Конец русской интеллигенции

Слой просвещенных людей, создавших нашу культуру, уходит в прошлое

Я всегда прислушивался к тому, что о нашей общественной жизни говорят великие художники. Они часто раньше политиков и политологов улавливают появление в обществе новых явлений, как позитивных, так и негативных. И когда выдающийся артист и писатель Сергей Юрский в интервью еженедельнику «Аргументы и факты» сказал, что интеллигенция как особый российский феномен «частью разложилась, частью – вымерла, частью – продалась» и ее надо «возрождать заново», то такой взгляд на вещи оказался мне близок. И о том, что это вполне осознанное мнение великого художника, а не походя сказанные слова, говорит его дискуссия на эту тему с известным писателем Сергеем Шаргуновым. Развертывая тезис «интеллигенции больше нет», Сергей Юрьевич говорит:

«Что такое то, что называлось словом «интеллигенция», которую я видел и знаю в ста городах? Причем каждый раз это был тысячный зал. Это было, я это все помню. А что сейчас? Я знаю, что сейчас интеллигенции нет как класса, как прослойки. Я убежден в этом. И актеру надо верить. Потому что я вижу конкретных людей». Интеллигенция – это «очень специфическая, очень русская, российская прослойка, по определенным причинам исчезнувшая. Потому что она вся, большей частью, стояла на научно-исследовательских институтах. Они были сердцевиной. Были еще учителя, врачи, инженеры, библиотекари и пр… Театр был очень важен для этого слоя. Он разрушился». И далее: еще со времен Пушкина «эта прослойка напоминала, что не всё в порядке в обществе, и надо об этом подумать. Именно такие люди являются тем бродильным элементом, который позволяет обществу быть живым, не окостенеть».

А еще Сергей Юрский говорит, что прослойка этих людей читала одни и те же книжки, их объединяли схожие интересы и схожий взгляд на мир. Это касается и декабристов, и разночинцев, и интеллигенции послереволюционного периода.

Сергей Юрский говорит, что интеллигенция читала одни и те же книжки, смотрела одни и те же спектакли и т.д. Да, это так или почти так и было. Новая книга или статья в журнале (реже в газете) или спектакль, в которых, обычно не напрямую, а между строк или подтекстом, высказывалась критика тех или иных сторон существующего режима, вызывала живой отклик у интеллигенции. Все друг у друга спрашивали, вроде того, читал ли он то-то и то-то в «Новом мире», «Иностранной литературе», «Юности», «Литературке», смотрел ли тот или иной спектакль в «Современнике», в театре на Таганке… По рукам ходил самиздат, а кухни превращались в место горячих дебатов по поводу бытия в стране суверенной, простите, социалистической демократии и потерявшей адекватность на новые вызовы несменяемой власти.

Прошлое нельзя вернуть

Вернуть прошлое, увы, нельзя, причем по многим причинам.

Во-первых, неудачные реформы начала 90-х обрушили промышленное производство, привели к ликвидации колхозов и совхозов. Наука понесла невосполнимые потери, а прикладная наука, связанная с производством, практически исчезла. В результате распались большие коллективы людей, соответственно распались и связи между ними. Передел государственной и общественной собственности привел к взрыву криминала, коррупции и резкому обвалу духовности и нравственности. Убийства и похищения людей ради завладения собственностью стали частой практикой 90-х. Друг ради завладения бизнесом мог заказать друга, а внук ради жилплощади – родную бабушку. Отчуждение в обществе стало знамением времени.

Во-вторых, ушла в прошлое и прежняя мотивация социальных отношений. Скажем, если раньше в деревне или в небольшом городке в той или иной мере еще оставались от крестьянской общины солидарность и взаимопомощь, когда, например, за бутылку водки (самогона) можно было вспахать приусадебный участок принадлежащими колхозу (совхозу) лошадьми или трактором или позвать соседей на помощь при строительстве дома, то теперь за все надо выкладывать деньги. Шаг за шагом шла сильная атомизация общества, когда каждый думает прежде всего о себе, своих интересах. В-третьих, в условиях развития современных средств связи, и прежде всего Интернета, можно днями, а то неделями и даже месяцами работать на дому, не общаясь не только с коллегами по ремеслу или профессии, но даже и соседями. Можно дистанционно руководить компанией или фирмой (что и делается), причем даже из-за границы. В-четвертых, СМИ в большинстве своем работают «под копирку» только в новостном и политическом блоке, в остальном же они свободны или почти свободны. Традиционные театры и народные клубы понесли серьезные потери, но появилось море разного рода шоу, кастингов, театральных, музыкальных и танцевальных групп и пр. Поэтому сейчас трудно найти людей, которые читали бы одни и те же газеты, книги, смотрели спектакли, слушали музыку и пр. Я как историк и политолог должен быть в курсе событий, однако постоянно смотрю только четыре телеканала (причем выборочно), слушаю две радиостанции и читаю три газеты, и тоже выборочно.

