Цельная идея такова – что в середине 19 века и ранее проходил крупномасштабный слом сознания населения на части, при помощи, в том числе и церковных деятелей, потому как «программы народной культуры» прививались и распространялись через священников и так называемых скоморохов, что, в принципе, они где-то рядом. Они собирали «дразнения и присловия» чтобы выражаться на языке сельчан и их же программировать.
Часть первая. Язычество и Христианство действовали на народ заодно:
(Пишет в статье «Плясцы, гудцы, скоморохи»
А.Белкин, журнал «Наука и жизнь» за 1971№6)
«Но этими и иными способами, - читаем мы в «Поучении», - вводит в обман дьявол, всякими хитростями отвращая нас от бога, трубами и скоморохами, гуслями и русалиями. Видим ведь игрища утоптанные, с такими толпами людей на них, что они давят друг друга, являя зрелище бесом задуманного действа, а церкви стоят пусты»
Перетечение энергии людей из одного места в другое, скоморохи перетянули «одеяло» на себя.
Далее по тексту:
«Первое обвинение – это связь скоморохов с язычеством. Скоморохи – слуги дьявола, их игра бесовская, их действия не угодны богу. Слушать скоморохов, смотреть на их представления и тем более участвовать в них – едва ли не самый большой грех, который повлечёт за собой страшное наказание на том свете.
Второе обвинение: на игрищах «толпы» народа, «а церкви стоят пусты». Мы не сможем понять всего значения этих слов, пока не разберёмся в том, что такое игрища и какое место они занимали в жизни древнерусского человека. Когда-то игрища были неотъемлемой частью богослужения язычников. Их начинали, как правило, сразу после жертвоприношения. Постепенно игрища приобретали некоторые черты самостоятельности, их проводили независимо от языческих праздников, а потому народ продолжал собираться на них и даже тогда, когда память о языческих богах и о жертвоприношениях исчезла совсем. Церковь сама способствовала проведению этих праздников хотя бы тем, что приурочила все основные языческие праздники к своему календарю и этим как бы легализовала их. Церковь надеялась таким образом изменить характер празднеств, особенно праздничных игрищ и гуляний, но как раз здесь она потерпела одно из самых крупных поражений за всю свою историю»
«Необходимо учесть и то, что сам строй частушек создан для смеха и энергичного действия, это ёрничанье, насмешка, задорная пляска, драка…Необходимо сказать, что большая часть сокровенного знания у скоморохов подавалась часто под видом непристойностей, мата и фантастического баснословия, поскольку предназначалось для «пронятия» народа. По свидетельству Н.Костомарова(писатель, исследователь истории скоморохов), песни скоморохов были большей частью оскорбляющего стыдливость, их танцы были непристойны, наконец, их позоры также имели предметом большей частью что-нибудь соблазнительное и тривиальное».
Вот что говорит ещё один документ – «Слово о твари». Люди «во зле» живут, пишет древнерусский проповедник, не так, как завещал бог и апостолы. Но хуже всего, что они не желают знать, как надо жить, не хотят слушать «божественных словес». А стоит плясцам, или гудцам, или другим игрецам позвать на игрище или на какое-нибудь сборище идольское, то все устремляются с радостью и весь день стоят там, участвуя в позорище, а когда в церковь позовут, то люди позёвывают, чешутся, потягиваются и говорят: дождь, или холодно, или что-нибудь ещё. А на позорищах ни крыши, ни затишья, а дождь и ветер, но не все приемлют радуясь, позоры устраивая на пагубу душам. А в церкви и крыша и «заветрие дивно», но не хотят прийти на поучение»
То есть, судя по этому тексту видно очевидная борьба за влияния над умами народа, борьба за паству между скоморохами и церковникам, но изначально получается что скоморохи были выгодны церковникам, так как хотели охватить всех, по их логике – раз не идут в церковь, пойдут на скоморохов, скоморохи – побочное ответвление официальных проповедников, их борьба – липа, ведь проповедники замаскировавшись внушали тоже самое что и директивы главенствующей партии под видом пословиц, поговорок, песен, сказок, былин, то есть агенты внедрённые в народ, по принципу «Если народ не идёт в церковь, церковь сама придёт к вам»:
«Древнерусские артисты-скоморохи были не только распространителями фольклора, но и авторами многих пословиц, поговорок, песен, сказок и даже отдельных былин. А именно песни, сказки, былины церковь постоянно осуждала. Здесь одна из причин ненависти церкви к скоморохам. Здесь одно из оснований любви к ним народа… А кроме игрищ, были многочисленные бытовые обряды – пиры и братчины, в которых также активно участвовали скоморохи. Да и в обыденной жизни скоморох оставался очень заметной фигурой. Не только своим умением смеяться и смешить завоевал он любовь и уважение народа. Он мог пропеть и «серьёзную» историческую песню и былину, рассказать сказку. Из знаменитой былины о Добрыне мы узнаём, как этот богатырь, переодевшись скоморохом, поёт на свадьбе эпические песни. Исторические песни слышал от скоморохов иностранец Адам Олеарий, который путешествовал по Руси в первой половине XVII века. А вот слова автора первого научного труда по истории России В.Н. Татищева: «Я прежде у скоморохов песни старинные о князе Владимире слыхал…тако же о славных людях Илье Муромце, Алексие Поповиче, Соловье Разбойнике, Дюке Стефановиче и проч.». То есть об этих «исторических народных персонажах» иностранец узнал от скоморохов, а были ли они в действительности. А шутки, юмористические передачи «Вокруг смеха» и прочие (в обильности современности) – это своего рода «воцерковление».
