Вот фрагмент из второго тома Архипелага гулаг, где Солженицын сам описывает, как давал подписку и стал стукачом. Мастер слова сам спалился. Никто его за язык не тянул.
Здесь оно лучше форматировано:http://www.lib.ru/PROZA/SOLZHE...
К сожалению при копировании в Конт теряется формат.
Вдруг он поворачивает разговор к блатным. Он слышал от надзирателя Сенина, что я редко высказываюсь о блатных, что у меня были с нимистолкновения. Я оживляюсь: это -- перемена ходов. Да, я их ненавижу. (Но язнаю, что вы их любите!) И чтоб меня окончательно растрогать, он рисует такую картину: в Москвеу меня жена. Без мужа она вынуждена ходить по улицам одна, иногда и ночью.На улицах часто раздевают. Вот эти самые блатные, которые бегут из лагерей.(Нет, которых вы амнистируете!) Так неужели я откажусь сообщитьоперуполномоченному о готовящихся побегах блатных, если мне станет этоизвестно? Что ж, блатные -- враги, враги безжалостные, и против них, пожалуй, всемеры хороши... Там уж хороши, не хороши, а главное -- сейчас выход хороший.Это как будто и -- Можно. Это -- можно. Ты сказал! Ты сказал, а бесу только и нужно одно словечко! И уже чистыйлист порхает передо мной на стол: "Обязательство. Я, имя рек, даю обязательство сообщать оперуполномоченному лагучастка оготовящихся побегах заключ?нных..." -- Но мы говорили только о блатных! -- А кто же бегает кроме блатных?.. Да как я в официальной бумагенапишу "блатных"? Это же жаргон. Понятно и так. -- Но так меняется весь смысл! -- Нет, я-таки вижу: вы -- не наш человек, и с вами надо разговариватьсовсем иначе. И -- не здесь. О, какие страшные слова -- "не здесь", когда вьюга за окном, когда тыпридурок и жив?шь в симпатичной комнате уродов! Где же это "не здесь?" ВЛефортово? И как это -- "совсем иначе"? Да в конце концов ни одного побега влагере при мне не было, такая ж вероятность, как падение метеорита. А если ибудут побеги -- какой дурак будет перед тем о них разговаривать? А значит, яне узнаю. А значит, мне нечего будет и докладывать. В конце концов этосовсем неплохой выход... Только... -- Неужели нельзя обойтись без этой бумажки? -- Таков порядок. Я вздыхаю. Я успокаиваю себя оговорочками и ставлю подпись о продажедуши. О продаже души для спасения тела. Окончено? Можно идти? О, нет. Еще будет "о неразглашении". Но еще раньше, на этой же бумажке: -- Вам предстоит выбрать псевдоним. Псевдоним?.. Ах, кличку! Да-да-да, ведь осведомители должны иметькличку! Боже мой, как я быстро скатился! Он-таки меня переиграл. Фигурысдвинуты, мат признан. И вся фантазия покидает мою опустевшую голову. Я всегда могу находитьфамилии для десятка героев. Сейчас я не могу придумать никакой клички. Онмилосердно подсказывает мне: -- Ну, например, Ветров. И я вывожу в конце обязательства -- ВЕТРОВ. Эти шесть букв выкаляются вмоей памяти позорными трещинами. Ведь я же хотел умереть с людьми! Я же гогов был умереть с людьми! Какполучилось, что я остался жить во псах?.. А уполномоченный прячет мо? обязательство в сейф -- это его выработказа вечернюю смену, и любезно поясняет мне: сюда, в кабинет приходить ненадо, это навлеч?т подозрение. А надзиратель Сенин -- доверенное лицо, и всесообщения (доносы!) передавать незаметно через него. Так ловят птичек. Начиная с коготка.
И еще один момент. Ушлый неполживый писатель подстраховался, когда разводил лохов. То, что его архипелаг есть авторский вымысел следует из названия. Только название так написано, что его никто до конца не дочитывает. Хитрый был бестия.
АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ
1918–1956
ОПЫТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Оценили 19 человек
29 кармы