«Я только знаю, -
когда ежедневно убивают, убивают,
это так ужасно,
что не хочется жить».
А. Н. Толстой.
Жестокость… Какое мрачное, режущее слух слово! Оно несет в себе информацию о страдании, пронзающем чью-то душу, тело, жизнь, о горе и равнодушии.
Во все времена человечество знало это слово. Чудовищные, нескончаемые по сию пору войны, пропитанные жестокостью, венчают человеческий род.
«У войны не женское лицо». Точно подмечено. Кровавые месива-крошева начинались мужчинами. Физическая сила, выносливость, тяжелый труд, воинская доблесть и бесстрашие – атрибуты сражений, битв. Но как часто измученного ранами бойца побуждало вновь ийти в бой упрямое воспоминание о далеких хрупких женских плечах, согнувшихся под непосильной ношей войны. Потому что именно она, женщина, изначально несла прозрачное, нежное знамя, гласящее: «Слабый пол».
К ней устремляла свои лучшие чаяния мужественная половина рода человеческого. И только женщина унаследовала это значение имени первой возлюбленной, жены и матери – Ева, что значит «Жизнь». Лишь в этом значении – сила, красота, мудрость, любовь, все самое лучшее и щедрое, что несет в мир женское начало.
«Жена твоя, как плодовитая лоза в доме твоем; сыновья твои, как масличные ветви. Вот наследие от Бога – дети. И награда от него: плод чрева» - так поется в Библейском псалме. Так было… Но в «сем веке» феминизма, женского самоутверждения решили современные евы, что пора пришла явить миру новый образ, идеал, привычного женского лика. И вот наши дамы, храня в памяти устрашающий пример боевых подвигов мужчин, пожелали наконец показать, на что они способны. Победить всю слабость, данную свыше.
С мужчинами пробуют силами потягаться – те смеются, обниматься лезут, всерьез не принимают.
Огляделись женщины – не нашлось им сразу подходящего противника. У слабого пола должен быть такой же слабый соперник. Или (еще лучше!) и вовсе беспомощный. Тут воинствующие амазонки и поняли – слабее их только дети.
Нерожденные дети их.
Как там у Крылова: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!» - вот, пожалуйста, мотив. Причина. А тут, кстати, появился у воительниц союзник. Безжалостный, равнодушный, жестокий, хладнокровный, леденящий душу звучным именем «аборт».
Воодушевившись (впрочем, забыв о душе), двинулся наш слабый пол (славный полк, то есть), в битву. Сначала потихоньку, осторожно – как-то сам мир отнесется к новой ипостаси женского рода? А миру что: он держится на трех китах (или драконах 666?). «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская не есть от Отца, но от мира сего», - сокрушался еще апостол Иоанн.
Секс, деньги, пустота духовная – столпы надежные, основания каменные. И каменеют сердца. И ожесточаются. Мир аплодирует женском лику аборта: «Рожают только ду-ра-ки!». Сей лозунг следовало бы поместить на крыше наших домов, вынести к самому небу, вместо надоевших уже: «Миру Мир» и «Слава Труду».
Впрочем, известны нам и другие воззвания, типа: «Право ребенка родиться желанным, то бишь, право малыша на смерть, ежели его не желают видеть и слышать «родители».
И вековой опыт богат народными средствами:
морить-травить-давить-топить эти нежеланные «плоды любви». А какие они все-таки упрямые – эти дети – все зачинаются, все «залетают» и «залетают» в жадное до постельных утех лоно женщины, не желающей вынашивать, питать, охранять свое родное, кровное чадо. Свою деточку, плоть от плоти своей.
Мамочка, отказывающая в любви собственному ребенку, определяет его «нежелательной беременностью», называется ныне он «продукт зачатия», а не младенец, не сыночек, не доченька.
Слышите? Ответьте, вырастет ли из девочки хорошая, заботливая, любящая мама, когда ее родительница, придя с очередной «битвы» - аборта, выпотрошенная, слабая, с синими губами, чувствует за собой право воспитывать будущую женщину и обсуждает за семейным обедом, что «нечего плодить нищету», а надо эту проблему решить жестоким убийством нерожденого ребенка, маленького солнышка, угасшего в ней.
И это чудовище – жертва, измученное существо, когда-то впервые названное мамой, неужели способно объяснить дочери «что такое хорошо и что такое плохо». Ее мозг ослаблен наркозом, ее сознание - потрясенный свидетель жестокой казни, бесчеловечного действия инструмента, искромсавшего и ее ребенка, и ее женское начало.
А девочке, о которой идет речь выше, всего двенадцать лет. Она все впитывает, слушает и слышит. И когда абсолютно закономерный, естественный процесс беременности войдет в ее жизнь позже, лет в девятнадцать-двадцать, первое, что она услышит в женской консультации, будет равнодушный вопрос - «оставлять будем?».
Всячески подчеркивается, что ее малыш, ее неповторимый, уникальный, возможно, единственный ребенок – не человек, а нечто, что находится в матке. И это «нечто» при желании можно выскоблить, вырвать, уничтожить на законном основании на протяжении всего срока беременности. Все дело лишь в желании мамы и ее финансовых возможностях.
Четырнадцать тысяч абортов в день. В Библии указано – это число жертв царя Ирода, который в надежде погубить родившегося Иисуса приказал убить всех мальчиков до одного года жизни.
В России каждый день залит кровью. Человек, который не может спастись, позвать на помощь, умолять о пощаде – это жертва аборта. Многие утверждают, что «там» несмышленый комочек, он ничего не чувствует, типа лягушонка, а может и вовсе мушки.
А его – этого «продукта зачатия», - сердечко стучит, ручки-ножки шевелятся, двигаются, уже можно зафиксировать биотоки его мозга, он гримасничает, сосет большой пальчик, пугается яркого света и резкого звука. Обо всем этом можно узнать, если полистать литературу, посмотреть видеозапись, рассказывающую о бытии нерожденных детей. Но проще, кончено, следовать за большинством на зло и прятать свою голову в окровавленный песок. Меньше знаешь – крепче спишь. А четырнадцать тысяч безымянных, нежеланных детей умирают в мамах своих, умирают в ужасе, корчась от боли.
Вот уж воистину: «и не будут погребены, и не будут оплаканы. Тяжкими смертями умрут они». Эти малыши «изольют души свои в лоно матерей своих».
Во всех религиях подчеркивается святость жизни, наукой доказано, что человек и в лоне матери человек – мыслит, чувствует, живет. Все сказанное известно, прочитано.
Но жестокость, жестокость превратила нашу женщину в жрицу смерти. Ева теряет свой первоначальный облик, теряет свою душу, любовь.
Теряет своих детей.
У аборта женское лицо. Вместо рук - аборт-цанги, изощренные блестящие инструменты. Вместо тела - гинекологическое кресло. Вместо глаз – слепящие рефлекторы. Вместо сердца – рубль целковый. А может быть, черная дыра? Дыра, через которую уносятся тысячи жизней.
Четырнадцать тысяч детских жизней в день…
Оценили 0 человек
0 кармы