Когда бабушка умерла, её дом в селе перешёл по наследству моей матери. Дом был старый, но добротный — двухэтажный, с мезонином, построенный ещё до войны её отцом, моим прадедом. С тех пор его никто по-настоящему не ремонтировал. Жили в городе, а туда приезжали разве что летом. Когда бабушки не стало, мать хотела всё продать. Но я настоял, чтобы мы съездили и посмотрели, можно ли восстановить, хотя бы как дачу. Это было в 2006 году.
Дом стоял почти на отшибе, на высоком берегу, за рекой, под самой опушкой. Забор развалился, окна выбиты, всё поросло лопухом. Пробрались с трудом, открыли — внутри пахло плесенью и старым деревом. Пока мать возилась с бумагами, я пошёл наверх, на чердак. Там было полно хлама: тряпки, обувь, стеклянные банки, свёрнутые ковры, какие-то ящики. И посреди всего этого — толстый тёмный альбом. Переплёт кожаный, местами рассохся, но крепкий. Я открыл его, и первое, что увидел — выцветшая фотография с надписью карандашом: «Лето 1929-го».
Альбом был весь в снимках. Люди на фоне дома, в огороде, у реки, возле старого амбара. На некоторых — мой прадед, молодой, в светлой рубашке, с аккуратной бородкой. Сначала мне даже не верилось, что это он. У него было немного фотографий при жизни, но здесь — десятки. Даже цветных несколько, скорее всего, вручную раскрашенные.
Я спустился и показал альбом матери. Она смотрела долго, всматривалась, что-то вспоминала. Некоторые лица узнавала, других — нет. Много снимков сделано в начале тридцатых, потом — ближе к сороковому. Я спросил, кто всё это снимал, ведь фотоаппаратов тогда почти ни у кого не было. Она только плечами пожала: «Может, у прадеда был. Он, говорят, в молодости всем интересовался, даже электричество сам провёл, до прихода районных электриков».
Но дело было не в этом. Где-то ближе к концу альбома я наткнулся на снимок, который запомню, наверное, навсегда.
На нём — большая группа людей на фоне дома, летом, все в светлой одежде. В центре стоит прадед, уже пожилой, слева — две женщины, одна держит ребёнка. И чуть в стороне — человек, которого никто из нас не узнал. На нём странный блестящий костюм, какой-то гладкий, будто из тонкого металла или резины. Голова не закрыта, но глаза — в тёмных очках. В руках — прямоугольный предмет. Маленький, тонкий, с тёмной блестящей поверхностью. Он смотрит в него, наклонив голову, словно что-то читает или проверяет.
Я сперва подумал, что это шутка. Или фотомонтаж. Но снимок был сделан на плёнку, без следов вырезок, клея, пересъёмки. Мы отнесли альбом в город, в одну мастерскую по реставрации. Там подтвердили: фотография настоящая. Плёнка — довоенная. Бумага старая, настоящая. Никаких вмешательств.
Я показал фото одному знакомому из местного музея, он сказал: «Это либо розыгрыш, либо какой-то театральный костюм. Но в деревне? В 1938 году?» По его словам, такие очки, как на мужчине, в СССР не появлялись до середины 60-х, а материал костюма вообще больше напоминал что-то современное...
ИСТОЧНИК:
На старой фотографии из деревни Клинцы 1938 года мы увидели человека со смартфоном в руке — экспертиза подтвердила подлинность
https://dzen.ru/a/aFPJpRHVQUaOBn0D
Оценили 5 человек
9 кармы