Кормилицы!

Все не по наслышке знают о том, что императрицам не позволено было самостоятельно вскармливать собственных детей. Однажды, императрица Мария Александровна высказала желание кормить своего ребенка, но ей было отказано в этом.

В императорских семьях кормилицы были исключительно из крестьянских семей. Считалось, что деревенские бабы несли в себе исконно русские гены, которые вместе с молоком передадутся детям. Все императоры, которые были выкормлены русскими мамками, говорили с деревенским акцентом. Так, например, Александр III часто использовал в своей речи слово "чивой-то".

Перед тем, как попасть во дворец и стать кормилицей в императорской семье, женщины должны были принять ряд условий. Им было категорически запрещено покидать дворец и навещать свою семью. Однако, за свой труд каждая мамка получала достойное жалование, а после окончания службы ей строили новую избу и выделяли средства для развития хозяйства.

Не мудрено, что не только ребёнок привыкал к женщине, которая его выкормила, но и сама мамка по своему любила своего воспитанника. Именно поэтому кормилицам было позволено навещать своих питомцев по большим праздникам и в день Ангела. Приезд мамок был большим событием и приносил радость всей семье.

Изначально женщин переодевали в новые парчовые сарафаны, а затем вели к на поклон к императору и императрице. Только после этого они могли навестить детей: там и начинались слезы, поцелуи и объятия. Порой при встрече кормилица позволяла себе критику в адрес воспитанника:

«Как Ты вырос, а носище-то, ногти плохо чистишь!»

Ни одна кормилица не уезжала в деревню без подарка: обязательно готовили любимые сладости, а на новый год прятали под елкой сверток. Сын кормилицы Александра III в своих воспоминаниях писал о том, что сам император лазал за подарком под елку для его старенькой матери, которой в силу возраста было сложно нагибаться.

Про отношения Александра III и его кормилицы известно не мало: у них были особые отношения. Императорские дети к родителям обращались только на "Вы", а вот с мамой у них были более близкие отношения, позволяющие друг другу "тыкать".

Свидетели уверяли, что она Его упрекала за усердие к вину, а Он парировал:

– Не твоё дело.

А она спрашивала:

– А чьё же?

В конце концов, старуха, сжав губы, решительно и властно вставала, уходила в дальние комнаты и возвращалась оттуда со стаканом воды в руках. На дне стакана лежал уголек.

Александр начинал махать руками и кричать лакею:

– Скорей давай мохнатое полотенце, а то она Мне новый сюртук испортит.

– Новый сошьёшь, – сердито отвечала мамка и, набрав в рот воды, брызгала Ему в лицо и, пробормотав какую-то таинственную молитву, говорила:

– Теперь Тебя ничто не возьмет: ни пуля, ни кинжал, ни злой глаз.

Однажды, косясь на Государыню, Он вдруг громко спросил:

– А не можешь ли ты чивой-то сделать, чтобы Я Свою Жену в карты обыгрывал?

Старуха Ему просто и ясно ответила:

– Молчи, путаник.

А в другой раз, перецеловав Его лицо, руки, плечи, обняв Его по-матерински за шею, она вдруг залилась горючими слезами.

– Что с тобой, мамонька? – встревожился Александр, – чивой-то ты? Кто-нибудь тебя обидел?

Старуха отрицательно покачала головой.

– В чём же дело?

– Вспомнила, родненький, вспомнила. Одну глупость вспомнила.

– Да что вспомнила-то? – озабоченно спрашивал Александр.

– Уж и силен же Ты был, Батюшка, ох и силен!

– Да что Я дрался что-ль с тобой?

– И дрался, что греха таить. А самое главное – кусался. И зубёнков ещё не было, а так, деснушками, как ахнешь бывало за сосок, ажь в глаза ночь набежит.

Александр ахнул от смеха и расцеловал Свою старуху, гордую и счастливую.

– За то уж и выкормила, уж и выходила, богатырёк Ты мой любимый, болезный…

Даже на смертном одре вспоминал император Александр III свою кормилицу и говорил о том, что она бы помогла - взяла воду с угольком и избавила его от хвори.