1663. Русское оружие.

Богдан Хитрово взял в руки карабин и внимательно осмотрел его. Заведуя Оружейной палатой он многое повидал, и потому не был особенно впечатлён.

- Сказывали из сего карабина ты у англицкого короля утку сбил.

- Из сего. Так и есть.

- И высоко летела? - главный царёв оружничий не особо верил в умение Григория, считал, что тому попросту везёт и "птица и зверь на него сами идут".

- Шагов на восемьдесят, а то и сто...

- Или на пятьдесят?

- А и даже пусть на пятьдесят, - не стал спорить Григорий.

- Правда на пятьдесят шагов я не видел чтобы утки летали... обычно выше, - Богдан Матвеевич взял в руки шомпол, поигрался им. - За сколь взял сие оружье?

- Двадцать талеров серебром.

- Да ты ополоумел? Двадцать талеров? Ты хоть знаешь что на сии деньги можно было пять таких карабинов взять - лучших, турецких!

- Ведаю то, Богдан Матвеич, да ведь лучше один раз попасть в цель, чем пять раз промазать... Опростоволоситься перед англицким монархом не хотел. За то и талеры плачены.

Оружейнику нечем было крыть - Григорий из этого карабина дважды разил верно - кабана и утку.

- А может тебе чёрт удачу привораживает? Не? Как можно из карабина сразить утку в полёте? Невозможно то!

Григорий предпочёл смолчать. Подозрения царёва оружничего можно было развеять только делом, а не словами.

- Ствол с винтовыми нарезами смотрю. Редкая штука. И что так ты уверен в нём?

- Точно так, Богдан Матвеич! Посему и точность боя такая.

- И что в Англии в ходу такие карабины? Нет? Отчего же?

- Дороги, это во-первых. Уход им требуется - это во-вторых, а опричь того - не только в карабине дело, но и в пуле и в зелье огнебойном - порох нужен особый.

- Но ты англицким оружейникам десять талеров за карабин посулил и два ещё сверху накинул - если они будут хороши исключительно. Так сговорился? И где ты собираешься такую казну взять? Три тысячи талеров серебром? Да шестьсот ещё сверху.

- То как царь-батюшка усмотрит...

- А ведаешь, ли ты что Москва ноне почти впроголодь живёт и в казне и пятиста талеров серебром нет? Всё подчистую спустили! А сколько его - сребра этого ещё уплывёт, когда медную монету обменивать будут! Два с четвертью талера - вот цена мушкета в Англии или в Ганзе - Ивашко Гебден в пять раз ниже цену давал супротив тебя!

Григорий начал уже закипать. Чувствуя себя правым он готов был высказать всё, что думает о таком ведении дел. Хитрово приметил, как парня "бес начал крутить" и осёкся. Он сделал повелительный жест - "Довольно!" и отошёл к окну вертя в руках карабин.

- Может он и вправду хорош! - наконец сказал он примирительно. - Но десять рубликов! Десять! За кусок железа! Вот чего не разумею. Да ещё два рублика сверху! Никуда не годно так нас зорить. А что в оконцовке? Три роты солдат - и полка не набрать! А ты представь сколь нужно серебра и золота, чтобы целую армию этим оружьем снабдить? Сколь?

Григорий имел другое мнение на этот счёт - он уже много размышлял о том как преобразится стрелецкое войско, если им дать в руки такие карабины.

- Я троих супостатов могу из такого карабина уложить - а они ещё и полдороги не пробегут до нашего строя. И двух кавалеристов сшибу - одного издаля, другого на подскоке. Только нам много что нужно изменить в войске стрелецком! Понимаете, Богдан Матвеич?!!

Григорий с жаром доказывал свою правоту. Но глава Оружейной палате же, прошедший многие битвы знал, что в жизни всё обычно складывается иначе, чем по-первости кажется.

- Знаю, что ты сможешь. Знаю, что мы ещё найдём пяток таких как ты стрельцов ловких. Пусть тебя - сто найдём! И что? Может сотня таких стрелков что-то изменить в бою? А многие тысячи тебе не обучить. И казна не выдержит и людей не найти.

- Богдан Матвеич! Своё надо делать оружье - тогда и казна выдержит. Тогда и от англицких мастеров зависеть не будем.

- Прыток! Где ж ты делать своё-то станешь? Это трудно - нет мастеров, нет такого железа, нет и не предвидится.

- Монастырская братия чудеса делает из чугуна пушки льёт, а и ограды, решётки для бояр - не хуже кованных! Голаны у нас мушкетные стволы с Белозерского монастыря возят и нам ж потом их и сбывают - прознал я про то! Ловко наладились!

- Вот как? Почему я о том не ведаю? - сконфузился Хитрово. Он отставил карабин в сторону и устремил взгляд на Григория - А тебе откуда сё известно?

- С человеком купеческим совет держал - они как раз в обозе ходили от Кирилов-Белозерского подворья в Вологде. Так ладно мушкетные стволы- пусть! Но оне ведь и пушки голанам сбывают! И даже восьмифунтовые!

- Про пушки ведомо мне. На то воля государева есть - пушки те корабельные да крепостные, да и голаны нам не враги. А что за купеческий человек - не врал ли?

- Гостя Григория Микитникова приказчик - на кой ему бы врать? Он говорил, что и сам оружье возил с Кирилловского посада до ганзейской ярмарки в Мекленбурге.

Хитрово теребил бороду, раздумывая о чём то - впал в самое настоящее забытье. Григорий взял карабин и стал снаряжать его, засыпал порох, загнал пыж и пулю ловко и привычно орудуя шомполом. Всё это дело заняло меньше минуты.