Откуда растут корни intelligentsia?

Интеллигенция как феномен появилась после реформ Петра Великого, когда образованные слои общества раскололись на западников и славянофилов. Агентом исторически прогрессивных перемен однозначно были западники. По-другому и быть не могло, поскольку Россия становилась великой державой, опираясь на западную технику и технологии, а в значительной степени и человеческий капитал (не говоря уже о специалистах в различных сферах деятельности, включая военную). Учрежденная Петром I Петербургская академия наук состояла в основном из западных ученых. Философ Николай Бердяев так характеризовал расколовшееся по восприятию действительности образованное сообщество:

«Славянофилы видели в деле Петра измену исконным национальным русским основам, насилие и прорыв органического развития. Западники никакого своеобразия в русской истории не видели, считая Россию лишь страной, отсталой в просвещении и цивилизации, западно же европейский тип цивилизации был для них единственным и универсальным. Петр раскрыл для России пути западного просвещения и цивилизации. Славянофилы неправы были потому, что реформа Петра была совершенно неизбежной: Россия не могла дальше существовать замкнутым царством при отсталости военной, морской, экономической, при отсутствии просвещения и техники цивилизации. При этом русский народ не только не мог выполнить своей высокой миссии, но и самое его независимое существование подвергалось опасности».

Далее Бердяев говорит о том, что славянофилы не видели расцвета культуры после реформ Петра, явления Пушкина и великой русской литературы. В то же время он указывает на жестокости Петра, на то, что «приемы Петра относительно церкви и старой религиозности напоминают приемы большевизма». Он критиковал западников за «отрицание своеобразия русского народа и русской истории», за упрощенный взгляд на прогресс, за стремление копировать западные формы общественной жизни в готовом виде без учета разных уровней цивилизационного и культурного развития России и Европы.

Николай Бердяев дал нам целостную концепцию интеллигенции как движущей силы русской культуры.

Фото 1912 года

Феномен русской интеллигенции появился прежде всего в западнически настроенной творческой среде. Но русская интеллигенция и западничество – отнюдь не тождественные понятия. На Запад ориентировалась сама власть, начиная с петровских времен. К слову сказать, совершившие Октябрьский переворот большевики были законченными западниками. Но поскольку Россия представляла собой абсолютную монархию, а основная масса народа в лице крестьянства жила под гнетом крепостного права, то интеллигенция взяла на себя социальную функцию защиты угнетенных и критики власти. Именно это отличает ее от западных интеллектуалов, живших в иных политических условиях. Кроме того, западных интеллектуалов объединяют идеалы эпохи Просвещения и борьба за гуманистические ценности. Крупный российский филолог, член Европейской академии Борис Успенский в статье «Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры» пишет:

«Одним из фундаментальных признаков русской интеллигенции является ее принципиальная оппозиционность к доминирующим в социуме институтам. Эта оппозиционность прежде всего проявляется в отношении к политическому режиму, к религиозным и идеологическим установкам, но она может распространяться также на этические нормы и правила поведения и т.п. При изменении этих стандартов меняется характер и направленность, но не качество этой оппозиционности. Именно традиция оппозиции, противостояния объединяет интеллигенцию разных поколений: интеллигенция всегда против – прежде всего она против власти и разного рода деспотизма, деноминации… Русская интеллигенция возникла в условиях противостояния царской власти, царскому режиму. Иначе говоря, оппозиция по отношению к царской власти сформировала русскую интеллигенцию».

Если обобщить, какие черты традиционно считались присущими русской интеллигенции, то это бескорыстное служение народу, а отнюдь не правящему классу и не государству, к которому она относилась критически. Это истинный, а не казенный или фальшивый патриотизм. Это приверженность идеям социальной справедливости и свободы. Это независимость суждений. Это готовность в борьбе за свои цели идти на жертвы, отказываясь от благ, нормальной семейной жизни вплоть до самопожертвования. Верно ли все это? Для какой-то ее части это так. Однако русская интеллигенция не имела идеологии и боролась, как уже было сказано выше, не столько «за», сколько «против». Не всегда она выбирала верный путь и методы борьбы за интересы народа. Террор в России конца ХIХ – начала ХХ века велся в основном представителями интеллигентского сословия. Как писал Николай Бердяев, «интеллигенция всегда была увлечена какими-либо идеями, преимущественно социальными, и отдавалась им беззаветно». Так, известный революционный демократ Виссарион Белинский писал:

«Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную».

А находившийся в эмиграции, как и Бердяев, философ Георгий Федотов говорил о том, что

«каждое поколение интеллигенции определяло себя по-своему, отрекаясь от своих предков и начиная – на десять лет – новую эру. Можно сказать, что столетие самосознания русской интеллигенции является ее непрерывным саморазрушением. Никогда злоба врагов не могла нанести интеллигенции таких глубоких ран, какие наносила она себе сама в вечной жажде самосожжения».