Скорее всего скоморохи были не только «распространителями фольклора» а внедрителями нужного исторического «фольклора», ведь в былинах тот же Добрыня служил князю Владимиру, которого церковь сделала святым.
Часть 2. Д. К. Зеленин - этнограф, фольклорист, диалектолог, учёный корреспондент РГО (русского географического общества созданного в 1845г.):
Из биографии самого Д.К.Зеленина: «Десятый ребёнок в бедной семье сельского дьячка, по семейной традиции он поступил учиться на казённый счёт в Вятскую духовную семинарию (1892-1898), но продолжать духовное образование не стал. Почувствовав непреодолимое влечение к науке, он на свой страх и риск, с двумя рублями в кармане в 1899 г. приехал в город Юрьев (ныне Тарту) и поступил на историко-филологический факультет Юрьевского университета. Студент Д.К. Зеленин записался сразу на несколько специальных курсов, посещал гораздо больше лекций, чем предусмотрено программой, недосыпал, так как вынужден был зарабатывать на жизнь частными уроками, статьями по краеведению…Воспитан я был в крайней бедности, - писал он в своём юношеском дневнике, - это обстоятельство развило мой характер, привязало меня к труду, сделало этот последний необходимою для меня органическою потребностью».
Здесь только остаётся позавидовать столь неуёмной энергии молодого студента Д. К. Зеленина: он мог практически выполнять невыполнимые задачи. Также далее, в биографии указывается, что явилось мотивом для непреодолимого влечения к науке: «Важным побудительным толчком, который направил Д.К. Зеленина по пути науки, стало, пожалуй, его знакомство с программой сбора этнографических сведений о крестьянских и городских жителях, которая рассылалась по городам и весям Российской империи сотрудниками Этнографического бюро…»
Еще любопытные сведения по учёному из биографии: «Начиная с 1925 г. до самой смерти жил он в этом помещении, которое, пожалуй, нельзя было назвать жилой квартирой, скорее оно напоминало музейное хранилище…Трудно описывать жизнь учёного: как правило, она не богата событиями личной жизни. Жизнь Д.К.Зеленина – это его труды, около 300 статей и книг, работа, осуществить которую, казалось бы, под силу только целому научному коллективу…Он не имел ни семьи, ни личных близких друзей, кроме единомышленников по научным интереса. Наука была для него всепоглощающей страстью и смыслом жизни…умер Д.К.Зеленин в своём рабочем кабинете, за письменным столом, с карандашом в руке».
Что это была за программа, так вдохновившая этнографа – студента:
(корреспонденты должны были собрать сведения)
• О наружности и внешнем виде населения (?);
• О языке;
• О домашнем быте;
• Об особенностях общественного быта;
• Об умственных и нравственных способностях и образовании, в частности сообщать о «дразнениях» и «присловиях», о народных обычаях;
• О народных преданиях и памятниках – предлагалось собирать и записывать фольклор и сведения об архитектурных памятниках.
То есть государственная власть, как-бы законно правящая элита о «своём» народе всего этого не знала, не знала как даже выглядит внешне этот самый народ, никогда, за века главенства, ни разу не видели (возможно находились за некой стеной) и не задумывались какие у них внешне люди, как такое вообще возможно.