- Готов карабин к стрельбе.

- Что?

- Карабин готов к стрельбе, Богдан Матвеич!

Хитрово удивился - задумавшись он действительно ничего не заметил. Он взял в руки карабин, проверил не взведён ли курок и повелительно кивнув - "Айда!" вышел вон из палаты. Во дворе было безлюдно - только у противоположной стены мужики заступами и мётлами чистили мостовую.

- Я стрелять не буду - стрелите сами, Богдан Матвеич, чтобы потом не говорили, что мне чёрт помогает. Вам-то он точно пособлять откажется.

- О том же думаю. Самому надо.

Осмотрев Казённый двор Хитрово не нашёл ничего достойного звания цели, потому прошли к Конному корпусу, где порешили, что лучшим выбором будет большая колода, стоявшая у торцевой стены конюшни.

Хитрово выстрелил с тридцати шагов, подивился мощной отдаче такого небольшого карабина - потирая плечо, он скривил рот. Подошли, осмотрели, найдя входное отверстие по небольшому отщепу.  Пуля вошла в колоду глубоко - Григорий вставил в канал проделанный ею шомпол и вышло две пяди с лишком, отчего оружничий недоверчиво сказал:

- Верно трухлявая колода-то!

Гришка без слов взял топор, что стоял близ, и попытался колоду рассечь так, чтобы пулю извлечь, но топор лишь увязал в добротном, крепком дереве.

- Довольно! Вижу что не труха. Не пыхти так, а то аж страшно становится...

Тогда Григорий взял карабин и снова стал снаряжать его. Хитрово наблюдал - теперь уже без недоверия, а с интересом. Перед тем как засыпать порох стрелец показал зернь.

- Порох особый, не меньше просяного зерна, но и не больше ржаного.

Показал пыж - кусок пробкового дерева, которых у него оставалось ещё в достатке. Затем, прежде чем загнать пулю показал её всесторонне.

- Вот каковы пули для винтового ствола. Входят плотно, так что второго пыжа уже не надо - пуля из ствола не выкатится.

- На жёлудь похожа?

- Извольте сами её заколотить в ствол?

- А дай-ка...

Хитрово управился не так быстро как Григорий - но вот карабин уже снаряжён и они снова отошли от колоды чтобы выстрелить в неё. Теперь уже на шестьдесят шагов.

- Метьте в самый центр - увидите. что пуля не отклонится в стороны.

Выстрел. Теперь уже Хитрово не удивился отдаче, плотно прижав приклад. Выглядел он вполне довольным.

- Похоже прав ты, Григорий. Хорош карабин.

- Я когда его увидел тоже сначала не верил, что метко бьёт - коротковат всё-таки по сравнению с нашими-то пищалями. Но изготовлен хорошо, нарезы пулю закручивают волчком, а и пуля точно подобрана. Я их на аптекарских весах взвешивал - все как одна.

Шестьдесят шагов уже приличное расстояние - но осмотрев колоду нашли пулю почти у самого её центра, куда и целил оружничий.

- На пядь лишь промахнулся... с шестидесяти шагов... наверное это моя вина, а не карабина.

Стрелец взял свою красную рукавицу и поставил её "на попа" на колоде. Теперь Григорий отойдя на шестьдесят шагов заряжал карабин очень быстро - ничего более не объясняя и не показывая. В пол-минуты управился и взглянул на Хитрово. - "Так-то!"

Вскинул, прицелился и спустил курок. Рукавицу как чёрт хвостом смахнул - отлетела в сторону.

- А звонко шибает!

- Дык полуторным зарядом супротив обычного бьём.

- Как это полуторным, когда ты пороху даже меньше засыпаешь?

- В том и хитрость, Богдан Матвеич! Зелье это огнебойное особое! Находка моя, по книге верной, учёной соделанная.

Вернувшись с мороза в палату они первым делом сели за самовар, который к тому времени раскочегарили. Хитрово подобрел и благодушно посмеивался. Теперь уже ему не казалось что Григорий в Англии прогадал слишком много пообещав за партию оружия.

- Раззоришь ты нас, Гришка!

- Войне конец положим, ляхам и татарве окончательный укорот дадим. Сколь можно войну эту волокитить? Я сколь себя помню всё про то речь идёт, а конца краю нет.

- Твои слова, Аника-воин, да Богу в уши.

- А прекратим войну разве не станем миром богатеть? И люд переводиться не будет и торговля пойдёт бойчее.

- Ты вот что, Григорий... Царь тебе верит, я тебе тоже пожалуй поверю. Но как нам справляться с нашими бедами? ДеньгИ в казне нет. На что нам войско снаряжать? Мы сей час и старыми мушкетами разжиться в Европе не можем - своих почти не делаем, до того дошли, что нововёрстанных стрельцов и солдат вооружать нечем.

- Желябужский привезёт с Англии богатую казну.

- Знаю, писал он мне. И про то, что он писал царю - тоже мне ведомо - на Ближнем Совете обсуждали. Снарядили мы обозы в Европу - да только хорошо бы чтобы деньги те к той осени нам пришли. Долго ждать! А война уже вот-вот  сызнова начнётся - снега сойдут и казачья вольница, что в Диком поле, что в Малороссии шалить начнёт. К началу лета ляхи с литвой снова на нас попрут. А ещё попомни, что башкиры всю окраину пожгли, что в Сибирь дороги теперь нет, и что там деется мы толком не знаем. Трудно будет.

- Неуж гости наши и купчины поменьше не богаты совсем? Есть у них и жемчуги и каменья драгоценные, да и золото водится.

