Легендарное происхождение Чингисхана. Рожденный от солнечного света.

[Генеалогия Чингисхана]

У Ноя было четыре сына и четыре дочери; сыновей звали: Хам, Сам, Киньган и Яфес, дочерей – Ряжаб, Захаб, Рахат и Ряжиб; первая была родной дочерью его жены, а остальные, по молитве угодного Аллаху Ноя, – от щенка, кошки и осла. От Хама произошли арабы, от Сама – персы, Киньгам погиб во время потопа и не оставил потомков, от Яфеса – у него было еще имя Абульджа-хан – румы (европейцы).

У Абульджа-хана родился сын Бакыр-хан; у Бакыр-хана родился сын Узь-хан;

у Узь-хана родился сын Кок-хан; у Кок-хана родился сын Богдо-хан;

у Богдо-хана родился сын Кара-хан; у Кара-хана родился сын Кунамир-хан;

у Кунамир-хана родился сын Ушам-Бурыл-хан; у Ушам-Бурыл-хана родился сын Шамшуши;

у Шамшуши родился сын Лекаберди; у Лекаберди родился сын Кашу-Мерген;

у Кашу-Мергена родился сын Кара-Дусан; у Кара-Дусана родился сын Турумтай-Шешен;

у Турумтай-Шешена родился сын Тумакул-Мерген; у Тумакул-Мергена родился сын Дуюн-Баян;

у Дуюн-Баяна родился сын Шингиз-хан; у Шингиз-хана родился сын Юши-хан;

у Юши-хана родился сын Баян; у Баяна родился сын Баян-хан;

у Баян-хана родился сын Сыртак-хан; у Сыртак-хана родился сын Биртак-хан;

у Биртак-хана родился сын Тогалы-хан; у Тогалы-хана родился сын Токтагы-хан;

у Токтагы-хана родился сын Узбег-хан; у Узбег-хана родился сын Джанибег-хан;

у Джанибег-хана родился сын Бердибег-хан; у Бердибег-хана родился сын Султан-хан;

у Султан-хана родился сын Шабак-хан; у Шабак-хана родился сын Муртаза-хан;

у Муртаза-хана родился сын Кошум-хан; у Кошум-хана родился сын Арыслан-хан;

у Арыслан-хана родился сын Бурхан, который принял веру русских.

Сказание о детях Ноя – легенда в дополнительном легендарном преломлении:

1. Ной в качестве основы генеалогического древа введен здесь как один из главных пророков «правоверных».

2. Число сыновей и дочерей Ноя (четыре) определяется по числу четырех стихий мира (вода, земля, воздух, огонь), четырех темпераментов человека, четырех сторон света и т. д.; чтобы достигнуть желанной магической цифры «четыре», прибавлен лишний, четвертый сын Ноя и добавлено четыре дочери, о которых ничего не говорится в Библии.

3. Этнографическая характеристика сыновей Ноя расходится с общепринятой традицией: арабы почему-то произведены от Хама (взгляд на арабов как на потомков Исмаила, сына Авраамова, потомка Сима, – традиционный), а персы – от Сима.

4. Яфеса (Иафета), от которого произошли народы Рума, звали также Абульджа-хан; от этого Абульджа-хана через длинный ряд генеалогических звеньев произошел Чингисхан; по логике автора «Богатырского сказания» Чингисхан и европейцы имеют одного и того же родоначальника!

[Красавица Гулямалик-Курукти, дочь Алтын-хана и Курляуш]

На острове Белого моря стоял город Малтаб, правил им Алтын-хан; была у него жена Курляуш, которая родила ему дочь, названную Гулямалик-Курукти. Дочь хана жила в сорокасаженном дворце, таком темном-претемном, что ни солнце, ни месяц туда никогда своим светом не заглядывали. Гулямалик была писаная красавица:

Взглянет на дерево – почки распустятся;

Взглянет на землю – трава-мурава зазеленеет;

Волосы станет расчесывать – жемчуг посыплется;

Плюнет на землю – золото падает.

Словом, лучше ее на свете не было. К ней были приставлены подружки-прислужницы, из них самую близкую звали Уртхан.

Однажды, когда Гулямалик была уже в совершенных летах, попросила она Уртхан:

– Выведи меня, Уртхан, из моего дворца! Что это за мир Аллахов: похож ли он на этот дворец, или он – что-нибудь другое?

– Мир снаружи, – ответила Уртхан, – широкое большое пространство, и ходят там солнце и месяц попеременно и его освещают.

– Покажи мне мир Аллахов! – сказала дочь хана.

– Если увидишь, можешь умереть, – отвечала Уртхан.

– Даже если умру, хочу все увидеть, – не испугалась дочь хана.

Отворила окно Уртхан; в темную комнату проникли лучи солнца, Гулямалик упала без чувств. Перепугались подружки-прислужницы, горько плакали и говорили друг другу:

– Что же теперь мы скажем хану?

Эпизод «Писаная красавица Гулямалик-Курукти» полон сказочного ритма и искусных параллелей:

взгляд – дерево – листья;

взгляд – земля голая – трава-мурава;

расчесывание – волосы – жемчуг;

плевок – земля – золото.

