Когда-то летом

Листая страницы дневника моей умершей подруги Виктории, иногда нарываюсь на  истории, от которых перехватывает дыхание и начинают всплывать собственные воспоминания о беззаботном детстве и шальной юности, но они ни что, в сравнении с её рассказами. Убедитесь сами... 

Запись № 44. Сначала сильно не хотелось ехать в лагерь, всё там было новое и непривычное, а потом не хотелось уезжать, расставаясь с теми, к кому так привыкла за эти три смены. Да, меня отправляли сразу на три смены. Представляете, какая свобода, нет не для меня, а для тех, кто остался дома. Мама свято верила, что отправляет меня на перековку, вырывая из привычной среды обитания, что я там наберусь не только здоровья, но и ума-разума. Как она ошибалась... Именно пионерские лагеря со своей бесшабашной вольницей превращали тепличных недорослей в настоящих оторв. И я не была исключением... Здесь невинные девочки быстро теряли свою невинность, ну хотя бы относительно, а мальчики приобретали первую мужественность в драках и непрекращающемся приставании к почувствовавшим вкус первой любви девчонкам. Ну а для нас вожделенной мечтой были не они, выпрыгивающие из своих коротких штанишек, а пышущие ненасытной страстью пионервожатые. Они казались тогда такими взрослыми, такими опытными и такими сексуальными в своих джинсах и белых рубашках с красными галстуками. Мы пожирали их своими взглядами, хихикали и делали всё возможное, чтобы остаться наедине с ними хоть на минутку. Мы тогда впервые пробовали подкрашивать глазки, неумело намазывали на пересохшие губы воняющую вазелином помаду и делали умопомрачительные, как нам казалось, прически... Но всё было зря. Вожатые редко обращали на нас внимание, сосредоточив всю свою мужскую силу на своих коллегах — восемнадцатилетних старухах из других отрядов. Это нас бесило, и весь свой гнев мы вымещали на несчастных пацанах, доводя их до иступления своими коротенькими юбочками и выглядывающими из-под них белыми трусиками...

Он был лохмат и брутален. Вальяжно стоял пред трепещущим строем малолеток и перелистывал списки вновь прибывших. Кроссовки Adidas и джинсы Lee превращали его вообще в какого-то небожителя. Я думала, что упаду в обморок, когда услышала свою фамилию, слетевшую с его губ. Это означало, что я зачислена в отряд имени Олега Кошевого, в отряд, где вожатым был мой новый герой. Честно признаться, я сейчас даже не помню как его зовут, но образ сохранился в памяти на всю жизнь. Пусть даже это опровергало банальный тезис, что женщины любят не глазами, а ушами. Хотя какая я тогда была женщина, так микроскопическая пародия. Но несмотря ни на что я уже тогда жаждала любви. И меня не смущало, что от моего бога дурно пахло, особенно когда он снимал свои сказочные кроссовки, но я не обращала внимания на белые круги от высохшего пота на его рубашках, меня даже не раздражал запах изо рта, ведь его можно было унюхать только когда он был рядом, а это такое счастье, когда он был рядом, даже когда отвешивал подзатыльник за какое-нибудь правонарушение. Боже, а его немытые жирные волосы! Мне казалось это таким хиповым... Он играл нам по ночам на гитаре всякие странные песни про какие-то острова и замки, про какие-то закрытые двери и не гаснущие на ветру свечи... А еще про алюминиевые огурцы на брезентовом поле... В конце второй смены я не выдержала и, прижав его к стене своими слегка проклюнувшимися сиськами, дрожащим голосом сообщила, что люблю его и готова сделать ради него всё, что он захочет... Закрыла глаза и ждала... А он обхватил мой нос своими пахнущими табаком пальцами, крепко сжал и со всей силы повернул в сторону... Было очень больно и очень обидно... Кончик носа моментально распух и посинел... Жить больше не хотелось... Я тайком из приемной старшего пионервожатого позвонила домой и попросила маму срочно забрать меня домой.