- Гости да купцы - то ладно. Можно и их растрясти конечно. Но... - Хирово склонился к Григорию и доверительным тоном чуть не полушёпотом сказал. - Если одного только Милославского пошевелить как следует - можно всё войско по первому разряду наладить. А ведь есть ещё и морозовские богатства! А казна Никона, которого уже в Москве звать-поминать забыли. Вон он - Новый Иерусалим отгрохал и, слышь, половины своих сокровищ не потратил.

- Дозволено ль патриаршьи деньги брать? Его хотя и отставили от места - но ведь всё равно он Богом ставленный, и не был низложен.

Хитрово усмехнулся. Отхлебнув ароматного, всё ещё горячего чаю он сделал большую паузу, словно думал о чём-то постороннем.

- Верно говоришь, его мы вряд ли сможем привлечь нашу беду снести. А вот остальным надо бы поясок затянуть, да потуже. Давно уже это Алексею Михайловичу говорю, да всё без толку. Пока Илья Милославский жив, не будет нам толку от его сокровищ.

Проговорили ещё долго. Григорий рассказал что видел в английских арсеналах, на что Хитрово лишь качал головой. Кинжал, подаренный английским оружейником он оценил исключительно высоко, сказав, что такой и царю к лицу был бы. Обсудили и то как собственные кузни и литейные мастерские в большом количестве наладить. Хитрово было чем похвастаться - всё-таки литейный двор при Оружейной палате был одним из самых передовых, но в том лишь была беда, что слишком мало толку с него было. Он и бояр с дворянами и жильцами не мог снабдить, чего уж говорить о всём войске. Оружничий вздыхал, что у него руки коротки дотянуться до железных руд Строгановых, что те скорее в Архангельск свои изделия поволокут - на продажу, чем в Москву на службу государю. Григорий на всё это недоумевал и понять не мог - как же так получается? По наивности своей он думал, что выше воли царя нет ничего в русском царстве - только воля Божья, а на деле выходило совсем иначе.

- Замолвлю за тебя словечко Государю, но и ты добром меня поминай - коль Сам вызовет к себе.

- Уговорились, Богдан Матвеич! Не будет зазорно мне вас хвалить!

***

В Восьмом приказе служба налаживалась с трудом - новобранцев было ещё обтёсывать и обтёсывать - попав в Москву они совсем ополоумели от большого города, от открывшихся возможностей и что ни день, то случались различные злоключения. Терялись они по кабакам и просто блуждали по улицам. Встревали в разные свары и стычки - по делу и без, бывали драки и меж собой.

Григорий смотрел на это как на неизбежное зло, и по большому счёту заниматься приказными делами не успевал, за что получал нагоняй от Полтева чуть не каждый день. Целыми днями пропадая на стрельбище, что они с Шаховским устроили в Замосковоречье, Григорий обучал людей князя премудростям огневого боя. И хотя в Разбойном приказе отобрали только самых лучших, проверенных и бывалых дело шло не особо хорошо. Оказалось, что Богдан Хитрово был прав - не из каждого воина получится хороший стрелок. Одним не хватало усидчивости - стреляли наспех, толком не прицеливаясь и сколько не говори, сколько не убеждай - им хоть кол на голове теши - не понимают. Другие зрение имели с ущербом - тут уж ничем нельзя помочь. У кого-то просто тряслись руки - последствие "кабацких бдений". С виду вроде бравый вояка, кулаки пудовые, медведя свалит и порвёт, а как дело доходит до стрельбы - бесполезно. 

Но из присланных ему людей Григорий обучил  сносно стрелять семь человек, а были бы у них пищали получше - получились бы и вовсе отличные стрелки. Впрочем, чтобы на большой дороге не оказаться мишенью этого было достаточно. В середине января первый обоз должен был отправиться из Москвы до Архангельска под охраной людей из Разбойного. Григорий отдал им все свои запасы пороха, и каждому подобрал пули под диаметр ствола, твёрдо наказав стрелять понемногу, но каждый день.

Наконец удалось наведаться в Немецкую слободу, в "Кённиксберг". Трактир немного подновили - новая тесовая крыша, новое крыльцо - выше прежнего с диковиной резьбой, новые двери - дубовые массивные, надёжные.

Григорий сойдя с лошади, привязывал поводья, когда на крыльцо вышла Грунька и выволокла какого-то очередного недотёпу, основательно перебравшего.

- Филька, сучий сын! Где шляешься? Прими посетителя - вот уже ног не волочит, ужрался!

- Што ж вы Аграфена батьковна с таким пузом и всякое отребье таскаете?

- Гришка! Вернулся наконец? Давно ли?

- Почитай под самое скончание ноября...

- И чего, аспид, столь времени к нам не заглядывал? ...?

- Чегой это вы, мамаша, ругаетесь? Дитё в пузе-то непотребному научится.

- Свою жену будешь поучать. А у меня свой мужик есть! Илюха - а ну сюда скорей. супостата надо извести!

Илюха вылетел на крылец пулей - в руках топор, рожа зверская. Григорий уже поднявшись почти, не ожидал того, но всё ж опешившего и заулыбавшегося приятеля обнял и топор отнял.

- Дай сюда! А то зашибёшь кого с перепугу.

Грунька оставила забулдыгу - это был какой-то торговый человек, то ли лавочник, то ли купец - и запахнув шугай пошла вниз искать Фильку, чтобы тот снёс пьяньчугу вниз в "просыпочную".

- Сам бы снёс этого, - Илья кивнул на бедолагу. - Да вот до сих пор жилы не срослись. Шуйца пока как не моя.

- Тeuflische вastarde... wo ist mein geld?! (Чёртовы ублюдки... где мои деньги?!) - пробурчал немец.

