Кто ты, воин - интернационалист? Часть 2.

Долг платежом красен

Следующий момент, на который я раньше как-то не обращал внимания, но который очень интересен для анализа. А звучит он очень просто – в военкоматы очередь желающих выполнить интернациональный долг не выстраивалась. За исключением частных примеров, когда пассионарные парни писали заявления с просьбой отправить их в ДРА, неизвестны случаи, чтобы туда массово просились граждане СССР призывного возраста.

В СССР служба в армии не была добровольной. В силу особенностей государственного устройства, служба считалась долгом каждого гражданина. Учитывая социалистический характер государства, это вполне объяснимо, ведь по Конституции государство заботится и печется о своих гражданах, значит и граждане чем-то должны быть обязаны государству. Вот службой в армии и были обязаны. Государство в принудительном порядке готовит граждан страны к служению Родине и в случае войны призовет всех без исключения на ее защиту. Ясно, что понятие долга приукрасили эпитетом «священный», но с точки зрения логики, здесь все нормально. Капиталистическое государство может себе позволить такие вольности в случае реальной угрозы войны. Ведь с точки зрения гражданина капиталистического государства, оно обслуживает его, гражданина, в той мере, в какой он ему делегировал свои права и платит налоги.

Ввод войск в Афганистан нарушил эту логику взаимоотношений государства и гражданина. Ведь как ни крути, а Афганистан – это далекая дикая страна. Процессы, которые там происходят, мало кого интересуют в СССР. Там нет родни и друзей. Туда не едут массово на работу и, самое главное, никто Афганистану ничего не должен. Правительство СССР, конечно, столкнулось с дилеммой. Защита собственных интересов за рубежом – это обычная практика государства. К этому важному делу привлекаются либо добровольцы, либо наемники за вознаграждение, либо кадровые специалисты, пребывающие на зарплате. Нельзя просто так выдернуть человека из его мирной жизни и заслать к черту на кулички воевать, с высоким риском быть убитым. К примеру, американцы столкнулись с этой проблемой в 1969 году, когда понадобилось возмещать потери во Вьетнаме, но призвать принудительно учтенный контингент не решились. Была проведена так называемая армейская лотерея, в которой разыгрывались капсулы с календарными датами целого года. Определенное количество первых выпавших капсул и дало в итоге даты рождения призывников нужного года рождения. Представить нечто подобное в СССР было просто нереально и смешно. Да и менталитет советских людей был иной, они с пониманием относились к требованиям государства. Государство же в свою очередь не сильно заморочилось идеологическим обоснованием отправки своих призывников на войну в чужую страну. Оно просто священный долг переименовало в интернациональный.

Социальный же эффект подобного решения не преминул сказаться через несколько лет. Поначалу, пока все держалось в тайне, а стабилизация режима НДПА ожидалась со дня на день, точечно выдернутые из своих мест обитания, были жертвами, кои и в мирное время случались в армии на учениях, испытаниях, да и просто в повседневной жизни. Всякое бывает. Но война затягивалась, скрывать от населения, куда отправляются дети и откуда идет поток гробов и, что немаловажно, калек, которым рот не заткнешь, было уже невозможно. И молодой солдат, описанный выше, попав в небольшой адец Афганской войны, нет-нет да и задавался вопросом «А почему здесь оказался я, а не Славка (Петька, Витька, Васька и т. д), который жирует себе в каком-нибудь пыльном гарнизоне, таскается в увольнения к бабам и на праздники ездит домой на побывку». А уж как этот вопрос задавали себе матери этих сыновей. А вопрос между тем непростой и имеет неожиданный ракурс. Все в той же книге Славина «Никто кроме нас» я обратил внимание, что в составе молодого пополнения в дивизии ВДВ были персонажи, которые мало чем напоминали будущего бравого десантника. Как физически, так и морально – психологически. Тоже самое я могу с уверенностью сказать и по другим учебкам. Я не знаю, как с этим обстоит дело в реальных частях ВДВ. Все же существует здравый смысл и там должен быть отбор по вполне себе определенным качествам. А вот при отправке в Афган этот отбор был скорее отрицательным. Ведь военкомат не призывал тебя в Афган, он призывал тебя в армию. Ты и попадал в армию. Проходя начальную подготовку в учебке или в части, ты уже сразу брался на заметку. Например, лучших курсантов оставляли в учебке на замену дембелей. Да и любая часть сделала бы тоже самое. Жирные места, как, например, транспортные караулы, охрана всяких посольств или командировка за рубеж, где никакой войны нет, тоже доставались по первичному принципу. Даже охранников в дисбаты отбирали раньше. Оставшихся, за исключением явных умственных калек и рьяно косящих придурков, отправляли по квоте в Афган.