Первые два ряда полны натуральных показателей (листья и трава-мурава), последние два – материально-ценностных у верхов феодально-племенного общества. В основу морфологии положен творчески-производительный процесс в магическом освещении.

[У Гулямалик-Курукти дитя зарождается от света солнца]

Только через час пришла в себя дочь хана. Страшно обрадовались этому ее подружки-прислужницы и стали приставать, расспрашивать, что она видела. Гулямалик молвила в ответ:

– От виденного света солнечного зародилось у меня дитя. Что же вы теперь скажете моим родителям?

Очень любил свою дочь Алтын-хан и время от времени навещал свою любимицу. Пришел он однажды к ней и увидел, что Гулямалик готовится стать матерью.

– Отчего у тебя на лице появились «матежи»? – спросил он. – Какая беда случилась!

С печальными думами вернулся он домой, обо всем рассказал жене и молвил:

– Ах, Курляуш, со дня нашего супружества не было еще у нас такого стыда: какая беда случилась с дочерью! Ну, что нам теперь делать?

– За здешнего человека не выдашь ее замуж, будет много разговоров и дурных догадок: люди все равно что дьяволы… Давай лучше пойдем на хитрость, пустим ее в корабле по морю! – ответила Курляуш.

Сказано – сделано. Снарядили корабль, наполнили его златом-серебром, многими яствами и посадили на него дочь и сорок ее подружек-прислужниц с сизыми голубками и попугаями, поставили светильники и пустили корабль в море ночью, пожелав ему встретиться со счастьем!

[Тумакул-Мерген, сын Турумтай-Шешеня, охотится и видит золотой корабль

Прошло несколько дней. В это время сын Турумтай-Шешена, Тумакул-Мерген, охотился вдали от своего дома с сорока сверстниками и одним караульщиком, Шяба-Сокуром, прозванным так потому, что у него был только один глаз. Он-то и сказал Тумакул-Мергену:

– Там вдали что-то чернеет.

– Что такое? – спрашивает Тумакул.

– Какой-то золотой корабль, сейчас трудно разобрать, завтра к обеду он придет сюда, – ответил Шяба-Сокур.

Так и вышло: назавтра, ровно к обеду, корабль подошел к берегу. Оказался он золотым, и не было у него входа-выхода, так что не знали охотники, как же войти в него.

Выручил Шяба-Сокур.

– Эй, Тумакул-Мерген, стреляй в корабль! – молвил он.

– Как стрелять: прямо или вкось? – спросил Тумакул.

– Если будешь стрелять прямо, можешь убить того, кто внутри корабля, стреляй лучше вдоль корабля, – молвил Шяба-Сокур, родом туркмен.

– Хорошо, в таком случае я выстрелю из лука вдоль борта, – сказал Тумакул и выстрелил.

Три доски от удара стрелы отскочили. В дыру вышла писаная красавица Гулямалик-Курукти с сорока подружками-прислужницами, голубками и попугаями, всех их взял себе Тумакул, а корабль достался Шяба-Сокуру.

Эпизод со стрельбой в золотой корабль, где заперта красавица писаная, – любопытный вариант известного сказочного мотива добывания невесты.

[Гулямалик-Курукти достается Тумакул-Мергену]

Красавица Гулямалик сказала Тумакулу:

– Теперь я навсегда твоя, но сейчас ты не касайся меня, потому что у меня дитя зародилось, и не от человека, а от солнца.

Тумакул не обратил внимания на ее слова.

– Мне это все равно, – молвил он.

– Я была как сокол на небе и села на твое дерево; ты – герой, и я не буду тебе перечить; только исполни мое желание заветное, – сказала Гулямалик.

– Хорошо, сделаю по-твоему, – ответил Тумакул.

В тот же вечер они поставили шатер.

– Теперь я вижу, что у тебя дитя зародилось от солнца, иначе не была бы девицей, – сказал Тумакул, и стала Гулямалик ему еще милее.

– Ты, быть может, не поверишь, что я не знала ни одного мужчины в жизни, – сказала Гулямалик.

– У тебя и дитя зародилось, и вместе с этим ты – девица; такая может выпасть на долю лишь особенному счастливцу, и такую-то девицу я везде искал, – сказал Тумакул.

– Цени меня, – промолвила Гулямалик.

[Гулямалик-Курукти рожает от света солнца Дуюн-Баяна]

Долго ли, коротко ли, явился на свет Аллахов ребенок, назвали его Тангри-Берген-Дуюн-Баян.

Несколько дней спустя отец Тумакул-Мергена, Турумтай-Шешен, умер, Тумакул вернулся к себе домой и сделался ханом.

У Гулямалик родились потом еще два сына: Бодентай и Болектай. Когда явились они на свет Аллахов, Гулямалик опечалилась.

– Когда мальчики рождаются, все радуются, что же ты кручинишься? – спросил ее муж.

– Я печалюсь за старшего сына. По пословице нашей: «Кто поведется с куланами, тот будет резвиться на цветах, а кто подружится со свиньей, тот будет валяться в грязи», или по другой: «Кто не ханского рода, тот не для народа, кто не знает своего народа, тот бывает ненасытным». Бодентай и Болектай – не для народа. Я – дочь льва; когда досталась тебе, что хорошего я увидела? – ответила жена.

– Не говори больше… я знаю, – сказал Тумакул.

