В момент последней речи Сталина верхушка партии пришла в ужас: что сказал Вождь

Тех, кто слушал эту речь она привела практически в шоковое состояние, а верхушка партийного руководства пришла в ужас.

Прошедший в октябре 1952 года XIX съезд в истории партии стал довольно значительным и переломным. Утверждение плана очередной пятилетки был всего лишь традиционным рабочим моментом. Основные изменения коснулись непосредственно партийной структуры. Партия была переименована ВКП(б) в КПСС, ее Устав претерпел изменения. Вместо Политбюро ЦК в которое входили девять членов создали Президиум ЦК, расширив его состав до двадцати пяти человек.

Сталин выступил под занавес съезда и его выступление было на редкость коротким, всего семь минут. Хрущев в воспоминаниях отметил, что все присутствующие сошлись во мнении, что он физически ослаб.

Действительно, к этому времени он уже перенес два инсульта. Да и речь вождя, посвящённая международным вопросам, по большому счету состояла из набора стандартных штампов: очередной призыв к сплочению в борьбе с империализмом всех коммунистических и сопутствующих им партий. Она была опубликована в газете «Московская правда» пятнадцатого октября, на следующий день после закрытия съезда.

Однако самое интересное произошло на состоявшемся спустя два дня Пленуме ЦК. Сталин продемонстрировал присутствующим, что списывать его по состоянию здоровья еще рановато, его выступление на пленуме длилось более полутора часов, причем речь он не зачитывал по бумажкам. Она оказалась последним его публичным выступлением, менее чем через полгода Иосиф Виссарионович скончался от третьего инсульта.

Примечательно, что в архивах не сохранилось ни текста самой речи, ни даже протокола этого пленума. Газета «Московская правда» на этот раз ограничилась коротким информационным сообщением о результатах работы пленума (избран Президиум и Секретариат ЦК), даже не упомянув о докладе вождя.

Допустим, молчание прессы вполне можно объяснить тем, что народу не обязательно знать все, что обсуждают партийные вожди. Но на фоне того, что каждое выступление Сталина считалось программным и тщательно стенографировалось для истории, это выглядит довольно странным. Ряд современных исследователей (в частности Рой и Жорес) считают, что на самом деле все оформлялось как обычно, но документы были впоследствии уничтожены.

Тех, кто слушал эту речь она привела практически в шоковое состояние, а верхушка партийного руководства пришла в ужас. 

К сожалению, восстановить ее содержание можно только по воспоминаниям очевидцев, которые успели хоть что-то законспектировать. Наиболее полно это удалось сделать Константину Симонову и первому секретарю курского обкома Леониду Ефремову.

Взойдя на трибуну Иосиф Виссарионович начал с того, что довольно резко оборвал овации в свой адрес, напомнив присутствующим, что здесь не сессия Верховного совета и не митинг в защиту мира. Потом отметил, что несмотря на то, что съезд партии прошел успешно, единства в рядах высшего партийного руководства нет, принятые решения одобряют не все. И счел необходимым пояснить, зачем это делается.

Расширение ЦК вызвано острой необходимостью влить в него свежие силы. Как он сказал, мы, старики все скоро перемрем, а доверить страну некому. А новые государственные деятели не появляются в одночасье, чтобы их вырастить требуется десять – пятнадцать лет за которые они наберут практический опыт.

Перепуганный президиум. Фото в открытом доступе.

Объяснил, что снял с министерских постов Молотова, Кагановича, Ворошилова и ряд других видных и заслуженных деятелей потому, что эта работа требует конкретных знаний и затраты больших усилий. Поэтому им и пришлось освободить место более квалифицированным и энергичным, полным сил и здоровья. После чего перешел к конкретике, обрушившись с критикой на Молотова и Микояна.

Молотову досталось за то, что он, расслабившись на приеме «шартрезом», дал послу Англии согласие издавать в Советском Союзе буржуазную прессу (кроме вреда советским людям это ничего не принесет). Несмотря на то, что сам поддержал создание Израиля, предложение Молотова отдать Крым евреям счел грубейшей ошибкой, хватит с них и Биробиджана (действительно, взялся Кемские волости разбазаривать, выступая адвокатом незаконных претензий).

Микояну прилетело за возражения против повышения сельхозналога. Дескать, получив землю в вечное пользование колхозы остались в неоплатном долгу перед государством, пусть крестьяне расплачиваются.

Попытки этих деятелей оправдаться жестко пресек. Микояна назвал новым Фрумкиным (старый большевик, теоретически обосновывающий необходимость мягкой политики в отношении деревни) явно не без намека (Фрумкин был обвинен в «правом уклоне» и в тридцать восьмом году расстрелян).

Пытающемуся подольститься Микояну, заявившему что он всегда был верным учеником Сталина, ответил, что это чепуха, мол учеников у меня никогда не было и не могло быть, так как все являются учениками Ленина.

Кульминацией стала просьба Сталина освободить его от обязанностей Генерального секретаря и Председателя совмина, мол он уже слишком стар для такой работы. 

Тут уже похолодело в душах у сидящих в президиуме собрания (за спиной Сталина), первых кандидатов на эти посты. По свидетельству Симонова они окаменели от испуга, а Маленков с лицом человека, над которым нависла смертельная опасность стал ожесточенно жестикулировать, призывая зал немедленно и решительно отказать в этой просьбе.

Вот что писали советские газеты об этом сьезде. Фото в свободном доступе.

Как считает Симонов, Маленков сразу понял, что вождь не собирается никуда уходить и это просто проверка соратников на прочность. Если бы кто согласился с отставкой, это кончилось бы для него очень плохо.

В итоге зал загудел и из него, как, впрочем, и из президиума, полетели просьбы остаться на посту, и Сталин «дал себя уговорить». Все закончилось вроде благополучно.

Тем не менее, этот пленум породил массу конспирологических версий. Начиная с того, что Сталин готовил очередную чистку в рядах своих ближайших сподвижников и заканчивая тем, что эти же испуганные такими действиями сподвижники спустя четыре с половиной месяца и помогли вождю народов уйти из жизни вследствие отравления.