После 17 лет переговоров надежда в июле забрезжила для Северной Македонии. Но уступки, на которые пришлось пойти этому государству, рискуют вызвать внутриполитический кризис в нем уже осенью
Лето 2022 года — время геополитических перемен для Европейского союза. На девять предыдущих лет его расширение, казалось, остановилось, пока новый виток напряженности между Россией и Западом не внес коррективы: стремясь оказать помощь Украине, государства ЕС согласились признать за ней статус страны — кандидата на членство.
Это решение повлекло эффект домино. Наряду с Украиной претендентом на вступление признали Молдавию, а пробывшие кандидатами 17 и 8 лет Северная Македония и Албания получили допуск к прямым переговорам о членстве. Этот этап рассчитан на годы и вызывает особенный интерес, поскольку попадание в него — следующая цель для Киева. Чтобы добиться ее, северным македонцам пришлось взять обязательство изменить конституцию, признать за болгарами статус этнического меньшинства и согласиться на надзор Болгарии за ревизией школьных учебников.
Националистов, возмущенных этими уступками и угрожающих вынести их на референдум в ближайшие месяцы, может утешить то, что требования, выдвинутые сербам — признание Косова — и туркам — урегулирование кипрского вопроса в пользу греков, значительно жестче. Маленький мир стран, надеющихся на вхождение в Европу, пришел в движение. Что ему предстоит?
Семеро против Брюсселя
Всего их семь — Северная Македония, Албания, Черногория, Сербия, Турция, Украина и Молдавия. Срок ожидания колеблется от 35 лет у Анкары (если считать с Анкарского соглашения 1963 года, то почти 60) до всего месяца у Киева и Кишинева. Различаются политические режимы, как и географические обстоятельства, плотность населения, структура экономики, международные связи. За исключением единственной привязки: близкие соседи ЕС, все эти страны, кроме Турции, пользуются с ним безвизовым режимом. Это значит, что Старый Свет имеет возможность забирать на свой рынок труда лучших профессионалов у соседей, но не берет на себя обязательства перераспределять деньги в их пользу, что стало бы неизбежно, войди эти государства в ЕС.
Отсутствие стимула к расширению хорошо передает язык цифр. В отличие от Франции и Германии, где этот показатель 1 и 0,5% ВВП соответственно, для Албании, Черногории или Молдавии доля доходов, полученных в качестве денежного перевода из-за рубежа, составляет существенные 9,7%, 12,6% и 15,8%. Обычно эти средства поступают через западную границу. Пристегнутые к ЕС экономически, государства-кандидаты обречены считаться с мнением большого соседа — Евросоюза. Влиять же на него изнутри при этом они не могут.
Продлевать такое положение выгодно западным европейцам. Действующие правила наделяют любое из государств — полноправных участников правом вето. В 2022 году им воспользовалась Венгрия, отсрочив введение шестого пакета антироссийских санкций и поставив на паузу седьмой. Вступление в ЕС Сербии способно еще более осложнить проведение европейцами общей внешней политики. Неудивительно, что начатые в 2013 году переговоры о вступлении с Белградом не сдвинулись с мертвой точки. И то же в отношениях с Черногорией, перешедшей от простого кандидатства к стадии конкретного обсуждения условий десять лет назад. Без большого толку: за последние пять лет никакого прогресса ни по одному из 33 открытых досье (из них состоит переговорный портфель) не достигнуто.
Ожидание активации
Сарказм премьер-министра Албании Эди Рамы иллюстрирует двойственное положение стран на перепутье. "Северная Македония ждет вступления 17 лет, если я не сбился со счета, Албания — восемь, добро пожаловать, Украина", — так и заявил в июне 2022 года политик, выступая на пресс-конференции в Брюсселе после очередного европейского "нет". Юридически на протяжении многих лет движению его страны в Европу препятствовала Болгария, выдвинувшая претензии к Северной Македонии и осложнявшая любое развитие переговорного процесса для других государств-претендентов, включая Албанию. В действительности это не единственная преграда. Тиране не меньше мешает и общий европейский скепсис. Если когда-либо албанцы войдут в Евросоюз, то станут в его составе первой мусульманской нацией. Ультраправым (и многим просто правым) такие перемены не по душе. О негативном отношении к албанской кандидатуре заявляли, в частности, Нидерланды.