– После твоей смерти Бодентай и Болектай разделят твой народ, а мой сын Дуюн-Баян, рожденный от света солнечного, ничего не получит, а вот о нем-то я и печалюсь… Отправь-ка лучше Бодентая и Болектая к калмыкам.

Послушался ее муж и отправил сыновей к калмыкам, каждого с семью провожатыми. Братья поселились среди калмыков, построили себе дома. От них-то и произошли калмыцкие ханы.

[Дуюн-Баян берет себе в жены Алангу]

Тем временем отец с матерью женили старшего сына Дуюн-Баяна, который остался дома, на Алангу, дочери младшего из семи сыновей Алтын-хана, Тулекти. У них родилось три сына; Боденджар, Кенджар и Сальджут. От Боденджара пошел род кыйатовцев, а от Сальджута – китайцы.

Тумакул был ханом двадцать лет и после него Дуюн-Баян – девятнадцать лет.

[Слова Дуюн-Баяна своему народу]

Дуюн-Баян собрал свой народ и молвил:

– Думал я вместе с женой умереть, но вижу – моя смерть приближается. Я умру, а вы останетесь. Вот мое слово к вам: все три сына моих недостойны править народом после смерти моей. Моя жена останется вдовой, но я приду, и у нее родится хороший мальчик. Мой народ, подчинись ему! Знаками моего прихода будет следующее: после смерти я буду гореть, как солнце, а затем появлюсь в виде волка. Так и знайте.

Слова эти распространились в народе.

[Бодентай и Болектай утешают вдову Дуюн-Баяна]

Когда дошла до Бодентая и Болектая весть о смерти старшего брата, пришли они из Калмыцкой земли к вдове Алангу и нашли ее горем убитой. Сели они на лучших коней умершего брата и поехали охотиться на гору Байыртау; они стали там охотиться на сайгаков, одного живым поймали и домой поехали.

В это время им навстречу из лесу толпа народа валит…

– Что вы за народ и откуда? – спросили братья народ.

– Мы из города китайцев и три месяца уж, как мы бежим. Мы голодны – смилуйтесь над нами, дайте нам этого сайгачонка!..

– Зачем же вы бежали от своих ханов? – спросили братья народ.

– Ханы наши плохи стали, мы не стерпели и от них убежали, – ответила толпа.

– Не дадим вам целого сайгака – везем мы его, чтобы развлечь Алангу – нашего умершего брата вдову, – сказали охотники.

– Ну так возьмите у нас одного мальчишку, а сайгака отдайте нам, – закричал народ в ответ братьям.

Охотники отдали толпе одну лишь заднюю ногу сайгачонка и получили взамен мальчишку.

Братья решили:

– Он будет хорошим развлечением для вдовы.

Мальчишку назвали Бален, а по отцу он – Манкгытай-Дульджа.

Вот каким образом сын бия, Бален, был продан голодными за одну ногу сайгака…

Возвратились братья домой, мальчика вручили вдове, узнала она, что мальчик знатного рода, и стала думать, как получше его воспитать.

А братья Бодентай и Болектай домой стали проситься – к своим калмыкам.

Вдова Алангу говорит им:

– Побудьте еще несколько дней со мной; три моих сына меня не уважают, своевольничают, то и дело людей обижают. Наставьте их на добрый путь-истину.

Голод был постоянным бичом средневековья как на Востоке, так и на Западе, показателем экономической неорганизованности той эпохи. Случаи продажи детей в рабство – самое заурядное явление; продают знатного мальчика из простого расчета, что родовитость дороже ценится на рабском рынке.

Миграции – постоянное явление эпохи средневековья, когда все текло и двигалось вследствие экономических невзгод, лютых соседей, жестоких правителей, прикрывающихся поисками праведной земли, распространением правой веры среди неверных, отвоеванием священных земель.

[Наставления Бодентая и Болектая своим племянникам, сыновьям Алангу]

Отвечали на это два брата, Бодентай и Болектай:

– Ах, сноха ты наша дорогая!

Вот наставления нашим племяшам:

Тишину соблюдайте, уважайте

и слушайте первых и старших людей.

В народе устроенном —

хозяйство в полном благополучии,

от врагов все тайны сокрыты,

к старшим – почтение;

к младшим – внимание во всех их делах.

В народе неустроенном – все шиворот-навыворот:

родных своих хулят, а чужих хвалят,

братьев и родных не уважают,

старших разговоры младшие перебивают,

дети – разговоры отцов,

насмехаются друг над другом.

Тот настоящий человек,

кто поступает по совету старших;

тот народ не пропадет,

который будет слушать советов одного старшего (хана)

и исполнять его волю.

Кто не служил ханам, тот, случись это делать,

захочет питаться и человечьим мясом.

Кто не имеет скота и сразу много получит его,

тот гордым становится.

Такие люди и богатых считают бедняками,

хороших – дурными, родовитых – простыми.

Где такие люди, там нет единодушия.

Знающие пусть остаются при своем знании,

а незнающие пусть учатся.

Но помните твердо: нельзя за советом обращаться

к пекарю, кузнецу и котельнику;

каждый из них только свое ремесло знает

и всегда его хвалит,

а опытный хвалит всегда хлеб.

Вы, братья, живите по-другому.