Тем не менее, возможно самый правдивый репортаж одного из местных священников, РГО приняло за «отписку»: «Жители села говорят ясно, твёрдо, отчётливо, благородно; язык их мало чем отличается от языка книжного», платье у всех не щегольское, но опрятное», «обычаев особенных не бывает». Для чего же тогда их программы и внедрение слов-паразитов, а естественно, по их основной программе: «Давайте сойдем и смешаем язык». Эту идею иллюстрирует следующий текст далее:
«Во время своих поездок по Великороссии, - вспоминал Д.К. Зеленин, - я пользовался всяким случаем – в вагоне железной дороги, на пароходе, на постоялом дворе в городе, в деревне, - чтобы вызвать местных жителей на разговор о присловиях… Узнав родину или местожительство своего случайного знакомого, я «сыпал» ему присловьями о данной местности, иногда подшучивал над необидчивым собеседником и чаще серьёзно спрашивал его, говорят ли у них так-то и так-то….Прочитав существующие сборники присловий, я знал массу их наизусть, почему и мог «сыпать» ими. В ответ мне случались новые присловия: русский человек вообще любит поострить над «ближним», особенно этим отличаются мещане, торговцы и «фабричные», которые благодаря своим скитаниям и обращению с разным народом, часто обладают замечательно богатым запасом присловий, чуть ли не о всех местностях Руси великой».
Из этого небольшого абзаца узнаём сразу целую череду нелепиц и абсурдов, таких как:
• Русский человек «любит острить над ближним», и относится к категории скитающихся странников по своей стране класса фабричных, мелких торговцев и мещан;
• Д.К.Зеленин уже в поездках знал кучу «присловий» любых местностей из существующих сборников присловий, он их распространял, а не собирал;
• Программировал всех своих собеседников, то есть «сыпал», как он выражается, на них присловия, чтобы те, по цепочке, в своих родных краях и деревнях их распространяли на свой круг общения.
Фрагментирование сознания народных масс происходило и происходит не только «присыпкой» обычаев, говорами, смешением, словесными формулами и прочим, а ещё и осмеянием чести, убеждений, морали, всего что выходит за грани обыденности, и того круга, что «фольклористы» очертили народу:
«Мне нравится, - писал он в юношеском дневнике в 1897 году, - в науках, и где угодно – одно только жизненное… Отвлечённая наука всегда будет иллюзией, утопией. Главное внимание надо обратить на жизнь людей… рубрики, в частности такие: Кого любить? Любить ли богатую? Общий взгляд на богатство и бедность. Игранье (взаимное ухаживание). Костюм. Солдатство. Вино. Из практической философии. Юмористика и др… В теперешних частушках, - замечал учёный, - мы видим бодрый взгляд вперёд. Здесь нет запуганности и принижающей веры в слепую силу рока; здесь мы видим свободный выбор и взаимные ухаживания «милки» и «милёночка» (телка и телёнок), ведущие к браку по любви».
Даже книга, которая сделала его известным «Русская (восточнославянская) этнография» вышла в Германии на немецком и не была переведена на русский язык, но, тем не менее, считалась «наиболее авторитетной и популярной книгой по этнографии русских, украинцев, белорусов», и была написана под вдохновляющим руководством М.Фасмера, автора «Этимологического словаря русского языка». Чего только стоят такие перлы, как: «Братчина(тоже самое жертвоприношение «троецыплятница», только для женщин), магический обряд – угощение вскладчину, совместное вкушение членами общины первой добычи, как символ того, что «все они будут иметь подобную же добычу» Здесь охотники (предположительно считающие себя русскими) наглядно сравниваются с шайкой злобных волков – хищников, одержимых к тому же «магией». Или «рубленые - обыденные» (в смысле чересчур скоро построенные при помощи магии или, возможно вообще виртуальные) храмы построенные «всем селом» за четыре часа ночью.
Часть 3. Сказочно-словесные методы фрагментирования повествований сказов.
«Медлить с собиранием нельзя: Россия – последняя страна в Европе, кроме, может быть, балканских государств, где старая народная сказка ещё не вымерла и не заменилась новыми формами словесности»
1. Повторение одних и тех же эпизодов, кочующих из сказки в сказку (в основном брак смертного с небожительницей). «Например, в эпизоде посещения героем избушки Бабы-Яги формула пути сменяется «формульным» описанием избушки, затем традиционным рифмованным обращением к ней и т.д. Здесь хочется отметить словами из книги «Сверхновый завет»: «Для того чтобы внушить массовому сознанию ощущение реальности некоего факта, события или явления, традиционно используется такой приём, как признание его: древним, традиционным, сакральным, общепринятым, общепризнанным, научно-доказанным»;
2. Устойчивые-готовые «традиционные рифмованные словесные формулы. Например: «Конь бежит – земля дрожит; в левое ушко залез – в правое вылез;
3. Приём описание предмета через его функцию. «Эту булку голодающий, - говорит царь, оценивая работу снох, - если кто три дня не ел, так поест» и т.д.;
4. Насыщенность глаголами, описание поведения героя, постоянно находящегося в движении. «Все эти действия легко представить и столь же легко описать в виде последовательно присоединяющихся друг к другу глаголов, повествование строится на примитивном склеивании, которое напоминает движение от одного конкретного «кадра» к другому. Например: «Поймал коня, поставил в конюшню, задал овса и сена, коня стал гладить, а сам повесил голову». «Так возникает конкретно-бытовая живость образа, его осязательная пластичность. Действия героев как бы раскадривываются, членятся на ряд представимых действий – движений».
