Обратил внимание,что в составе подлежащих обмену наших пленных не видно наших попавших в плен женщин-военнослужащих Бандеровское зверье почему-то одетое в военную форму,просто не оставляет им шанса выжить ,копируя действия гитлеровских отморозков по уничтожению пленных женщин\
В российской военной спецоперации на Украине принимают участие 1,1 тыс. женщин, сказал на селекторном совещании 7 марта министр обороны РФ Сергей Шойгу. Есть еще и другие силовые структуры,есть ЛДНР ,есть добровольцы с Херсонской и Запорожской области
Красная Армия была одной из самых "женских" армий в истории — до 8% ее состава комплектовались женщинами, пишет автор "Шпигеля". Если их брали в плен, то лишь немногие оставались в живых
На эту тему дошло очень немного фактов,А ИМЕННО
Показания Шарте и Шнайдера Два немецких солдата, в разное время оказавшихся в советском плену, независимо друг от друга сообщали, что накануне перехода советской границы в июне 1941 г. до них - т.е. до рядового состава - офицерами был устно доведен секретный приказ не считать красноармеек законными комбатантами и не направлять их в плен, а уничтожать. Этот приказ был изложен как часть инструкций о взятии /невзятии в плен тех или иных людей противника вообще. Показание В. Шарте: "За день до нашего выступления против Советского Союза офицеры нам заявили следующее: “Если вы в пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то их немедленно нужно расстреливать. Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан"". Показание Бруно Шнайдера: перед отправкой его роты в Россию из района Брест-Литовска в конце июня 1941 г. командир обер-лейтенант Принц ознакомил солдат с секретным приказом не брать советских солдат в плен без необходимости, и "в любом случае [не отправлять в плен, а] расстреливать женщин, которые служат в Красной Армии".
Письменный приказ такого рода никогда не обнаруживался союзниками или историками.
В архивах был обнаружен приказ командования 4 армии (командующий Клюге, армия входила в группу армий "Центр") от 29.06.1941 по корпусам 4 армии, содержащий подробные разъяснения о том, как войскам 4 армии надлежит обращаться с людьми, находящимися в кольце окружения (в это время части 4 армии принимали участие в ликвидации большого котла с частями РККА, и этот вопрос встал как насущный): кого считать законным комбатантом, кого рассматривать как «вольного стрелка» (те. незаконного комбатанта, подлежащего после захвата уничтожению, а не отправлению в плен), как отличать гражданских от негражданских и т.д. В составе этих разъяснений отдельной строкой стоит фраза: Frauen in Uniform sind zu Erschiessen – «Женщины в военной форме подлежат расстрелу» (а не пленению) [приказ AOK 4, Ia, Armeebefehl Barbarossa Nr. 3, 29. 6. 1941, 2382/41 geh., BA-MA, RH 20-4/878; фотокопия соответствующей страницы приказа - http://vif2ne.ru/rkka/forum/files/Zhur/(110128100712)_Frau.jpg, о приказе в целом см. Hitlers Heerführer: Die deutschen Oberbefehlshaber im Krieg gegen die Sowjetunion 1941/42. München, 2006. S.365 f.]
Того же 29.06 получившие этот приказ из 4 армии штабы входившего в ее состав 7 корпуса и входившего в его состав 221 охранной (тыловой) дивизии отдали распоряжение подготовить и издать на следующий день (т.е. 30.06) соответствующий приказ по подразделениям своего корпуса и дивизии (см. Christian Hartmann. Wehrmacht im Ostkrieg. Front und militärisches Hinterland 1941/42. München, 2009. S.524. Anm.51).
30.06 или 1.07 до уровня армий Восточного фронта (во всяком случае, в группе армий "Центр") была доведено предписание ОКХ (Верховного командования сухопутных сил) о том, что женщины-военнослужащие РККА в форме должны рассматриваться как военнопленные, а вооруженные женщины в гражданском - как "вольные стрелки" (подлежащие уничтожению). Это предписание отвечало нормальным законам войны и известно по выявленным изложениям и цитированиям его в передающих его приказах нижестоящих подразделений (см. ниже и Hitlers Heerführer... S.365-367). Датировка движения предписания явствует из того, что 4 армия 29.06 отдала своим частям противоположное указание о женщинах в форме, а 1.07 (см. ниже) уже отправила в войска контр-приказ, составленный на основании названного предписания ОКХ. В 4 армии это предписание ОКХ, таким образом, получили из группы армий "Центр" 30.06 или в самом начале 1.07.
В архивах были выявлены следующие примеры распространения этого предписания ОКХ. Получив его, командование 4 армии отправило 1.07 своим частям соответствующее распоряжение рассматривать женщин в форме как военнопленных, добавив, что "ошибочное прежнее приказание [т.е. приказание от 29.06] отменяется" [приказ AOK 4, Ia, 2612/41 geh., 1.7.1941, BA-MA RH 20-2/1433, с цитированием обсуждаемого предписания ОКХ, см. Hitlers Heerführer... S.365 f.; приказ по 24-му танковому корпусу от 4 армии от 1.07, BA-MA RH 24-24/128, см. Hartmann. Wermacht im Ostkrieg... S. 524. Anm. 53].
Танковая группа (группа армий "Центр") передала на основании того же предписания ОКХ соответствующий приказ брать женщин-красноармеек в форме в плен своим частям 6.07, 17-я армия (группа армий "Юг") - 8.07.1941 года [приказ Pz.Gr.Kdo 3, Ic, 760/41 geh., 6/7/1941, NA, T 313/254 (2); приказ AOK 17, Ic/AO, 8.7.1941, BA-MA RH 20-17/276, см. Hitlers Heerführer... S. 366. Anm.33] . Недельный сдвиг дат сравнительно с 4 армией Клюге говорит о том, что командование 3 Танковой группы и командование группы армий "Юг" или 17 армии примерно на неделю промедлило с передачей этого распоряжения ОКХ в войска по его получении, а 4 армия передала немедленно.
17.07.1941 ОКВ (верховное командование вооруженных сил, номинально старшее по отношению к ОКХ, реально параллельное) отправило на Восточный фронт директиву об отношении к пленным, чья преамбула гласила, что "вермахт должен срочно освободиться от всех тех элементов среди военнопленных, которые признаны движущими силами большевизма". 25.07.1941 ген. Мюллер из ОКХ направил от имени ОКХ на Восточный фронт директиву об ужесточении отношения к противнику при решении вопросов о направлении его людей в плен и обращении с ними в плену. Директива была составлена нарочито в неопределенных выражениях и не содержала конкретных требований о том, чтобы кого-либо из захваченных людей неприятеля уничтожали, не отправляя в плен, но во многих частях была де-факто истолкована как рекомендация или разрешение расстреливать захваченных по усмотрению.
Как бы то ни было, командование 167 пехотного полка отдало приказ уничтожать красноармеек в июле 1941, командование 75 пехотной дивизии – в октябре 1941 [Christian Gerlach. Kalkulierte Morde - Die deutsche Wirtschafts- und Vernichtungspolitik in Weißrußland 1941-1944. Hamburg, 1999. S. 778].
10.10.1941 Рейхенау отдал свой знаменитый приказ по 6 армии, где требовалось ужесточить отношение к противнику и, в частности, осуждалось то, что "все еще продолжают брать [и направлять] в плен коварных, жестоких партизан и аномальных (entartete) женщин". Это место приказа фактически подразумевало, несомненно, женщин-красноармеек (поскольку партизанки и так подпадали под названную ранее рубрику "партизан"; entartete - "выродки, аномальные, извращенные, из своего ряда вон выходящие самым негативным образом" - подразумевает, что они занялись недолжным для женского пола по самим-де законам природы делом - вооруженной борьбой), но не называло, однако, их прямо (поскольку прямой приказ об их истреблении противоречил бы предписанию ОКХ, которое в группу армий "Юг", включавшую 6-ю армию, пришло незадолго до 8.07, см. выше). Фактически это место приказа было равносильно настоятельной рекомендации уничтожать женщин-красноармеек, не отправляя их в плен.
. В рапортах 221-й охранной дивизии наверх (дивизия входила в группу армий "Центр" и получила в начале июля приказ рассматривать женщин-красноармеек в форме как подлежащих взятию и направлению в плен, см. выше) за 1941 значатся следующие случаи расстрелов или задержания женщин: 29.07.1941 - 2 женщины-«комиссара» задержаны, 17.09 1 "Flintenweib" ("женщина с ружьем" - вооруженная женщина, выступающая против войск, термин мог применяться и к женщинам в форме, и к женщинам без таковой; однако в рапортах 221 дивизии красноармейки как таковые именуются Rotarmistinnen, см. ниже) расстреляна, 1.10 - 11 гражданских женщин и 2 красноармейки (Rotarmistinnen) задержаны, 2.10 - 2 "флинтенвайб" расстреляны, 14.10 - 1 гражданская расстреляна, 28.10 - 1 "флинтенвайб" расстреляна, 4.11 - 2 гражданские расстреляны, 7.11 - 1 женщина-"комиссар" расстреляна, 8.11 - 1 еврейка расстреляна за содействие партизанам, 13.11 - 2 женщины-партизанки расстреляны [Hartmann. Wermacht im Ostkrieg... S.524. Anm.52]. Из этого списка видно, что в рапортах 221 дивизия изображала свои действия по отношению к женщинам как следующие приказу брать женщин в плен и вообще соблюдающие в их отношении традиционные законы войны (исключая выполнение приказа о комиссарах 7.11*): "красноармейки" как таковые лишь задержаны, расстрелам подвергаются некие отличаемые от них терминологически женщины-"флинтенвайб" и другие женщины, виновные в каких-то названных или подразумеваемых деяниях. Действительность могла сильно расходиться с такими рапортами и номинальным значением их выражений*.