Надейтесь на Аллаха,

всегда слушайтесь старших, первых людей.

Больше нет у нас к вам наставлений.

[Сыновья Алангу обижают свой народ]

…Бодентай и Болектай уехали домой – к калмыкам. Племянники не послушались их: по-прежнему матери не почитали, совести не имели, старших не уважали, самовольничали, у богатых отбирали лучших верблюдов, иноходцев, аргамаков, у знатных отбирали дочерей. Народ стал волноваться и пришел жаловаться к их матери-вдове.

– У нас остались только кости да кожа, не можем дольше терпеть.

– Они и моих слов не слушают, умерший Дуюн-Баян говорил, что они разорят народ, но родится еще сын, который и будет управлять вами, – ответила мать.

Народ возрадовался от этих слов. Быстро весть пробежала, и все с нетерпением стали поджидать новорожденного.

Три старших сына Дуюн-Баяна услышали, что говорят в народе, и в гневе пришли к матери:

– Мы слышали твои лживые слова.

– Ах вы, злые люди, почему называете слова мои лживыми? – закричала мать.

– Как не называть их лживыми, раз ты говоришь, что у тебя сын родится, народ обманываешь, а нас за детей не считаешь? От кого родится у тебя ребенок – не от воды ли, которую пьешь?! Уж не курица ли ты, которая в золе поваляется и несет яйца без петуха? Не мать ли ты Куа, которая покушала пены и оттого дитя носить стала? Твой муж умер несколько лет назад, а ты народ обманываешь своим ребенком. От кого? Не от мальчика ли Балена, купленного за заднюю ножку сайгачонка? – допрашивали Алангу сыновья.

[Выборные от народа сторожат появление на свет чудесного сына Алангу]

Алангу стала спрашивать народ:

– Чьи это слова – народа или их (сыновей ее)?

Народ в один голос закричал с гневом:

– Это – слова твоих детей!

Алангу прибавила:

– Пожалуй, вы тоже мне не верите; приставьте-ка лучше стражу ко мне из трех; Дуюн-Баян предсказал, что перед родами сначала появится светило, которое потом обратится в волка и уйдет.

Народ ничего не ответил, а тайком от Алангу приставил к ней для наблюдения трех стражей: Ишака, Еря и Одаша.

Стали они сторожить. Вот однажды с неба сошел свет; со страху они без чувств попадали, а когда немного погодя в себя пришли, стали спрашивать друг у друга:

– Куда девался этот свет?

Никто не знал.

– Будем сторожить внимательнее: должен он выйти волком.

Вот, скоро ли, долго ли, вышел наружу серый волк величиною с лошадь, посмотрел назад и ушел в лес. Стражи хорошо видели серого волка и сказали сыновьям Алангу:

– Теперь сбудется все, что она предсказала.

[Рождение Чингисхана]

Алангу никто уже не беспокоил.

Через некоторое время она родила сына. У него был золотой клочок волос на макушке, а на спине печать Джабраила; лицом он был так красив, так пригож, что всякий, кто раз его увидит, оторваться не может, готов все ему принести (в подарок) – и коня и одежду.

[Чингис – лучший сын хана Дуюн-Баяна]

Вот так и начал расти Чингис. Быстро он возмужал. Был он справедливым к народу, полезным во всем для него. Народ во всем его слушался, восхвалял его, называл лучшим сыном хана Дуюн-Баяна.

[Братья завидуют Чингису, пытаются его уничтожить, народ мешает братьям погубить Чингиса]

Стали завидовать братья Чингису и вслух говорить:

– Наши бии и народ почитают рожденного незаконно. Уничтожим его: иначе нам не будет покоя.

Народ услышал эти слова и громко сказал:

– Не позволим трогать Чингиса: больше вашего он достоин быть ханом; лучше вы разделите-ка отцово наследство; если по-нашему сделать не захотите, мы сами без вас разделим покойного хана добро.

После этого братья Чингиса не решались открыто убить Чингиса, потому что боялись народа, а задумали убить его втихомолку, тайком от народа.

[Сыновья Дуюн-Баяна делят отцово наследство. Драгоценный золотой лук]

Они поделили все отцово наследство, только разделить лука золотого драгоценного не могли. Не могли они определить, какая цена этому луку; сговорились между собой пойти к своей матери Алангу; кто получит лук, тому она передаст и ханство.

– Мать! Кому ты присудишь ханство, тому пусть достанется и этот драгоценный золотой лук, – молвили сыновья Алангу.

– Дети! Кто хулит свой народ, тот получит возмездие от других, а кто хулит свою мать, будет терпеть обиды от врагов. Лукавые! Будете ли вы слушаться меня? – закричала гневно Алангу.

– Будем слушаться, – отвечали в один голос сыновья.

– В таком случае пусть каждый из вас выставит свой золотой пояс на солнце у окна; у кого свет пойдет от пояса, тот будет ханом и тому золотой лук достанется.

[Шелковый пояс Чингиса издает свет; он получает драгоценный золотой лук]

Братья согласились с матерью; сняли с себя пояса, на солнце их выставили; ни у кого из них пояс не светит.

Выставил Чингис свой шелковый пояс на солнце; глядь, от его пояса свет пошел. Увидали братья, удивились, изумились да говорят друг другу:

– Видно, наша мать – волшебница, колдунья.

