Все демоны

На этот раз я незаметно для себя нагрузился основательно и, поднимаясь по лестнице, вынужден следить за выкрутасами ступенек под ногами и придерживать руками покачивающуюся стену. Поэтому, когда руки натыкаются на почтовый ящик, мне в голову приходит мысль, что неплохо было бы захватить по пути корреспонденцию, скопившуюся там за несколько дней, и которую я в спешке и лени не удосуживался вытащить.

Ключ от ящика, как обычно, затаился где-то в карманах и желает поиграть со мной в прятки. Я плюю на его заигрывания и выворачиваю дверцу. Секция чудом остается на месте, но цель достигнута — ящик открыт. Он битком набит газетами и журналами — всяческой макулатурой, которую я неизвестно зачем выписываю. Ведь на то, чтобы прочесть или хотя бы просто просмотреть все это, у меня абсолютно не хватает времени. Пачка изрядная, и я уже сожалею, что совсем некстати связался с ней. Но отступать я не привык и решительно выгребаю все из ящика.

После неудачной попытки закрыть дверцу ящика я, как матерый пират, устремляюсь на абордаж следующего лестничного пролета, но тут замечаю почтовый конверт, элегантно разлегшийся на освещенной ступеньке. Лежит он здесь издавна или же выпал, когда я пытался закрыть ящик, — этого я не знаю. Склоняюсь ко второму предположению. Поэтому, стараясь не терять третьей опоры, стены, тянусь за ним. Занятие это довольно рискованное. Того и гляди, как бы какая-нибудь особо ретивая ступенька не съездила по зубам. К тому же конверт упорно не желает даваться в руки, ловко ускользая меж пальцев в самый последний момент. Возможно, он хочет поиграть со мной в прятки, но я потакать ему не намерен.

— Кис — кис! — сюсюкаю я, стараясь задобрить его, запудрить мозги и заставить потерять бдительность, — иди сюда, не бойся. Я конверты не ем, чес-с слово!

Тот задумывается над моими словами. Улучив момент, хватаю его.

— Попался! — рычу злорадно. — Прощайся с жизнью!

Зажав конверт для верности в зубах, запихнув к нему в компанию остальные газеты, иду на приступ лестничного бастиона.

Знал бы я, что готовит мне судьба в этом конверте, ни за что бы не нагнулся. Гордо прошел бы мимо, несмотря на все его заигрывания. А к утру от него и следа бы не осталось. Пацаны изорвали бы ради хохмы. Или какая-нибудь в меру любопытная соседка прибрала бы его и попалась вместо меня на удочку. Увы, содеянного уже не вернуть!

Письмо оказалось адресованным мне, причем отсутствие обратного адреса указывало на его анонимность. Это меня слегка интригует. Захватив конверт, отправляюсь на кухню, где между двумя стаканами крепчайшего чая, принятыми для восстановления нарушенного баланса между душой и телом, распечатываю его и нахожу обычную почтовую открытку, которыми обставлены все почтовые киоски. На открытке наспех и непонятно набросано: «Кам. хр., 215, В325».

Это уже смахивает на сюжет из детективного романа. Я представляю, как кто-то неизвестный, преследуемый по пятам вооруженной бандой, прячет обличающие ее документы или сокровища в сейф, судя по всему камеры хранения, но пуля настигает его у почтового ящика, куда он, собрав последние силы, бросает шифрованное сообщение. Только почему оно адресовано мне?

Заглядываю на всякий случай в конверт, но ничего больше оттуда не выуживаю. Следы тайнописи на открытке также отсутствуют. Ничего странного в этом письме, собственно говоря, для меня нет. Существует определенная категория лиц, которые что-то знают, но не желают, чтобы их имя фигурировало в этом деле. Мне уже приходилось связываться с такими случаями, и, позвольте признаться, передачи выходили неплохие. И из этого можно слепить какой-нибудь жареный сюжетик.

Должен сказать, что я работаю режиссером на телестудии. Работа не пыльная, мне нравится. К тому же есть в ней что-то такое, что позволяет оптимистичнее смотреть на этот безумный мир и осознавать, что не напрасно портишь воздух своими миазмами. Потому-то я и специализируюсь на скандальной хронике. Выуживаю из жизни нашего заштатного городка острые моменты и выношу на всеобщее обозрение в субботней «Панораме». Эффект бывает иногда такой оглушительный, что сверху слышится громогласное рычание, и мое руководство рвет на голове волосы и издает приказы о моем увольнении. Потом все постепенно затихает. До очередного скандала. Без меня студия совсем бы захирела, Там это понимают и, скрипя душой, мирятся с таким положением вещей.

