Бодрость - великое дело. Проснувшись разбитым и уставшим Григорий осторожно покинул супругу, налюбовавшись на её бледное и даже во сне сияющее ангельское лицо. Солнце уже поднялось, вышло на своё ежедневное поприще, только путь его пролегал за облаками - небесная канцелярия расщедрилась на дождь.
Спросонья он вынужден двигаться медленно - не хватало ещё лавку перевернуть или грохнуться с лестницы, разбудив свою любушку. Житьё-бытьё в новом доме имеет одну особенность - крепкие, основательные ступени лестницы или половицы, стены, плахи потолка плачут смолой и пока ходишь босиком это особенно заметно. Но всё равно несмотря на ломоту в костях, и досадные капли смолки на пятках, настроение было приподнятым.
Выйдя во двор он нашёл кадку - она была потемневшей от времени, но вода свежа и чиста - видно налили недавно. Во дворе не было колодезя - это значило, что таскали от соседей и Григорий возблагодарил Бога за такую всеобщую любовь.
Фырча и отдуваясь он обильно обливался водой - и волосы намочил да и сам весь намок. Эх, скинуть бы портки, да он весь как на ладони - ни ограды, ни тем более забора не было - лишь жидкий, по всему видно, скорый, временный плетень - лишь чтобы козы не заходили во двор.
Нащупал свою рану - разрез уже стал затягиваться. На удивление не было ни жара, ни какой-либо боли. Якшенинская мазь сделала своё дело.
Умывшись, немного поиграв затёкшими, заспанными мышцами стрелец почувствовал, что сонное утомленние его стало оставлять и было бы хорошо немного растрястись, прийти в себя. Мэри, известная засоня, ещё не скоро встанет, и он, сменив портки на такие же простые холщёвые штаны* отправился на двор к Булыге, к своим конькам.
- Доброе утро, Григорий Онисимыч! - приветствовали его бабы и ребятишки, что толклись во дворе по своим делам.
- Домна Степановна! Хозяйка! А кто ж мне кадушку наполнил?
- Это вон Минька, он расстарался.
Тому Миньке было росту едва больше чем кадушке, но он уже поутру бегал с ведром от колодезя - успевая подносить воду бабам на постирушки.
- Минька наш главный водонос! - Домна Степановна засмеялась.
- Ну здоров будь, Мина батькович! Благодарствую тебе за старания!
Мальчишка расцвёл - рот до ушей. Видно было, что он воду Григорию носил "запростотак", и похвала ему была неожиданна и очень приятна.
- Как тебе твоё ясало? Доволен ли? - Григорий поправил поясок, что охватывал Миньку малым синим обручем.
- А то! Очень здоровское!
- Конечно он будет доволен. Уже вовсю женихается, разбойник!
Девки занятые на дворе с утра стиркой и штопкой дружно засмеялись. Невестки и дочки Домны Степановны были разного возраста, роста и стати, но все как одна были белобрысые - словно горошины с одного стручка. Смеялись они задорно. Минька встал гоголем, будто смеялись не над ним, а он сам хорошую шутку отпустил. Он выпятил вперёд грудь и задрал нос. "Вот я какой!"
В конюшне, под которую приспособили просторный сарай Рюзгар и Касирга уже ворошили утреннюю порцию овса, не особо налегая. Григорий на них не скупился - тем и избаловал. Здесь же у Булыги и подавно была вольгота - берегли их пуще прежнего, а уж кормили лучше чем сами ели.
Рюзгар приветсвенно заржал, подошёл к воротам и ткнулся мордой в плечо. "Ну привет, что ли!"
- Привет, привет, Рюзгарка. Ну, не заскучал?
Касирга то ли позабыла Григория, то ли просто ей было о чём своём подумать. Она меланхолично прохаживалась около дальней стены, а затем просто высунула голову во двор, словно желая убедиться всё ли там в порядке.
Григорий не собирался взнуздывать Рюзгара, он вывел его во двор, поставил рядом с колодой и с неё сел на спину своего скакуна.
- Ой, барин! А ну как понесёт?!! - всполошились булыгинские.
- Так не пужайте его! С чего ж он тогда понесёт?
- Рюзгар бешеный, через чур ретивый!
- Но! Не бойтесь! Мы с ним друг друга хорошо знаем! Айда, Рюзгар!
Конь величаво проследовал в ворота, прошёлся повдоль оград, и пошёл мелкой рысью, перейдя скоро на крупную, а затем намётом* Уж что-что, а растрясти Рюзгар умел как следует.
Правя скакуном по-степняцки, стрелец сначала взлетел на Ильинский косогор, а потом повернул к Кирьяноской кузне.
- Здрав буди, Григорь Онисимович! - кузнец завидел его издалека. Он как раз отковал первый топор и только присел подкрепиться - позавтракать. - Чем богаты! Уж не обессудь, что по-простому!
- И тебе привет честной кузнец! С удоволствием, но ненадолго. Пока краса моя спит надобно мне воборот вернуться.
Кирьян достал ещё холодного кваса и навёл окрошки. Взглядом спросил "Крепко солить или нет?" и поставил свою лучшую расписную чашку перед дорогим гостем.
