Звезда Героя Дмитрия Ларина

Автор: Игорь Сафронов

Как служишь, Вячеславович? — спросил президент Ельцин.

— Стараемся служить хорошо, Борис Николаевич, — только и ответил Верховному капитан Дмитрий Ларин.

— Теперь служи еще лучше, — президент завершил тот короткий диалог, еще раз коснувшись Золотой Звезды, как бы проверяя, надежно ли прикрепил ее к офицерскому кителю.

Четкий поворот кругом, лицом к парадному кремлевскому залу, и четкое, внятное, искренне благодарное и радостное: «Служу Отечеству!» Теперь сомнений нет — то был звездный час капитана Ларина.

Потом вручались ордена выдающимся деятелям искусства, государственным мужам — в Кремль приглашаются, как известно, самые-самые.

Когда обносили шампанским, к Дмитрию подошла несравненная Майя Плисецкая, получившая орден «За заслуги перед Отечеством». «Это, наверное, Чечня?» — великая балерина остановила свой проницательный взгляд именно на нем — самом молодом среди всех увенчанных в тот день высшей наградой России.

— Да, Майя Михайловна, Чечня...

Он, слава Богу, поправил здоровье после тяжелейшего ранения, на вопрос о самочувствии коротко отвечает: «Физподготовку в военной академии сдал на «отлично». Чеченские воспоминания ему не в радость. Сделал исключение для знакомого военного журналиста, который первым принес ему приятную весть о присвоении звания Героя России. Понимая, что все происходившее на недавней войне не должно быть предано забвению, рассказал конкретно о боевой работе. То была смертельно опасная работа, которую по справедливости назвали подвигом.

— Пятого августа, возвращаясь со спецзадания, подорвался на фугасе ЗИЛ с бойцами. Погиб майор Славгородский, еще несколько человек получили серьезные ранения. В тот день мы меняли личный состав на КПП и взводных опорных пунктах.

Парни из моего батальона (я в ту командировку «рулил» за комбата) держали Минутку. Уже к вечеру пошли доклады: обстреливают. Сначала это воспринималось как само собой разумеющееся. Минутка — она и есть Минутка.

Поэтому своим по связи передал: не паниковать, службу организовать по усиленному варианту, силы напрячь и держаться. Утром видно будет, что и как.

На следующий день кое-где предпринимались попытки штурмов. Из гранатометов долбили сильно. Вечером во время очередного обстрела бетонной плитой придавило рядового Дмитрия Андреева. Ноги переломало, кости таза раздробило. Других солдат осколками посекло. К тому же пора было пополнять боеприпасы, медикаменты и продукты подвозить. Стало ясно, что бои предстоят серьезнее, чем в марте.

Седьмого с утра на четырех БТРах выехали из пункта временной дислокации на Минутку. Я — на командирском месте во второй «коробочке», которая под завязку была забита боеприпасами. Только подо мной около двадцати «Мух» лежало.

Выскочили из городка. Скорость не меньше восьмидесяти. Но дорогу видно только первому. Для всех остальных перед глазами сплошная пыльная завеса. Я сижу высоко, голова из люка торчит. И вот представь картину: с обеих сторон к БТРу будто шаровые молнии летят. Рыжие огненные мячики в раскаленном, наполненном пылью и чадом воздухе. Красиво и страшно...

В каждый из наших четырех БТРов попало до пяти выстрелов. Мой 244-й оказался самым везучим в колонне. Ну суди сам. «Ловим» первую гранату — она срывает защитный щиток с брони, отрывает правый выпускной коллектор. Тут же со стороны водителя «принимаем» вторую. Спасибо капитану Юре Самокишу, зампотеху. Это он технику готовил. Наварил на каждой «коробочке» сетку из железных прутьев. Граната попадает в нее, кумулятивная струя рассеивается, не прожигая брони. Этот залп сносит по левому борту все — ящики с песком, бордюрный камень. БТР (тринадцать тонн!) подбрасывает, как пушинку, метр — вверх, два — вперед. Но мы живы!

Правда, сильно бьюсь лбом о край люка. А водила мой начинает на руль заваливаться. Контузило пацана, да и мне по ушам долбануло прилично.

Вперед глянул: горящая БМП на перекрестке прямо перед нами, вот-вот врежемся. Начинаю руль выворачивать. Водитель в себя пришел, помогает, хотя глаза еще мутные, но уже соображает. Только «бээмпэшку» объезжать начали, к нам в корму прилетает третья «дура». Справа, с моей стороны. Ящик с песком делает свое дело, гасит огненную струю. Но правый борт тоже остается голым. Машину опять бросает вперед и вверх. Как только наш склад не сдетонировал...

Дмитрий на секунду замолкает, как будто ежась от холода, быстро поводит сильными плечами и спокойно заканчивает мысль:

— Тогда бы не то что тело — в дым и душа — в клочья. До Бога ничего бы не долетело.