*Так, 29.07 две женщины-"комиссара" по рапорту были лишь "задержаны" (festgenommen), 7.11 женщина-"комиссар" была "расстреляна". Вывод из номинального смысла этих выражений - что 29.07 соответствующие чины 221 дивизии не стали исполнять применительно к этим женщинам-комиссарам знаменитый приказ о комиссарах (требовавший комиссаров уничтожать, а не направлять в плен), а 7.11 другой чин той же дивизии этот приказ по отношению к другой женщине-комиссару исполнил. На деле могло быть и так. Но могло быть и так, что 29.07 за "задержанием" следовало уничтожение, и рапорт просто оговаривал лишь первое, и могло быть так, что женщины эти (особенно во втором случае, когда женщина-"комиссар" была расстреляна) "комиссарами" были заявлены совершенно условно, чтобы мотивировать принятые против них миры. По такого рода рапортам можно судить как правило лишь о том, что и как такие-то чины части считали нужным изображать в рапортах (яркий пример разрыва рапортов командующему группы армий Центр и реальности - http://wyradhe.livejournal.com/324598.html?thread=9915638#t9915638 + http://wyradhe.livejournal.com/324598.html?thread=9915894#t9915894 ; командующий, впрочем, реальность должен был достаточно адекватно, хотя бы в общем виде, представлять и так).
6 марта 1944 ОКВ передало всем, кого это касалось, приказ рассматривать пленных красноармеек как правило как "неблагонадежные (unzuverlässig) элементы" среди пленных и передавать их в этом качестве в СД и полицию безопасности (что означало бы обычно - передавать на истребление) [Gerlach. Kalkulierte Morde... S.778]. Эта директива фактически аннулировала (без полной категоричности) распоряжение ОКХ от конца июня 1941 (поскольку де-факто обрекала неопределенное большинство плененных красноармеек на передачу в распоряжение служб РСХА как неблагонадежных), однако ее некатегоричность, а также уклонение многих адресатов этой рекомендации от действий согласно ей, привели к тому, что множество красноармеек остались в немецком плену до освобождения в 1945 г.
Ничего, кроме повелительной инициативы Гитлера, не могло стоять за этой директивой ОКВ, и едва ли кто-то, кроме Йодля, отвечает как за нее саму, так и за ее некатегоричность.
***
Все сказанное предварительно позволяет две реконструкции хода событий:
- 1) предписания уничтожать (а не направлять в плен) женщин-военнослужащих РККА сверху войскам не отдавали; противоположные показания Шарте и Шнайдера на этот счет ложны. Приказ командования 4 армии (Клюге) от 29.06 был самочинным; директива ОКХ в конце июня специально разъясняла, что женщины в форме подлежат пленению, что отменило действие приказа Клюге и других возможных подобных приказов.
- 2) в мае или июне сверху войскам было отдано предписание уничтожать сдавшихся или захваченных женщин-военнослужащих РККА, не направляя их в плен. Это приказание довели (те, кто вообще довел) до рядового состава накануне 22.06; показания Шарте и Шнайдера на этот счет истинны. Однако в конце июня этот приказ, как слишком одиозный, был отменен и заменен на противоположный директивой ОКХ.
В дальнейшем мы будем выяснять, какая из этих реконструкций вероятнее, однако сразу надо оговорить следующие два момента. 1. Германские войска нападали на СССР, руководясь в обращении с противником не неким вакуумом, в котором одиноко плавали "Приказ о комиссарах" и "Приказ о подсудности" на Востоке, а общими имевшимися у них правилами, из которых эти и другие специальные приказы делали те или иные исключения (или вводили к ним дополнения). Было ли специальное распоряжение по женщинам-красноармейкам, или его не было - никакой неопределенности в отношении женщин-красноармеек в форме у войск не могло быть в любом из этих случаев. Если никакого специального распоряжения о красноармейках в форме не было, то они просто подпадали бы автоматически под имевшиеся правила об обращении с вражескими военнослужащими в форме вообще, и задаваться какими-то дополнительными вопросами на их счет у войск было бы не больше оснований, чем задаваться вопросом о том, что делать с любыми другими вражескими военнослужащими в форме, о которых не было специальных распоряжений. Если же специальное распоряжение о красноармейках было, то им войскам и надлежало руководствоваться.
2. Если для большинства рядового и офицерского состава вермахта наличие в рядах противника женщин в униформе могло быть открытием, то для высших инстанций вермахта, где по указаниям Гитлера и создавались распоряжения об обращении с противником, ничего нового или неожиданного в наличии красноармеек быть не могло. Его никто не скрывал и не мог скрывать, и осведомление о нем в высших инстанциях вермахта, несомненно, и до 1939 имелось, и в течение советско-германского союза 1939-1941 прошло в полном объеме.
Показания Шарте и Шнайдера.
1. Вольфганг Шарте, солдат 2 роты 191 артполка (полка истребителей танков), упоминается в «Красной Звезде» (номер 177 от 30.07.1941, с.2) как добровольно перешедший фронт и сдавшийся советской стороне из антинацистски-антикапиталистических чувств и пролетарской солидарности. В советской печати за 1942 он упоминается среди прочих антинацистски настроенных пленных как пленный «Вольфганг Шарте, машинист», выступавший с аналогичными заявлениями о капиталистической и антирабочей природе нацистского режима (К.Селезнев. Об отношении германского народа к гитлеризму (о чём говорят письма немецких солдат и их родных) // Под знаменем марксизма. 1942.-№2-3. С. 108). В январе 1942 в Международный Красный Крест в Женеву было отослано из СССР обращение, подписанное рядом немецких военнопленных (опубликовано тж. в: Правда от 5.02.1942; републикация в сети: http://ru-history.livejournal.com/2307752.html ). Оно представляет собой сводку их сообщений о (якобы) лично свидетельствуемых ими нарушениях законов войны их стороной. В числе этих сообщений стоит и сообщение Вольфганга Шарте: «За день до нашего выступления против Советского Союза офицеры нам заявили следующее: “Если вы в пути встретите русских комиссаров, которых можно узнать по советской звезде на рукаве, и русских женщин в форме, то их немедленно нужно расстреливать. Кто этого не сделает и не выполнит приказа, тот будет привлечен к ответственности и наказан”». То же обращение немецких военнопленных их советского плена в Красный Крест , включая процитированное показание Шарте, было заявлено советской стороной на Нюрнбергском процессе как документ СССР-62 (Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. М., 1991. Т.4. С.125 сл.).
2. Другой немецкий солдат, Бруно Шнайдер, взятый в плен советской стороной, показывал в плену, среди прочего, следующее: перед отправкой его роты в Россию из района Брест-Литовска в конце июня 1941 г. командир обер-лейтенант Принц ознакомил солдат с секретным приказом не брать советских солдат в плен без необходимости, и «в любом случае [не отправлять в плен, а] расстреливать женщин, которые служат в Красной Армии» (Heer H. „Stets zu erschießen sind Frauen, die in der Roten Armee dienen“. Geständnisse deutscher Kriegsgefangener über ihren Einsatz an der Ostfront. Hamburg, 1995. S. 10, 88; А. Шнеер. Плен: советские военнопленные в Германии, 1941-1945. Иерусалим, 2005. С. 318, со ссылкой на архив Яд Вашем. М-33/1190, л. 110).
3. Теоретически оба эти показания можно было бы попытаться отвести как ложные и вынужденные – они даны пленными в плену, и одно из них использовалось в советской международной и внутренней пропаганде. Однако обращают на себя внимание следующие обстоятельства. В сообщениях немецких военнопленных из их обращения в Красный Крест, включающего показание Шарте, вообще говоря, нет ничего фантастического или вызывающего подозрения в преувеличениях: там приводятся разрозненные факты хорошо известного и обычного, достаточно массового поведения немецких войск на востоке, в том числе во исполнение приказа о комиссарах (см. по ссылке выше). Сообщение Шарте в этом обращении никак не выделено и идет наряду с остальными. В Нюрнбергском трибунале советская сторона, представив трибуналу все указанное обращение как документ СССР-62, не пыталась инкриминировать германской стороне приказа против женщин-красноармеек (в отличие от приказа о комиссарах), тем более, что множество таковых содержалось в германском плену до конца войны и было оттуда репатриировано в 1945 г. Других сообщений подобного рода в Нюрнберге не приводили.
Если бы советская сторона вынуждала у немецких солдат-военнопленных ложные показания о существовании столь зверского приказа, то крайне странно было бы, что она потом никогда не использовала эти показания соответствующим образом ни в пропаганде (повторим, что сообщение Шарте в обращении немецких военнопленных о нарушениях законов войны их стороной никак не выделено), ни в предъявлении подо6ного обвинения немецкой стороне (в том числе на Нюрнбергском процессе), и совсем уж невероятно было бы – имей советская сторона обсуждаемое намерение, - чтобы она при этом ограничилась одним-единственным хоть как-то востребованным впоследствии показанием (Шарте), а не исторгла из пленных множества подобных показаний.
Таким образом, сообщения Шарте и Шнайдера надо считать невынужденными и сделанными не по запросу советской стороны. Но в таком случае было бы весьма странно, если бы они независимо друг от друга одинаково солгали, чтобы оговорить свою сторону дополнительным зверством особого рода, и остается считать их сообщения правдивыми.
Однако, хотя сказанное является существенным аргументом в пользу того, что общий приказ о женщинах, о котором они говорят, действительно был отдан и к 22.06 доведен уже до рядовых (во всяком случае, в некоторых частях), с полной категоричностью из их сообщений и при признании их правдивыми это не вытекает: нельзя заранее вполне исключить, что приказы, о которых говорят Шнайдер и Шарте, были не переданы с самого верха, а отданы командирами каких-то отдельных формирований, куда входили подразделения Шнайдера и Шарте, по решению самих этих командиров (армейского, например, или корпусного уровня).