Прошел ровно год с того злополучного эпизода. Моя слива на носу за пару недель рассосалась, но обида на лохматого хиппи, сделавшего ее, осталась. За это время я сильно изменилась: подросла, похорошела, еще больше округлившись в некоторых интересных местах, обзавелась кудрявым треугольничком внизу живота и стала чуть-чуть умнее, поскольку прочла «Анжелику», кое-что из Мопассана и весь раздел большой медицинской энциклопедии, где рассказывалось о строении человека и его способности к деторождению. Я даже уже умела целоваться... Ну так, не умела, а скорее просто целовалась пару раз. И даже была удостоена чести быть облапанной группой препубертирующих одноклассников. В общем всё шло в правильном, как мне казалось, направлении. Приближалось лето, и мама, не изменяя себе, принесла с работы путевку в пионерский лагерь сразу на три смены. Умоляюще посмотрела на меня, опасаясь получить отказ, но я не стала брыкаться и с радостью приняла подарок, ведь у меня уже созрел план, как провести это лето... Моему счастью не было предела, когда я в ряду вожатых увидела моего прошлогоднего обидчика. Он, правда, немного изменился. Куда-то делись немытые патлы и заношенные джинсы. На нем были выглаженные светлые брючки, белая рубашечка с коротким рукавом и модные сандалии вместо кроссовок. И все это благолепие венчала очень симпатичная улыбающаяся мордашка с аккуратной прической. Когда же он произнес мою фамилию, я даже не удивилась. Он явно узнал меня и, сделав паузу, сопроводил взглядом мой элегантный проход перед строем. Как он позже пожалеет об этом... Ну а пока меня интересовало лишь одно, что случилось с моим «принцем», почему он так кардинально изменился? Поспрашивала, поподслушивала, посплетничала, и вот что оказалось: у идейного хиппи папа был большой шишкой районного масштаба и, понимая, что ждет его сына в будущем, сделал ему вливание и промывание, кому надо подмазал, с кем надо поговорил, и дитятю взяли да приняли кандидатом в члены КПСС, что гарантировало ему в дальнейшем выгодное распределение на теплое местечко, стремительный карьерный рост и полное житейское благоденствие. Сынуля взвесил все за и против и, взяв у папы сорок копеек, отправился в парикмахерскую... Мне от всего этого стало вдвойне противно, и, начистив перышки, я принялась осуществлять свой план мести. Оказалось, что я была еще той Лолитой, и мне не составило никакого труда сделать так, чтобы он не мог оторвать от меня глаз. На утренней гимнастике я всегда была рядом с ним или чуть впереди, на прогулке именно у меня внезапно случался солнечный удар, и он нес меня на руках до самого медпункта, уткнувшись носом в расстегнутую на груди блузку, на речке я выныривала рядом с ним, и как бы случайно с плеч слегка спадал купальник, вечером в кинотеатре я снова усаживалась впереди и дурманила его ароматом «Красной Москвы». Ровно через неделю, во время дежурства по корпусу, он остановил меня в коридоре, когда я, задрав юбку, мыла полы, и прошептал мне на ухо, что ждет меня сегодня после отбоя в дальней беседке... Знали бы вы, что такое «дальняя беседка», и сколько девчонок там лишилось девственности... Но это отдельная история... И я пришла. Он сидел на лавочке, жадно курил и каждую затяжку запивал вином, налитым в граненый стакан. Рядом стояла почти пустая бутылка Портвейна. Он вылил остаток во второй стакан и протянул мне. Я, морщась, выпила его, а он следил за каждым мои глотком, словно ожидая мгновенной реакции, как от цианистого калия. Ручонки потянулись к моей блузке и начали расстегивать пуговички.

- Нет, - говорю, - давай сначала ты разденься, я хочу посмотреть какой ты красивый, а потом я.

Он молниеносно разделся, не забыв при этом аккуратно сложить брюки и рубашку. Он был так возбужден... Я вообще-то тогда впервые увидела возбужденный мужской член, не так четко, как хотелось бы, ведь из света была только полная луна, но всё же...

- Теперь ты, - сказал он, приближаясь.

- Отвернись, а то я стесняюсь...

И он, дурак, отвернулся... А я тихонько сгребла в охапку его шмотки и как драпанула по парку к своему корпусу... Он сначала орал мне вслед, угрожал, матерился, потом умолял, клянчил, плакал.., а к утру затих. Больше я его в лагере не видела.

Ещё больше невероятных историй здесь: https://www.litres.ru/stas-kan... или здесь: https://stas-kanin.wixsite.com...