- Почему без хозяйки живёшь?
Кирьян улыбнулся, хлопнул себя по коленке:
- Вот другого вопроса нет? Кто ни приедет - первым делом...
- Ну а как по-другому то? Зачем живём? И Господь заповедовал... И сама жизнь о том нас наставляет.
- Хозяйка моя ещё мала. Не доросла до венца, - смутившись выдавил кузнец и добавил горячо: - Только вам, Григорь Онисимыч, сказлася! Вы уж другим-кому не передавайте!
- Вот те раз! Это как же так? Что за обычай такой? И кто ж твоя суженная?
Кирьян замялся, повисла неловкая пауза которую Григорий поспешил прервать:
- Ладно, не говори. Томить тебя нет нужны. Чую дело твоё сокровенное, незачем мне лезть.
Кирьян благодарно кивнул и стал налегать на окрошку, смутившись от такого оборота дел.
- Я тебе потом кинжал один покажу. Заморский кузнец изделал - просто чудо! Считай не кузнец то, а чуть не серебряных дел мастер. Посмотреть хочу на что наши, русские мастера годны.
- Ну, посмотрим. Дело не хитрое, посмотреть. А где глаз увидел, там руки повторят!
Григорий взглянул испытующе, но Кирьян был уверен в себе и своих умениях.
- Ты давно с молотом дружишь?
Улыбка до ушей, хитрый якшенинский прищур. Казалось в Кирьяна вселился дух старого нехристя изгнанный вчера удивительной службой.
- Почитай с девяти лет на подхвате стоял.
- С девяти?
- Угу. Кричное железо выделывал. Руду таскал, дрова на уголь пережигал...
Кирьян рассказал, как его отец проиграл его в тверском кабаке в зернь заезжему купцу с Тихвина, а тот сволок его в Калязин, да там у кузнеца на топоры выменял. Топоры сбыл и остался доволен наваром - а кузнец остался доволен тем, что мальчонку почитай задарма прихватил. Оформили сделку в съезжей избе и на долгих девять лет Кирьян оказался в холопах.
- А как же ты высвободился?
- Да... - протянул кузнец и Григорий понял, что дело нечисто. - У кузнеца меня искупил один поп, что по Волге гулял. Расстрига он был, наверное, потому что веру на самом деле ни во что не ставил. Но по деревням ходил со Словом Божьим и как скажет - так все разом ему всё и несут - тем и жил. Вчерась, когда этот поп наш храм предуготавливал - вот то же самое почти и было. Только мой был пьяница и прохиндей. Впрочем...
- Впрочем не сбивайся. - поспешил перебить Григорий, видя как Кирьян уже готов пройтись и по отцу Филофею.- Так тот поп как тебя выручил? Деньгу дал?
- Угу. Пришёл в Калязин, хозяина моего в кабаке пристыдил, а потом и меня заметив выкупил...
От этой историей пахло выдумкой и баснями.
- Сколь же тебе было в ту пору?
- Девятнадцать с гаком.
- И откуда ты взял наковальню на кузню, орудья? Как сюда попал?
Кирьян задумался - видно было, что на ходу придумывает правдоподобный рассказ. Об этом его ещё никто не спрашивал.
- Работал да и заработал понемногу. Где-то бурлачил, а где-то...
- Ладно, говори - тут все свои. Я тоже тем же промышлял... даже церкви обносили бывало.
Кирьян вздохнул. Отпираться было бесполезно, но и выложить всё как на духу... Не то чтобы он не доверял Григорию - о новом волосырском хозяине он был наслышан очень много и самых хвалебных речей от пустошан. Ильинские наоборот его костерили и всяко облаивали, что ещё более убеждало кузнеца - человек перед ним надёжный, свой. Но открывать нутряное, исподнее он не был привычен.
- Пошарпал кого немного?
- Ну как бы... не совсем...
- Не томи! Тянешь кота за хвост!
- Купца тоёго пошёл я по Волге искать, да только как бы я его нашёл? Ходил-ходил. То там пристану, то здесь. То в одной кузне, то в другой, да только...
- А чего батьку своего искать не стал?
- Нашёл я его. Помер он - то ли замёрз то ли просто по пьяни околел. Почитай сразу как меня... Ну да ладно...
Кирьян рассказал как прибился к ватаге бурлаков, которые промышляли разбоем.
- Когда тянут жадного купца вверх от Нижнего следят как у купца с охраной недовольство зреть начинает, так охрану подговорят, купца за борт в мешке, груз пошарпают и волокут до места. Приказчик бывало сначала орать начинает, что-де убили хозяина, да потом ему в полу тоже сунут, он покричит для порядку, груз заберёт и все довольны. Приказчику-то не в том выгода, что подарок получить, а в том, что он может всё дело к рукам прибрать. У жадных - вишь-то и приказчики жадны и семья, коли ждёт сильно жалеть не будет...
- Так и сработал себе кузню?
- Угу.
- А почему обязательно купец жадным должен быть? Неужель охрана щедрых купцов сильно лучше?