(Апдейт: мы не не разбирали выше еще одну возможность: быть может, Шарте и Шнайдер сами, по собственному желанию сочинили в адрес своих офицеров некое чудовищное ложное обвинение, чтобы высказать по его поводу свое возмущение и этим попытаться дополнительно понравиться советским чинам, в распоряжении которых оказались? Это объяснение представляется невероятным. Шарте перебежал на советскую сторону в первый же месяц войны, сообщил, что сделал это по мотивам пролетарской антинацистской солидарности, и уже всем этим располагал бы к себе советскую сторону так, что никакие дополнительные нарекания на свою сторону ничего добавить к этому уже не могли (кроме того, он и так говорил о реальном преступном приказе, зачем ему понадобилось бы примышлять к нему еще и не существовавший преступный приказ?); неизвестно, высказывал ли советской стороне попавший в плен Шнайдер какое-то неодобрение обсуждаемым приказам, но такой прием в попытке понравиться пленившей тебя вражеской стороне чересчур наивен. Кроме того, и Шарте, и Шнайдер говорят о приказе относительно красноармеек как лишь об одной из установок относительно взятия и невзятия в плен, доведенных до их подразделений офицерами, и прочие такие установки, о которых они говорят в тех же фразах, имели место во всяком случае (Шарте говорил о приказе о женщинах и приказе о комиссарах, Шнайдер – о приказе о женщинах и общей установке в плен без надобности не брать – но и уничтожение комиссарах, и желательность максимальной суровости в отношении пленения и пленных действительно входило в предписания верховного командования). В рамках обсуждаемого объяснения получилось бы, что Шарте и Шнайдер сообщили о настоящих ужесточающих и преступных приказах своей стороны касательно пленения советских чинов, и тут же прибавили к ним еще один, теперь уже вымышленный ими, причем вымышленный обоими одинаковым образом, несуществующий приказ в той же сфере – и в голову им обоим при этом пришло использовать факт наличия в РККА женщин-военнослужащих / женщин в форме (гораздо вероятнее, что само выражение «женщины в форме», употребляемое Шарте, и было почерпнуто им из того самого приказа об этих женщинах, о котором он говорит). И наконец, хотя они (в рамках обсуждаемого объяснения) хотели придумать что-то особенно ужасное и несуществовавшее на деле, чтобы наклепать это что-то на свою сторону – придумка их почему-то полностью совпала с приказами, которые в вермахте известны независимо и документально: ведь только согласно случайно выявленным документам 4-я армия, 167 пехотный полк и 75 пехотная дивизия вермахта действительно отдавали по своим подразделениям в точности такой приказ не брать в плен женщин-красноармеек (в июне – сентябре 1941 г., см. выше, причем 167 полк и 75 дивизия – уже после директивы ОКХ брать их в плен). Коль скоро такие приказы действительно отдавались, да еще в письменной форме, в разных частях вермахта (в том числе даже после противоположной общей директивы ОКХ относительно женщин! – впрочем, генеральные же директивы об обращении с пленными вообще от 17.07 и 25.07 де-факто давали частям понять, что они не будут отвечать за свободу рук по отношению к любой категории пленных), то какие основания у нас сомневаться в частных, ничем не выделенных и никак не раздувавшихся показаниях двух пленных о том, что такие же приказы прошли и в их частях еще ранее?!
По совокупности сказанного в правдивости Шарте и Шнайдера сомневаться не приходится, и вопрос может стоять лишь о том, были ли приказы о невзятии в плен красноармеек, устно доведенные до них еще до перехода границы СССР, самостоятельной инициативой каких-то командиров среднего звена, возглавлявших формирования, в которые входили сами Шнайдер и Шарте, или этот приказ продвигался к ним с самого верха
Допустим, что никакого предписания о невзятии в плен красноармеек сверху не давали. Тогда известные нам события июня – начала июля 1941 г. получат следующий вид:
А. Как упоминалось, никакой неопределенности по отношению к красноармейкам в форме, которую приходилось бы заполнять самодеятельностью командиров, при этом возникать не могло. Пленение советских военнослужащих регламентировалось к 22.06 совокупностью директив ОКВ и ОКХ на этот счет, спущенных в войска к тому времени. Согласно этой совокупности в основе поведения войск в вопросах пленения должны были лежать положения соответствующих конвенций, однако с рядом изъятий и дополнений, значащихся в тех же самых директивах (например, с исключением для комиссаров - по приказу о комиссарах, с уменьшением ряда прав советских пленных сравнительно с полагавшимися по конвенции правами пленных западных – по инструкциям о военнопленных, и т.д.). Если никакого специального предписания о женшинах-военнослужащих в форме при этом не было, то это автоматически означало, что в рамках указанных инструкций на женщин-военнослужащих в форме распространяется отношение к вражеским военнослужащим в форме вообще, т.е. они как таковые подлежали бы пленению (кроме женщин-комиссаров, найдись такие). И издавая самодеятельный приказ о невзятии женщин в форме плен, любой издававший его командир должен был ясно понимать, что он не заполняет некий вакуум, оставленный распоряжениями сверху в отношении женщин, а издает самочинный приказ, ПРОТИВОРЕЧАЩИЙ обязательным к его же исполнению распоряжениям высшего командования на этот счет. Иметь об этом какое-то иное мнение такой командир мог бы с не большей вероятностью, чем, допустим, издать самодеятельно приказ о расстреле всех советских пленных с зелеными глазами, и считать при этом, что он этим вовсе и не идет против распоряжений высшего командования о пленении, а заполняет оставленный ими вакуум: ведь не сказано же в них специально ничего про людей с зелеными глазами. (Лишний раз это подтверждается тем, что передавая от себя 1.07 в войска директиву ОКХ о взятии женщин в плен, командование 4 армии определило свое предыдущее распоряжение не брать их в плен от 29.06 как irrtümliche = «появившееся по ошибке». Но если директивы, отданные на данный момент, оставляют некий неурегулированный ими вопрос, предоставляя тем самым решать его нижестоящим по усмотрению, то каково бы ни было их решение на этот счет, его нельзя было бы потом назвать irrtümliche. Точно так же, если высшее командование, скажем, не указало, где именно надлежит остановиться наступающим войскам, так что их командирам остается решать это самим, но потом то же высшее командование все же сформулировало требования по этому вопросу и, в частности, отвело назад те части, которые до появления этих требований продвинулись дальше, чем по этим новым требованиям надлежало, – то предыдущие распоряжения командиров этих частей об их, теперь остановленном и развернутом вспять продвижении, - распоряжения, отданные тогда, когда верх и предоставлял им решать этот вопрос по их усмотрению, - нельзя было бы определять как irrtümliche. Такое определение подразумевает, что соответствующий приказ противоречил чему-то более приоритетному и уже существовавшему, и это противоречие было допущено «по ошибке». Кто именно совершил эту «ошибку» и как – 4-я армия или кто-то вышестоящий по отношению к ней, по случайной ли опечатке или по неведению о существовании противоположного и приоритетного распоряжения – это все по выражению irrtümliche понять нельзя. Но оно означает, что 4-я армия 1.07 вполне ясно выразила ту мысль, что вопрос о красноармейках _не_ был по состоянию на 29.06 неурегулирован верхами и отдан на откуп самостоятельным решениям командиров – поскольку в этом случае любое решение 4 армии по этому вопросу не могло бы определяться, да еще ей же самой в ее же позднейшем приказе, как irrtümliche).
Б. Тем не менее ряд командиров разного уровня в течение июня 1941 г. отдали своим подчиненным на свой страх и риск самочинные приказы не брать женщин в форме в плен, хотя и не могли не понимать, что приказывают это _в нарушение_ предписаний командования о пленении. Чтобы так поступить, они должны были разом крайне ненавидеть женщин-красноармеек, принципиально считать их подлежащими уничтожению, быть готовыми ради этих ненавистнических принципов преступать рамки, заданные им командованием (в том числе преступать их в виде отданных по всей форме приказов), и уповать на то, что им такие приказы сойдут с рук или во всяком случае не обойдутся сколько-нибудь дорого (потому ли, что наверху об этом вообще не узнают, потому ли, что если и узнают, то, учитывая общую направленность приказов того же командованиия о методах «борьбы мировоззрений» на уничтожение «еврейско-большевистской системы», означенное командование за такое, пусть и превышающее и нарушающее заданные им рамки развитие этих методов, строго с них не взыщет, а может, и вовсе узаконит такую практику или хотя бы закроет на нее глаза и вмешиваться не станет).
Б1. К числу таких командиров относились, в частности, командиры, в число чьих подчиненных входили Шнайдер и Шарте, - эти командиры отдали соответствующие приказы еще до 22.06, и означенные приказы были доведены до личного состава еще до перехода им советской границы.
Б2. К числу таких командиров относился и фельдмаршал Клюге, который, однако, отдал такое распоряжение по своей армии только 29.06 – то есть с запозданием примерно на две недели по сравнению с теми, кто отдавал приказы, дошедшие до Шнайдера и Шарте (1), и отдал его Клюге не в качестве какого-то специального распоряжения о женщинах-красноармейках или по вопросам пленения вообще, а «по частному случаю» иного рода, а именно: когда насущно встал вопрос о том, как различать гражданских, законных комбатантов и незаконных комбатантов при захвате людей в котле с окруженцами; одним из пунктов инструкции Клюге / штаба Клюге по этому поводу от 29.06 и стало распоряжение расстреливать женщин в форме (2).
Б3. Степень принципиальной ненависти Клюге к красноармейкам при этом должна квалифицироваться как беспримерная. Ведь, во-первых, документально зафиксировано, что он выступал против приказа о комиссарах (хотя был настроен весьма антибольшевистски; он, стало быть, считал, что наличие на большевистском политруке формы и принадлежность его к военнослужащим автоматически приравнивает его к солдату и делает законным комбатантом, подлежащим взятию в плен), против приказа об особой подсудности на востоке, против разрешенного этим приказом произвола в отношении гражданских, против групповых репрессалий (и вообще против казней иначе как за установленные или хотя бы заподозренные на каком-то конкретном основании личные действия), против расправ с пленными. Т.е. он протестовал и против распоряжений своего верховного командования, если они противоречили старым европейским правилам гуманизированнной войны и меняли их в направлении большей жестокости. Во всех этих отношениях он был среди немецких командующих уникален.
Но вот красноармеек в форме он при этом хотел расстреливать даже и вопреки МЕНЕЕ жестоким распоряжениям своего командования и вопреки принципам тех самых старых правил войны, которые так считал нужным соблюдать в остальных случаях и которым его командование в данном случае как раз следовало (по этим принципам вражеский в/с в форме - законный комбатант. Ни пол, ни возраст его этими принципами не оговариваются. Женщины в/с в форме в пору формирования и действия этих принципов, конечно, не появлялись, но совершенно непонятно, почему бы пол в/с в форме мог что-то менять в его статусе законного комбатанта согласно указанным принципам). Форма и статус военнослужащего в его глазах делала законным и подлежащим пленению комбатантом политического коммунистического надзирателя, но не женщину, - женщину, наоборот, такие форма и статус обрекали в его глазах на смерть (1).