Тем более что Албания делает все для признания суверенным края Косово, населенного этническими албанцами. С точки зрения пяти европейских стран во главе с Испанией, это неприемлемо: они сами ведут борьбу с сепаратистскими движениями или опасаются их у себя и независимым Косово не считают. Албания настаивает на свободном праве всех косоваров передвигаться по ЕС и готова идти на принцип. Но криминальные связи анклава известны, и в Европе согласия по этому вопросу нет.
Положение Северной Македонии еще хуже, поскольку, в отличие от Албании, у нее есть не только скрытые, но и явные недоброжелатели. С 2005 по 2018 год в этом качестве выступала Греция: Афины выражали неудовольствие названием страны-соседки (существует и греческая область Македония) и выдвигали принципиальное требование его изменить. Когда в Скопье с тяжелым сердцем пошли навстречу, свои претензии предъявила Болгария. Эти оказались гораздо глубже и изобретательнее. В Софии ставят под сомнение сам факт существования отдельного македонского языка, а деятелей местной истории расценивают как своих соотечественников, присвоенных соседями, а еще настаивают, чтобы и в Скопье тоже присоединились к этой точке зрения.
Спор, издалека выглядящий гротескно, на деле принципиален, поскольку затрагивает идентичность десятков тысяч человек. Согласно официальной македонской переписи, число болгар в республике составило незначительные 3 тыс. Но София настаивает, что их гораздо больше, а сами они подвергаются давлению и вынуждены скрывать национальность. Внутренняя болгарская статистика зафиксировала 90 тыс. выходцев из Северной Македонии, объявивших себя этническими болгарами и на этом основании получивших болгарский паспорт. Еще 50 тыс. их единомышленников дожидаются его в очереди. Спор, сколько насчитывается людей какой национальности, надолго зашел в тупик: статистические данные двух стран полностью исключают друг друга.
Называющая себя защитницей угнетенного меньшинства София выдвинула требование закрепить статус болгар в конституции Северной Македонии и после июльских уступок оказалась в шаге от цели. Македонские националисты ответили протестами. Зато албанская община, которая составляет четверть населения страны и хотела бы войти в Европу поскорее, защитой македонской идентичности не озабочена. Албанцы решительно выступают за соглашение с Болгарией, пусть и ценой интересов македонцев. Вопрос, вносить изменения в конституцию или нет, разводит по разные стороны две основные этнические общины, обещая маленькому балканскому государству жаркую политическую осень.
Не будем мы братьями
Развернувшиеся в Северной Македонии волнения — в июле националисты врывались в парламент, а их пресса обвинила министра иностранных дел, этнического албанца, в запугивании противников компромисса — показывают, насколько болезненным на деле оказывается продвижение к членству в ЕС. Еще тяжелее оно для стран, чьи противоречия с европейцами исторически продолжительнее и глубже. То, чем для Северной Македонии стала Болгария, для Сербии уже давно является Хорватия. Тогда как Скопье и София поддерживают видимость добрососедских отношений, у Белграда и Загреба этого не выходит. Попытка президента Сербии Александара Вучича в июле 2022 года нанести частный визит к мемориалу Ясеновац, установленному на месте массовых убийств в годы Второй мировой, натолкнулась на отказ. Политика, несмотря на его высокий статус, попросту не пустили в страну.
Точно так же Хорватия не готова видеть в составе ЕС и саму Сербию. Опубликованное местной прессой заявление сотрудников загребской академии иллюстрирует глубину взаимных претензий. В видах улучшения отношений "академики" ждут от Белграда территориальных уступок, отказа от православного прозелитизма, введения антироссийских санкций и согласия с хорватской точкой зрения на события Второй мировой. Но, в отличие от Северной Македонии, готовности к уступкам у сербского общества нет.