А теперь поставьте себя на место бойца, который не вылазит из боевых, который провожал в Союз убитых товарищей и которому еще служить и служить до дембеля. Наверное, он предпочел бы, чтобы государство, отправляя его в бой, поставило рядом с ним такого же умелого и мужественного солдата, на которого можно положиться, который прикроет и не бросит духам на потеху. Который не пристрелит тебя в припадке истерики, не смоется к духам, не будет тырить твой паек. А тебе присылают какое-то существо, которое гнется от ветра, смотрит голодными глазами и дрожит от одного вида палаточного быта. Конечно, есть вероятность, что сломленный в учебке, выпрямится в Афгане. Но уж очень это сомнительно при афганской дедовщине и не совсем устойчивой психике реальных бойцов. На боевых он либо погибнет, либо будет обузой всей группе. Но, оставаясь в стороне от боевых, он просто перейдет в категорию чмыря, за которого кто-то рискует своей жизнью. Собственно, если его не переведут в другую часть, то судьба его печальна.

А если государство изначально будет отбирать сильных и смелых, «с твердой рукой в строю», то придется признать, что не все равны в своей обязанности рисковать жизнью, выполняя интернациональный долг. Будет нарушен принцип социальной справедливости.

Но погодите осуждать этих несчастных солдатиков, которых сейчас презрительно хают в разных воспоминаниях. Ведь вначале я сказал, что он не рвался стать героем, он не становился в очередь за наградами, он изначально и не собирался поражать воображение девчонок своими боевыми подвигами. Его призвали в армию и в армии, скорее всего, нашлось бы место, где он оттрубил бы свои 2 года и пришел бы домой в сносной парадке на радость матери. Несправедливо, скажете вы. А как справедливо? Послать это чучело в бой и отправить к нему домой гроб с чувством выполненного долга? Или может с ужасом глазеть на вырезанную заставу, где он так и продолжал спать на посту, пока не приехала смена? Или сплавить его в штабные писари, чтобы он «радовал» глаз бывших сослуживцев своей покруглевшей харей и новеньким хэбэ? У меня нет ответов на эти вопросы. Но мое мнение такое, что если Бог дал человеку силу воли, мужество и способности воевать и этот человек уже согласился с первой несправедливостью, когда его в мирное время отправили на войну в чужую страну, неправильно с его стороны требовать себе жертву, сделав еще большую несправедливость, отправив на смерть заведомо негодного к войне, у которого просто нет шансов. Этому герою должен не этот несчастный чмыренок, ему должно государство. Но судить, конечно, не мне.

Кстати, Афган тоже еще та лотерея. На Кабульском аэродроме, когда косяками идет пополнение, разворачивается целое торжище. Молодые с очумевшими глазами сидят на своих вещмешках, а их пристально рассматривают «покупатели» из разных частей и гарнизонов. Там тоже есть своя очередь. Штабисты, командиры батальонов охраны и частей Кабула стремятся отобрать славян, с нормальными физическими данными и хотя бы проблесками ума в глазах, чтобы меньше иметь проблем и залетов. Куда попадет молодой – реально лотерея. И он не может, да, собственно, и не понимает, как на нее повлиять. Чтобы просится куда-либо, надо знать специфику службы в Афганистане. Любой крупный город, как Кабул, например, просто забит огромным количеством служб и службочек. Пространство вокруг дворца Тадж-Бек кишит кунгами, модулями, палатками. Все это перекрыто масксетями. Что это за службы, чем занимаются, кто там служит, хрен его знает. Штаб и разнообразные службы обеспечения, склады требуют многочисленный персонал. Солдатики, попавшие туда, могут благодарить Бога, ибо в тепле, довольстве, при бане и чистом белье, в незатертых хэбэшках. Но я не знаю, попадали туда по протекции или случайно. Можно попасть в батальон охраны штаба армии или аэродрома. К комендачам Кабула. А можно улететь черт знает куда и снова увидеть Кабул только по пути на дембель в Союз. Если будет тебе военное счастье.