С боем, с кровью, потеряв один БТР, прорвалась к своим на Минутку. Чуть позже подошло еще три машины с ребятами из нашей группы спецназа. Пока шла разгрузка, я к солдатам своим пригляделся. Смотрю — парни мои бодрые. Хоть и устали очень, но блеск и злость в глазах не потухли и суеты нет нисколечко. Что ж, думаю, полный порядок. Сейчас заберем раненых — и в обратный путь.

На одном посту боезапас пополнили, ко второму подъехали. Андреева Димку уже внутрь БТРа уложили. И тут вспоминаю, что связисты просили еще прибор спецсвязи забрать. Он хоть и разбит, но даже и в таком виде для «духов» слишком дорогой подарок.

Забежал внутрь поста, схватил этот железный ящик, возвращаюсь к БТРу. Ящик перед собой держу... Это меня и спасло. Подхожу к машине — на нижней крышке люка вертится «эргэшка» и на моих глазах скатывается на землю. Сначала подумал, что мои воины при выгрузке потеряли. Потом доходит: запал в гранату ввинчен... и кольца с чекой нет... и рванет сейчас эта зараза... Успел только присесть и руки с тем железным ящиком перед собой вытянуть.

Как она грохнула — мама дорогая!!! Первые минуты после взрыва ничего не слышал и не соображал. Это была уже вторая контузия за день. Но опять не задел ни один осколок.

Через некоторое время попытались вывезти раненых. Их у нас было уже пять человек. Но только сунулись — наши БТРы очень плотно обстреляли из гранатометов. Пришлось вернуться. Загнали машины под «романовский» мост, заняли круговую оборону. Держимся. Огрызаемся на огонь «духов».

Почти четверо суток длилась наша подмостная эпопея. В иной час до двадцати выстрелов из гранатометов по нам «духи» делали, а уж свинец и вовсе дождем...

Боеприпасов у нас хватало. Тяжелее было с продуктами. И совсем худо с медикаментами. Раненые ребята в одном БТРе лежали. Когда промедол закончился, мы им как обезболивающее коньяк из НЗ давали. Затихнет боль на час-полтора, забудутся они в полудреме. Потом опять стоны и скрежет зубов. Раны гноиться начали. Внутри брони запах стоит, как в братской могиле.

Одиннадцатого числа кто-то из них ко мне обратился: «Командир, давайте попробуем вырваться. Здесь-то все равно загнемся. Может, проскочим... А нет, так хоть в бою... Все веселее». Надо было видеть глаза того парня!

А, думаю, была не была! Стали готовиться. Главное — с площади целыми выскочить. А когда скорость наберем, меньше вероятности, что подожгут. Чтобы создать эффект неожиданности для боевиков, решили использовать дымовую завесу. С помощью дымовых гранат постараемся изобразить подбитый БТР, еще несколько секунд выиграем.

Ребята нас в дорогу собирают, делятся, кто чем может. Я по карманам: хлоп-хлоп, боевых гранат нет. Мужики, говорю, подарите одну. Для меня лично. Если не прорвемся, то уж больно мне не хочется к «духам» живым попасть. «Типун тебе на язык», — говорят. Но гранату дали.

Собрались. Заняли места в БТРе. Водитель и я контужены, в десантном отделении пять раненых.

Водителю растолковал, где на какой скорости маневрировать. Разогнались под мостом, идем в гору. Чувствую, «коробочка» наша еле вытягивает. У нее, родимой, еще когда сюда прорывались, редуктор гранатометом разбило. Вот-вот заглохнем. Водителя за руку хватаю: пока не переключайся, подожди.

Не слышно ни черта! Двигатель орет, в голове звенит. Друг друга по шевелению губ понимали. Выскочили на площадь. Наводчика бью по колену: давай, родной. Хлопки раздались — пошли дымы. Только бы все шло по сценарию! Стучу опять наводчику по колену. Он дымовую гранату поджигает и на броню кладет. А дальше — как в боевике. Выскакиваем из дыма. По нам бьют из гранатомета. У меня голова в люке торчит, вижу: летит огненный шар. По траектории прикидываю: в корму ударит. Водителю кричу: «Прибавь!».

Граната проходит впритирку над двигателем, ударяет в каменный забор. Взрыв, грохот, огонь, стена дыма и пламени. Когда она осела, разгорелась дымовая граната на броне. Эффект подбитого БТРа полный! Как они купились на это!

Слышу крики: «Аллах акбар, аллах акбар!» Выбегают человек пятнадцать. В зеленых повязках, с оружием. И неторопливой трусцой направляются к нам. Конечно, куда спешить. Подбитый БТР для них такая добыча! Вот сейчас он встанет, люки откроются...

Ага, дождетесь! Водителю говорю: «Прибавляй, но не быстро». И наводчику: «Твои!» Он башню развернул и из ПКТ... Кажется, из этих «бегунов» ни один не поднялся.