С дурными мыслями ушли они от матери и твердо решили покончить, чего бы это ни стоило, с Чингисом.

[Чингис с тремя сверстниками уходит от своих братьев к верховьям речки, где находится черная гора Куркурлен]

Чингис хорошо знал, что грозит ему от братьев беда неминучая, стал он думать со своими сверстниками, не уйти ли ему к киргизам. Приходит он раз с тремя сверстниками своими к матери своей Алангу и молвит:

– Матушка! Ухожу я отсюда на верховья той речки, где черная гора Куркурлен,

там я буду жить-поживать,

тебе клочья птичьего пера посылать,

как увидишь – они по течению плывут,

так и знай, что я жив и здоров,

я заставлю там медведей реветь,

львов ушастых заставлю рычать;

кто сыскать меня пожелает,

пусть ко мне туда жалует.

Мать Алангу со слезами рассталась с Чингисом.

[Братья Чингиса обижают народ. Народ приходит к Алангу и просит дать весточку о Чингисе]

На другой день пришел народ Чингиса повидать, а его уже и след простыл. Плачут все, пришли к Алангу, ее спрашивают:

– Где наш хан Чингис?

– Ваш хан Чингис к киргизам ушел, – отвечает им мать Алангу.

Как ушел Чингис, братья его Боденджар, Кенджар, Сальджут опять своевольничать стали да народ обижать.

Разобиделся народ, снести не мог обиды горькой да напрасной, плачет навзрыд, к Алангу идет с жалобой, с вопросом горьким:

– Ах, зачем ты Чингисхана нам показала, а потом отпустила невесть куда; уж ты лучше бы нам совсем его не показывала!..

[Алангу указывает народу, где ему найти Чингиса]

Алангу молвила народу:

– Я скажу вам в таком случае, что ушел он от меня рано утречком.

– А куда он ушел, зачем нас покинул, горьких сиротинушек? – молит народ, спрашивает.

– А вот идите к этой речке – Текелик, посмотрите на нее, скоро весть получите.

Побежал народ к речке Текелик, ничего не видит там, кроме пуха птичьего; идет он, возвращается опять к Алангу.

– Что вы видели там, в быстрой речке Текелик? – спрашивает их Алангу.

– Ничего не видали, только птичий пух там плывет вниз по реченьке.

Говорит им Алангу, мать Чингиса:

– Этот пух – весточка от сына моего Чингиса, идите, отправляйтесь его искать прямо по этой речке Текелик, к ее верховью, где гора черная стоит Куркурлен; шесть деревьев наверху горы; там живет и здравствует мой родимый сын Чингис, ловит птиц, а пух бросает в реку. А река та днем разливается, из берегов выходит, а ночью убывает, в свои берега входит.

Вот идите на то место указанное, моего сына родимого, любимого там ожидайте: придет он к вам, покажется.

А приметы его, родного: лицо-то у него прекрасное-прекрасное, шапка белая и одежда, драгоценный лук золотой, Джабраила печать и конь сивый; как ударит коня плетью, так с виду вашего и исчезнет тотчас. Если увидите такого человека – это и будет сын родимый мой, Чингис.

[Десять биев отправляются на поиски Чингиса]

Майкы-бий, Калдар-бий, Урхеш-бий,

Кипчак-бий, Тамиен-бий, Керейт-бий,

Кунград-бий, Темир-Котлу-бий, Тулак-бий,

Туленгут-бий.

Вот эти-то десяти биев и вознамерились ехать – Чингиса искать.

Только четверо биев, а зовут их:

Кунград-бий,

Кытай-бий,

Санджут-бий,

Кыят-бий —

ехать за Чингисом отказались; из них три последних имели большую власть в народе и не решались ехать за Чингисом: своих собственных ханов боялись обидеть и не хотели искать хана где-то вдали.

Кунград-бий совсем не хотел ехать за Чингисом – он сторону держал трех его братьев, Боденджара, Кенджара и Сальджута, и ненавидел Чингиса; остальные бии не обратили внимания на его советы и поехали одни искать Чингиса. Майкы-бий даже взял у матери Чингиса, Алангу, перстень с печатью, а остальным биям об этом ни слова не сказал.

[Десять биев странствуют по горам и ищут Чингиса]

Дошли десять биев до места, которое указала им мать Чингиса, Алангу, взобрались на гору, где шесть деревьев было, осмотрелись вокруг, видят вдалеке два дворца: белый и синий. В них они не вошли, остановились на черной горе Куркурлен. Тихо, мертво было кругом; никого не было; только неделю спустя услыхали они голос, подобный карканью ворона и говору человека. Видят, что к ним на гору взбирается какой-то мужчина, но они ничего не говорили, а спокойно лежали на земле.

Наступило утро; где-то заревел медведь, зарычал лев… Бии наконец догадались, что здесь-то и живет Чингис. Побежали, видят: Чингис на сивом коне, в белой одежде и шапке, с драгоценным золотым луком, по красоте похож на Джабраила.

Чингис спросил:

– Что вы за люди и зачем преследуете меня?

Чингис ударил коня сивого плетью и стал невидим. Заплакали горько бии и решили вернуться на прежнее место.