В подобной ситуации нельзя судить человека за то, что он не попал в Руху, к примеру. Критерий здесь другой. Честно ли оттянул свою солдатскую лямку, не бегал ли от службы, подставляя вместо себя товарищей, не крысил ли и не отлеживался по медчастям? Если ты еще и не будешь стучать себя в грудь на гражданке, рассказывая небылицы о бородатых духах, рейдах на караваны, которых ты в глаза не видел, колоннах на Саланге, о которых тебе рассказывали водители пробитых насквозь бэтээров, как наш 504-й, то ты свой интернациональный долг выполнил. Просто с этого уровня и вверх начинается отсчет подвига и доблести наших ребят, достойно воевавших в дикой варварской стране.

Моя твоя не понимай

Следующий аспект службы наших ребят – афганцев связан с краеведением. Мой одноклассник, например, служил на Амуре. По отношению к европейской части Союза, это охренеть как далеко, куда там Афганистану. Но там живут наши советские люди и, какая бы экзотика тебя не окружала, ты можешь спокойно общаться с местным населением и ходить в увольнения.

А наш 19-летний парень, выдернутый из Украины, или российской глубинки, или Прибалтики, или Сибири без всякого желания со своей стороны, оказывается вдруг в средневековье, причем восточном, а не западном. Все чужое – звезды над головой, климат, горы на горизонте, восточные города и кишлаки, люди, язык, на котором они что-то там говорят. Но, в целом, это все терпимо, ведь в огромном Советском Союзе тебя вообще могли забросить куда угодно – от Калининграда до Магадана. Главный барьер – цивилизационный. Ты не просто не понимаешь, что он говорит, ты не понимаешь, как он думает, чего он хочет, что он может предпринять. Мы тогда все были атеистами, и я могу с уверенностью сказать, что атеизм – это не просто неверие, а полное невежество в вопросах религии. Христианин, скорее всего, с пониманием отнесся бы к исламу, которым в Афгане пропитано абсолютно все. Но для нас комсомольцев ислам был какой-то придурью, заставляющей этих дикарей нас убивать. Ну и как вы представляете себе помощь братскому афганскому народу в этой ситуации? Добавьте сюда бред замполита о достижениях ДРА, о том, как нас уважают наши афганские друзья. А уже через минуту тебя твой командир и старослужащие предупреждают, чтобы глазел по сторонам, в городе не ходил один, чтобы не поймать пулю в спину, нож в бочину и мешок на голову. Да и куда ходить? Вспомните американские фильмы о Вьетнаме. Там солдатики отрываются в барах, шляются по Сайгону, снимают проституток. В Афганистане это все заменялось сиганием по модулям гражданских вольнонаемных женщин, поездкам по дуканам, где, кроме офицеров с бабами, мог побывать водитель или сопровождающий солдат, торговлей на городской свалке, где на нехитрое солдатское добро, стащенное во время караула со склада, выменивались всякие полезные вещи, в том числе бухло и наркота. Излишне говорить, что понятие «увольнительная» отсутствовало за ненадобностью. А хорошую возможность прогуляться по Кабулу иногда предоставляли беглые солдаты, которых мы разыскивали вместе с местным царандоем по кабульским кварталам. Но это в городе. А многочисленные заставы в горах, блок - посты, охранение вдоль дорог. Это тоска, грязь и полный моральный трэш. Нечто подобное в Союзе всегда бы сопровождалось походом на ближайший хутор или магазин, или уж, на крайний случай, охотой на какую – либо живность. Но в Афганистане единственный вид охоты – это охота на тебя. В кишлак соваться – себе дороже, разве что тропа уже натоптана другими. Пикантности добавляли противопехотные мины, которые могли подстерегать тебя, где угодно. Однажды такую мину поймал задним колесом КраЗ на абсолютно девственном горном склоне, поросшем травой, в километре от проходившей к перевалу дороги. Ставить там мину не было никакого смысла ввиду полной бесполезности использования этого склона и отсутствия наших частей в этом районе длительное время. Но если предположить, что мину снесло туда вешними водами сверху, то жизнь превращалась в настоящую лотерею.

И пусть вас не вводит в заблуждение процветающая легальная и нелегальная торговля, когда офицеры, а зачастую и солдаты, закупались дефицитным в Союзе товаром. Никаких денег не хватило бы на аппетиты наших военных, если бы не встречный поток тушенки, сгущенки, солярки, автомобильных шин, бушлатов, инструмента и всякой инженерной разности. Все это, конечно, было и выглядело очень мирно и дружественно. Там, где торгуют, война заканчивается. Но я все же рискнул бы предложить разделить все вывезенные магнитофоны, джинсы, часы и прочий хлам на количество погибших, чтобы узнать его истинную цену.

«Один …!!!»