Сейчас мне надо бы лететь за этими документами, но воспоминание о лестнице низводит меня на грустные размышления. Потому я отправляюсь спать, решив заняться ими на следующий день.

...Я стою в толпе. Угрюмой безучастной толпе, сероликой, безмолвной, смирившейся в ожидании чего-то страшного и неизбежного. Воздух насыщен серым промозглым туманом, им же насквозь пропитаны наши тела. В тумане теряются люди. Не видно ничего. Только прямо перед нами смутно проступает стена и скат крыши конусообразного здания, такого же серого. И туман, и здание, и мы сами застыли в неподвижности, словно восковые фигуры. Ни дуновения ветерка, ни шелеста деревьев, ни шороха одежды. Застыли навечно. Только тяжелые гнетущие мысли, мурашками копошащиеся в голове, создают ощущение реального, не вымышленного присутствия. Да еще оживляют эту серую бесцветную картину алые сполохи, пробивающиеся сквозь туман сверху, с того места, где должен кончаться конек крыши. Эта неизвестность, тоскливое ожидание страшного суда невыносимо. Сломив сопротивление апатичного тела, я делаю шаг— другой в сторону, стараясь не терять из виду здание. Меня тут же окружает со всех сторон туман. Люди растворяются в нем.

Крыша у здания низкая, что позволяет мне без особого труда забраться на нее. Ползу вверх, к полыхающему размытому пятну. Пятно все ближе, яснее. Передо мной открывается отверстие, из которого вырывается столб багрового света. Застыв в изумлении и ужасе, смотрю вниз, не в силах оторвать взгляда. А там полыхает море огня, видны корчащиеся в нем тела, мелькают темные фигуры. Жар и запах горелого мяса доносится до меня, и я мгновенно покрываюсь холодным потом. Это же... И тут кто-то хватает меня за ноги и сбрасывает вниз, в огонь. Мелькает черная волосатая морда. Я падаю и ору благим матом...

Вскочив весь в поту, ничего не соображая, я ошалело таращусь в темноту. В ушах все еще стоит исторгнутый мною дикий вопль. Где я? Что со мной? Вокруг тишина и черное безмолвие. Ни времени, ни пространства. Я один в этом безмерном мраке. Впрочем, нет, не один. Кто-то неопределимый и жуткий присутствует рядом. Я чувствую его, и от этого чувства, липкого как страх, у меня по спине бегут мурашки.

Постепенно сознание проясняется, и до меня доходит, что я дома, в своей постели, а все остальное — кошмарный сон. Вот только ощущение присутствия в комнате кого-то чужого остается реальным. Это подтверждает блеклый круг света, ползающий по журнальному столику, что стоит у изголовья кровати. Я замечаю его боковым зрением, но ни повернуть головы, ни вскочить, ни заорать, чтобы спугнуть ночного гостя, не могу. Тело сковано по рукам и ногам какой-то неведомой силой. Даже взгляд — и тот отвести не в состоянии. Только безропотно слежу за тем, что творится на столике. А непрошеный посетитель неспеша перебирает бумаги. Его самого не видно, только газеты — одна за другой — подымаются и аккуратной стопкой укладываются в сторонке. Что-то неестественное, мистическое грезится в этих действиях. Гнездящийся глубоко внутри страх выступает наружу. Волосы на голове шевелятся сами собой, мозги вмиг очищаются от хмельной тяжести. Собрав в кулак все свои силы, пытаюсь сдвинуться, но не могу. Только мысли лихорадочно ворошатся в голове, пытаясь найти объяснение происходящему. От этого, от беспомощности стиснутого в коконе тела они кружатся все быстрее. Я чувствую, как подхожу к грани срыва, за которой беспамятство или сумасшествие.

И тогда, словно почувствовав мое состояние, свет гаснет. На меня валится темнота. Оцепенение исчезает. Падаю мешком на постель, зарываюсь в подушку и, укрывшись с головой одеялом, лежу, не в силах ни заснуть, ни решительно и смело откинуть одеяло.