- Кто ж будет благодетелей своих резать? У жадного разве так заработаешь? Заработаешь у тароватого, да щедрого. А если такого к праотцам - к кому пойдёшь в охрану через полгода, а через год? Так можно без хлопот и без опасности жить поживать.
Кирьян рассказал ещё пару случаев с бурлацкого хода, пока Григорий его не спросил.
- Тебе сколь вёсен-то?
- Двадцать пять как будто. Может двадцать четыре...
- Эх-ма! Вот мы с тобой, Киря, два сапога пара! Я ведь тоже толком не знаю когда родился и сколь лет... Одно только от отца своего слышал и упомнил, что перед Рождественским постом* миру явлен.
- А я где-то летом. думаю на Кирьяна, раз так назвали, только на счёт года сумлеваюсь.
- Хорош квасок, хороша окрошка! А вот скажи, Киря, как ты один в кузне? Обычно у кузнеца двое-трое, а то и человек пять подмастерьев. А ты один. Всё сам. Пошто никого в ученье не берёшь?
- Дык а кто отдаст-то в ученье лишние руки с хозяйства? Кому оно надо? Я думал об этом, да не отдадут.
- Думал? Ох, думари, всё горе от вас! Киря, ну спроси кого хошь - любой с радостью к тебе в обучение отправит!
- Ну а опять - куда я его дену? Живу один как перст, а если мальчонку какого взять - это и крышу ему над головой дай и заботься.
- Шибко о тебе заботились? Хоть пару слов ласковых слышал от заботников сих?
Кирьян почесал затылок...
- И то верно... Но я ж так не смогу измываться. А ну как не захочет работать?
- Ты спроси сначала людей. "Захочет-не захочет"... Не о том думаешь!
Хотя Кирьян был старше Григорий чувствовал в нём почти ровесника. Они и говорили без того неуловимого, но всё ж присутствовавшего оканья, которое пробивалось у местных.
- А ещё вот что мне скажи - видал ствол моей пищали? Такой выковать сумеешь? Хитрая наука это стволы ковать?
- А што там хитрого? Просто в одно рыло не сделать такого. А так-то... За месяц напару можно таких стволов сотню-то отковать. Только для работы кой какие прилады нужны.
- Неуж раньше такие стволы ковал?
Кузнец пожал плечами, поднялся и через пару мгновений уж стоял пред Григорием с кованым стволом. Трубка была ровной и гладкой - почти совсем как у обычной пищали - разве что короче - где-то в локоть длиной. Для пистоля длинновата, для пищали коротковата.
- Это пробовал смогу ли. Как видишь... Правда один я это делал очень долго, да и огрехи есть. Несподручно!
Григорий взял в руки ствол. Тяжёл... Сенка толстовата. Местами видны были щербины и полоски оставшиеся от кузнечной сварки.
- Хорош! Думаю к тебе подмастерьем напроситься... Возьмёшь?
Кирьян промычал что-то от неожиданности, но тут же кивнул "Возьму!"
- Вдвоём-то наверняка без всякого ущерба будут стволы. Сам прочувстовать хочу как оружье делается. Да и мыслишки кое какие есть...
- Мысли это хорошо! Тут в кузне для мыслей самое раздолье - всё время думать можно как и что ещё лучше сделать можно. За то и люблю.
- Ну а деньги чеканил, а, Киря? - внезапно, врасплох спросил стрелец.
- Нашто? Я без всякой чеканки с железа более получаю, чем некоторые с серебра. Вот оне мои денежки!
В руке кузнеца красовался свежеоткованный топор - бородатый, лёгкий, вёрткий.
- Меня когда-то за пять альбо за шесть таких топоров выменяли. Я когда берусь за молот и пяток таких сварганю говорю себе - вот ещё на одного "кирюху" набрал! А за бытность свою вольным кузнецом я уже штук семнадцать "кирюх" выкупить бы мог.
- Видал такие в Ильинке.
- Мои "кирюхи" уже всю округу заполонили. Смотришь и в Кимры сплавлять буду - да местных рудопортов потесню.
- Почему рудопортов?
- Ну а кто оне? Железо только переводят... Но это потом расскажу, при случае.
Он снова скрылся в кузне и вернулся улыбаясь и светясь от предвкушения своего триумфа.
- Вот! - и Кирьян протянул Григорию бердыш.
Стрелец много самых разных бердышей и секир повидал - такого добра было в приказах предостаточно, хотя бердыш далеко не каждому стрельцу доставался. Но этот был действительно хорош. Крепкое, видимо ореховое, ратовище, изящная, но надёжная косица, тонкая и лёгкая лопасть, отточенная как лезвие бритвы. Хищное острие походило скорее на жало копья - страшное, свирепое.
Торжествующий дока взял олений рог, что валялся под навесом и показал остроту лезвия - роговой ствол крошился как будто лёд по весне.
- Лёгкий какой... А надёжен? Не слишком ли тонок?
- Э, железо харалужное*! Разве твоим бердышем можно было так вот кость строгать? Во век так казённого бердыша не наточить!
- Верно. Есть такое.