5. Повторы самых разных типов. «Из глагольных цепочек в типовых ситуациях образовались и формульные конструкции: например, для описания пути героя сложилась формула пути двучастная или трёхчастная: Ехали, ехали, приехали; пошёл, шел-шел, пришёл; Вася вперёд поехал…Поэтике сказки, её стилю свойственны повторы самых разных типов: от одного слова до целых эпизодов. Разновидностью такого повтора является числовое соответствие, которое находим в сказочных описаниях: «За триста морей, за триста земель…» «Шесть волнов ударило на море – из воды выходит шестиглавый Идолище»;
6. Обрисовка природы с помощью ступенчатого сужения образа. «Цепочное присоединение сужаемого образа перечисляемых объектов ландшафта: «Приходят до такового моря: у этого моря стоит терем, у этого терема стоит столб, на стобле подписана подпись: «Если один, одна ночь, а если трое, так три ночи ночевать»;
7. Знаковый язык жестов. Поведение героев описывается таковыми жестами, например так: «Взять за руки»; «Попросить руки и сердца»; «Теперь уже я подала белую руку, - говорит героиня, - назвалась невестой».
8. Чувственная сфера и эмоции персонажей передаётся через условный язык жестов. «Например, жест уныния – «голову повесил»: «Поутру молодец проснулся, хватился: под ним ковра-самолёта нет! И сел он на лавку, повесил голову». «Приезжает в царские луга, коня пущает, сам сел на лужок, повесил головушку».
«Эмоции, выражаемые через внешнее движение, пластику, жест, более выразительны, наглядны, чем их простое называние. Жест поздно спохватившегося человека: «Он себя за бородку схватил: «Ну, я отдал единственного сына!» Подобно показаны эмоции гнева, испуга и прочие».
Такие выражения эмоций приближают сами порывы души в фикцию и спекталь, скомороший вертеп, лишают настоящей жизни души. Задача пропогандистов чтобы человек не верил ни в свои чувства и эмоции, (а верил их подобиям), не верил глазам души, судил и жил не внутри, а как-бы изнутри, внешнего круга событий вывернутого наизнанку мира, чтобы в итоге получилось как-то так: «Для наших предков неодушевлённые предметы, звери, человек были как будто бы существами одного типа (?)…Персонажи превращаются в булавочку, в кольцо, в колодец, в дерево, в лес, в церковь, в бурю, в жару, в звезду, в дракона, в голубей, коней, пчёл, ерша и т.д.»
Несложно понять что значит у чертей "наши предки были с неодушевлёнными существами одного типа" - для них это так и есть, а проецируя своё собственное состояние на нормальных людей, у них получается так: что опуская человечество на уровень животного - означает гармонию людей с этим самым животным строём психики в самом себе.
«Главные образом крестьянский строй жизни создаёт обстановку сказки…Поэтому лица различных сословий и общественных положений, так же как чудесные и таинственные существа, живут, действуют, размышляют и мечтают по-крестьянски, - к такому выводу пришли исследователи на материале Пермских сказок»
Но, главным образом составители этих генно-модифицированных сказок желают чтобы так жили и размышляли именно русские люди – крестьяне, сами они придерживаются иного мировозрения. Практически все методы словесной пропаганды и внушений выше описанные можно с лёгкостью обнаружить в современных сериалах для массового потребителя. К этому же можно причислить, так называемую теорию мироздания – игры. Ведь если следовать этой теории – то создатели её просто хотят уйти от ответственности перед всем тем злом (мол раз весь мир игра - то и выйдут сухими из воды и отвечать ни за что не следует, всех нужно простить и понять), которое они создали своей словесной каббалой. Хочется ответить им словами Бунина напечатанными всё в той же биографии этнографа Д.К.Зеленина: «…Всему свой срок, - миновала и для нас сказка – отказались от нас наши древние заступники, разбежались рыскучие звери, разлетелись вещие птицы, свернулись самобраные скатерти, поруганы молитвы и заклятия, иссохла мать-сыра –земля, иссякли животворные ключи – и настал конец, предел Божьему прощению».
Оценили 0 человек
0 кармы