Вот таким возгласом, с ноткой усталости, ночью дедушка вызывал к своей постели лакея или дворецкого, роль которого исполняли молодые, солдаты самого младшего призыва, духи. На этот возглас должны были вскинуться несколько человек, в идеале все, и самый шустрый оказаться возле деда первым. Дед давал указания, чего ему не хватало в данный момент его жизни и молодой исчезал, как тень. Возможны были варианты. Если не приведи Бог, не вскочил никто (после караула все спят как убитые), или вскочили не очень быстро, то по команде подымается весь призыв и подвергается всякого рода унижениям. Если молодой не угодил деду, то отгребает он. А бывают казармы с более сложной социальной структурой, когда за грехи молодых отгребали годичники, черпаки, за то, что не научили и не проконтролировали. В общем, вы поняли, дедовщина.

Я не буду описывать способы и методы, которых я насмотрелся. Это сделано уже десятки раз другими. К сожалению, вынужден признать, что всякого рода подобные описания соответствуют действительности. Возможно лишь где-то преувеличено. Пожалуй, не было в Афганистане ни одной воинской ячейки, где бы дедовщина отсутствовала. Поставьте в караул одних дедов и они обязательно протащат в караульное помещение несколько духов, чтобы те им прислуживали.

Дедовщина в Союзе – дело привычное. Что там творится под крышей казармы, мир практически не знает. Наверх всплывают лишь вопиющие случаи, когда кого-то убивают. Даже побеги на этой почве не афишируются, потому как всегда можно списать на дезертирство.

Дедовщина в Афгане – это нечто с бесконечной игрой красок. Начнем с того, что тяжелые бытовые условия усложняют и без того сложную жизнь духа. Даже уход за собой требует больших усилий, чем в обычной казарме. Тело и одежду надо держать в чистоте, чтобы не завшиветь и не покрыться язвами. На холодном влажном воздухе руки надо регулярно мыть с мылом горячей водой, чтобы не пошли по коже трещины. Надо беречь ноги, поздней осенью и ранней весной стоит неимоверная слякоть, дожди могут идти неделями, то пускаясь, то затихая. В карауле разводящий со сменой тянет на себе пудовые комья глины. Сапоги промокают насквозь. Высушить их в караульной палатке практически невозможно. Буржуйка маленькая. Да и на ту у тебя в лучшем случае мешок угля на ночь, вернее на две буржуйки. Вторая у начкара. Если деду холодно, то мешок уйдет быстрее. Следующей смене надо оставить такой же мешок. Если в части угля нет, духов отправят в ночь в соседнюю часть. Стырят они, договорятся или их местный караул прихватит, дедов не интересует. Питание из котелков, поскольку свирепствует гепатит. Котелок надо мыть после каждого приема пищи. Кипяток позади столовой. Молодой моет за себя и за деда. Если деду не понравилось, молодому плохо, как же, дедушку травануть решил. В таких условиях молодой солдат сильно опускается. Если дед его активно гоняет по своим нуждам, у того не остается времени на себя. Грязный, в засаленном хэбэ, с черными от угольной пыли руками с розовыми трещинами. А мудрые и многоопытные деды еще и советы дают, дескать полезно мочой руки ополаскивать, помогает. Духи традиционно не высыпаются и голодные. В афганской части в магазин за забором не сбегаешь, и если дед захочет ночью чаю со сгущенкой, то сахар нужно приберечь свой, а сгущенку сэкономить на нескольких духах. Сигареты вообще бедствие. Те, что выдают в армии бесплатно, больше похожи на рекламу здорового образа жизни, их никто курить не хочет. А хорошие стоят денег их надо либо украсть, либо «стрельнуть», либо купить за невесть откуда взявшиеся деньги. Это обычный социальный фон, я здесь не подымаю тему издевательств как таковых.

Почему-то считается, что если молодой вертлявый, везде пролезет и угодит деду, шарящий, так сказать, то это хорошая рекомендация ему, как солдату. Но как-то всегда ускользает один аспект – унижение. Я не интересовался исследованиями на эту тему, но вряд ли в человеке, который смирился со своим унижением сослуживцами, можно возбудить некий воинственный дух. У меня нет достаточной фактической базы, чтобы проделать такой анализ. Но из того, что видел я, следует, что наиболее униженные либо опускаются до конца и уже до дембеля ходят в чмырях. Либо становятся самыми жестокими дедами. Ребята, сохранившие себя (совсем не «летать» невозможно), как правило, становятся нормальными и если и припахивают духов, то в меру и без обид.