- А когда булатом персияне кызылбашские торгуют разве те сулебы не разрубают тушу свиную одним движеньем - сколь раз такое на ярмарках видал! Ра-а-аз и всё! А клинку хоть бы хны. А сему бердышу и латы и кольчуги нипочём! Прорубит за милу душу!
Гордость за своё творение переполняла кузнеца и он с удовольствием приняв из рук стрельца бердыш взмахнул им, держа одной рукой, затем сделал ещё пару движений в сторону, и ухватив ратовище двумя руками протянул Григорию:
- Прошу принять! От сердца! Для Вас и делался!
- О, это отличный подарок! И мне особенно стыдно - ведь когда мы приезжали и всех одаривали тебе-то ничего не досталось!
- Пустое! Я смотрю на мужиков, на их довольные хари и на их баб, на ребятню счастливую из-за вас - и ничего мне больше не надо! Была Волосырка дыра-дырой, а теперь сюда всяк захочет перебраться.
- Тебе-то на выселках не скучно.?
Кирьян махнул рукой. Ну кто же согласится с кузнецом на одной улице жить? Не сгоришь, так оглохнешь!
- Я же затемно встаю, до сей поры уже один топор отковать успеваю, до обеда два уже готово, а к вечерней зоре уже и третий поспевает... Как тут заскучаешь? Топоры кончу, на другой день - ножи, потом литовки и горбуши, а ещё всякой мелочёвки полно - подковы, удила, скобы гвозди, петли, проушины - всякая всячина. Вилы нужны? Сколь можно с рогатками на покосе? А хороший заступ? Зуб борона теряет, аль лемех сточился... Тут оглянуться не успеваешь, а кадушка железа уже и улетела... Бе-е-егом на болота - новую крицу варить... Только кажется вот весна была - а уже осень в глаза прёт...
- Вот ведь, Киря, цены тебе нет. Как же раньше без тебя жили?
Кузнец пожал плечами.
- Раньше-то я не очень хорошо ковал, вот разве что год назад стал уже увереннее, стал за то браться, что отродясь не делал и не видывал.
- А харалугу как научился варить?
- Дак а чего ж там варить? Это ж все знают. Свинное железо* берёшь, булыжишь его опилом железа годного* да в печи и варишь. Главное не перегреть, не передержать, чтобы свинота расплавлена была, а годнота нет. Это способ я ещё в Калязине у своего Федота-кузнеца подсмотрел. Он-то думал, что я дурачок несмышлёный... Да и вообще этот способ харалугу сварить все кому не лень уже давным-давно знают.
- Слушал бы тебя и слушал, да пора к дому. Смотри как Рюзгар уже в мою сторону смотрит. Как бы не обругал, за то что молодую жену одну оставил.
- Этот может!.. Он подкован?
- Как водится. За этим слежу, вишь какой конёк непростой? И самое ценное в нем, что он как иноходец идёт, может и рысью и намётом ходок. А коль надо - резвым намётом так рвётся, словно стрела. Всё не нарадуюсь. Если бы на Рюзгар то я бы ещё и к Москве бы не подъехал.
- А что так? Другие медленно ходят?
- Не, не в том дело... Он иноходью может целый день идти. Хоть и не быстро, зато долго не устаёт. Уж не знаю, сто верст за день мы не проходили, а вот шестьдесят без всяких яких. Был у меня хороший конёк - Тат, но когда он намётом идёт час-два и всё - с седла валишься, привал нужен. Рысью долго. А на иноходце как на перине... Едешь-едешь-едешь... он лишь качает и качает - из стороны в сторону...
Григорий подозвал Рюзгара и запустил пальцы в его гриву, почесал за ухом, обнял.
- Погодь, Григорь Онисимыч, я тебе кожух на бердыш вынесу!
Задержавшись у кузнеца, Григорий не поехал уже на Волгу, как думал сначала. Во-первых было прохладно и моросивший мелкий дождик грозил перейти в хороший ливень. А во-вторых, пора было бы уже и Мэри будить, да делами заняться.
Рюзгар слушался плохо без узды - раз забравшись на поле с овсом он хотел уже потравить его, но Григорий всё-таки направил его на путь истинный.
Дождь усиливался и стало промозгло, холодно и зябко. Земля влажная ещё от ночного дождя ещё более намокла и стала раскисать под копытами иноходца. При такой погоде лишь бы колос успел налиться...
Около его дома был какой-то гвалт. Собрались почти все жители Волосырки, разве что детворы не было.
- По какому делу скоп? Что случилось-то?
Андрей Ольшанский ответил:
- Посох старца, что на холме стоял - покосился!
- И что? Это причина устроить столпотворение?
- Это всё Романка Быков - мельник-мироед! Парамоша видел как тот на горку крался, и мы тоже видели сколь вокруг посоха следов-то, следов! Долго подойти не решался, видать.
- Так что случилось? Его что молнией шарахнуло?
- То и было - только молния невидимая! Бог поразил за замысел греховный. Рука у него отсохла! Как плеть висит! Вот истинный крест, Григорь Онисимыч!
Подивившись такому делу Григорий вошёл в дом и поднялся в горницу. Мэри всё ещё ворочалась, но уж не спала.