Зашли в трактир. Дым стоял коромыслом и было как никогда шумно.

- Господа всё ещё после Рождества гуляют...

- Не совсем поправился ещё говоришь? - Григорий оглядел левую руку товарища, отметив, что он лишь слабо шевелит пальцами. - К доктору ходил? В Аптекарский приказ?

Илюха кивнул. Понятно было, что толку никакого. Прошли в дальний закуток, расположились за выгородкой через которую было хорошо видно залу.

- В тот раз ты какие-то глупости наговорил. У меня всё из голову не идёт... Веришь-нет, но мучаюсь, что ты про бояр-богатеев так рассуждал.

- Нешто не прав я? Сосут ведь кровь народную, паскуды...

- Ты, конешно, что хочешь можешь думать. Только вот пока ты по англеям разъезжал приходили тут сыскные люди с Разбойного да всё разыскивали бунташника, что речи возмутительные здесь рёк. Чуешь, Гринь, что по твою душу приходили люди Шаховского?

- Забавно! Я же у Шаховского первые дни когда в Москву вернулся гостем был. И что? Не открылось, что я то был или просто они позабыли в неразберихе?

- Есть тут гнида одна... - Илюха мотнул головой в сторону стойки, где находился хозяин. - Он тебя с потрохами продал.

- Да ну?

- Вот те крест!

- А что ж Шаховской меня не сгрёб в охапку и в застенок не наладил? - шёпотом, по-заговорщицки спросил Григорий.

- Не поверил, наверное. На ём, на хозяине, слышь чё, обвинение в поджогах лежит. Ляха того, что мы в приказ сволокли, сюда приводили на дознание и он указал, что ведро с углями стояло на заднем дворе кем-то приготовленное. Но кем, если дворник наш Филька морду свою под тумаки в Кремле подствлял аккурат в енто время, да и остальных никого не было? Хозяин тайком на меня указал - так и поняли, что сам он то соделал. Ведь приказные знали, что ляха мы с тобой словили. Так что хозяину веры нет, но ты тоже под топором поди-ка ходишь.

- Дела...

- Ты бы язык свой не распускал, а ещё лучше мысли эти про кровопийц народных вон из головы выбросил. Негоже так даже думать, а тем более говорить.

Григорий посмотрел на хозяина трактира внимательнее. Высокий, поджарый, даже наверное, костлявый немец. Усы на манер того, как носят военные - лихо подручены. 

- Он что из вояк что ли?

- Говорит в Чехии воевал. В Тридцатилетнюю. Сволочь редкая. Я вот голову свою дам что на трактир он там и намародёрил.

- Чё ж ты у него в помощниках?

- А... не тревожь сию рану... Но ничего - он не вечный.

- Покумекай-ка Илья вот что - раз поджоги он устраивал - то верно он в числе главных заговорщиков.

- И я про то сказал Разбойным сыскным, а они - "не твоего ума дело".

- Псы брехливые, а толку нет. В той же Англии за такое подозрение уже давно бы в застенке сидел. Там с врагами не рассусоливают.

Илья очень странно посмотрел на Григория и ничего не сказал. Так будто что-то нехорошее про него подумал.

- Говорят много новых офицеров привлекли в войско? Тут они бывают?

- На кой тебе?

- Думаю с кем-нибудь в стрельбе потягаться.

- Они же пьянющие здесь все. Абрам Лесли уже второй день носа не кажет - догулеванился, аж до горячки. Дома, наверное, болеет.

- Лесли? Кто таков?

- Геройский генерал. Уже старый как пень, а как гаркнет - окна трещат. "Стройся, сучьи дети!" - выведет всех наших питухов во двор и заставляет их строем маршировать.

- И что слушают?

- Угу. У него ж в руках гольная шпага и он ею легко пырнуть может - пьяный же! А ты его в ответ не пырнёшь - ён "генерал и главный полковник"! Он даже этого таракана - Илюха показал на хозяина - он даже его маршировать заставлял. Но зато он потом всем наливает и потчует от души. Обычай! Ещё зайдёт - ещё посмотришь!

- Узнаю шотландцев. В Англии я на них насмотрелся. Бравые вояки!

Илюху снова передёнуло и он примолк.

- Што ты вдруг как обухом тебя по голове?

- А то! Тебя как подменнили. Был государев человек... даже я, пропащая душа, но за тебя уцепился. Думал хорошо что к тебе пристал... А тут смотрю, ты энтими нехристями восхищаешься... про бояр всякое говоришь... эх!

- Да что ты Илюха нос вешаешь? Бог не выдаст свинья не съест! Бояры - ворьё - сам знаешь, так, что я прав. Иноземцы... не восхищаюсь я ими, а отдаю должное.

- Угу...

- Что угу?

- Срубят тебе бошку и все дела.

- Заладил! Всё хорошо будет.

Их угол был укромным, но не настолько, чтобы их не заметили. Рослый, круглолицый детина направился к ним. В руках штоф, намерения самые понятные.

- Могу я потревожить вас господа? - сказал он на плохом английском.

- Конечно! - на ещё более худшем ответил Григорий.

- Слух по трактиру прошёл, что вы, сэр, недавно наведывались в Англию, в Лондон, - незнакомец присел рядом и поставил штоф на стол. Он был навеселе, но ещё не утратил ясного рассудка.

- Верный слух. Посетил Англию с посольством и вернулся обратно с донесением.

Илюха не понимая что говорит иностранец покосился на Григория. "Чего ему надо?" взглядом вопрошал он.

- Я товарищу моему перескажу - он по-английски не говорит.

- Извольте...

Григорий обсказал, что надо офицеру и Илюха поспешил откланяться: - "Какой с меня тут толк?"