Что еще странно было наблюдать, так это то, что самыми «авторитетными» дедами были как правило малограмотные ублюдки с полутюремным представлением о жизни. Я взял слово «авторитетные» в кавычки, потому что в данном случае оно не означает уважаемые. А вот уважаемыми были совсем другие. И когда дед получал лычки за «авторитетность», то духам в казарме оставалось «вешаться» (не буквально), а если за уважаемость, то в роте был порядок. К сожалению, даже самые справедливые деды не могли пойти против всего порядка в целом. Они могли только умерить пыл зарвавшихся, как то ввести в рамки допустимого побои и давать возможность духам поспать, постираться, привести себя в порядок, чтобы не опуститься окончательно.

Как это влияет на боеспособность подразделения? Напрямую. Я не знаю, как это выглядит на боевых, об этом много написано другими, но если бы наш караул с дедами и духами стоял где-нибудь в ущелье, рядом с бородатыми, то я не дал бы и копейки за нашу жизнь. Загнанные до предела духи только на постах и спали. Причем с открытыми глазами. На их груди спокойно можно было разобрать автомат, он даже не шелохнулся бы. Может ли человек, стирающий ночью твои носки, прикрыть твою спину в бою, я не знаю. Но сомневаюсь.

Подытожим

А чего сказать то хотел? Закономерный вопрос. Так как же общество должно воспринимать «афганцев», кто они в глазах современников и потомков?

Прежде всего необходимо сказать прямо, что ни государство ни командование ВС, в частности, в полной мере не обеспечили необходимые условия для службы солдат и сержантов. Подмена понятия долга перед Родиной, понятием долга перед каким-то «братским народом» - это подло. Это привело к отправке в Афганистан неподготовленных, психологически неустойчивых молодых парней, что увеличило их шансы погибнуть. Но даже и в этом случае была нарушена социальная справедливость, когда в Афган попадали в основном из малообеспеченных семей. Призывной принцип формирования ОКСВА заставлял сменять через полтора года опытных бойцов и снова и снова наступать на те же грабли с подготовкой молодого пополнения непосредственно в боях. За девять лет можно было выработать систему наемничества, когда увольняющемуся солдату или сержанту предлагается хорошо оплачиваемый контракт на сверхсрочную, предоставить ему нормальные условия жизни и дать в подчинение отделение или взвод. От этого бы выиграли все. Кто же не хочет рисковать своей жизнью даже за деньги – демобилизация. Отбор в Афганистан еще в Союзе можно было бы сделать более сознательным. Если парень категорически, до смерти не хочет туда ехать, незачем его туда отправлять, он имеет право не умирать там. Пусть служит в Союзе. Но я знаю, что особо панических настроений, как правило, не было. Афган, так Афган. Но зато, зная это точно, подготовку солдата и сержанта можно было бы вести целенаправленно. Надо было прекратить всю прокоммунистическую пропаганду, потому что в Афганистане они ничего не стоила. Лучше бы перед отправкой давали хоть короткие сведения по истории страны и исламу. Хоть пару предложений на языке. А то я только и помню надпись на щите заряжания, которым никто никогда не пользовался «Дриш. Андохт мекунам». Хрен его знает что это значило, может «Стой. Кто идет». Я всегда задумывался, а как понять, что он ответит? Ведь я не различу фразы «Я простой козопас. Ищу козу» от фразы «Я страшный бородатый моджахед. Иду чтобы зарезать тебя».

Таким образом, наш воин – интернационалист, «афганец» - это простой молодой советский парень, которого государство подставило, отправив воевать с риском для жизни в далекую дикую страну. Государство не оставило ему выбора, не предложило вознаграждения, не создало условий, не подготовило физически и морально. Тяжелые климатические, бытовые и моральные условия существования солдата сделали его жизнь еще тяжелее. И вот этот солдатик все девять лет, постоянно учась на своих и чужих ошибках, воевал с профессиональными бандитами. Воевал крепко и хорошо. Видел гибель своих товарищей и снова шел воевать. Это достойно самого глубокого уважения. Есть только одна черта, которая разделяет «афганцев» - подлость. Подлецы пусть со своей подлостью живут всю жизнь. Все остальные – это просто солдаты, выполнившие так называемый интернациональный долг на том месте, куда их определило государство. И чем тяжелее, опаснее и смертельнее был этот долг, тем большего почета и уважения заслуживают эти солдаты. Как-то так.

Вечная Память погибшим, Слава героям, здоровья и долгих лет жизни всем отслужившим!