В особенности это касается статуса непризнанного края Косово. В июне канцлер ФРГ Олаф Шольц прямолинейно связал перспективы Сербии по вхождению в Евросоюз с признанием независимости анклава. В Белграде не только ответили ему "нет", но и запустили кампанию по отзыву дипломатического признания Косова в странах Ближнего Востока и Африки. В конце июля напряжение между Белградом и Приштиной дошло до точки кипения. Успехам переговоров по вступлению в ЕС обстановка явно препятствует, как и то, что в счастливый исход — согласно социологическим опросам — больше не верят сами сербы.
Турецкая горечь
Трудная дорога Турции в единую Европу достойна упоминания из-за своей продолжительности, пока не имеющей себе равных. Еще в 1963 году свет увидело Анкарское соглашение с европейцами, урегулировавшее не только вопросы торговли, но включавшее и упоминание об интеграции со странами Старого Света в неопределенном будущем. Светская элита тогдашней Турции видела вхождение в единую Европу как завершение долгого цикла реформ, начатого Мустафой Кемалем Ататюрком. Преодолев значительное сопротивление при переустройстве общества по западным лекалам, турецкие власти рассматривали евроинтеграцию как заслуженное вознаграждение за приложенные усилия.
Действительность оказалась разочаровывающей. Официально поданная в 1987 году заявка пришлась не ко времени. Страны Европы тогда только готовились заключить новое соглашение между собой — Маастрихтский договор (1992). Прождав пять лет, турки получили новый отказ — на этот раз в связи с распадом Варшавского блока. В культурном отношении восточно-европейские страны признавались более близкими Западу, чем Турция: по этой причине Анкаре предложили дожидаться их полной интеграции, а заодно уладить внутренние противоречия с курдами.
1997 год принес новые неприятности. На саммите в Люксембурге европейские страны призвали турок сначала урегулировать кипрский вопрос, а только потом стучаться в двери ЕС. Настойчивых претендентов это не остановило. В 1999 году Турция совершила почти невозможное — дипломатически сблизилась с греками на фоне произошедших в обеих странах землетрясений и заручилась готовностью соседей к уступкам. Заговорили о том, что мусульманская держава, пусть и с запозданием, все-таки войдет в единую Европу.
В 2005 году переговоры действительно начались, но очень скоро застопорились. Выборы в Германии и во Франции привели к власти политиков, критически настроенных к интеграции с турками как к таковой. О том, что эта идея не пользуется популярностью, свидетельствовали и социологические опросы. Национальная ассамблея Франции заявила о своем особом мнении. Если переговоры с Анкарой войдут в финальную стадию, предупредили депутаты, их страна оставляет за собой право провести референдум и в крайнем случае остановить этот процесс, использовав вето. В 2009 году веское слово сказали киприоты. Они заблокировали шесть переговорных досье (из около 30), требуя решения территориального спора в свою пользу. Реагируя на этот явный отказ (а также на поставку оружия американцами курдским организациям), Турция начала отдаляться от Запада.
За прошедшие 13 лет ничего существенно не изменилось. Не помог Анкаре даже миграционный кризис, разразившийся в 2015 году и урегулированный в основном благодаря согласию турок сдержать поток переселенцев. В обмен на это Анкара потребовала возобновления переговоров о членстве, но никакого продвижения не добилась. Отношения продолжили портиться после неудачной попытки государственного переворота в 2016 году. В наши дни европейцы сомневаются, приглашать ли Турцию на саммит Европейского политического сообщества — организации для государств на периферии Евросоюза, создаваемой в качестве утешительного приза за то, что более тесная интеграция обходит их стороной. Список этих государств хорошо известен: Албания, Северная Македония, Сербия, Черногория, Молдавия, Украина.
Оценили 2 человека
5 кармы