Незнакомец помолчал немного после того как Илья удалился и спросил снова:

- Как здравие Его Королевского Величества Чальза II Стюарта?

- Выглядит бодро и вполне здорово. В самом расцвете сил.

- Извините, я не представился. Патрик Гордон, майор Второго Выборного полка. Можете звать меня Пётр.

- Очень приятно! Я Григорий, сын Онисимов, стрелец Восьмого приказа, сотник.

Гордон вскинул бровь удивлённо.

- Сотник? Неужели? Вы выглядите молодо для сотника. Это капитанская должность, а вам ещё и двадцати лет наверняка нет.

- Точно так. Мне только семнадцать, но всё-таки под началом у меня сотня Осьмого, полтевского приказа.

Майор хмыкнул, но через некоторое время вернулся в прежним своим мыслям.

- А как там при дворе?

- Всё хорошо. Англия удивительная страна, Лондон очень большой и оживлённый город, а в Арсенальных кузнях Вулвича просто пекло и настоящий ад! Всюду снуют черти в фартуках и с клещами.

Гордон в голос засмеялся. Видно что ему было приятно. Он открыл штоф и хотел было налить Григорию - но не обнаружил кружки...

- О-о-о-громное спасибо, но я не пью хмельного! Совсем не пью! Я польщён вниманием, но нет!

- А что так?

- Зарок дал родителю своему не касаться хмельного.

- Ну что ж... Это достойно. С вашего позволения, я по-шотландски!

Гордон приложился к горлышку, достал платок и промокнул губы.

- А вам не откажешь в даре рассказывать интересно, друг мой! - сказал он, крякнув после спиртного. - Я словно перенёсся в Вулвич и увидел всех этих королевских литейщиков и мастеровых.

Стрелец откинул полу кафтана и осторожно извлёк кинжал с головой дракона на рукояти. Увидев этот клинок майор присвистнул. Изумлению его не было предела. Когда Григорий вонзил кинжал в крышку стола и оставил так Патрик Гордон уставился на него - и видно было, что хмель только начавший брать верх слетает с него.

- Можно?

- Конечно, сэр! Это изделие лучшего оружейного мастера в Вулвиче. Настоящий дамасск.

Гордон надрезал себе палец и рассмотрел ранку.

- Как бритва! Острый как бритва! Удивительно! Я запомню это клеймо!

- Боюсь, что нет таких денег за которые можно было бы купить вещицы с сим клеймом.

- Как же он у Вас оказался, дружище?

Григорий  смутился. Если рассказывать всё как есть, придётся упомянуть и по Мэри, а он этого не хотел. Поэтому сказал просто, понадеявшись на то, что этого будет достаточно.

- Это подарок.

- Откуда же у вас в Лондоне такие друзья? Или за какие услуги могут так отблагодарить? Один такой кинжал стоит целой лавки оружия.

- Разве поймёшь настоящего мастера - мы с ним поговорили немного и он взял и подарил мне это чудо.

Шотландец смотрел на Григория ещё более поражаясь. Молодой сотник, посольский человек, да ещё возвращавшийся с донесением - что великая честь само по себе...

Гордон был опытен, несмотря на то что ему не было ещё и тридцати лет. Его живые глаза говорили о пытливом уме - но он не мог себе представить, что за человек перед ним. Таких не бывает в природе!

- Это правда, что Вы, сэр, вернулись не один?

Поняв, что исхитриться и утаить свои отношения с Мэри Дигби ему не удастся, Григорий расслабился и улыбнулся.

- Верный слух. Невесту привёз с Англии. Точнее с Ирландии.

- Вот как? С Ирландии?

- Точно так - Мэри Дигби, баронессу Оффали.

Гордон просто стёк по скамье.

- Я отказываюсь вам верить! - картинно простонал он. - Кто Вы? Маг, чародей? Может быть принц, путешествующий инкогнито? Не зажглась ли новая звезда на Востоке?*

- Не богохульствуйте, господин майор. Я простой человек, а то что судьба моя меня так бросает - не моя в том вина и заслуг моих в том нет.

- Извините, если что не так. Но мне трудно поверить в то, что Вы так просты. Вы из древнего рода?

- Никак нет. Отец мой был из стрельцов, а до того от сохи оторвался.

- Я приехал в Россию полтора года назад, но всё никак не могу привыкнуть... А тут ещё и Вы - такие неожиданые вещи совершенно из колеи выбивают, - он улыбнулся.

- Про Англию я Вам доложу Патрик, что она набирает силу. Это чувствуется. Король Карлус...

- Чарльз...

- Король Чарльз заложил много новых кораблей на верфях. Потому-то Вулвич так грохочет, что адмирал Картерет - казначей военно-морского флота - каждый день проводит там, инспектируя отливку орудий для флота.

- Вы и графа Джерси знаете... впрочем чему я удивляюсь? Пора бы уже привыкнуть.

- Всё просто, господин майор - мы сошли на пристани - нас встретил английский двор и к каждому посольском человеку приставили сопровождающего. Так я и познакомился с Мэри Дигби, баронессой Оффали, которая в свою очередь показала мне и Тауэр и Вулвич и Саутуорк и Биллингсгейт, познакомила с мастеровыми, и со своим покровителем - графом Джерси - Джорджем Картеретом.

- О, хитрые люди из Тайной канцелярии шпионили за вами! Но вы оказались хитрее и похитили их шпионку?

- В самое яблочко!

Гордон рассмеялся. Наконец хмель начал его накрывать. Он словно вспомнил о бутыли и снова приложился. Разгорячившись он расстегнул камзол и снял парик.