Во-вторых, не менее известно, что противостояние приказам верховного командования, вызывавшего его принципиальное несогласие, Клюге осуществлял никоим образом не в форме самочинной отмены таких приказов или самочинного издания приказов, нарушающих вышеупомянутые приказы верховного командования. Он протестовал против них перед верхом, пытался добиваться их отмены или смягчения, рекомендовал каким-то своим подчиненным в пределах их полномочий выбирать из доступных им согласно этим приказам методов те методы, что еще и не противоречили нормальным старым законам войны - но он не отдавал приказов, НАРУШАЮЩИХ приказы верха, пока те были такими, как были. (Вообще, даже те германские генералы, что в свое оправдание постфактум измышляли то, что они будто бы боролись с преступными приказами, не шли дальше того, что будто бы задерживали эти приказы в своих штабах, не передавая их в войска, или того, что эти приказы в их частях фактически не исполняли).
И вот, относясь к приказам верховного командования таким образом, что даже возмущавшие его (как преступно жестокие) приказы Клюге не нарушал приказами самочинными – о красноармейках Клюге тем не менее издал, ради их истребления, именно такой самочинный приказ, нарушающий директивы того же верховного командования (более гуманные в этим случае) (2).
О причинах такого отношения Клюге к красноармейкам оставалось бы только гадать. В рамках национал-социалистической концепции - т.е. концепции «расовой» (популяционной) войны за существование и «войны мировоззрений» на уничтожение - женщин-военнослужащих противника можно было истреблять как особо боевой (женщины – а воюют!), особо идеологизированный (то же самое) или дегенеративный элемент (опять же – женщины – а воюют, в нарушение своей «природы», откуда прозрачное обозначение красноармеек как «аномальных женщин» в октябрьском приказе Рейхенау) вражеских сил и популяции. Но эту концепцию, как лишний раз видно из отношения Клюге к комиссарам, Клюге не разделял – если уж изложенные основания не позволяли, по его мнению, относиться к комиссарам-военнослужащим в форме иначе как к подлежащим пленению, а отнюдь не уничтожению, то тем более эти основания не могли бы в его глазах сделать необходимым (даже не просто допустимым!) уничтожение красноармеек-военнослужащих в форме.
Остается разве что считать, что Клюге почему-либо расценивал наличие женщин в форме в РККА как прием советской стороны, вопиюще недопустимый по отношению к стороне немецкой – примерно наравне с засылкой против нее военнослужащих-мужчин, переодетых в гражданское, - и потому собирался уничтожать первых так же, как положено уничтожать последних (хотя бы и те, и другие действовали по приказу своей стороны). Правда, непонятно, в чем же Клюге мог усматривать такую недопустимость по отношению к немецкой стороне в наличии в РККА женщин в форме – но, стало быть, видел (3).
В. Между тем КТО-ТО на Восточном фронте заметил приказы, подобные приказу Клюге и прикАзам начальников Шарте и Шнайдера, заметил вообще расправы с красноармейками - и сообщил об этом в ОКХ как о недопустимом явлении (иначе откуда ОКХ вообще могло бы узнать об этом и озаботиться изданием своей директивы от конца июня о том, что красноармеек в плен брать нужно?). ОКХ возмутилось таковой жестокостью // возмутилось отдачей какими-то командирами приказов об истреблении женщин, идущих вразрез с общими предписаниями ОКВ – ОКХ о пленных, и решило отреагировать (1).
Ответило ОКХ на это, однако, не разбирательством с теми командирами и частями, на которые поступили жалобы, и не одергиваниями этих частей и командиров указанием на то, что эти командиры и части нарушают предписания верха, делая из них произвольное самочинное изъятие применительно к красноармейкам, - ничего этого не было, - а изданием общей директивы о взятии красноармеек в плен и доведением этой директивы до всего Остфронта вообще.
Это все равно, что в ответ, скажем, на известия, что такие-то части или чины позволили себе неисполнение приказов или ношение самочинно изобретенной ими формы, командование ответило бы общей директивой на весь фронт о том, что приказы надо исполнять, а форму носить ту, какая установлена для войск сверху (2).
При этом весь процесс В занял менее недели, потому что война началась 22.06, а директива ОКХ о том, что красноармеек в форме надо считать законными комбатантами и брать в плен, 30.06 или утром 1.07 добралась уже до штаба 4 армии.
Г. Клюге / командование 4 армии, которое так ненавидело красноармеек и так вольно вело себя по отношению к верховному командованию, что самочинно издало письменный приказ о красноармейках, нарушающий заданные этим командованием рамки (но недели на две позже, чем другие такие ненавистники-самочинники, и только по случаю того, что перед их подчиненными встал как насущный вопрос о том, как разбираться с окруженцами), - получив вышеупомянутую директиву того же командования от конца июня, наоборот, поторопилось передать ее подчиненным как можно скорее – 4-я армия передала ее своим частям сразу же и на неделю раньше, чем другие армии Остфронта, в том числе ее же группы армий «Центр». То есть, с одной стороны, Клюге так не считается с командованием, что от себя приказывает не брать в плен красноармеек - приказывает вразрез с рамками, установленными командованием, - но с другой стороны, так считается с тем же командованием, что кидается передавать в войска его приказ брать красноармеек в плен на неделю раньше, чем остальные, получившие этот приказ. Остается считать, что директива ОКХ о красноармейках очень его напугала, и он сменил самочинные нарушения предписаний верховного командования по части красноармеек на ускоренное и более усердное (сравнительно с другими частями) выполнение этих предписаний.
В ходе событий, который получается при допущении, что на 22.06 у немцев не было никакого распоряжения сверху по не взятию в плен красноармеек в форме, обнаруживаются следующие маловероятности и невозможности (сам этот ход подробно описан в:http://wyradhe.livejournal.com/324985.html) . В квадратные скобки ниже взяты моменты, которые отпадут, если все-таки считать, что отсутствие специального распоряжения по красноармейкам создавало у войск и командиров неопределенность в этом отношении, которую им и предстояло заполнять по усмотрению. Выше подробно объяснялось, почему это не так. Однако если все же принимать, что это было так, то несуразности, перечисленные ниже, все равно останутся - в этом можно убедиться, если перечитать нижеизложенное, опуская текст в квадратных скобках. Если же помнить, что без специального распоряжения о красноармейках они просто подпадали бы - по общим распоряжениям о порядке взятия в плен советских в/с - под это самое взятие, то сохранит силу и текст в квадратных скобках)
1. Поведение Клюге.
Клюге так ненавидит и целенаправленно хочет истреблять красноармеек в форме, что ради этого действует образом, противоположным своим обычным подходам: вообще он выступает против преступных приказов, поступающих ему сверху, но по красноармейкам отдает такой приказ самочинно, помимо и сверх всяких требований верха; при этом, хотя он должен понимать, что вопросы рассмотрения целых категорий вражеских в/с как законных или незаконных комбатантов - это компетенция верховного командования, он этот вопрос применительно к красноармейкам решает сам, не запрашивая верхи [; более того, этот его приказ _нарушает_ приказные предписания верха, хотя вообще Клюге на такие нарушения, даже в противостоянии приказам, с которыми сам же борется, не идет: протестовать может, но самочинные приказы в нарушение приказов командования не отдает, как и в других случаях - а тут вот именно такое отдал].
Но при таком целенаправленном стремлении истреблять красноармеек как категорию по собственному специальному решению, он
- почему-то направляет в свои войска такое распоряжение недели на полторы-две позже, чем это сделали другие командиры, аналогично стремившиеся истреблять красноармеек (у тех командиров, как в случаях Шарте и Шнайдера, такое распоряжение было еще до перехода границы до рядовых доведено, а Клюге его только по корпусам отдал 29.06 - хотя вообще-то, если уж ты так заботишься об истреблении каких-то категорий вражеских в/с, что намерен его предписывать, то давать на эту тему указания своим подчиненным надо до начала военных действий, а не через неделю после),
- зато контр-приказ сверху _брать_ женщин в плен, наоборот, торопится передать войскам сразу, на неделю раньше, чем это сделали другие командиры,
- а само это свое распоряжение истреблять красноармеек вставляет в приказ "на случай", разъясняющий войскам, как им обращаться с разными людьми в зоне окружения, и изданный тогда, когда этот вопрос стал для войск насущным и именно по этой причине.
Все это выглядит очень странно, говоря мягко.
2. Быстрота и натиск.
Получается, что за считанные дни после начала войны кто-то заметил на Остфронте отдельные самочинные действия войск против захваченных красноармеек (т.е. заметил отдельные самочинные расправы с ними без приказов и/или также и самочинные эксцессуальные приказы каких-то отдельных командиров истреблять красноармеек), обратился по этому поводу с негодованием наверх, к командованию, и так впечатлил этим обращением ОКВ/ОКХ, что то немедленно издало в ответ специальную директиву брать красноармеек в плен на весь Восточный фронт, и эта директива была направлена во все армии Остфронта вообще - и все это произошло уже к концу июня.
Такая быстрота - как быстрота столь впечатляющих жалоб вверх на эксцессы собственной стороны, чтобы вызвать столь масштабный и немедленный ответ, так и быстрота самого такого ответа - представляется невозможной даже при презумпции доброй воли ОКХ и его большого желания стоять на страже соблюдения нормальных законов войны. Кто и как мог бы успеть за несколько дней пожаловаться наверх на отдельных соседей или собственных начальников (жаловаться в ОКХ на подчиненных было бы абсурдом: сам и запрети им такие расправы, если этот вопрос не отрегулирован верхами заранее [тем более, если эти расправы идут как раз в нарушение совокупности предписаний верхов]) в таких масштабах, чтобы ОКХ даже и при этой презумпции в ответ немедленно выдало бы общую директиву по всем войскам вообще - менее чем за неделю от начала войны? Неужели за первую неделю военных действий на все это нашлось бы время и воля?
[А учитывая, что эти самочинные расправы шли еще и в нарушение распоряжений верха, странно, что верх ответил на них - раз уж все равно ответил, да так энергично и скоро, - не одергиванием нарушителей и указанием им на имеющие места предписания, а общей директивой в адрес всего Остфронта вообще, причем, опять-таки, директивой, поданной как некое новое распоряжение, а не указанием на то, что красноармеек и полагается пленять по силе имевшихся исходно предписаний].