Некоторые уточнения

Русская интеллигенция, советская интеллигенция и российская интеллигенция – это разные понятия. Русская интеллигенция (intelligentsia) состояла преимущественно из творческих людей. Она не была массовой и не могла быть таковой в период своего возникновения, поскольку профессия врача, учителя, инженера и пр. не была массовой. Не было массовым и научное сообщество. Считается, что понятие «интеллигенция» было пущено в оборот в 1860-е годы писателем, почетным членом Петербургской академии наук Петром Боборыкиным. Но некоторые авторы утверждают, что еще в 1836 году слово «интеллигенция» впервые упоминал поэт Василий Жуковский.

Существуют разные взгляды на «родословную» русской интеллигенции. Если большинство исследователей (в частности, Борис Успенский) считают ее феноменом русской культуры, то крупный специалист по античности академик РАН Михаил Гаспаров в статье «Русская интеллигенция как отвод европейской культуры» утверждает, что

«русская интеллигенция была трансплантацией: западным интеллектуализмом, пересаженным на русскую казарменную почву. Специфику русской интеллигенции породила специфика русской государственной власти. В отсталой России власть была нерасчлененной и аморфной, она требовала не специалистов-интеллектуалов, а универсалов…»

На мой взгляд, это тот случай, когда на интеллигенцию можно смотреть через призму антиномии и с равной степенью убедительности доказывать то и другое, что, кстати говоря, любил делать Бердяев. Конечно, русская интеллигенция не свалилась с неба, она является производным европейской культуры, как и наша культура в целом. Но в то же время в российских условиях она приобрела такие черты, которые не свойственны западным интеллектуалам, и в известном роде действительно является феноменом.

Но вот что говорил об интеллигенции не требующий представления Дмитрий Сергеевич Лихачев:

«К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди, свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам. Основной принцип интеллигентности – интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли... Люди, подчиняющиеся в своей деятельности и оценках другим людям, системам или партийным требованиям, интеллигентами, как мне кажется, не являются: они отказываются от умственной самостоятельности (а следовательно, от какой-то части своей духовной жизни), убивают в себе возможность руководствоваться только независимыми от «обстоятельств», партийных пристрастий, политической целесообразности убеждениями».

Если исходить из указанных выше требований, то их выполнение не по силам массовой интеллигенции, к тому же она в своем большинстве вынуждена кому-то подчиняться, выполнять чьи-то указания, даже если она с ними и не согласна. Следовательно, Сергей Юрский имеет в виду советскую интеллигенцию, которая в постсоветской России стала называться российской.

И хотя intelligentsia понесла большие потери в годы советской власти, она, на мой взгляд, все же сохранилась как явление. И доказательством тому служит возникновение диссидентского движения в последние годы существования СССР и активное участие представителей творческой элиты в подрыве основ коммунистического режима. Отличавшийся провидческим даром Георгий Федотов, полемизируя с теми, кто уже «похоронил» русскую интеллигенцию, писал:

«Интеллигенция, уничтоженная революцией, не может возродиться, потеряв всякий смысл. Теперь это только категория работников умственного труда или верхушка образованного класса. Полно, так ли? Вся ли Россия проходит азбуку атеизма и американизма?»

И далее он утверждал, что интеллигенция переживет коммунистический режим, падение которого он считал неизбежным. Как, кстати, и Бердяев.

Сохранилась ли русская интеллигенция как феномен после четверти века постсоветской власти, судить сложно. С одной стороны, в отличие от прошлых времен творческая интеллигенция стала массовой. У нас сейчас сотни тысяч докторов и кандидатов наук, писателей, политологов, журналистов и пр. Не ушли в прошлое и противоречия между интересами правящего класса и народного большинства, по-прежнему царит произвол чиновников, имеет место безправие масс, а имитационная демократия на практике не позволяет изменить существующий порядок вещей. Но, с другой стороны, можно ли считать, что нынешние творческие люди в своем большинстве соответствуют тем требованиям, которые предъявлял к интеллигенции Дмитрий Лихачев? Если, в частности, говорить о многих телеведущих, редакторах изданий, тех же писателях, публицистах и политологах, то они не под страхом репрессий, а вполне сознательно и добровольно ради карьеры или благ (а некоторые, возможно, и по убеждению)  занимаются манипуляцией общественным мнением, зомбируя собственных граждан.

Полагаю, что термин «интеллигенция» как был, так и останется в обиходе, поскольку глубоко вошел в массовое сознание. Да пока и не появилось понятие, которым можно было бы передать то, что у нас называется "интеллигенцией".

Алексей Васильевич Кива – доктор исторических наук, политолог.