Настало другое утро, но теперь, помимо крика птичьего, они ничего не слыхали. Так прождали они Чингиса на горе еще два-три дня.

[Чингис по перстню матери признает десять биев, называет их друзьями и задает пир]

Но вот однажды рано утром они услышали знакомые звуки: медведь ревел и лев рычал – то Чингис опять выехал на охоту. Радостные, они бросились к нему навстречу и снова увидали его.

Чингис счел их за воров.

– Кто вы? Что вы все время следите за мною? Что вам нужно от меня? – крикнул Чингис.

Горько заплакали бии.

Увидал их слезы Чингис, сам горько заплакал и молвил:

– Зачем вы приехали ко мне?

– Мы готовы за тебя умереть.

– Кто вас послал сюда ко мне?

– Мать твоя, Алангу, сжалилась над нами, сюда послала нас.

– А как вы подтвердите, что именно она послала вас сюда?

Бии остановились, не зная, что отвечать Чингису. Один Майкы-бий вынул из кармана перстень матери Чингиса, Алангу, с печатью и показал его Чингису. Тот поглядел, узнал этот перстень – перстень матери Алангу, улыбнулся и молвил:

– Если я буду ханом, то будешь ты бегом, Майкы-бий. Хорошо, что ты принес мне перстень матери, иначе я рассердился бы крепко на тебя и на всех вас: ни ты, Майкы-бий, ни вы все, бии, ничего не значили для меня; не обижайтесь теперь на меня за это! Теперь вы мои друзья, пойдемте в мое жилище.

Чингис и десять биев вошли в «сарай» и жили там целую неделю, пили напитки опьяняющие, разные яства кушали.

[Десять биев просят Чингиса взять власть над их родами]

На пиру молвил им Чингис такое слово:

– Послали вас люди искать меня, ханом сделать, а какого вы роду и сколько у вас родичей, чтобы мне помогать во всем и меня поддерживать, если я ханом буду?

Вскочили бии на ноги, поклонились низко Чингису и говорят ему с робостью:

– Мы здесь как посланцы от десяти родов, один только Калдар-бий от самого себя. Твоя мать Алангу за нас и вместе с нами тебя просит ханом быть.

Один Кунград-бий против тебя был и остался у своих сородичей, отказался с нами ехать тебя искать и просить.

Мы все время твое лицо желали видеть, тебе подчиниться хотели.

Теперь наше желание исполнилось: мы и наш народ – твои отныне.

Чингис в ответ им молвил:

– Почтенные бии! С этого дня я – с вами и вы – со мною.

Бии обрадовались этим словам и поднесли ему в дар своих коней, а Чингис дал свое согласие принять эти подарки.

[Чингис с десятью биями возвращается в свой стольный город]

Чингис сказал им:

– Как вы повезете меня, куда уложите столько вещей? Видите, как их много у меня?

Калдар-бий ему в ответ сказал:

– Я сделаю одну вещь; на нее мы все твое и положим.

Калдар-бий сделал телегу. Если спросят, кто первый сделал телегу, знайте, что это сделал Калдар-бий Баленов.

Нагрузили бии на телегу все добро Чингиса, посадили на нее самого Чингиса и отправились домой.

Через несколько дней они добрались до стольного города и послали просить разрешения у Алангу во дворце остановиться.

Бии знать не знали, спорили, кому из них первому во дворец идти вслед за Чингисом. Майкы-бий спросил других:

– Кто должен взойти – бык, который вез телегу, или хозяин, который им управлял?

Чингис ответил:

– Прилично ли быку взойти раньше хозяина?

И Майкы-бий взошел первым и занял место с правой стороны хана. Другие сели подле него.

Этот эпизод будет понятен, если привести отрывок сказания о Чингисе по «Чингис-наме»: «Посадили Чингиса в телегу, чтобы везти, а одиннадцать биев впряглись в оглобли и повезли его на себе; двенадцатого, Калдар-бия, Чингис посадил с собой на телегу, так как он был хромой и не в состоянии был тащить телегу.

Когда привезли телегу к юрте ханши, бии заспорили между собою, кому из них первому входить в юрту непосредственно вслед за Чингисом. Калдар-бий говорит: «Кто должен войти вперед – животное или человек? Вы везли телегу, следовательно, вы были животными, а я сидел в телеге, следовательно, я должен войти первым». Одиннадцать биев принуждены были прекратить спор, и Калдар-бий вошел первым».

[Бии сокрушают противников Чингиса]

На другой день десять биев напали на аулы, бии которых не поехали к Чингису, были большими врагами его. Это были аулы Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда; всех их они перебили вместе с их родичами.

[Сестра Кунград-бия, Бортакшин, скрывает детей четверых убитых биев]

Бортакшин была сестрою убитого Кунград-бия; она успела скрыть детей четырех убитых биев: Боденджара, Кенджара, Сальджута и Кунграда.

Народ проведал про то и сказал Чингисхану. Одолел того гнев, кричит Чингисхан:

– Идите, приведите этих детей!

Явились к Бортакшин и говорят:

– Сам Чингисхан требует тебя, иди скорее!

Та молвила в ответ:

– Хорошо, сейчас пойду к Чингисхану.