3. Но и по содержанию поведение ОКХ, каким мы его знаем, выглядит тут очень странным. Зафиксирован не один случай, когда снизу именно что шла информация о том, что войска эксцессуально чинят необоснованные расправы в нарушение рамок, уготованных предписаниями верховного командования - указывали на необоснованные расправы с мирным населением, на необоснованные расправы с плененными советскими в/с [вообще в/с, т.е. реально в первую голову мужчинами] (тот же Клюге 1.07 издал против расправ с советскими плененными в своей армии специальный приказ). И что, ОКХ или ОКВ в ответ разражалось директивами о том, что так-де поступать не надо? Никоим образом, более того, имело место противоположное: несмотря на все сообщения о том, что с пленными часты необоснованные расправы, и принимаемые отдельными командирами меры против этого, уже в июле от верховного командования на Остфронт поступили две общие директивы - только не останавливающие, а поощряющие эти расправы. Это были директивы от 17.07 (ОКВ) и от 25.07 (ОКХ), и обе они требовали более сурового и бдительного отношения к захваченным войсками советским в/с, "срочного освобождения" от тех из них, кто будет признан представителем "движущих сил большевизма", сугубой подозрительности и враждебной дистанцированности в адрес плененных вообще и безоговорочного применения к ним оружия при признаках неподчинения или сопротивления. В войсках эти директивы, особенно вторую, совершенно справедливо расценили как прозрачное сообщение: убивайте кого хотите из захваченных, вам за это ничего не будет (об этих директивах см. Штрайт К. Они нам не товарищи... Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг. М., 2009. С. 92 слл., 112). В 1942 встал вопрос о том, что немецкие чины слишком зверствуют против мирного непричастного населения в ходе противопартизанской борьбы в небоевых ситуациях; некоторых из этих чинов немецкие же их начальства даже привлекали за какие-то особенные действия такого рода к ответственности. ОКВ на это ответило специальной директивой от 16.12.1942, запрещавшей такое привлечение к ответственности в принципе и заявлявшей, что "войска... обязаны применять в этой [противопартизанской] борьбе любые средства без ограничения, также против женщин и детей, если это только ведет к успеху.... ни один немец, участвующий в боевых действиях против банд, не может быть привлечен к дисциплинарной или судебной ответственности за свое поведение в бою против бандитов и их сообщников" (публ. перевода: Преступные цели, преступные средства. М., 1963. С. 119).
А вот тут, в вопросе о красноармейках, ОКВ/ОКХ оперативно по собственному добросердечию кинулось в ответ на какие-то отдельные сигналы обуздывать войска, издавая в защиту красноармеек директиву на весь фронт?
***
Из всего этого следует, что то предположение, согласно которому никакого распоряжения сверху по красноармейкам к 22.06 не было, и лишь отдельные командиры и солдаты вермахта по собственному произволу расправлялись с ними и предписывали такие расправы, следует оставить. А в самом деле, какие аргументы существуют _против_ того, что оно было? Только один: тот, что никаких письменных экземпляров такого общего распоряжения не обнаружено. То, что этот аргумент не имеет реальной силы, будет выяснено в следующем посте, а пока обратимся к факту, указывающему на то, что специально и принципиально против допущения красноармеек к выживанию в плену был (помимо любых отдельных командиров) - и выражал это отношение приказами - сам Гитлер. 6.03.1944 ОКВ, как упоминалось (а ОКВ - это реально кто-то из тройки Гитлер - Кейтель - Йодль в любых комбинациях) издало приказ как правило рассматривать пленных красноармеек как "неблагонадежные (unzuverlässig) элементы" и передавать в руки РСХА (= обычно на смерть или в лагеря смерти.
В этом приказе самоочевидно видны следующие два разноприродных намерения: 1) уничтожить как можно большее количество плененных красноармеек; 2) смягчить вышеозначенное намерение, дав особо желающим право НЕ передавать их в руки РСХА, если им так уж захочется не губить красноармеек, но призвав их все-таки передавать.
Так же очевидно всякому, имеющему понятие о трех персонах, стоящих за приказами ОКВ, и об истории ОКВ, что намерение (1) принадлежит Гитлеру, а смягчение (2) введено трудами Йодля (который очень вяло и ненастойчиво пытался и в декабре 1942 призвать Гитлера узаконить ограничения действий против не уличенных в конкретных винах женщин и детей при противопартизанской борьбе в ходе репрессий, вне ситуаций, когда они выступали бы как коллатеральные жертвы в ходе собственно боя). Что, весной 1944 прокатились по армейским лагерям свирепые бунты красноармеек-военнопленных, так что требования безопасности сделали актуальной надобность выставить их как правило как особо опасные элементы из военных лагерей в руки РСХА? И настолько эта надобность была актуальна, что Кейтель и Йодль озаботились этим вопросом по собственной инициативе?
Очевидно, это именно Гитлер озаботился в данном случае тем, чтобы все-таки уничтожать пленных красноармеек - просто это его решение вновь не вылилось в ясный приказ о поголовном немедленном уничтожении, как не вылилось подобное же стремление в такой приказ и в случае с "ок. реш. евр. вопр.". Но если Гитлер хотел организованно уничтожать женщин-красноармеек, не допуская их выживать в плену, весной 1944 - неужели у него такое отношение и намерение в адрес красноармеек только в 1944 и возникло? Представляется ясным, что речь может идти только о принципиальной позиции, которая у него была по отношению к этому элементу "еврейско-большевистской системы" с самого начала.
Распоряжения не брать красноармеек в плен к 22.06 верховное командование (т.е. Гитлер - ОКВ - ОКХ) в войска вроде не спускало, и имели место только самочинные акты и самочинные приказы отдельных низовых командиров на этот счет. Там же указывалось на свидетельство в пользу личного принципиального намерения Гитлера уничтожать красноармеек, а не сохранять их в плену.
Какие же основания считать, что такого распоряжения не было? Только одно: не выявлено ни одного письменного экземпляра такого распоряжения. Надо сказать, что никакой сквозной проверки немецкой документации на преступные приказы, никакого масштабного выявления их и не проводили; иногда отдельным исследователям попадаются такие документы при их работе в архивах и вводятся в научный оборот. Какие-то подобные документы селективно попали в руки союзников еще до Нюрнбергского суда и были там использованы. Но ни о каком просеивании говорить не приходится (не было и просеивания показаний немецких военнопленных на подобный счет - даже в течение самой войны. Материалов хватало и без этого).
Однако, коль скоро такого письменного приказа пока не обнаруживали, будем исходить из того, что ни одного экземпляра такого приказа и не существовало по меньшей мере уже к 1944 или 1945 году. Это, однако, ни в какой степени не может быть аргументом против того, что его отдавали. Поскольку, во-первых, одиозные приказы в Германии Гитлер мог отдавать и спускать по инстанциям просто устно; во-вторых, письменные такие приказы их получателям уже по ходу войны нередко предписывалось уничтожать (так что оставаться должны были только считанные экземпляры на самом верху); в-третьих, в конце войны проводили специальное прятание концов и уничтожение компрометирующей документации. Добавим, что и передавать такие приказы в войска можно было не только сверху через все инстанции, но и "сбоку": так, 11.06 геню Мюллер из ОКХ от имени высшего командования провел инструктаж членам военных трибуналов и начальникам войсковых разведок Остфронта, и там сообщил, что на войне с СССР следует вернуться к "прежнему военному праву" от нынешнего, что "носителей враждебной идеологии" надлежит "не сохранять, а уничтожать", что " на практике правосознание и прочее должно следовать за военной необходимостью". Слушавшие его не были глухими и с ними не вели душевные разговоры, а инструктировали их от имени высшего командования. Уйти они могли только с осознанием того, что командование рекомендует и разрешает убивать просто как "носителей большевистской идеологии" вообще кого угодно, и призывает их к этому / разрешает им это командование в данном случае ПОМИМО всех письменных и/или переданных по иерархии ступенька за ступенькой приказов (в известных подобных приказах такого не говорилось). И, естественно, они по желанию ознакомили с этим прочих чинов своих частей, которых это касалось. В данном случае ОКХ инструктировало войска прямо, через головы промежуточных военных инстанций. Аналогичным образом могли быть спущены и любые другие рекомендации, разрешения и предписания.
Приведем ряд примеров касательно приказов, спускаемых по инстанциям. 6 мая 1941 г. ОКХ передало в ОКВ меморандум с поручением подготовить приказ о комиссарах на основании изложенного в меморандуме проекта приказа (воплощавшего указания Гитлера, озвученное им 30.03 на инструктаже военного руководства). В ОКВ ген. Варлимонт, начальник отдела «Л», на которого ложилось выполнение этого поручения, положил на него резолюцию: «Остается выяснить, нужна ли письменная инструкция такого рода. Показать и обсудить с начальником штаба ОКВ» (…)». В дальнейшем Варлимонт и его отдел «Л» некоторое время «пытались найти пути и средства, позволяющие избежать выхода письменного приказа такого рода» (В. Варлимонт. В ставке Гитлера. М., 2005. С. 184 сл.). Его начальники в ОКВ, как и ОКХ пренебрегли такой осторожностью и потребовали от него исполнить поручение подготовить письменный приказ, и в итоге ОКВ за подписью Варлимонта (за его начальников!) представил знаменитый «приказ о комиссарах» как приказ ОКВ 44822/41 от 6 июня 1941 года, однако с включением инструкции «разослать только командующим армиями и воздушными флотами, остальных командующих соединениями и командиров частей ознакомить устно». Таким образом, в разных кругах командования вооруженных сил была достаточно ярко выражена та позиция, что определенные приказы лучше и отдавать, и передавать только устно, и в истории «приказа о комиссарах» она была частично реализована.
