Михаил Делягин: Логика выживания финансовых спекулянтов проста и страшна одновременно

Как появился главный глобальный проект современности — обнуление цивилизации

Михаил Делягин Михаил Делягин

Михаил Делягин: Логика выживания финансовых спекулянтов проста и страшна одновременно

Фото: AP/TAСС

С момента формирования рыночных отношений история мира определяется борьбой двух необходимых рынку ключевых сил: финансовых спекулянтов и производителей.

Их интересы строго противоположны.

Первым нужно максимальное дробление любой власти, чтобы ее можно было купить, и купить недорого. 

Еще нужна нестабильность — так как спекулянты создают свои капиталы на непредсказуемых для профанов скачках конъюнктуры.

Вторым нужны стабильность и максимальные пространства, объединенные едиными правилами: то, что нужно обычным людям.

Финансовые спекулянты по самой своей природе объективно являются врагами любого народа. Это делает их более уязвимыми — и более энергичными.

Развитие информационных технологий прямо сейчас, на наших глазах и с нашим участием завершает эпоху доминирования рыночных отношений. 

Ведь главный элемент новой эпохи — информация — по своей природе является общественной, что прямо противоречит основе рыночных отношений: частной собственности.

Сердцевина современной экономики — инвестиционные «фонды фондов», определяющие судьбы не менее чем половины мира, — владеют друг другом, находясь во взаимной собственности.

Частная собственность сохраняется на периферийном и национальном уровнях, но на мировом уровне (в условиях распада глобальных рынков) лишилась не только защиты, но даже и легитимности.

Рынок исчезает и потому, что глобальные монополии, вырвавшись из-под контроля государств, повсеместно завышают цены — делая обмен, как правило, неэквивалентным и, соответственно, нерыночным.

Наиболее явные следствия тотального завышения цен глобальными монополиями — падение уровня жизни масс людей и кризис заведомо безвозвратных долгов (сделанных для покупки товаров этих монополий) — являются лишь внешними проявлениями фундаментального слома основы мировой экономики: самих рыночных отношений.

Именно это отличает надвигающуюся на нас Глобальную депрессию от Великой депрессии, грянувшей в 1929 году: та проходила целиком в рамках рыночной парадигмы, эта вызвана ее исчерпанием и знаменует собой выход человечества из нее.

Этот выход будет осуществляться в новый, уже складывающийся мир цифровых экосистем и социальных платформ (то есть соцсетей, используемых для индивидуализированного управления массами людей: когда каждому человеку в массе алгоритмы доносят отдельное, ориентированное именно на него и обеспечивающее именно его подчинение послание, как это было во время коронавируса).

Это уже не только пострыночный, но и постинформационный мир, так как информация превратилась в инструмент управления. 

Она создается и доставляется не для познания мира, а для получения правильных поведенческих реакций. 

Управление этим постинформационным миром осуществляется искусственным интеллектом, непрерывно обучающимся на «цифровых следах», оставляемых его обитателями (или, как уже не раз видели исследователи, деградирующего в силу интеллектуальной деградации людей).

Постинформационный мир был создан финансовыми спекулянтами в отчаянной попытке избежать срыва в Глобальную депрессию, когда они лихорадочно инвестировали во все, способное хоть каким-то образом сформировать новый спрос, — в том числе и в создание соцсетей.

В результате их усилий впервые с момента формирования рыночных отношений возник принципиально новый тип капитала — цифровой.

 И его интересы оказались идентичны интересам производителей: ему так же, как и им нужны максимальные стабильность и пространства, живущие по единым правилам (просто чтоб не переписывать бесконечно алгоритмы под специфику каждой новой деревни, возомнившей себя самостоятельным национальным государством).

Будучи явлением пострыночной, постинформационной эпохи, цифровой капитал отрицает деньги, в частности, как инструмент управления: он управляет людьми индивидуально, на основе алгоритмизированной поставки каждому максимально адаптированных под его восприятие информации и эмоций.

Ненужность сути финансовых спекулянтов — денег — кладет им конец, превращая их в невесть что о себе вообразивших безобразно раздувшихся бесплодных и бессмысленных паразитов, подлежащих утилизации просто ради экономии ресурсов.

Финансовые спекулянты понимают это прекрасно — и напрягают все силы для выживания, уже став творцами нашего общего будущего. 

Ведь оно создается не грезящими о нем мечтателями, а теми, кого оно уничтожает и кому приходится поэтому напрягать все силы для создания мира, в котором им, — вопреки объективным тенденциям, — найдется место.

Сегодня глобальный финансовый спекулятивный капитал локализован в лондонском Сити. В США он слишком тесно связан с производителями и цифровым капиталом, что позволяет ему надеяться уцелеть, изменив свою природу, а в континентальной Европе он так и не развился ни во что самостоятельное. Англия же, в 90-е превратив себя в финансовый бутик, не оставила себе других значимых глобальных сил, кроме финансовых спекулянтов (а также, разумеется, спецслужб и Короны).

Логика выживания финансовых спекулянтов проста, как сама эффективность: раз им нет места в будущем — надо вернуть человечество в прошлое, для которого их разнузданные гедонизм и жестокость будут непредставимым раем гуманизма, и заново провести его путем как минимум последней половины тысячелетия, не допуская появления таких угроз, как марксизм, антиколониальное движение и социальные сети.

Чтобы вернуть мир в феодализм, надо уничтожить современную цивилизацию как таковую (разумеется, сохранив ее достижения для себя, любимых). 

Именно в этом смысл таких красивых терминов, как «глобальное обнуление» и «сброс настроек»: обнулять собираются не науку и профсоюзы, а электричество и антибиотики.

Попытка деиндустриализации при помощи климатического мошенничества и террора экологистов достигла лишь ограниченного успеха, однако разрушение экономик стран периферии «капиталистического ядра» поощрением финансовых спекуляций в ущерб реальному сектору, принуждением к открытости заведомо непосильной внешней конкуренции, а в ряде случаев и запретительным удорожанием кредита в целом удалось.

Но прежде всего для уничтожения цивилизации надо прежде всего разрушить ее основу — семью. Этой цели служит насаждение самых разнообразных поведенческих (и отнюдь не только сексуальных) девиаций в качестве новой нормы.

Надо обесценить социальную значимость знания, ликвидировав образование как инструмент формирования способной к саморазвитию личности и обеспечив наркотизацию молодежи (в Западной Европе употребление резко снижающей когнитивные способности марихуаны носит почти тотальный характер даже там, где она формально еще не легализована).

Эти задачи в принципиальном плане уже решены, — а остатки цивилизации можно смыть в унитаз истории новым Великим переселением народов, для которого целые регионы мира превращены в социальный ад в прямом смысле этого слова.

Идеологией разрушения цивилизации представляется усердно развиваемый и искусственно сконструированный Англией радикальный политизированный исламизм (не путать с традиционным исламом), являющийся, как мы видим и на улицах пока еще наших городов, человеконенавистническим обоснованием тотального террора и архаизации.

Футуроархаика как глобальный проект обречена на поражение не только потому, что человек не хочет вновь опускаться на четвереньки, но и в силу принципиально невозможности глобальных проектов в мире, распадающемся на макрорегионы.

Однако частичного успеха она все же добьется — и не только в виде превращения ключевой части Евросоюза в Союз еврохалифатов, но и в силу общего влияния на развитие человечества — в том числе и в виде общих усилий по противодействию ей.

https://svpressa.ru/blogs/arti...