- Выспалась, голубушка?
- Куда сбежал, разбойник? Ну как мне выспаться без тебя?
- Вот я! Вот, весь твой...
За объятьями и поцелуями Григорий совсем уже было забыл о том, что крестьяне внизу устроили неожиданный сход, но там началась какая-то потасовка, затем окрестности огласил дикий бабий крик. Выглянув наружу он увидел как Масеиха - крупная, дебелая баба волочёт за бороду Илью Горюна - маленького, щупленького мужичонку, а братья Ольшанские хотят его отбить у разъярённой фурии. Остальные кто с потехой, кто сердито смотрят на это действо, бранясь вполголоса "Нечего визжать, када барыня спит!"
Григорий соскочил вниз и конфликт при его виде мигом погас. Масеиха отпустила о Горюна, и он, смущённый, застыл, понурив голову, будто нашкодил и провинился.
- Это что ещё за непорядки? - Григорий строжился и приобрёл вид грозный, чуть не гневный. - разве видано от праотцов, чтобы баба мужика за бороду бесчестила? А ну, где твой мужик?
Масеиха против ожидания не испугалась, а наоборот даже чуть не подбоченившись ответила:
- Нету мужика! Вдовая я! - она смотрела на Григория глупыми глазами. Чуть навыкате глаза эти напоминали ему рыбу и ощущение было не-из приятных.
- А чего ты на него накинулась?
- А как не накинуться, Григорь Онисимыч, когда он матерно меня лаял и всяко бранил?! Вот ужо я ему мало задала!
- Да не ври, Масеиха! - возмутились оба Ольшанских чуть не разом. - Не бранился Горюн на тебя!
- Это кто врёт? Это кто врёт? Чего лаешься! - Масеиха медленно, но неотратимо как грозовая туча пошла на Андрея Ольшанского, а он не собираясь с ней пререкаться, попятился.
- Но-но-но, Масеевна! - Григорий перегородил дорогу бой-бабе. - Как это Горюн тебя лаял?
- Да не слушайте её, Григорь Онисимыч! Врёт она! Просто Масеиха к Горюну клинья бьёт, хомут на его одеть желает!
- А ты потрох сучий! Вот я тебе! - Масеиха с неожиданным проворством кинулась за младшим Ольшанским, а тот порскнул от неё как перепел от косаря.
- Илья, правда это?
- Как есть правда, барин! Умучит меня своими приставаниями! Видит Бог сойду на Дон, хоть и в Волосырке теперь вольгота.
Григорий почесал затылок и никак не мог прийти в себя.
- Так а чего она за бороду тебя таскает? Это что за... чёрт знает что?
- Поди у неё спроси... Баба!
Мэри вышла на крыльцо одетая по-крестьянски в белый простой сарафан, волосы убраны малым гребнем. Улыбнулась, обняла мужа, обвив его тонкими руками.
- Масеиха шалит, да? Это у неё каждый Божий день - нет проходу Илье от неё...
- Вот вам истинный крест! Нету спасенья. То на овине подкараулит, то в поле за мной ходит... Ну что это за напасть такая?! - взмолился Илья. - Со свету меня сживёт этак!
- Ты ж только что на Дон собирался? - засмеялся Григорий.
- Пока до Дона дойдёшь - три раза в холопы попадёшь! Накажите ей меня не домогаться! Христом Богом...
Мэри заглядывала в глаза Григория и не могла оторваться, влюблённая, пристрастная. Её тёмно-карие томные глаза чуть искрились в лучах солнца, едва пробившегося из-за обложных облаков, и совсем-совсем не хотелось вникать в этот застарелый конфликт сельчан. Григорий чувствовал как колотится сердце и самое время сложить какой-нибудь стих - ибо сердце пело. А тут этот скандал...
- А давай их оженим?
- Что-о-о-о? Оженим? Да она его убьёт! Что еёным мужем-то приключилось?
- Да на зверя пошёл в лес и его, кажется, медведь изломал.
- Повезло мужику! Судя по всему отделался от смерти лютой, приняв смерть лёгкую от лап зверя матёрого.
Горюн как стоял так и замер. Ох-ох-ох-ох-ох! Что ж то будет?! Неужели попал он как кур в ощип?
- Ты Гриша не слушай их. Масеиха баба справная, а что безобразничает, так то потому что отчаялась без мужика жить. Илья-то хоть и неказист на вид, а человек хороший, добрый, работящий. Чего они порознь? Он бобылём, она вдовицей... Негоже!
Григорий с сомнением взглянул на Горюна - ох и не рад был Горюн такому повороту. Того гляди действительно даст дёру с Волосырки.
- Да ну что за мысль такая? Ну ты посмотри на Илью? Ну что ты его хочешь на всю жизнь несчастным сделать?
Мэри засмеялась громко, чуть только не захлёбываясь.
- Да где ж ты видел, Гриша, чтобы от детей да несчастье было? - она обернулась к Илье и спросила его: - Неуж не нарожает тебе Масеиха целый выводок таких вот боевых, ухватистых мужичков? Разве нет? Будешь с ымя нянькаться, баловать их, души а них не чаять? Ты на Масеевну-то взгляни? Эка мамка по деревне бегает, а ты от неё!
