Маугли...

В те года, в предгорьях Копетдага

Находили серу, нефть и газ.

Экспедиции из Ашхабада

Побывали здесь уже не раз.

Всё случилось где-то на рассвете.

Шла разведка нефтяных пластов.

Кто-то из геологов заметил

Вдалеке ребёнка меж волков.

Стая уходила помаленьку.

Еле успевая, вслед за ней,

Убегал малыш на четвереньках,

Часто спотыкаясь меж камней.

И за ним пустилися вдогонку

Четверо и каждый крепок был,

И отбили стаю от мальчонки.

Он кусался и по волчьи выл.

Отзывалась изредка волчица,

По камням метаясь наугад.

Мальчика отдали подлечиться

По приезду в город Ашхабад.

День за днём, неделя за неделей

В интернате «набирал ума»

И глаза не злобою глядели

Мальчика по имени Джума.

Он вставал уверенно на ноги,

Ложкой ел и тихо говорил,

И читал, не требуя подмоги.

Не лакал из мисочки, а пил.

День за днём он возвращался к людям,

Только, вот, ночами, иногда

Его запах стаи тихо будит

И зовёт неведомо куда.

Где лощины утопают в росах

И зовёт в траве кровавый след.

Где лишь голод задаёт вопросы

И даёт решительный ответ.

Где впиталась с молоком волчицы:

Храбрость, опасение и страх.

Где на стаю можно положиться,

Если смерть играет на губах…

И душа его рвалась и пела!

Шерсть вставала дыбом у собак.

Улицы соседние пустели,

Очищаясь от собачьих драк…

Выходили нянечка и дворник.

Уводили мальчика домой

И сопел волчонок-безпризорник,

На людей бросая взгляд косой.

Вот, однажды, группу с интерната

Повели гурьбою в зоопарк:

Посмотреть богатый мир приматов,

А потом зайти и в Луна-парк.

Дети веселились и галдели:

Здесь мартышки есть, и снежный барс…

И на них внимательно глядели

Пара жёстких волчьих серых глаз!

И Джума, сквозь детский смех и лица,

Оглянулся, вдруг, через плечо

И протяжный вой родной волчицы

Резанул по сердцу горячо!

Он узнал: и взгляд, и вой короткий,

Шрам на морде и окрас узнал.

И, рванувшись к клетке, сквозь решётку,

Он волчице морду облизал…

Он в слезах обнял её за шею

Долго плакал, подвывая ей.

А толпа, испуганно немея,

Всё смотрела, оттеснив детей.

Но, уже, смотрители спешили.

Постовой бежал, в руке свисток!

Мальчика в сторонку оттащили,

Морду зверя сунули в мешок.

Мальчик бился и кусал за руки,

Звал волчицу, путая слова.

А волчица, через боль и муки,

Грызла прутья, губы в кровь рвала!

От побоев умерла волчица

И, узнав об этом невзначай,

Мальчик вовсе перестал учиться.

Всё глядел на горы и молчал…

А потом, и не прошло недели,

Весь ребячий скарб собрав в суму,

Санитары в белом подоспели

И в больницу увезли Джуму.

Хоть и назывался дом больницей,

Был обычный сумасшедший дом.

Там лечили бромистой водицей,

Да кормили кое-как, притом.

Одевали в серые рубахи

И, два раза в год, по одному,

Проверяли сжавшихся от страха

По: здоровью, силе и уму…

Шли года. И десять лет, и двадцать…

Вот спешит уже и двадцать пять,

Но Джума не любит улыбаться,

Но читать умеет и писать.

Вопреки общественному мнению,

Он вернулся из другой «страны»,

Отличаясь силой и терпением

На работе в залах чайханы…

Он глядел с любовью на собак.

Что-то им шептал, забившись в угол.

И, меж них не допуская драк,

Часто их трепал, не очень грубо.

О себе ни с кем не говорил,

Любопытных обходя в молчании.

И послушать путников любил,

Проходящих разными путями,

Что спускались по отрогам гор

Отдохнуть спокойно и без страха,

Поддержать приятный разговор

И уйти, благословив Аллаха…

А Джума в своей душе копил

Долгие рассказы о дорогах

И, однажды, всё же упросил

Взять его с собой, ну как подмогу.

Не спеша тянулся караван

И уже по тропам снег не таял.

Вот, вдали помчался вверх джейран,

Значит: где-то рядом волчья стая.

Конь с Джумою несколько отстал.

Видно: ноша тяжела, не в меру.

Да, ещё, в придачу, - захромал.

Ноги где-то повредил, наверно.

По уступам сумерки спускались.

Караван ушёл за поворот.

А глаза у лошади метались,

Пена шла через открытый рот.

Волчья стая молча окружала.

Конь рванулся из последних сил.

Его сердце бешено стучало:

Он людей о помощи просил!

И, упав на сбитые колени,

Молча уходил в долину грёз

И глаза усталые глядели,

Полные не человечьих слёз…

С факелами люди заспешили.

И волков прогнали от коня,

А потом, в молчании, застрелили,

Без мучений смерть ему даря.

А Джума, как будто бы очнулся.

Закричал гортанно, как завыл!

И ушёл во тьму, не оглянулся,

Словно кто его к себе манил…

Его звали и искали утром.

Думали: сорвался на камнях,

А потом ушли и лишь кому-то

Слышалось рычание в горах…

С той поры Джуму никто не встретил,

А, спустя ещё немного лет,

Старики рассказывали детям,

Как к волкам прибился человек!

Как в боях за лидерство над стаей

Его зубы выросли - в клыки!

Шкуру волка носит, не снимая,

Водит стаю где-то у реки,

Обходя капканы и пикеты,

Проходя сквозь алые флажки…

Пока вскоре под скалою, где-то

Его тело люди не нашли.

Там же, у камней похоронили

И, ещё неделю по ночам,

Волки на могилу приходили.

Выли до рассветного луча…

Лезли шавки в конуру с разбега,

Закрывались двери на засов.

Стая провожала Человека!

Был он не чужой среди волков.

Как он умер, мы того не знаем:

Вниз сорвался, то ли - с кем то бой!

И горит звезда его двойная

Между стаей волчьей и людской…

Павел Галачьянц