- Скоро будет война и все мы отправимся драться с поляками, - сказал Гордон, переводя тему. - И в эту кампанию нас точно ждёт победа, потому что поляки выдохлись. Я чувствую то замешательство, которое царит в их рядах, когда они начинают меж собой склочничать и выяснять, кто виноват в поражениях. И это хорошо, что нет у них никого кто твёрдой рукой мог бы вести за собой.

- Вы так про поляков говорите, будто уже дрались с ними.

- За свои двенадцать лет под разными знамёнами я успел и со шведами против поляков и с поляками против наших и теперь вот с нашими против них.

- Как же так можно? Теперь моя очередь удивляться!

- Вот тут как раз нет ничего удивительного. Я дворянин, и мне в Шотландии при республиканцах, едва голову не открутили. Пока был мал - спросу нет, а как подрос - так и стали на меня коситься - новый мятежник-роялист и католик растёт. Дядька мой меня живо в Пруссию сплавил. А там какой мне выбор? Или в иезуиты податься и духовную карьеру делать или в наёмники. Посидел я на коллежской скамье штаны попротирал и когда нужда совсем за горло взяла пошёл и записался к первому попавшемуся вербовщику. А тогда только шведы наёмные полки набирали. Платили плохо, а куда деваться? Да и кто будет полновесную монету малолетнему огрызку давать? В пол-жалования и служил. Но шведская армия - а особенно наёмные их полки это сброд. Как я там выжил - сам не знаю. У меня большая часть шрамов на голове не от врага, а от полковых товарищей. Воевали мы успешно - шведы дикие, но поскольку офицеры там в основном шотландцы и германцы - то они эту дикую энергию направляли на врага и получалось хорошо. Но и я был горяч... Да о чём это я? Я и сейчас горяч! - засмеялся Патрик. - И как-то при очередной атаке меня сбили с коня. Полковые товарищи или погибли или успели ретироваться, а я оказался в плену. Поскольку я был наёмником, то по закону либо шведы должны были меня выкупить, либо я освобождался от присяги через сто дней плена. Денег они за меня не внесли, да и желование от них я за последние полгода не получил, а потому освободился от данного шведской короне слова.

- И поляки бы взяли выкуп без всяких прекословий? А то, что Вы снова встали бы под знамёна врага?

- Это закон войны. Так испокон веку повелось. Либо обмен пленными, либо выкуп. Сегодня ты выдаёшь пленника на выкуп, а завтра может быть и тебя выкупят.

- Сроду такого не знал. А дальше? Как на русской службе оказались?

- Поляки меня стали склонять на службу к себе. Обещали и капитанский патент выдать и жалование платить исправно. Но поддался я им потому что они католики и я тоже. В протестантском войске шведов католикам было несладко, а у поляков наоборот - католическое рвение приветствовалось.

- Поляки разве сильно набожны?

- О, да! Конечно не так как шотландцы, мы за любое дело берёмся горячо - тем более за служение Всевышнему, но и поляки тоже ревностны. Так вот - дали они мне подъёмные, дали патент капитан-лейтенента и что вы думаете? Отправили собирать себе роту... Этого я никак не ожидал. Но контракт подписан, слово дано, деваться некуда. С грехом пополам наскрёб я вместо ста человек девяносто пять... Рота рейтарская, но на девяносто пять человек у нас денег хватило лишь на семьдесят лошадей - и то не лучших. Вооружились чем попало. И при этом только у пятнадцати человек были пистолеты. По одному, не по два и не по три. Когда я с этим своим воинством ехал на смотр, я думал, что нас примут за банду с большой дороги... Прибыли в лагерь, стали собираться остальные роты к смотру... У одного капитана тридцать восемь человек, у другого восемнадцать... А кто-то и вообще не явился. Вот таково войско в Польше! Конечно потом я и лошадей и оружие получил - поскольку я самым лучшим оказался. Патент капитан-лейтенанта мне сразу подтвердили, а потом при удачных наших вылазках против турок и против наших меня приметил князь Любомирский и взял всю роту к себе в качестве лейб-драгун. Тут уж мы отличились под Чигириным, да и в других сраженьях помельче.

- А как к царю на службу? Снова плен?

- Нет. Больше я в плену не был. В Варшаве посол царёв - Леонтьев узнал что мой контракт истекает позвал меня и ещё несколько офицеров на службу. Я подумал и согласился.

- Но почему? Как так? Только что же воевали против наших и вдруг такой поворот?

- Во-первых, поляки мне сильно осточертели. Они очень кичатся своими благородными предками, а при том меж собой вечный раздрай, распри, интриги...

- Можно подумать у нас такого нет? Всё то же самое!

Гордон засмеялся.

- Так и есть. Только тогда-то я этого не знал. Потом я знал что царь совсем по-другому относится к людям, чем польский король - как-то с поля боя сбежали почти три тысячи человек и ему предложили часть из них показательно казнить. Он ответил, что люди не все одинаковы - кто-то храбрее, кто-то нет, и нельзя от тех кто не так смел требовать геройства. Их такими Бог сделал. Ерунда и глупость скажете? Но что вышло - те три тысячи когда их царь так пристыдил потом дрались как львы, чтобы и тени позора на них не легло. Я и подумал - раз царь бережёт людей - он и прав, он и победит. Ну а кроме того посол Леонтьев предложил мне чин майора и службу не где-нибудь, а в полку выборном - то есть среди отобранных особо солдат. Кто ж в своём уме откажется от такого предложения? Контракт истёк и всё! - я переехал в Россию.

Григорий подивился двум вещам - какие же всё-таки странные в Европе порядки ведения войны, и насколько хмельное развязывает язык. Гордон отхлёбывая раз за разом всё более и более косел, и в итоге пришлось с ним лобзаться и оттащить его вниз в "просыпочную". Штоф виски снова "выбил его из седла".