- Угробит она меня, барыня! - Илья бросился в ножки, - Не губи, матушка, не вводи в грех! Руки на себя наложить и то лучше! В серно озеро лучше по смерти попасть, нежели к Масеихе в кулак!
Григорий вступился за мужика:
- Не бывать тому, чтобы без воли кого, а тем паче против воли - да под венец! Негоже!
Мужики и бабы, обступившие их, закивали головами, Илья выдохнул, повторяя "Вот спасибо, барин! Вот спасибо!" Из улицы к ним наконец вернулся "Ходок" Ольшанский, а Масеиха, видимо отстала от него и предпочла не являться пред барские очи. И хотя всё как будто закончилось, но Горюна теперь никто иначе не звал как "Жаних" и это прозвище, похоже залипло на нём навсегда.
- Ну а с Романкой Быком что делать-то будем? - вопросил кто-то из толпы баб. - Может Масеиху на его пустим - пущай его задавит или бошку ему оторвёт?
- Вот-вот! Масеиха пущай на ём свою бабскую ярь выместит, авось и Жаниха нашего в покое оставит!
Всё засмеялись, довольные и торжествующие. Уж Масеиха-то задаст негодяю жару!
- Но, народ православный! Зачем оступившемуся шею свернуть желаете? Мы сей час навестим мельника и вот увидите назад с жерновами вернёмся.
- С жерновами? - переспросил дед Парамоша. - А отдаст?
- Ну а куда денется? Отдаст! Жернова эти - ему в искупление назначены.
Быков ползал на карачках перед иконой Спасителя, которая была писана очень плохо, но всё ж грозными очами Христа пронизывала мельниково нутро и он чуть только не выл в молитве.
- Прости мя, Христос-Искупитель! Не чаял себя от бесовства, что меня обуяло!
Хозяйка Быкова и его ребятишки от горя обрушившегося на главу семейства были в великом унынии и увидев Григория и Мэри, что что приближались к их мельнице поспешили к Роману:
- Хозяин Волосырский с хозяйкой едут! Ш-ш-ш! Тише!
- Ой, горе мне грешному, - завопил пуще прежнего Быков. - Нет мне прощения от Всевышнего!
Эти вопли достигли уха стрельца и они с Мэри переглянулись.
- Ну, дела! Хорошо же его Господь высек, однако!
Приняв супругу как пушинку Григорий приобнял её - так и вошли под кров грешника и завистника, что убивался пред ликом Спасителя.
- Ну, Роман, рассказывай как на духу, кто надоумил тебя на преустановленное Богом руку поднять!
- О-о-о-й, батюшка Григорь Онисимыч! Ой, матушка!!! Виновен я и проклят! Пропала жисть моя многогрешная!!! Как же мне теперь хозяйство держать? Как же мне прожить?!
Бровь стрельца удивлённо поднялась - мельник похоже урока от Всевышнего не усвоил, не дошла до него простая и ясная мысль.
- Что ж ты "мнекаешь", Роман? Якаешь да мнекаешь? Может ты Якин теперь у нас будешь? Или Мнекин?
- Пра-а-а-сти, государь мой! Виновен крайне!
- Ты бросай уже кликушествовать, да причитать! Встань как мужчина да ответсвуй как на духу - чтобы Господь помиловать тебя мог! Бес попутал? зачем посох старицкий схватить пытался?
- Как есть бес попу-у-у-тал!
- А ну заткнись! - внезапно Мэри наклонилась над мельником и своей маленькой белой ладошкой хлестанула его по щекам - хлясь-хлясь-хлясь. - Так-то лучше!
Обомлали все - и Григорий и Матрёна Алесеевна и тем более сам мельник.
- Отвечай Григорью Онисимовичу чётко и ясно! - звонкий металлический голос не оставлял иного выхода кроме как подчиниться. Мэри пылала гневом и в ярости у неё рвался из груди грозный ирландский акцент.
- Бес попутал! Хотел посох тот вырвать из земли сам не знаю почему! Пелена перед глазами даже была и как будто меня бес обуял. А потом... потом... ру-у-у-ка! - и он снова сорвался в причитания.
Едва успел Григорий удержать взъярившуюся супругу - она снова чуть было не набросилась на бедолагу, который так и не поднялся с пола.
- А ну встань на ноги, как пристало! Что ты на карачках пред нами елозишь! Ещё на пузо бы как змей-искуситель грянулся бы! - взревел Григорий тоже теряя терпение. - Мужик ты или кто?
- Бог обличает мя, грешного!!! - Быков всё ж нашёл в себе силы подняться, но ссутулившись с поникшими плечами, будто измотанный тяжкой ношей. Правая рука его висела как плеть.
- Хочешь искупление получить?
- Ха-а-ачу! - снова стал подвывать мироед.
