Великопостные письма архимандрита Саввы (Мажуко)

Ужас исповеди

Для священников пришло время «сражаться» с исповедниками

«Причаститься – легче, чем исповедоваться. Проще объяснить, как подойти к Чаше, чем рассказать, что происходит на исповеди».

Почему так?

Если и есть причина давать священникам молоко за вредность, то это исповедь. Большинство батюшек с содроганием думают о Великом посте не из-за ограничений в трапезе, а потому, что знают – пришло время «сражаться» с исповедниками. Некоторые отцы испытывают настоящий ужас исповеди.

– Чего тогда шли в попы, спрашивается?

– Чтобы Богу служить, людям помогать.

– Чем же вас исповедь пугает?

– Тем, что исповедь – птица редкая в наших храмах. Всё больше пустословие да духовное кокетство. Впрочем, и с той, и с другой стороны.

«Жестоко слово сие»! Однако если я и преувеличил, то самую малость.

Почему именно Великий пост?

Было время, когда православный народ ходил на исповедь только постом. Этому были разные причины, главная из которых – расцерковление жизни. Всегда был и всегда будет соблазн свести христианство к религии, найти ему «понятное занятие» и чёткие границы в идеологии, культуре, морали. Это очень удобно, когда у христианства есть своя «экологическая ниша» и не мешающий другим ареал обитания. Христианам удобно, мiру спокойно. Как только христианство обращают в религию, тут и наступает расцерковление.

Первый признак этой болезни – забвение Евхаристии.

Церковь не просто живёт Евхаристией, она живёт в Евхаристии, являет себя только в Литургии.

В годы торжества православной империи вдруг оказалось, что большинство христиан бывают у Чаши раз в год – Великим постом, и не всегда по своей воле.

Великий пост считался временем говения, то есть исповеди и причастия. Отсюда такой отрадный для нас глагол «отговеть» – выполнить положенное, отдать свой религиозный долг.

Положено Великим постом идти к причастию? – Пойдём. Отговеем.

Инерция этой практики жива до сих пор: Великим постом всегда больше причастников и исповедников, чем в другие дни года. Это не правильно. Правда в том, что Великий пост – это не время для исповеди и причастия, что вовсе не значит, будто постом не надо причащаться. Христиане живут Евхаристией, а живут они не только постом. Поэтому здоровую общину отличает то, что в посту количество причастников там не намного больше, чем в другие дни.

Однако вот что волнует многих: перед причастием непременно нужно исповедоваться. Причаститься – легче, чем исповедоваться. Проще объяснить, как подойти к Чаше, чем рассказать, что происходит на исповеди. У меня есть знакомые, которые многие годы посещают церковную службу, но никогда не бывали «на духу».

Почему всё это так сложно? Потому что, размышляя об исповеди, мы упускаем из виду ряд ключевых моментов, принципиальных позиций, от которых следует отталкиваться, если хотите в этом туманном вопросе разобраться. Отмечу лишь один.

Исповедь – церковное таинство. Это не тривиальное определение, а «мысль, которую стоит подумать».

Слово «таинство» означает, что мы не знаем, у нас нет слов, чтобы объяснить «механику» покаяния и отпущения грехов.

Если что-то в Церкви названо таинством, это означает, что речь идёт о личном и неповторимом событии, которое происходит между Богом и человеком. В этом смысле все таинства – невыразимы, принципиально недосказуемы.

У каждого таинства есть внешний знак, сакральное действие, означивающее то, что происходит невидимо и непостижимо. Но мы сказали, что исповедь – таинство церковное, то есть это исключительное событие, которое происходит между Богом и человеком, касается всей Церкви как общины, сообщества братьев и сестёр. Человек раскаивается в своих проступках, просит у Бога прощения, честно рассказывая о тех поступках, где он вёл себя не как брат и сестра, не как церковный человек, но нехристь – тот, кто вне Церкви, не ученик Христа.

Можно ли обойтись без священника? По правде говоря, можно. В древности кающийся исповедовался всей общине в своих прегрешениях. Думаю, не многие предпочтут этот вариант исповеди у батюшки. Однако эта древняя практика помогает нам понять один из центральных моментов исповеди: человек кается перед Церковью, и его примирение с Церковью свидетельствует священник.

В молитвах к исповеди есть такое прошение: «Примири и соедини его Святей Твоей соборной и апостольской Церкви».

Священник – свидетель примирения кающегося с Церковью, свидетель оставления человеком греха, поручитель его церковной жизни.

Исповедь примиряет с Церковью, свидетельствует, что этот человек – наш, свой, церковный, он – брат, сестра, единоверец.

Поэтому главный элемент исповеди – свидетельство примирения со своими братьями и сёстрами, и первый вопрос исповеди: в мире ли ты со своими близкими? Идёшь к Чаше – «первее примирися тя опечалившим, таже таинственное брашно яждь» – так наставляют молитвы к причастию. В Церкви не должно быть вражды, распри, тяжбы.

Примирение – вот с чего начинается разговор об исповеди, само событие исповеди. Начинается, но не заканчивается.