Полудюймовое сверло впивается в затылок и принимается с визгом и скрежетом вгрызаться все глубже и глубже. Не в силах более терпеть, трясу головой и... просыпаюсь. Уже рассвело, и лучи солнца осторожно заглядывают в окно. Сверло исчезло, но визг и скрежет продолжаются. Постепенно звуки трансформируются в дребезжащий звон. До меня, наконец, доходит, что звонит телефон. Протянув руку, промахнувшись, все же зацепляю его и прижимаю трубку к уху.

— Серега! — узнаю голос Димыча, нашего оператора.

— Ну! — вяло буркаю я.

— Ты что, спишь еще?! — озмущенно орет Димыч.

— Не совсем. И не кричи так, у меня со слухом полный порядок.

— А со временем у тебя тоже порядок? Знаешь сколько уже?

— Время? — я бросаю взгляд на будильник, стоящий на журнальном столике. Стопка бумаг, лежащая на нем, вызывает какое-то смутное воспоминание, но я не обращаю на него внимание. — Со временем у меня тоже все в порядке. У тебя что, часы остановились?

В трубке слышится какое-то кудахтанье.

— Ладно, успокойся, — благодушно произношу я. — Сейчас полдевятого.

Кудахтанье прерывается, и Димыч опять орет. Опасаясь за сохранность своих барабанных перепонок, отодвигаю трубку на безопасное расстояние.

— Ты никак с утра уже тепленький? — надсаживается он. — К вашему сведению, сэр, уже десять. И вам давно уже надлежит быть в студии.

Чувствуя подвох, тянусь к будильнику. С ним все в норме, тикает исправно.

— Кончай свистеть, — я придаю голосу болезненное выражение. — Мне и без того тяжко. — Впрочем, особо притворяться нужды нет. Внутри меня гнездится дрожащая пустота. В голову забрался чугунный колокол и бухает там, сотрясая все внутренности.

— Да проснись ты, наконец! — децибелы Димыча впадают в резонанс с буханьем колокола, вызывая в желудке приступ тошноты. — Погляди в окно. День на дворе.

— Ну и черт с ним! — злюсь я. — По мне хоть день, хоть вечер — все едино. Не помрете там без меня. Пристал, как репей!

— Я бы не приставал, — снижает обороты Димыч, — да тебя тут разыскивают. С ног сбились. Шеф в ярости, грозит всеми карами небесными и земными.

— Что случилось?

— Да так, пустяки. Дело не в них, а в том, что тебя нет на рабочем месте. Опять по холке получить хочешь?

— А мне не привыкать. Ладно, сейчас приеду.

День начинается скверно и обещает кончиться еще хуже. Не желая искушать судьбу, соскакиваю с постели и суетливо мечусь по квартире, одновременно одеваясь, умываясь и завтракая, вернее, выпивая на ходу стакан холодного вчерашнего чая. Наручные часы, обнаруженные на кухонном столе, указывают на десять, что придает мне дополнительное ускорение. Все-таки подвел будильник, чего за ним раньше не замечалось.

На ходу запнув подальше какой-то конверт, валяющийся на полу и придающий ему неухоженный вид, я вылетаю из квартиры.

Как назло одним из первых попадается шеф.

— Мы, наконец, изволили появиться, — ехидно констатирует он и уже строго, с не сулящими ничего хорошего нотками в голосе добавляет. — Зайдешь после ко мне.

Почесав свою бедную шею, которой, судя по всему, сегодня крепко достанется, мычу невразумительно-извинительный ответ и ретируюсь в студию.

— Ну, что здесь стряслось? — накидываюсь на Димыча.

— Люди ждут. Представители общественности, так сказать.

— По какому делу?

— Наблюдали вчера над городом летающую тарелку.

— Чего? — я оторопело опускаюсь на стул.

— Тарелку, говорю, летающую видели. Неопознанный летающий объект, НЛО, понимаешь?

— Это я уже понял. Дальше-то что?

— А дальше ничего. Вот пришли, хотят поделиться впечатлениями.

— ... твою! — рычу я. — Стоило из-за какой-то паршивой тарелки весь сыр- бор разводить! Я уж подумал, что опять наверху зашевелились, а вы — тарелка. Тьфу!

— Ты не кипятись, Серега, — пытается успокоить меня Димыч.— Разве это не интересно?

— Может и интересно, но только не мне. У меня другой стиль работы. Да и была ли она вообще, эта ваша тарелка? Блажь!