Знаменитый приказ об особой подсудности на Востоке (т.н. Kriegsgerichtsbarkeitserlass, предоставлявший множеству чинов свободное право принимать решение о широких расправах над населением на месте и освобождавший от ответственности за эксцессы, совершенные помимо этого права) был издан ОКВ 13 мая 1941 г. во исполнение распоряжений Гитлера и направлен в войска в июне. Однако «Кейтель 27 июля 1941 года приказал уничтожить все копии директивы от 13 мая, “хотя исполнение данной директивы не затрагивается фактом уничтожения копий директивы”. Сам приказ от 27 июля тоже следовало уничтожить» (Уткин А.И. Вторая мировая война. М., 2002. С. 156; Müller K. Die furchtbaren Befehle Hitlers: ihre Ausführung zu Beginn des Russlandfeldzuges 1941. Pfungstadt, 1995. S.14. Этот вопрос разбирался и Нюрнбергским трибуналом).
Приказ по армии «Африка» из ОКВ от 9.06.1942, передающий в эту армию распоряжение фюрера не брать в плен германских политических беженцев, которые находились в рядах французских соединений в Африке, воевавших на стороне союзников, а при случайном взятии таких беженцев в плен незамедлительно их расстреливать, содержал пункт: «Письменная [дальнейшая] передача приказа запрещена. Командиров проинструктировать устно» (публ. М.Ф. Реми. Миф Роммеля. М., 2008. С.63). Этот приказ был разослан в 5 копиях (кроме самой армии «Африка», еще в высшие инстанции командований родами войск) и уцелел, однако число его копий, как видим, было около полудюжины, и если бы само ОКВ и его адресаты потрудились в конце войны их уничтожить, никаких письменных следов этого приказа не сохранилось бы.
Не был выявлен / не сохранился приказ об истреблении пленных советских в/с - евреев, хотя этот приказ практически несомненно существовал (К. Штрайт. Ук. соч. С. 79).
Айнзатцгруппы письменно отчитывались перед своим руководством в количестве, в частности, истребленных евреев, и, следовательно, им такое истребление поручалось, однако никаких приказов, которые им поручали бы нечто в этом роде, не сохранилось. Сам приказ о проведении в жизнь истребления евреев никогда не существовал письменно: он был устно отдан Гитлером Гиммлеру (как одинаково передают со слов Гиммлера мемуары Керстена, в которых можно было бы усомниться, и со слов Гейдриха со слов Гиммлера - тайные записи, которые подготовил в Аргентине, укрываясь там, Эйхман [переданы в герм. архив, частично опубликованы и описаны Ирвингом, включая сообщение об этом приказе, http://www.fpp.co.uk/bookchapters/Eichmann/Intro.html, http://www.fpp.co.uk/Auschwitz/Eichmann/Eichmann_IV.pdf, http://www.ihr.org/jhr/v13/v13n2p14_Irving.html ], в которых усомниться нельзя); приказы и поручения, исходившие от Гиммлера и дальнейших инстанций РСХА во исполнение этого общего приказа, также не оставили по себе письменных следов. Это относится и ко многим поручениям, которые передавали чины РСХА частям вермахта, привлекаемым к соответствующим операциям.
Приказы высших инстанций вермахта тоже могли с самого начала отдаваться устно. Так, сообщая о данном Гитлером в 1942 (в результате долговременных протестов Клюге против приказа о комиссарах) распоряжении разрешить войскам частично отменять - "временно и в порядке опыта" - этот приказ (применительно к окруженным советским частям, гарантируя жизнь комиссарам и выполняя эти гарантии в случае сдачи окруженных; желающие на фронте могли применять полученное разрешение не только к окруженным), Варлимонт прибавляет: "Если cчиталось необходимым отдать какие-либо очередные инструкции на этот счет [об обращении с комиссарами], их должно было отдавать ОКХ устно" (Warlimont W. Inside Hitler's Headquarters, 1939-45. New York: Praeger, 1964. P. 610, Not. 56 = Варлимонт. Ук. соч. С.190, с мелкими неточностями в переводе). Таким образом, распоряжения верховного командования о комиссарах с некоторого момента должны были изначально отдаваться устно.
Все сказанное, конечно, не помешало тому, что и приказ о комиссарах, и приказ о подсудности на Востоке, и приказ о бывших немецких гражданах в рядах противников Роммеля сохранились (а вот о евреях - нет). Это, однако, были приказы, сохранявшие силу всю войну – и все равно высшее командование предписало уничтожить все копии приказа о подсудности на Востоке (кроме оставшихся в его собственном распоряжении). Приказ о женщинах-красноармейках в форме был бы намного более одиозен, чем вышеназванные приказы, он стоял бы примерно на том же уровне, что приказ об истреблении евреев как таковых; если такой приказ и был бы отдан письменно (что вовсе не обязательно – приказ об уничтожении евреев был изначально отдан устно и передавался устно), то во всяком случае уже к концу июня был отдан противоположный приказ – рассматривать красноармеек в форме как подлежащих пленению. Какой же смысл был бы сохранять после этого столь одиозный и потому спешно отмененный документ, как письменный приказ их истреблять, если он и был? Его имелись бы все основания немедленно уничтожить не только в штабах Остфронта (где уже с лета 1941 г. подлежали уничтожению даже копии сохранявшего действие и всеобъемлющего приказа о подсудности на Востоке), но даже и в наиболее высоких инстанциях (тем более, что они же и распорядились в конце июня брать красноармеек в плен). Если бы с таким уничтожением замешкались, то с приближением конца войны потребность в нем резко возрастала бы уже по мотивам «прятания концов в воду» перед лицом давно заявленных намерений союзников судить немецких военных и функционеров за военные преступления. Такое прятание в Германии достаточно широко пытались проводить в конце войны, а осуществить уничтожение приказа о женщинах, существуй он к тому времени в письменной форме, было бы намного проще, чем приказы о комиссарах или о подсудности на востоке (поскольку, во-первых, приказ такой степени одиозности, будь он даже изначально письменным, имел бы и в период своего действия, скорее всего, меньшее письменное распространение, чем вышеупомянутые приказы, во-вторых, будучи отмененным в самом начале войны, был бы несопоставимо менее востребован и, соответственно, неизмеримо реже отражен в документации. А уж если бы, скажем, в ОКХ он был спущен в письменной форме, а дальше передавался устно сверху вниз по инстанциям или и вовсе "сбоку", как разъяснения Мюллера от имени ОКХ 11.06.1941, то он и существовал бы в 1-2 экземплярах на самом верху, и уничтожить его не представляло бы никакого труда ни на каком этапе).
По всем этим причинам отсутствие выявленного письменного приказа высших инстанций о невзятии в плен красноармеек ни в какой степени не доказывает, что такого приказа не было вообще (в письменной или только устной форме).
Вернемся к директиве ОКХ по Остфронту от исхода июня 1941 г. о том, что красноармеек в форме надо считать как раз подлежащими пленению. Выше пояснялось, что эта директива не могла бы быть реакцией на эксцессуальные действия войск (включая самочинные приказы отдельных низовых командиров), имевшие место ПОСЛЕ начала войны - на соответствующий оборот информации снизу и реакции на нее сверху просто не хватило бы времени в рамках 22 июня - конца июня (даже если не учитывать, что по содержанию - защите красноармеек от эксцессов войск - такая реакция была бы совершенно не в духе ОКХ). Неужели за несколько дней на Остфронте нашлись аналитики-обобщители, которые заметили, что имеющиеся там и сям расправы с женщинами-красноармейками или низовые приказы о таких расправах - не просто отдельные эксцессы, какие вообще часто с пленными чинятся, а целое явление, с которым надо бороться общими приказами по Остфронту с самого верха, сочли что, соответственно, от ОКХ и требуется специальный такой приказ, и сообщили об этом в ОКХ, и настолько эти сообщения произвели впечатление на ОКХ, что оно немедленно выполнило это их пожелание?
С другой стороны, если бы верховное командование накануне войны хотело по доброй воле дать войскам специальное распоряжение о том, что красноармеек _надо_ брать в плен, то, очевидно, оно и сделало бы это еще до 22.06, а не в конце июня. Существование красноармеек секретом для него быть не могло, тем более что вооруженные женщины-в/с РККА в форме участвовали в боевых действиях уже в финской войне.
Итак, распоряжение _брать_ красноармеек в плен в предвоенные намерения самого ОКХ не входило, но тем не менее оно такое распоряжение все же отдало в течение недели после начала войны, причем не в порядке реакции на эксцессы войск после начала войны.
Остается считать, что это распоряжение было реакцией на чьи-то требования, начавшиеся еще ДО начала войны - лишь в этом случае к концу июня такие требования могли бы возыметь успех.
Но сами такие требования могли бы возникнуть еще ДО войны только как реакция на уже полученное _противоположное_ распоряжение сверху - иначе с чего вообще требующим пришло бы в голову добиваться от ОКХ специального распоряжения брать красноармеек в плен _до_ начала боевых действий с эксцессами против этих красноармеек?
Иными словами, чтобы к концу июня ОКХ отдало на Остфронт специальное распоряжение считать, что красноармееек нужно брать в плен наравне с красноармейцами, нужно было, чтобы:
1. ранее имело место сверху противоположное распоряжение;
2. кто-то достаточно влиятельный из командиров Остфронта очень им возмутился и начал перед ОКХ настаивать на его отмене, и потратил на это достаточно времени;
3. и добился этого к концу июня 1941.
Кто был этот кто-то? В Нюрнберге и позднее было выяснено (в том числе по архивным документам), что Клюге и фон Бок добивались от верховного командования отмены или смягчения как приказа о комиссарах, так и приказа об особой подсудности на Востоке - причем активнее был Клюге, приводивший и Бока в движение. От остальных такой активности как будто не замечено. Естественно приписать именно им и настояния перед ОКХ по вопросу о женщинах. Но даже если это был кто-то иной, само наличие более раннего предписания верховного командования красноармеек в плен не брать вытекает из только что изложенных соображений.
Резюмируем. На основании всего сказанного ход событий представляется таким.
