться, и это было с ним в первый раз. В холодных жестоких глазах что-то засветилось, напоминающее одобрение: «Щенок», – только и сказал он усмехнувшись. Лёгким движением выбил из рук ребёнка нож и, взяв его за шиворот, потащил в лагерь.

Он оставил его в лагере, коротко бросив бойцам, вернувшимся с поля боя одним только взглядом указав на мальчика: «Не трогать». Этого было достаточно, чтобы никто не посмел ослушаться. Об охране он не беспокоился, он знал, что мальчишка не попытается сбежать. Да и некуда ему было бежать.

Пилот очнулась от видения.

Пилот штурману в шоке от увиденного: Это не могла быть я. Я не могу быть настолько жестокой.

Штурман: Можешь. Ты себя не очень хорошо знаешь. Я уже как-то тебе говорил, что при погружении сущность пилота может претерпевать очень сильные изменения и искажения.

Пилот: Да, ты говорил мне об этом.

Штурман: Так вот, случилось так, что ты не смогла установить контакт со своим штурманом, и все решения тебе пришлось принимать «вслепую». Твоя сущность, в попытке закрепиться в этом мире, а времена были очень суровые, приняла фатальное решение, которое на тот момент казалось тебе верным. Тот мужчина, которым ты была, выработал в себе полное презрение к боли и смерти. К сожалению, не только к своей боли и смерти, но и боли и смерти других людей. Убив в себе все человеческие чувства и эмоции, он попал в энергетическую ловушку. Тот мальчик, которого ты не дал (не дала) тогда убить, был пилотом высочайшего класса. Он пошёл туда специально ради тебя, и ваши пути неминуемо должны были пересечься. Этот пилот сделал, казалось, невозможное. Ты спасла его физическое тело, а он вытащил тебя из энергозападни, в которую ты угодила и уже не могла выбраться самостоятельно.

Пилот молчала, всё ещё находясь под впечатлением от слов штурмана и от увиденной картины.

Позже, снова обдумывая слова штурмана, пилот припомнила ещё один момент: Это было, когда с одной из преподавательниц у них на факультете случился инсульт, и она впала в кому. Тогда пилота почему-то посетила следующая мысль: «Если у этой женщины мозг повреждён настолько, что она станет беспомощным инвалидом, то пусть она лучше умрёт. Так будет лучше для всех. Для неё и для её детей», – так подумала тогда пилот. Она подумала так потому, что ей самой казалась невыносима сама мысль о потери контроля над своим телом.

На следующий день пилот узнала, что преподавательница скончалась. В тот же день у пилота как-то почти сама собой родилась песня со спокойным, размеренным, суровым мотивом, который, казалось, дышал древностью. Медленно перебирая струны гитары, она пела:

Видишь этот шрам на щеке,

Знаешь ли ты блеск этих глаз,

Помнишь крик,

Кровь на руке.

Ты меня в битве

В битве той спас.

Нет в твоём сердце тепла.

Нет ни друзей, ни любви.

Друга не раз

Ты предавал

Руки по локти,

По локти в крови.

Что же случилось тогда?

Ты ж никого не щадил.

Помнишь ребёнка

И этот взгляд,

Что так тебя,

Тебя покорил.

Час искупленья настал.

Смерть у тебя за спиной.

Тысячу воинов

Дьявол послал.

И только я

Рядом с тобой.

Долг собираюсь отдать

В этом последнем бою.

Душу свою

В пламя отдам

В битве за душу,

За душу твою.

И вот только теперь пилот поняла смысл этой песни. Оказалось, что она заблуждалась, когда думала, что эта песня каким-то образом касалась умершей преподавательницы. Нет, песня была не об этой женщине, а о самом пилоте. Просто тогда снова возникла «сцепка». Мысль о возможном попадании той женщины из-за инсульта в ловушку неконтролируемого тела замкнула некую цепь и явилась спусковым крючком для частичного воспоминания о былом.

«Должно быть, так действуют все «сцепки»», – подумала пилот.

Грядущее мятежно, но надежда есть

Знаю я, что эта песня Не к погоде и не к месту, Мне из лестного бы теста Вам пирожные печь. Александр Градский Итак, информации уже достаточно, чтобы обрисовать основные сценарии развития с...

«В Херсоне ад. На балконах вывешивают белые флаги»: "Херсонское Сопротивление"

Херсон столкнулся с настоящим «адом» после прорыва российских вооруженных сил у Антоновского моста. Об этом информирует Telegram-канал «Военкоры Русской Весны», ссылаясь на слова Сергея...