— Ничуть не блажь. Многие видели. Нас уже с утра звонками достали. Даже из редакции звонили. Шеф дал указание сделать передачу.

— Па-а-шел он со своей передачей! Пусть сам делает. Я такой материал катать не буду.

— Не ерепенься, Серега, не накаляй обстановку. Давай, пошли. Я уже аппаратуру настроил.

— Дай сигарету, — устало прошу я.

— На, — вытаскивает Димыч пачку, — покури, успокойся и подходи. Я буду в операторской.

— А как снимать-то? — я уже затихаю. — У меня ни сценария, ни вообще каких-либо наметок.

— Делай, как обычно — экспромтом. Потом смонтируем.

— Дал вас бог на мою голову! — сплюнув, я тяжело поднимаюсь, — и тебя, и шефа твоего. Ступай на пульт!

— Ну вот, — хлопает Димыч меня по спине, — порядочек!

Съемочная площадка занимает обширное помещение, но из-за того, что две трети ее забиты телекамерами и различной бутафорией, сама она сузилась до размеров пятачка. То и дело спотыкаясь о кабели, извивающиеся на полу в разных направлениях, я пробираюсь сквозь эти катакомбы и оказываюсь на пятачке. Здесь уже стоит столик с креслами, ширмы подсвечены в соответствующей тональности, подведен микрофон и камеры. Я критически окидываю все это, заглядываю в видоискатели камер, слегка поправляю подсветку и остаюсь доволен. Димыч потрудился на славу. Вот только народа что-то не видать.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — кричу в никуда, вызывая гулкое эхо.

Слышится шорох, из-за розового слоненка выходят парень с девушкой.

— Вам кого?

— Вас, — не очень приветливо отзываюсь я. — Где остальные?

— Здесь еще старичок где-то бродит, — несмело отвечает девушка.

— А операторы где?

Она в ответ пожимает плечами.

— Димыч,— кричу я в микрофон, чувствуя, как на меня уже накатывает нетерпеливый ажиотаж съемки, — где ребята?

— Вставай, поднимайся, рабочий народ! — грохочет голосом Димыча динамик, включенный на полную мощь.

Из катакомб выскакивают взъерошенные Славка и Валерка. Физиономии заспанные. Вслед за ними появляется низенький испуганный старикан, весь в паутине.

— Опять! — накидываюсь на ребят. — Вы когда перестанете спать на рабочем месте? Всех уволю!

— Берем пример с начальства, — вытянувшись по стойке смирно, рапортует ухмыляющийся Славка.

— Поговори мне! Вот доберусь, всех твоих девок поразгоню, — свирепею я. — Будешь тогда по ночам спать, как все нормальные люди.

Славка недавно учудил — заснул во время прямой передачи в эфир. Димычу, как старшему, влетело за срыв передачи. Несмотря на это ни ему, ни мне не хотелось расставаться с этими вечно спящими как сурки, но никогда не унывающими ребятами.

— Вы отряхивайтесь и рассаживайтесь, — говорю я представителям общественности, — привыкайте к обстановке. Я погляжу, что получается, — и лечу в операторскую.

Димыч уже выставил на экранах мониторов экспозиции, и мы принимаемся совместно корректировать.

— Славка, наедь поближе. Валера, чуть правее. Куда ты залез, олух, в луч прожектора! — я в родной стихии и уже не чувствую тяжести в голове. Забываю о суматошном утре и предстоящей экзекуции у шефа. Передо мной — съемка, процесс творчества, создания из ничего той самой штуки, которая называется искусством.

Дед быстро осваивается и ведет себя спокойно, буднично. Девчонка все прихорашивается, стремясь попасть на экран во всей своей существующей и несуществующей красе. Зато парень внушает опасения. Побледневший, он сидит неподвижно, уставившись завороженным взглядом в объектив.

— Ну-ну, спокойнее, малыш, расслабься, — подбадриваю его. — Кушать тебя никто не собирается. Мы уже позавтракавши.

Девчонка исподтишка тычет его локтем в бок. Парень вымученно улыбается, но позу не меняет.

— Испортит съемку, — морщится Димыч.— Может без него?

— Нет, — отвечаю я, — массовости не будет. Я там по ходу дела встряхну его как— нибудь. Начинай сразу. Когда — поймешь. Ну, я пошел.