- Что Гриня, сразил господина майора? У самого-то ни в одном глазу, - Грунька по-доброму старалась его уязвить.

- Я ж не пил, вот и трезвый. А бошка от вашего бедлама всё одно гудит. Напущали дыму! Спалитесь сами и слободу спалите чёртовым зельем.

- Много ты понимаешь! Табачище хороший доход даёт - так что не завидуй.

- Чему завидовать? Чёрту кадите - в ад угодите! Налей лучше мне квасу, глотку продрать. Где Илюха-то?

Илья вырос из-за спины будто ждал когда о нём спросят.

- Ну что? Что за гусь этот Гордон?

- Интересный гусь. С такими гусями можно соколов в клочья рвать. Это хорошо что он сей час за нас, а не против. Толковый и бывалый. Вы уж там проследите чтобы его не обчистили...

- Не обчистят - он всегда в долг берёт. А потом приходит с золотыми монетами и всё оплачивает. Трезвый, раз в месяц, - Грунька поставила перед Григорием большую деревянную кружку до краёв полную квасом и подмигнула. - Не тресни только.

Илья так и стоял как истукан, не зная что делать. В трактире по-прежнему горланили песни на германском наречии. У окна, пока было светло, играли в карты, постоянно что-то выкрикивая.

С видимым удовольствием опростав кружку ядрёного кваса Григорий развернулся к дверям и махнул Илье "Айда!"

- Куда это намылились?

- Не твоё дело женщина! Пока нас не будет - пузо береги! Верну мужика лучше чем был!

- Вот, аспид! А ведь врал что не пил...

Вышли на мороз, Григорий застегнул кафтан на все пуговицы, одел рукавицы. Илья не мог понять - то ли идти вместе со стрельцом, то ли прощаться будут.

- Ты что дальше думаешь?

- Тулуп одевай, поедем со мной.

- Да куда?

- К костоправам. Пора тебя на ноги ставить, так сказать - вернее руку тебе поправить.

- Думаешь выйдет?

- Откуль мне знать? Надо ехать, там увидим.

Знакомые места. Памятный кресец и цирюльня. Где-то там дальше по заснеженой и давно не чищеной улице за решёткой школа славянского книжного письма с массивными дубовыми воротами.

На улице уже начинало темнеть и Григорий увидел как кто-то в цирюльне зажёг камелёк масляной лампы.

- Открывайте, хозяева! - он постучал в дверь.

- Никого не принимаем! Поздно! Завтра приходи! - подал голос Трифон Тимофеевич.

- Это Гришка-стрелец, Трифон сын Тимофеев, откройте дело до Вас важное!

Заскрипела лестница, со второго этажа спустился кто-то, поднял заклад двери и отодвинул засов.

- Гринька ты чтоль? Заходь.

- Я, Никола!

В сенцах обмели сапоги веником голяком и вошли под тусклый свет лампады.

- Стрелец, говоришь, а по кафтану жилец. При дворце служишь что ль?

- Трудно сказать где я вообще сейчас. Как будто в Осьмом приказе, рота у меня - сотником. А с другой стороны и как бы и к Разбойному приказу делом приписан. Знакомься - это Илья, приятель мой.

- Я, Николай, а там ещё Никита и Михайла. Ну и хозяин Трифон Тимофеич.

- А я Илюха, сын Иванов с Немецкой слободы.

Никола посмотрел на левую руку Ильи и ничего объяснять ему не нужно было.

- Чаю? Будете травяной или богдыханский*?

- Давай свой целебный. С богдыханского разориться можно. Дорогое сё удовольствие.

- Это у вас дорогое, а нам добрые люди с Персии прислали целый мешок.

Комната наполнилась дивным ароматом травяного сбора. Ромашка, листочки берёзы, смородиный лист и что-то ещё неуловимо знакомое - мята и тмин? С морозца да с медком пошло отлично и Григорий сразу разомлел. Головная боль, что начала его пилить ещё в "Кёниксберге" на морозной улице немного отпустила, а вот теперь от неё и след простыл.

- Хорошо тут у вас стало...

- Это да...

- Вони от покойников больше нет.

Илюха брызнул чаем, поперхнувшись и закашлявшись. Он посмотрел на Григория дико вращая глазами. "В само деле?"

- Теперь мы препарации делаем не в том леднике, что при доме, а на огороде, новый отстроили этим летом, - невозмутимо пояснил Никола.

- Сможешь товарищу моему руку поправить?

- Конечно. По виду понятно, что случай у него простой. Если же инако окажется - всё равно стараться будем. Сам-то где пропадал? Думали, что ты после Медного Бунта сгинул где-то на государевой службе, альбо забыл нас.

- Как видишь не забыл и не сгинул. Сам помнишь какая круговерть была, а после Новолетия меня в Англию отправили с посольством. В декабре вернулся, да всё мимо вас ходил - некогда было... И вот дело заставило - потому и здесь. Хорошо что к чаю попали.

- Да, Тимофеич всегда в это время самовар накочегаривает чай глушит и на боковую.

- Рано что-то...

- Старый. Сдавать стал.

Помолчали. Никола покручивал свою бороду, думая о чём-то своём, потом стал расспрашивать про Англию, про царя, про недавнюю гонку по Москве-реке. Налили по второй кружке, когда к ним присоединились Никита и Михаил. Эти шумно и крепко поприветствовали старого знакомца, обняв его, познакомились с Ильёй, и с шутками прибаутками стали гонять чаи.