[Бортакшин, писаная красавица]

Встала Бортакшин, накинула верхнюю одежду, на ноги – расшитые туфли, на голову – шапку черно-бурой лисицы и взяла с собой четверых мальчиков: одному из них было десять лет, другому – одиннадцать, третьему – тринадцать, а четвертому – всего четыре года; все они были писаные красавцы.

Но сама Бортакшин была всех красивее: на всем белом свете не сыскать равных ей; косы ее сорокасаженные две женщины носили позади на блюде золотом.

Народ говорил ей:

– Ах, Бортакшин, какая ты красавица писаная и на такое ты дело осмелилась: воровкой стала, этих мальчишек у себя спрятала.

Бортакшин в ответ молвила:

– Что вы зовете меня воровкой? Стала я воровкой только перед самим ханом!

[Чингисхан разговаривает с Бортакшин о детях, которых она утаила у себя]

Привели Бортакшин к самому Чингисхану.

Удивился Чингисхан, когда увидел красоту ее неописуемую и волосы сорокасаженные на золотом блюде, что две прислужницы за нею несли.

– Бортакшин, зачем ты стала воровкой в моих глазах, зачем ты скрыла этих мальчишек?

Та в ответ молвила:

– Я воровкой стала, тебя жалеючи.

Чингисхан опять спросил ее:

– За что же ты меня жалеешь?

А Бортакшин ему в ответ:

– Я думала, что тебе трудно будет ответ держать за участь этих детей.

А Чингисхан ее снова спрашивает:

– А почему ты думаешь, что мне так трудно будет ответ держать перед Аллахом?

Говорит Бортакшин:

– Во времена Ноя Аллах послал неверным потоп: потопил их, уничтожил; а чтобы не прекратился род людской, спас лишь тех, кто был в корабле Ноя. А ты, хан, сам не раб ли Аллахов? Вот лев бросается на сайгака, если перескочит его, то не возвращается больше к нему, и так дает ему свободу. Ты – человек: поэтому освободи меня и этих детей. Народ в гневе, не зная их рода, мог убить их и тем самым прекратить их род; вот, чтобы такого зла не вышло, я и решилась их спрятать, скрыть.

Эпизод с Бортакшин связан с моральным поучением, обращенным к грозному владыке; забываешь, что говорит красавица, слышишь словно голос шейха или пира, вхожего в «мир тайн». Здесь перед нами как будто «мудрая Симпатия» из «Тысячи и одной ночи» – невольница, соединявшая в себе с удивительной красотою всю мудрость своего века.

[Чингисхан любит Бортакшин и делает ее своей женою]

И сказал тогда Чингисхан:

– Ради слов твоих хороших, ради сердца твоего, по широте подобного морю, готов тебя избавить я от ста смерте. Только дай свою любовь и от меня не уходи.

А Бортакшин ему в ответ:

– Если любишь меня – я твоя жена.

Услышал такие слова Чингисхан и обрадовался. Крепко они полюбили друг друга, поженились, устроили пир, веселились.

Бортакшин родила Чингисхану четырех сынов: Юши-хана, Джудай-хана, Керейт-хана и Таулей-хана.

[Чингисхан дает каждому из своих биев отдельную тамгу, назначает им любимые деревья и птиц]

Чингисхан был справедливый и добрый правитель; он завоевал много орд и таким образом славу о себе распространил по всему свету.

Он указал всем биям, которые приезжали к нему на черную гору Куркурлен, а также и остальным биям особое место, дал каждому особую тамгу, особую птицу, особое дерево.

Чингисхан сказал первому из них, Кыяту Боденджарову:

– Пусть твоим (любимым) деревом будет сосна,

птицей будет сокол,

тамгой будет верблюжье седло.

Сепкилю Кунградову сказал:

– Пусть твоим деревом будет яблоня,

птицей будет кречет,

тамгой будет полная луна.

Майкы-бию:

– Пусть твоим деревом будет черное дерево,

птицей будет орел,

тамгой будет козел.

Ордаш-бию сказал Чингисхан:

– О ты, с тысячею стрел Ордаш-хан!

С тех пор и осталось за ним это название: в бой он всегда выходил, вооруженный тысячью стрел.

Сказал Чингисхан Ордаш-бию:

– Пусть твоим деревом будет береза,

птицей будет ястреб,

тамгой будет пара ребер.

Тамиен-бию:

– Пусть твоим деревом будет ива,

птицей будет ворона,

тамгой будет крюк.

Кипчак-бию:

– Пусть твоим деревом будет осина,

птицей будет беркут,

тамгой будет гребень.

Думарт-бию:

– Пусть твоим деревом будет вяз,

птицей будет пустельга,

тамгой будут вилы.

Керейт-бию:

– Пусть твоим деревом будет липа,

птицей будет гусь,

тамгой будет глаз.

Буржан-бию:

– Пусть твоим деревом будет дуб,

птицей будет журавль,

тамгой будет стремя.

Буркут-бию:

– Пусть твоим деревом будет клен,

птицей будет дудак,

тамгой будет арабская буква «айн».

Калдар-бию:

– Пусть твоим деревом будет сандал,

птицей будет голубь,

тамгой будет половник.

Темир-Котлу-бию:

– Пусть твоим деревом будет «шырык»,

птицей будет сорока,

тамгой будет половина гребня.