— Освоились? — спрашиваю, усаживаясь за столик. — Теперь можно немного поговорить. А ты не дрейфь! — хлопаю по колену начавшего опять бледнеть парня. — Лучше погляди, какая рядом деваха сидит симпатичная. И вообще, — обращаюсь уже ко всем, — никто вас пока не снимает. Сейчас посидим, поговорим, отрепетируем, а потом уже пойдет запись. Все, поехали. Добрый день! — обращаюсь я к объективу телекамеры. — Наконец-то и в нашем инфантильном городе начинают происходить невероятные события. Обычно о таких случаях мы узнавали из газет и по радио. И вот к нам пожаловала первая летающая тарелка, первый представитель инопланетных цивилизаций. Многие, вероятно, видели ее этой ночью, а тем, кто прозевал такое зрелище, советуем послушать нас и на будущее почаще поднимать глаза к небу, почаще отвлекаться от бренной суеты нашей жизни. Итак, у нас в гостях очевидцы этого события. Вот их мы и попросим рассказать. Представьтесь, пожалуйста, — обращаюсь к прекрасной половине человечества.

— Соколова Елена, — говорит девушка.

— Работаете или учитесь?

— Учусь в колледже.

— Расскажите, Лена, что вы видели, — я кидаю взгляд на окно операторской. Димыч показывает, что все идет отлично, запись началась.

— Мы с Олегом, — Соколова кивает на парня, — возвращались из кино. Поздно уже было. Ночь. На небе яркие звезды. Вдруг видим — низко, почти над самыми крышами домов что-то яркое, золотистое. Я сначала внимания не обратила, подумала, что это обычный прожектор, а потом присмотрелась, — а оно движется. Причем, перемещается рывками. Пролетит немного, остановится, затем снова движется. Словно ищет что.

— Это был неопознанный летающий объект? — прерываю ее монолог. — Что он собой представлял, кроме того, что был яркий и золотистый?

— Ну, — Соколова задумывается, — он был похож на шар...

— Эллипс, — вклинивается парень.

— Нет, шар, — возражает девушка. — Размером примерно с воздушный шарик.

— Эллипс, — упрямо повторяет парень.

— Так-так, — оживляюсь я и обращаюсь к парню, — Олег...

— Просто Олег. Смирнов. Мы с Леной вместе учимся.

— Значит вы, Олег, уверены, что объект был эллиптической формы?

— Ну да, какой же еще! — не обращает внимания Олег на демонстративно хмыкнувшую девчонку.

— Девчонка-то с норовом, — внутренне улыбаюсь я, — да и парень тоже. Тяжеловато им приходится при общении друг с другом.

— Вы зря спорите, молодые люди, — подает голос старичок. — НЛО бывает различной формы. К тому же они имеют способность выглядеть по разному даже для стоящих рядом людей. Есть свидетельства даже о таких случаях, когда один человек наблюдал его, а другой, находящийся рядом, ничего не видел. По-видимому, объект каким-то образом воздействует на зрительные и мозговые центры человека. В зависимости от своей индивидуальности тот видит соответствующую форму.

— Отлично! — думаю я. — Задействовался третий участник. Все идет как по маслу. Только бы срыва не вышло.

Димыч поднимает вверх большой палец. Тоже доволен.

— Расскажите о себе, — обращаюсь к старику.

— Варенуха Иван Савельич, — по-старинному жеманно склоняет голову дед. — Пенсионер и по совместительству руководитель городской сессии по аномальным явлениям.

— О, да вы профессионал!

— Скажу без излишней скромности — в какой-то мере да.

— Чем вы занимаетесь в секции? Расскажите, пожалуйста, подробнее. Нашим зрителям будет интересно узнать о существовании в городе такого неординарного клуба.

— Клуб у нас действительно необычный, — дед, похоже, затянет свою речь минут на пять. У меня появляется возможность передохнуть, и я откидываюсь на спинку кресла. — И народ у нас подобрался также непростой. Одержимый, можно сказать. Все, — а нас в секции одиннадцать человек — искренне верят в существование инопланетных цивилизаций, в посещение их кораблями нашей матушки Земли, в реальность контактов землян с пришельцами. Мы занимаемся сбором и классификацией случаев контакта, проводим анализ каждого случая, прорабатываем версии поведения человека и пришельца при контакте, пытаемся найти объяснение каждому факту контакта. Поддерживаем связь с секциями в других городах, ведем взаимообмен информацией. Наша секция зарегистрирована в Центральном Комитете по Энергообмену в природе. С ним у нас ведется деятельная переписка.