А БТР уже пылит по Ханкальской. Перед облвоенкоматом нас еще раз обстреляли, мы ответили. Видел, как два «душка» упали. Ну а там уже поворот к Ханкале, блокпосты армейцев на подходе. Чем встретят — неизвестно. Мы же никого не предупреждали, что будем «рвать» именно в сторону КП.

Поэтому приказал стволы пулеметов вверх задрать, сам по пояс из командирского люка высунулся, автомат над головой на вытянутых руках держу. Приближаемся к КПП-1. А там танки вкопанные стоят. Башни разворачивают, пушки на нас наводят. Все, думаю, приехали! 152 миллиметра — это не граната, тут даже собирать нечего будет.

Набрал воздуха в легкие, кричу. Кажется, даже матом. Подпустили нас метров на пятнадцать. Из-за танков выглядывают, на мушке держат. Выходит начальник КПП, лейтенант: «Кто такие, откуда?»

Я ему: «Брат, потом все расскажу, если хочешь — даже написать могу. А сейчас садись на броню и самой короткой дорогой проведи нас к госпиталю. Раненые у меня, четвертые сутки без помощи». Заглянул он внутрь через десантный люк, назад отпрянул, рукой за горло схватился. Больше ни о чем спрашивать не стал.

Когда подъехали к госпиталю, там уже ждали три бригады медиков. Ребят моих, тех, кто был тяжелый, сразу на операционные столы, остальных — тоже на обработку. Я с ними попрощался, данные переписал, чтоб не потерялись. И опять к БТРу. На командирское место забрался, закурил. Ну, думаю, дело свое сделал. Может, на том свете зачтется...

От автора. Теми ранеными бойцами, вывезенными Дмитрием Лариным в Ханкалу, были: сержант Александр Чекан, младший сержант Игорь Богданов, рядовые Вадим Корнилов, Дмитрий Андреев и Александр Солдатов. Пять жизней отвоевал офицер у смерти. Она этого не забыла, не простила. И начала за ним охоту...

Дмитрий Ларин дважды уходил на Минутку и возвращался с нее. Тринадцатого августа ему предстояло сделать это в третий раз... третий раз... Тринадцатого...

— Командир поставил задачу пешей группой пробиться к нашим на Минутку, доставить боеприпасы и продовольствие. Отобрали двадцать пять человек, рассовали весь наш груз по вещмешкам. Пошли.

Поначалу все шло гладко. Без стрельбы и шума добрались до железнодорожного моста, сосредоточились под ним. Связались с нашими на Минутке. Нам в ответ: сидите и дальше не дергайтесь, высылаем за вами группу, чтоб провести до места. Ладно, наблюдателей выставили, ждем.

Стрельба началась. И с каждой минутой усиливалась. Похоже, те, кто вышел нам навстречу, нарвались на засаду. Делать нечего, придется двигаться самим. Но уже другой дорогой. Решили отойти чуть назад, взять левее и, перебравшись через «железку» ближе к РОВД, опять продвинуться к Минутке...

Двинулись. Перебежками, от укрытия к укрытию, прикрывая друг друга. Но тут нас стали зажимать. Обстреливают, окружают, ближе подходят. Рядом со мной остался рядовой Погонин Володя, пулеметчик наш. Хороший солдат, спокойный всегда, рассудительный. Его бойцы за это Дедом прозвали.

Подполз он ко мне. «Ну что, Дед, наш черед? Давай так: на счет «три» бежим сразу вместе. Ребята прикроют. Понял? Раз, два, три».

Вскакиваем, даем по одной очереди. Я — с «калаша», Дед — из пулемета. Собираем глаза в кучу и несемся к мосту. На ходу не стреляем, чтоб времени не терять, не тормозиться...

Метра три я до первой опоры не добежал, а то и меньше. Удар в живот... Такое ощущение, будто кто-то со всего маху лом в кишки вогнал, а потом выдернул и в эту дырку кипяток наливает. Боль адская.

Лежу на спине. Перевернулся на бок. Попробовал ползти, как мог. Бронежилет скинул. Тут и вокруг меня фонтанчики забурлили. «Духи» увидели, что я уползаю, решили добить. Сумел еще автомат одной рукой поднять, пару очередей дал в ответ. И отключаться начал, сознание уходить стало.

Как сквозь туман, слышу бойцы мои кричат: «Комбата убило!» Этого мне еще не хватало!.. Голову приподнял, что-то прохрипел. Видел, как четверо солдат ко мне кинулись. Схватили за руки, за ноги, потащили. Из той дороги я мало что помню. Знаю только, что боевики преследовали группу почти все время, обстреливали непрерывно. И потом, уже на шестнадцатом «контроле», куда мы вышли, выяснилось, что из четверых несших меня бойцов двое были ранены, но молчали. Вот так...

Это действительно так. Рядовой Владимир Погонин получил сквозное пулевое ранение правого плеча, рядовой Рамиль Насыров — касательное ранение левого плеча. Но ни тот ни другой не разжали рук, не выпустили из них ни своего оружия, ни окровавленный камуфляж офицера. Это ли не мужество, не подвиг!