- Ну, братцы, рад был вас повидать, да и к своим в школу след бы успеть - затворят ворота и не попаду уже.

- Куда это ты? Пришёл и не побыл даже? Гость называется - нос показал и сразу за порог?

- Надо идти. Ильёй лучше займитесь. После свидимся - если успею на обратной дороге загляну.

Снег хрустел по копытами лошади. Григорий пустил её неспешно, не хватало ещё при слабеющем свете чтобы она сломала ногу на этой мостовой, где рытвина была на колдобине. До ворот школы пара минут верхом - свет горит, из хором доносится гвалт ребятни.

Ворота уже были, конечно, заперты. Никто в такое время заклад поднимать не станет - стучать бесполезно - не пожар же... Григорий влез на седло ногами и перевалился через верхний намёт ограды, упав в сугроб. Здоровущие волкодавы шнырявшие по двору чуть не кинулись на него, но признав своего стали ластиться, а не лаять, разве что изредка поругиваясь на лошадь, оставшуюся за забором.

- Но, мохнатые, спужаете мне Маруську! И так она шуганая. Цыть!

- Кого там чёрт принёс? - раздался зычный голос Гаврилы Петровича с крыльца.

- Гришка-стрелец то! Не серчай, дядько Гавриил!

- Вот оно что?! Ну заходи коль пролез. Хоть погляжу на тебя как ты возмужал.

В горнице было светло от лампад и визготно от ребятни. Они играли в кучу малу прямо посреди комнаты сдвинув в сторону столы и скамьи. Вошедшего Григория признали не все, но те кто признали окружили его мгновенно и куча мала образовалась в новом месте.

- Но! Распоясались, бесенята! Живо по лавкам расселись, жопы прижали!

Григорий скинул шапку, кафтан, стащил сапоги. Натоплено было жарко.

- Дядько Гриша,  а ты надолго к нам?

- Сей час на минутку, а потом на подольше приду. Как время будет.

- Как там царь? Здравствует? Часто царя видишь?

- А кто это? Рында царёв, Артамоха? Здравствует царь-батюша, конешно. Чегой ему, да не здравствовать? А ты я смотрю пузо наел? Половицы под тобой гнутся-трещат?

Малец смутился, другие заржали звонко и долго.

- Чу! Не знаете что ли что кто бывает плотным как Артамоха, тот потом вымахает здоровым и крепким - сразу в рынды сверстают!

- Прям как ты будет здоров?

- Что я? Я ещё не так здоров! А вот сей ваш товарищ может и коломенскую версту обогнать!

Долго пытали они Григория о том о сём о своих ребячьих интересах, пока Гаврила Петрович их по лавкам спать не разогнал.

- Не чаял уж тебя увидеть. Думал искать придётся...

- Искать? На кой?

- Ты, Гришка, того... сильно не... в общем... Артемия Палыча осенью сей, Господь прибрал.

- Как это? Да с чего?

- Чахотка, Гринь. Вот. Нет больше твово приставника.

- Когда случилось?

- Ещё до снега занемог, а мож и раньше - только виду не выказывал. А на Покров у него кровь горлом пошла. Неделю в беспамятстве провалялся и преставился.

Григорий разрыдался на плече у старосты, стараясь сдерживаться, чтобы ребят не переволновать.

- Что ж творится-то? А, Гаврила Петрович? За что? Его-то за что? Святой же человек был!

- Ну, полно! Чего ты уж так? К Богу изшёл, со Христом сей час обретается, да за нас, грешных, молит. Он и в бреду за нас чего-то просил. Чтобы не в туне пропали труды наши... и тому подобное. Цидулу он тебе оставил. Да на словах просил тебя разыскать. Строго наказал, чтобы сыскали.

- А зачем?

- Ну, книги тебе отписал по завещанию. Вещицы кой-какие. Да просил чтобы ты сбережения его по церквам разнёс - там в цидулке список - всё поименовано - куда и сколько.

- Чего ж князь Шаховской мне ни словом ни пол-словом не сказал?

- Фёдор Иванович сейчас как белка в колесе. Он давно уже другими заботами живёт - сколь воды-то утекло...

Оделись и вышли на двор, обошли хоромы. Вход в подклет был завален снегом и пришлось поработать заступами.

- Не чистили, чтобы потеплее было, а то подклет промерзает, если снег убрать, - отчего-то виновато сказал староста, когда они уже отпирали дверь. Кресалом зажгли лампадку, затем приготовленные в шандале свечи.

- Здесь и помер. Мы тут прибрали маленько, но больше не трогали ничего. Всё как при нём было.

Слова как-то не шли. В душе бушевало что-то яростно-печальное, и Григорий почувствовал старую затаённую боль - как было при кончине отца, так и теперь. Ушёл человек который всегда был опорой - и надёжной. Сейчас казалось, что так мало вспоминал он своего учителя. Но раз за разом откручивая назад события своей обновлённой жизни, он понимал, что его благодарность и князю Шаховскому и Артемию Павловичу и остальным добрым людям, что правили его путь - Ртищеву и Полтеву - проявлялась в каждом его поступке, в каждом его действии. Хотя уже возмужал он и вошёл в силу молодецкую, но в душе так и остался ребёнком которому хотелось радовать всех тех, кто составил и заменил ему семью.

- Царь-батюшка! - тихо промолвил он и расплакался - теперь уже навзрыд, в полный голос. - И ведь вправду, вправду, батюшка!

На картине: Богдан Матвеевич Хитрово в Челобитном приказе (1649-1650 гг.)

Начало: https://cont.ws/post/219136

================================

* - Звезда на Востоке - Вифлеемская звезда - предвестник рождения Спасителя.

* богдыханский - т.е. китайский.