Слушаю Ивана Савельича с заинтересованным выражением лица, а в голове назойливо свербит какая-то мысль. Будто я должен вспомнить что-то, а что — забыл. И никакие усилия вытащить эту мысль наверх не дают ощутимых результатов. Только опять начинает бухать в голове колокол. Трудно делать заинтересованное лицо и кивать понимающе головой и в то же время думать совершенно о другом, хотя меня и нет в данный момент на экране. Но все равно лучше держать форму. Иначе можно не успеть переключиться, и тогда получится срыв.

Варенуха продолжает увлеченно рассказывать. В разговор включаются Олег с Еленой. Я спохватываюсь, что пора брать инициативу в свои руки.

— Итак, Иван Савельич, — направляю разговор в нужное русло, — вернемся к ночному событию.

— Событию? Ах, да, — Иван Савельич неожиданно переключается на меня. — А вы, Сережа, верите в инопланетный разум?

Я теряюсь. Вот он срыв! Я не готов к этому вопросу, но умудряюсь вывернуться.

— Честно говоря, я над этим не задумывался. Мне с ними встречаться еще не приходилось. Но я склонен к вашей концепции, — вру под конец.

На Димыча я не гляжу. Ни к чему читать укоризну в его глазах.

— Очень жаль, — говорит Иван Савельич, — что у вас нет убежденности. Вера зиждется на убежденности, а убежденность порождается фактами. Приходите к нам в секцию, и, смею уверить, убежденность у вас появится. Мы приглашаем также всех желающих, — обращается он к объективу.

— Итак, — продолжает Иван Савельич, — я сидел на балконе, дышал свежим воздухом. Было около часа ночи. Небо чистое, ни единого облачка. Звезды мерцают, красиво, загадочно. И вдруг она появилась. Откуда — заметить не успел. Оставалось только следить за ее движением. Между прочим, это был шар, — наклоняется он извиняюще к Смирнову.

— Куда же он летел? — поддерживаю я разговор.

— Двигался зигзагами и довольно долго, пока, наконец, не замер над районом пятихаток. Выпустил вниз еле видимый луч света.

— Интересно, что он там искал? — любопытствую я.

— По всей видимости, контактера. И, похоже, нашел, ибо, повисев там минут двадцать, шар вдруг сорвался с места и стремительно ушел по касательной в небо.

— Вот бы отыскать этого контактера и поговорить с ним, — мечтаю я вслух, и вдруг мысль, свербящая в голове, вырывается на волю. Ночь. Кружок света, ползающий по столику... Газеты, перекладываемые с места на место... Сковавшая меня неведомая сила... Внутри холодеет. Пятихатки — это ведь мой район! Луч от шара и круг света на столике. И по времени примерно совпадает. Похоже, контактер — это я сам, собственной персоной.

Дальнейшую передачу веду не наилучшим образом. Предположение, завладевшее мной, мешает думать и правильно строить диалоги. Задаю вопросы невпопад, сбиваю разговор. Вымучив себя и интервьюеров, отпускаю их, несказанно удивив тем, что передача записана, и нужды в них больше нет. Поднимаюсь в операторскую.

— Что с тобой? — встречает Димыч. — Так хорошо вел, а потом...

— Плохо мне стало, — падаю на стул, — заступило.

— Вижу, — качает Димыч головой. — Эх, женить тебя надо, Серега.

— Ой, — морщусь я, — только не это. И не сейчас. И вообще отстань от меня на часок-другой.

— А как же с просмотром?

— Не до него мне. Ломай, крути, монтируй сам, как хочешь, а я... — поднимаюсь я, — я пошел.

— Куда? — удивляется Димыч.— А шеф?

— Потом, — отмахиваюсь я. — Не до него мне.

— Что хоть сказать ему в случае чего? — кричит он вслед. Я не удосаживаю его ответом.

В квартиру вхожу как в логово зверя...

Фрагмент из повести. Весьма сожалею, но по указанию издателя вынужден публиковать произведение не полностью, а только фрагментами. Полный текст опубликован в книге "Фантастика. Все демоны. Чарка" - https://ridero.ru/books/fantas...