Гитлер вопрос о красноармейках ставил перед собой специально и занимал по нему принципиальную позицию, согласно которой их не следует допускать выживать в плену (эта его позиция стояла за директивой ОКВ от 6.03.1944 по уже плененным красноармейкам). Соответствующее распоряжение не направлять красноармеек в плен было отдано им для Остфронта (в форме, скорее всего, изначально устной или письменной только в первых звеньях передачи, что вполне вписывалось бы в известную немецкую практику), и приказ этот был доведен до рядовых еще до 22.06 (в частности, в частях Шарте и Шнайдера. Неудивителен тогда тот факт, что этот приказ был и до того, и до другого доведен офицерами как часть одного пакета с прочими, уже заведомо документированными распоряжениями командования по части пленения советских в/с [с приказом о комиссарах - от 6.06 - и с рекомендациями сурового обращения с пленными и сурового подхода к вопросам пленения вообще - от 16.06] - они и представляли собой части одного комплекса распоряжений свыше на этот счет. Разумеется, кто-то мог не пожелать доводить до своих подчиненных этот приказ).
В армии Клюге, однако, это распоряжение задержали на 10-20 дней, поскольку если в общем оно еще перед 22.06 было доведено до рядового состава, то в армии Клюге его только 29.06 отдали по корпусам, и то лишь тогда, когда вопрос о том, как все же обращаться с красноармейками, настоятельно встал перед его частями как занимающимися ликвидацией котлов (именно в инструкции штаба 4 армии о том, как обращаться с разными категориями окруженцев, коль скоро 4 армия этим занимается, и включено обсуждаемое распоряжение о женщинах. Сам тот факт, что его включили в эту инструкцию, показывает, что до того войскам Клюге не было известно, что женщин-красноармеек надо расстреливать, т.е. приказ об этом еще не был до них доведен). В этом ходе событий мы узнаем все независимо известные стороны отношения Клюге к преступным приказам: с одной стороны, он оказывал им противодействие, с другой - это его противодействие не достигало (да и не могло бы достигать) степени издания контр-приказов в нарушение имеющихся распоряжений сверху или иной отмены этих распоряжений. Дело могло идти о задержании этих приказов на некоторое время и выражении своего отношения к этим приказам. Ср.: принципиальный и переданный письменно во все войска приказ о комиссарах Клюге не отменял и не задержал на неограниченное время: свидетели потом показывали лишь, что он заявил, что этот приказ неприемлем, не должен выполняться, и много месяцев добивался его отмены (что само по себе показывает, что в его войска этот приказ в какой-то момент через его штаб прошел - иначе что так гнало бы его добиваться отмены этого приказа? Общий характер войны он себе прекрасно представлял, бороться против него в сферах, которые его, Клюге, и его войска не вовлекали, было бы совершенно бессмысленно даже для очистки совести), но никто не говорит, что он вообще так и не пропустил этот приказ в войска (задержания приказов еще могли иметь место, но вот не передать общевойсковую принципиальную письменную директиву вообще - это сказка, которую о себе потом могли рассказывать Гудерианы, в реальности такой возможности не было. А поскольку Клюге сам о себе вообще ничего рассказывать не мог, покончив самоубийством еще в 1944, а свидетели после войны не были заинтересованы в том, чтобы что-то сочинять в его пользу, то и говорили они лишь о том, как Клюге добивался отмены приказа о комиссарах, а не о том, что он его-де "не пропустил"). И действительно, в недавно выявленном документе разведки 4 армии Клюге сообщается, что за 22-27 июня покончено с 6 комиссарами ( http://vif2ne.ru/nvk/forum/files/Zhur/(150521181316)_87c616baf3c056f62e437d5f2ffc6c1a52d4c885.jpg ) ,п.6 - в 4 армии, значит, об этом приказе знали и желающие его исполняли (чего и следует ожидать независимо от любого отношения командарма к этому приказу).
Так и здесь - распоряжение о женщинах Клюге задерживал (что, кстати, не обязательно мешало каким-то его частям быть в курсе этого распоряжения по иным каналам), отмену его, как только она поступила, передать торопился (отмены этой, скорее всего, он же и добивался, см. ниже) - но вот пока его не отменили, при вставшей неотложно по ходу дела надобности все же специально дать инструкции подчиненным по соответствующему вопросу, подписал указание именно такое, какого требовало это распоряжение (правда, отдал он это указание, видимо, тогда, когда уже знал, что приказ ОКХ отменяет и что эту отмену в войска можно передать чуть ли не в одно время с самим указанием от 29.06 - потому, видимо, и торопились с передачей отмены; см., опять же, ниже).
Тем временем еще с какого-то момента до начала войны наряду с попытками Клюге и Бока добиться от верховного командования отмены или смягчения приказов о комиссарах и приказа о подсудности на востоке шли аналогичные попытки каких-то командующих добиться от того же верховного командования аналогичной отмены распоряжения по женщинам. Судя по всему известному о подобных попытках и вообще об отношении разных командующих групп армий Остфронта к преступным приказам, отмены распоряжения по женщинам должны были добиваться те же Клюге и Бок (если все же это делал кто-то другой, остается в силе следующее. Коль скоро 1.07 4-я армия Клюге передала в свои корпуса, что ее же приказ о женщинах от 29.06 отменяется как "ошибочный" и их надо брать в плен на основании разъяснения ОКХ, то ясно, что о том, что это разъяснение обсуждается наверху и то или иное решение придет со дня на день, в штабе 4 армии должны были знать и за дни до того. Т.е. приказ от 29.06 отдавался на фоне таких обстоятельств: что-то войскам надо сказать по этому вопросу уже сейчас, оттягивали этот момент и без того долго, а ныне вопрос встал во весь рост в связи с ликвидацией котлов; сказать же это "что-то" войскам можно только не в противоречие действующему пока распоряжению командования; если командование оставит это распоряжение в силе, то ничего все равно не поделать, если же его отменят, то отмена придет со дня на день и ее можно будет довести до войск практически одновременно с самим нынешним разъяснением от 29.06 - а саму эту отмену 4 армия как мы помним, поторопилась передать в войска как можно скорее, на неделю ранее прочих командиров).
В отличие от приказа о комиссарах, отмены которого, и то частичной, Клюге вполне удалось добиться лишь в 1942 г. (но все же удалось), и в отличие от приказа о подсудности на востоке, отмены или смягчений которого Клюге и Боку не удалось добиться вообще, отмены распоряжения о женщинах к концу 20-х чисел июня добиться удалось - ОКХ отдало директиву брать их в плен. Возможно, это произошло потому, что ОКХ (т.е. Браухич) вообще иногда проявляло чуть большую умеренность, чем ОКВ (Кейтель - Йодль с непосредственно стоящим за ними Гитлером), а данное распоряжение по женщинам было слишком уж одиозно. Браухич, как известно, внес от себя к приказу о комиссарах дополнения от 8.06, которыми он надеялся несколько урезать и смягчить его действие (по крайней мере, в своем собственном воображении - реального толку от этих дополнений быть не могло; разве что командиры могли взять на заметку, что Браухич, видимо, не очень сочувствует этому приказу, по крайней мере в полном его объеме, и смутно намекает на это несочувствие своими дополнениями и самим их фактом - для тех, кому было бы интересно замечать подобные намеки и придавать им значение. Тем не менее дополнения он все-таки издал, см. их текст, напр., в http://army.armor.kiev.ua/hist/prik-komissar.shtml /* - http://wyradhe.livejournal.com/325892.html?thread=9966340#t9966340 /). Иногда и самого Гитлера можно было уговорить взять какое-то свое намерение по части преступных приказов назад - например, летом 1944 Гитлер захотел, а в марте 1945 попросту отдал приказ ОКВ издать общий приказ об уничтожении летчиков англо-американской стороны, участвующих в налетах, в случае их захвата, но в первый раз его отговорили ОКВ и Геринг, а во второй раз и Кейтель, и Йодль просто завопили (до финала было рукой подать, и брать на себя такой приказ им не улыбалось - этим они топили бы себя и перед англо-американцами ), Геринг снова был против, и приказ опять не был издан.
В случае с красноармейками, видимо, Клюге и Бок (или иные высшие командиры Остфронта, что на порядок менее вероятно) добились через ОКХ отмены предписания о красноармейках и замены его на противоположное соответствующей директивой ОКХ. В течение первые примерно 10 дней июля эта директива должна была дойти до большинства рядового состава Остфронта. 4 Армия ее переправила в свои части 1.07 с обозначением предыдущего приказа как "ошибочного", т.е. выработанного (кем-то) в фактическое нарушение каких-то приоритетных требований (а выработавший-де не заметил, что он этим означенные требования нарушает). Кто совершил эту "ошибку" и по отношению к каким приоритетным требованиям, при этом не оговаривалось: хочешь, считай, что сама 4 армия, хочешь - что какая-то вышестоящая инстанция...
Таким образом, распоряжение не направлять в плен захваченных красноармеек действовало не более двух - двух с небольшим недель от начала войны, и было заменено на противоположное директивой от конца июня. Поэтому это распоряжение в итоге и "засветилось" в массиве выявленных материалов неизмеримо меньше, чем приказ о комиссарах или приказ об особой подсудности на востоке.
Однако общие приказы ОКВ и ОКХ от 17.07 и 25.07 о пленении и отношению к пленным фактически дополнительно развязывали войска руки для любого произвола по отношению к любым захваченным советским в/с (для чего эти приказы и издавались), так что отдельные (видимо, немногие) низовые командиры, отталкиваясь от этого, и потом отдавали специальные распоряжения захваченных красноармеек уничтожать, не отправляя в плен (см. примеры в первом посте по теме, п.5.2), а самочинные расправы такого рода без приказов были крайне часты. Большинство же войск и командиров в своих официальных рапортах и приказах не посягали на директиву ОКХ о пленении красноармеек прямо (см. опять же примеры в первом посте по теме, п.6-7).
В марте 1944 Гитлер, однако, вернулся к этому вопросу и пожелал по возможности уничтожить поголовно плененных и пленяемых красноармеек (путем передачи их уже из лагерей в руки РСХА), и в несколько урезанном виде это намерение было оформлено приказом ОКВ от 6 марта. Эта мера стоит в том же ряду, что лихорадочная кампания по ликвидации венгерских евреев на том же этапе - Гитлер хотел добрать по части исполнения своих принципиальных планов такого рода, пока еще возможно - уже ясно было, что возможностям этим не так уж долго оставаться в силе.
Хотя обязательному призыву на военную службу в России подлежали только мужчины, женщины медицинских или технических профессий также могли быть призваны в армию.