- Тогда хватит уже нам тут душу вынимать своим воем. заткнись и слушай. Поедешь в Кимры, грех свой замолишь. Мы за грех твой накажем отцам молиться. Видя твоё раскаяние говорю тебе. что зла на тебя не держим и вину твою перед Богом попросим отпустить, но однакож твоё раскаяние должно быть подтверждено покаянием - и мы верим, что вернёт тебе Всевышний силу рук твоих. Так, Мэри?
- Святой истинный крест! Так и есть! - Мэри трижды наложила крестное знамение и так ловко, что Григорий устыдился своей неуклюжести.
Быков осушил слёзы и шмыгнул носом, уставившись на них, но не понимая что ему дале делать.
- Рассказывай - за что тебя Бог наказал? Как понимаешь?
- Ну, посох заклятый хотел из земли изъять.
- Заклятый? Вот скажи. Быков, ты дурак? Что значит "заклятый"?
- Ну намоленный.
Григорий вздохнул.
- Разве в том грех твой? Ты почему хотел это сделать? Зачем?
- Бес попутал!
- Тьфу ты! Что значит "бес попутал!" - Григорий начал яриться и ничего хорошего из этого получиться не могло. - Что бес вселился в тебя? Может тебя огню предать!
- Гриша, Гриша, любимый, остынь! Тише!
- Да я сейчас его... Эх, Роман - матёрый муж, а дурак дураком!
- Негоже дураком ближнего обзывать! Всякий кто скажет такое - подлежит геенне огненной! - предостерегла Мэри.
- А как его ещё назвать? Как? - Григорий стал быстро ходить из угла в угол просторной горницы. - ты посмотри на него! Бог поразил его, а он что? Он сознаться не может! Он даже не догадывается за что его Господь в бараний рог крутит! На карачках тут ползает - все штаны уже протёр на коленках - а в бошку его не идёт за что его Бог корит! Ну кто он? Мудрец что ль?
Мэри оценивающе взглянула на мельника, который стоял пред ней согбенный как старик.
- Ты вот скажи мне, Быков, за каким хреном ты там околачивался? Что тебе в Волосырке надобно было?
Мельник молчал и не мог даже глаз поднять.
- Что? В грехе решил упорствовать?
- Помилуй Бог! Григорь Онисимович, не сердитесь на его! - тут в ноги стрельцу бухнулась Матрёна Алексеевна. - Помилуй Бог!
- О, Всевышний! Вот ещё только этого не хватало! Да раскается пусть - неужели Господь греха не отпустит? Неужели не простит и не проявит силы своей над сим сосудом греха? За что тебя Господь сокрушает, а, Роман?
Мельник медленно поднял на Григория злые глаза и отчётливо сказал: - За жадность!
- Ну? И?
- Раскаиваюсь! - сказал Быков голосом, в котором ни капли раскаяния не было.
- Ох, мотри, Роман, с огнём играешь! Не страшно? Слышал ли ты, что наш Господь огонь всепоядающий? Не страшно?
Внезапно в мельника словно действительно бес вселился - он пошёл на Григория и явно хотел наброситься на него... Глаза бешеные, страшные. Он хоть и с одной рукой, но не такой уж лёгкий противник дойди дело до драки.
- А ну стоять!!! Ста-а-а-ять! - Григорий присовокупил к своему окрику крепкий матерок и схватил мельника за грудки. - Совсем страх Божий потерял? Хочешь чтобы тебя падучая разбила ещё вдобавок?
Глаза мельника выразили испуг, он поплыл, сердце его потекло как вода.
- А ну взял себя в руки! Сдохнуть решил без покаяния? Это у нас просто и без затей! Только мне другое от тебя надо - чтобы ты покаялся и получил прощение! Ясно?
- Ясно... - наконец в голосе было смирение и мельник сломил свою гордыню.
- Жадность твоя толкнула тебя на бунт против Бога?
- Да.
- А при чём тут храм, который в Волосырке собрались делать?
- Уйдёт из Ильинки весь достаток, коль там у вас церква встанет.
- Это ты своим умом дошёл или чёрт тебе нашептал?
На лице мельника отобразилась новая для него мысль и ему как будто стало легче, как будто он увидел выход.
- Бес попутал, Григорий Онисимович!
- А доколь ты будешь позволять бесу тебе в голову испражняться, как будто там у него отхожее место? Как вообще ты запускаешь в мысли бесовщину? Почему не бежишь того?
- Грешен сверх меры...
- Так вот: говорил тебе - едь в Кимры, от меня отцу Нестору передашь цидулку, пусть молят за тебя. А то что ты раскаялся покаянием докажешь - делом. Ясно ли?
- Каким же делом?
- Что тебя в грех ввело? То что ты для Волосырки больше молоть не будешь этого испужался? Что Волосырка из-под твоей руки уходит? Вот какая мысль тебя грызла, ела поедом?
- Она проклятая!
- Ну и как тебе доказать, что сия мысль боле власти над тобою не имеет? Чем докажешь?
- А чем я могу доказать. В чём покаяние-то? В каком деле?
- Я вот не понимаю, Роман, ты это в самом деле понять не можешь или просто глупостью прикрываешь хитрость свою? Бог сердцеведец разве не видит сей час тебя? А мож тебе сразу жернов на шею и в омут?