Всех этих биев Чингисхан назначил начальниками своих воинов и отправил их для завоевания орд по всему свету.

Когда выезжал Чингисхан на охоту за сайгаками, то его начальники воинов выезжали вместе с ним со своими птицами, которые так назывались: у самого Чингисхана – двуглавый «кур-кус», у других биев – кречет, сокол, орел, ястреб, ворона, беркут, пустельга, гусь, журавль, дудак, голубь, сорока.

Деревом у самого Чингисхана был «шынар», у других – черное дерево, сосна, яблоня, береза, ива, осина, вяз, липа, дуб, клен, сандал, «шырык».

Тамгой у самого Чингисхана была голова птицы, у других – верблюжье седло, полная луна, козел, пара ребер, крюк, гребень, вилы, глаз, стремя, арабская буква «айн», половник, половина гребня.

Здесь перед нами – своеобразное сращение двух очень разнородных источников: 1) своеобразного «гербовника» ближайших соратников Чингисхана – своего рода маршалов Наполеона Первого и 2) обрывка какой-то большой эпической поэмы, прославлявшей подвиги биев Чингиса; каждый бий – яркая, чеканная индивидуальность на сером фоне своих сородичей; он олицетворяет и замещает свой род-племя-народ во время непрерывных войн-перекочевок, в охотах Чингисхана, в его курилтаях; их тамгой (гербом) характеризуются главные подразделения бесчисленных орд джехангира.

[Кольчуги биев Чингисхана]

Каждому своему начальнику воинов Чингисхан дал для боя особую кольчугу с отдельным названием:

у Кыята – «город»;

у Кунграда – «луна под мышкой»;

у Ордаша – «материн глаз»;

у Кайгака – «синий воротник»;

у Керейта – «справедливый мой»;

у Муйтака – «суровые брови»;

у Буржана – «счастливый»;

у Кытая – «шляпа из корня»;

у Калдара – «кусающийся»;

у Темир-Котлу – «телячья голова».

[Чингисхан с сыновьями и биями охотится за сайгаками]

Однажды Чингисхан со своими сыновьями и начальниками воинов выехал на охоту; встретили они сайгака размером с тигра; прицелились все в него, выстрелили и не попали.

Тогда трое погнались за ним, догнали и пристрелили: сын Кунграда – Сепкиль, второй – Ордаш с тысячью стрел и третий – Тамиен-бий.

Убитого сайгака доставили Чингисхану, тот дивился их храбрости, дал им в награду много денег, и когда собирался курилтай, восхвалял их храбрость.

В другое время они опять выехали на охоту и увидели сайгака из породы булан. У Буржан-бия конь был скакун, на нем он догнал булана, схватил за хвост и притащил к самому Чингисхану. Хан щедро наградил Буржан-бия.

Так забавлялись они охотою ежедневно.

[Чингисхан посылает на охоту своих биев с охотничьими птицами]

Один раз Чингисхан послал своих начальников над воинами одних на охоту с охотничьими птицами. Каждый из них выехал со своей птицей.

Кыят-бий – своего сокола пустил на лебедя;

Майкы-бий – своего орла – на утку;

Ордаш-бий с тысячью стрел – своего ястреба на гуся;

Тамиен-бий – своего ворона – на перепелку.

Каждый птицу, какую поймал, принес хану. Тот щедро их одарил.

[Чингисхан делит свои улусы и добро между четырьмя сыновьями]

Чингисхан разделил свои улусы и богатство между четырьмя сыновьями.

Старшему сыну, Юши-хану, надел свою шапку

и поставил на свое место ханом;

второго сына, Джудай-хана, назначил ханом в Индустан,

где жили различные народы;

третьего сына, Керейт-хана, назначил ханом над благородным народом

и надел на него шубу героя;

четвертого сына, Таулей-хана, поставил ханом в Московскую орду,

к народу милостивому и великому,

надел на него шубу с атласным воротником.

Таким образом Чингисхан поделил все свои орды между четырьмя сыновьями; все ханы в этих ордах ведут свое происхождение от Чингисхана.

[Годы рождения и смерти Чингисхана]

Чингисхан родился через пятьсот сорок девять лет после смерти Мухаммеда, в месяце зульхадж.

Он прожил семьдесят два года; десяти лет он был уже ханом и правил всего пятьдесят девять лет. Город, в котором он был ханом, назывался Китаем.

После семидесяти двух лет, вечером в пятнадцатый день месяца рамадана он умер в 621 году [хиджры].

Рождение Чингиса датировано 549 годом (1154 г. н. э.) смерть – 621 годом (1224 г. н. э.). По другим историческим данным, имеем твердую дату смерти Чингнсхана – 1227 год; следовательно, наша дата на три года предваряет истинную; год рождения Чингиса известен только приблизительно, так что дату «Сказания» трудно выверить, но, кажется, она приближается к истинной. Цифровая точность дат совершенно не гармонирует с былинно-сказочным характером всего «Богатырского сказания»; по-видимому, даты внесены в оригинал «Сказания» позже и заимствованы редактором «Сказания» из какого-то надежного источника.

Книга Автобиография Тимура

Аналогии и параллели ищите сами. 

https://cont.ws/@sugochka/1119792 Абхазский эпос, народный герой-потомок Солнца.