После поражений первых месяцев войны, связанных со значительными людскими потерями Красной Армии, с весны 1942 года началась массовая мобилизация женщин. Особых требований к годности не предъявляли, достаточно было нормального уровня здоровья. И было еще одно требование: бездетность. При этом недостатка в желающих заполнить места для "женских" боевых единиц не было: множество девушек шли служить добровольно.
"Там говорили: защищай свою Родину, защищай свой дом, свой двор, свою семью", — объясняет Марго Бланк (Margot Blank), научная сотрудница музея Карлсхорст в Берлине. К тому же, Сталин придавал большое значение военной подготовке гражданского населения в аэроклубах и в военных кружках на предприятиях. Там женщин призывали активно участвовать в военной подготовке, тренируясь на будущих летчиц, пулеметчиц и т.д. И женщины включались в эту работу.
Правда, армия не всегда была готова к приему большого количества военнослужащих женского пола. Только что мобилизованным красноармейкам выдавали брюки, рубахи и ватники мужских размеров. Некоторым девушкам доставались сапоги на пять размеров больше, чем нужно, и они стирали себе ноги в кровь. Бюстгальтеры и трусики часто приходилось шить самим — как правило, из портянок. Средств гигиены или гинекологического надзора в первые годы войны тоже не было. Не было предусмотрено, что враг зайдет так далеко и что отпор ему придется давать сотням тысяч солдат-женщин.
На ускоренных курсах женщины должны были овладеть основами боевой подготовки. Более половины из них попадали в санитарные подразделения, часто для этого хватало двухмесячной подготовки. Приблизительно 200 тысяч женщин, служивших в противопехотной и противовоздушной обороне (ПВО), где они выполняли обязанности наблюдателей, связистов или тыловиков, считались готовыми к службе уже через шесть недель подготовки. Только женщины-пилоты и снайперы обучались дольше: например, в саратовском летном училище или женской школе снайперов в Вишняках.
Среди них была и 25-летнтяя работница сталелитейного завода Анна Егорова. В начале войны она стала летчицей в эскадрилье, где служили и мужчины, и женщины. Но в октябре 1941 года Сталин приказал сформировать три летных полка специально из женщин-летчиц. Это были единственные полки Красной Армии, где служили исключительно женщины. Летчицы совершали дерзкие боевые вылеты на самолетах По-2 (названы так были в честь разработчика самолета, конструктора Николая Поликарпова — прим. ИноСМИ). Это были построенные из фанеры и обтянутые льняным полотном машины, которые в случае попадания зенитного снаряда мгновенно загорались. Так как летчицы часто совершали боевые вылеты под покровом ночи, солдаты вермахта прозвали их "ночными ведьмами".
Фронтовая реальность, с которой вскоре столкнулись 40 процентов призванных в армию женщин, вызывала у многих из них шок.
"Страшнее всего был первый бой. Небо гудит, земля гудит, кажется, что сердце вот-вот разорвется, а кожа лопнет. Я никогда не думала, что земля может трещать. Все трещало, все ревело и стонало. Земля тяжко вздыхала. Это было больше, чем я могла выдержать", — рассказывала впоследствии Ольга Омельченко белорусской писательнице Светлане Алексиевич, автору Книги "У войны неженское лицо".
Если женщины-солдаты попадали в плен, то там они сталкивались с жуткой ненавистью. Еще до подписания Брестского мира в 1918 году немцев приучали презирать воевавших против них "большевичек". Им приписывали страшную аморальность. "Немцы думали, что если уж русские женщины берутся за оружие, то это, наверняка, самые фанатичные большевички", — объясняет Марго Бланк. Русских женщин в военной форме представляли как антипода идеального образа немецкой женщины — жены и матери. Нацистская пропаганда пренебрежительно называла женщин Красной Армии "бабами с винтовками" и представляла их фанатичными вырожденками.
Гюнтер фон Клюге (Günther von Kluge), главнокомандующий 4-ой армией, сразу же после нападения на Советский Союз отдал приказ расстреливать попавших в плен женщин в военной форме. Лишь несколько дней спустя этот приказ был отменен, а командиры войсковых частей получили распоряжение "рассматривать женщин в военной форме, захваченных в плен с оружием или без, как военнопленных". На партизанок это распоряжение не распространялось.
Немецким солдатам женщин-военных представляли монстрами
Тем не менее, солдаты вермахта совершали в отношении красноармеек военные преступления, при этом целенаправленно. В одном из приказов по 4-ой танковой дивизии от осени 1941 года говорилось: "Коварных и жестоких партизан и баб-вырожденок с винтовками следует вешать на ближайшем дереве, а не отправлять в лагеря для военнопленных". Женщин-военнослужащих немецким солдатам представляли как монстров, многие из них подверглись сексуальному насилию.
Некоторые красноармейки видели последствия преступлений немцев своими глазами: "Одна из наших санитарок попала в плен. Днем позже мы отбили деревню и нашли ее: глаза выколоты, груди отрезаны. Они ее посадили на кол. Было ужасно холодно, она была невообразимо белой, а волосы были совершенно седыми. А ведь ей было всего 19 лет", — рассказала бывшая красноармейка писательнице Светлане Алексиевич.
На крайний случай женщины-красноармейки оставляли две пули — чтобы убить себя наверняка, если "с первым патроном выйдет осечка". Снайперы Наталья Ковшова и Мария Поливанова, когда их пытались взять в плен, подорвали себя и окруживших их немецких солдат ручной гранатой.
"Отношение к советским военнослужащим женского пола, попавшим в руки солдат вермахта, определялось, прежде всего, ситуацией на фронтах, интенсивностью предыдущих боев и произволом воинских частей, бравших женщин в плен", — пишет историк Феликс Рёмер (Felix Römer) в своем труде "Гендерное насилие. Вермахт и ‘бабы с винтовками’ на восточном фронте 1941/42". (Gewaltsame Geschlechterordnung. Wehrmacht und "Flintenweiber" an der Ostfront 1941/42).
Расстрел или концлагерь
Лишь в 1944 году верховное командование вермахта разработало обязательные для исполнения правила обращения с пленным советскими женщинами: они должны были проверяться службой безопасности. Если их определяли как "политически неблагонадежных", то женщин из лагеря военнопленных удаляли и передавали службе безопасности. Это означало или расстрел, или направление в концлагерь. Если же они считались политически безопасными, то их посылали на каторжные работы. "Этим объясняется тот факт, что за исключением небольшого числа медицинских работников, в немецких лагерях военнопленных практически не было военнослужащих Красной Армии женского пола", — пишет историк Клаудиа Фрайтаг (Claudia Freytag) в одной из своих работ на эту тему.
Летчица Анна Егорова была одной из немногих женщин, попавших с лагерь для военнопленных. Ее самолет был сбит в августе 1944 года во время 227-го боевого вылета, и ей пришлось выпрыгнуть с парашютом вблизи Вархау за линией фронта. Егорова получила серьезные ожоги и ранения. После того, как ее нашли, советские военнопленные, шедшие маршем в лагерь Кюстрин, несли ее на руках. Там ее выходил русский военный врач, другие военнопленные, чтобы спасти ее, пошли даже на хищение медикаментов. В марте 1945 года лагерь был освобожден Красной Армией.
Медицинские работники, такие как Антонина Никифорова, попавшая в плен в октябре 1941 года на острове Сааремаа, имели сравнительно хорошие шансы выжить. "Как у военного врача в нее не было оружия. Она не была еврейкой, и поэтому прямая опасность ей не угрожала", — говорит историк Рамона Сааведра Сантис (Ramona Saavedra Santis), до ухода на пенсию занимавшаяся научной работой в Институте Восточной Европы Свободного университета Берлина. Медицинский персонал противника использовался вермахтом для ухода за больными. Никифорова должна была ухаживать за ранеными немцами, затем ее направили в госпитали для военнопленных в Эстонии и Литве и наконец в конце 1943 года — в польский пересыльный лагерь Хелм.
Судьба других была намного драматичнее. В июле 1942 года группа женщин-красноармейцев была захвачена в плен в захваченном немцами Крыму. В жару, без воды им пришлось преодолеть пешком 50 километров. Тот, кто пытался напиться у колодца, был застрелен. Женщины подвергались сексуальному насилию, евреек отсортировали и убили выстрелами в затылок. Приблизительно 200 выживших женщин поместили в переполненную тюрьму в Симферополе. Красноармейка Евгения Лазарева убеждала своих товарищей по несчастью: "С нами ничего не случится. Мы — красноармейки. Мы военнопленные. Помните об этом", — рассказывала позже одна из этих женщин.
Для женщин началась одиссея по разным лагерям. Они страдали от тифа, дифтерии и туберкулеза. Они завшивели, их военные формы были грязны или оборваны, но красноармейки все равно их сохраняли, чтобы подчеркнуть свой статус.
В лагере военнопленных Зост им предложили подать заявления: они должны были согласиться с тем, что их выпустят из лагеря военнопленных и направят на каторжные работы в Германию. Хотя была опасность, что их расстреляют, 200 красноармеек отказались от отправки на работу. В переполненных вагонах для скота их отправили в женский концлагерь Равенсбрюк.
"Это была мучительный переезд. И вот, наконец, Равенсбрюк. Был ясный, солнечный день. Яркая весенняя зелень, ряд берез и чистенькие домики. После трех дней в зловонных вагонах все это показалось нам сказкой. Но вот открылись ворота. Нас выстроили на лагерном плацу", — так описывает Антонина Никифорова свое прибытие в лагерь. Она тоже не захотела отказаться от статуса военнопленной и сначала попала в концлагерь Майданек, а в конце 1944 года — в Равенсбрюк.
Ее заставили работать в морге. Патологоанатом по профессии она должны была делать вскрытие трупов заключенных. Она использовала свои возможности на благо других: так Никифорова спасла француженку Мари-Клод Вайян-Кутюрье от смерти, спрятав ее в своем блоке. Вместе с другими советскими женщинами она спасла также участницу французского Сопротивления Николь Лотисье, которой грозила смерть от туберкулеза, и организовала ей место в спасательном транспорте Шведского красного креста.
Весной 1945 года ввиду приближения советской армии нацисты решили эвакуировать лагерь и погнали заключенных вглубь страны, что превратилось в "марш смерти".
Оценили 5 человек
13 кармы