- Жернов? - Быков задумался и наконец сообразил. - Делом доказать могу, если вам жернова свои отдам? Если не стану жадничать... - он вздохнул, смиряясь. - Ну да... Да... Тогда и Господь увидит и простит...
- Так что?
- Забирайте! Забирайте их с концами! Был грех на мне, потому и злоумышлял... раскаялся и в покаянии говорю - не нужны мне эти жернова.
Он снова бухнулся на колени перед образом и стал горячо молиться, но теперь уже без причитаний. Осознал, увидел и поборол свою неправду.
- Так-то оно лучше! - сказала Мэри и увлекла Григория на улицу. На выходе она перекрестила бледную как мел Матрёну и они вышли вон. Во дворе стояли зарёванные быковские пацаны и девчонка - совсем ещё маленькая, но уже понмавшая. что дело плохо и на щеках её была грязная дорожка слёз.
Стрелец запустил руку в волосы старшего из них - мальчишки лет семи и потрепав его сказал:
- Батя у тебя - крепкий мужик!
- А почему вы его лугали? - мальчонка всхлипывал и остальные тоже шмыгали носами.
- Не ругал я его, а из сетей диавольских исторгал. Не его ругал, а беса. Подрастёшь, поймёшь как это бывает, - Григорий присел рядом, заглянул парнишке в глаза и спросил: - тебя-то как зовут, малец?
- Ванька.
- Хороший человек твой батя, Ванька. Но и хорошие люди иногда в беду попадают, когда нос сильно высоко задирают. Вишь как бывает?
Ребятишки совершенно искрене просветлели, разулыбались и поняв, что грозные гости на самом-то деле добрые и хорошие, оттаяли. Мэри подхватила маленькую Олеську, прижала её и дотронулась до носа: - Это што за бугорок такой?
- Это нос! - деловито ответила малявка.
- А почему такой курнос?
- Чего Бох послал! - Олеська развела руками и все засмеялись.
- Ну бывайте, ребята, а мы в обратный путь.
К обеду Роман Быков прислал жернова. Сам не поехал - поводой правил соседский Федька. Расспрошенный отрок сказал, что мельник ходит пригорюнившись и рука его так и болтается плетью.
- Возьми вот цидулку, пусть снесёт отцу Нестору в Кимры - как только это случится и мы и отец Нестор будем усердно молится Всевышнему - так и отпустит его хворь, и уберёт Господь от него ангела сатаны, что жало в его плоть запустил.
Федька кивнул кудлатой головой, прыгнул на подводу и был таков.
- Мэри, о прекрасный цветок, ты зачем Роману по щекам нахлестала?
- А что? Что-то не так? Он же сразу перестал завывать и очнулся. Это лучшее средство против кликуш. Правда иногда бывает, что не срабатывает и они бросаются с кулаками.
- Всё ж не пристало женщине бить мужчину, хоть и подлого званья.
Мэри потупила взор и тихо прошептала:
- Да, любимый, больше не буду.
- Ну только не впадай в печаль, сердце моё! - взяв её на руки, он закружил её как пушинку, остановился, обнял крепко, и стал осыпать поцелуями дорогое личико.- Знаешь чего я боюсь? Что ты станешь бить мужиков и превратишься в Масеиху!
- Чур тебя, Гриша!
- Что? Чур меня? Ах ты моя русачка возлюбленная! Чур меня!
- Чур, чур! Масеиха вдовица, так что не мели чепухи!
- Чего-чего? Чепухи? Ха-ха! А что такое чепуха ведаешь ли, цветок мой, свет очей моих, яспис мой драгоценный?
- Конечно знаю! Чепуха-щепуха - это щепка, которой пух с козы вычёсывают.
- Да? В самом деле? - Григорий опешил, лицо его вытянулось удивлённо.
- Ты что не русский что ль, голубь мой сизокрылый? - Мэри подняла брови изображая удивление и любопытство, но не выдержала и закатилась своим чудесным заливистым смехом как сотня колокольчиков.
- Бог, спасибо Тебе за этот прекрасный подарок, что дороже злата и жемчугов!
Лишь через несколько минут Мэри немного отстранилась от Григория и посмотрела на него хитро и загадочно:
- А знаешь, дружище, я ведь их оженю!
- Кого? Горюна и Масеиху?
Мэри кивнула и на все возражения и уговоры Григория только упрямо мотала головой. Всё было бесполезно. Ни дар убеждения, ни просьбы, призывы послушать голос разума - ничто не помогало.
- Я их оженю и это будет тебе мой подарок! - с этой твёрдостью и поистине кельтской решительностью ничего уже нельзя было поделать. Втемяшилось в голову - вот и всё.
==========
ясало - пояс (опоясало).
* Портки отличаются от штанов тем, что считаются исподним, нижним бельём.
* Литовка - коса для низкой травы. Горбуша - коса для высокой.
* Намёт - галоп.
* харалужное железо - сталь. В древности так же называли и булат.
* Свинное железо - чугун.
* Годное железо - высокоуглеродистая сталь.
Оценили 20 человек
35 кармы