Прокуратура Франции днем 26 августа выпустила официальный пресс-релиз в связи с задержанием основателя Telegram Павла Дурова.
В ведомстве сообщили, что Дуров был задержан вечером 24 августа в аэропорту Ле-Бурже в рамках уголовного расследования, которое было начато 8 июля департаментом по борьбе с киберпреступностью.
Расследование ведется в отношении неустановленных лиц по 12 составам преступления.
* Соучастие в администрировании онлайн-платформы для обеспечения возможности проведения незаконных транзакций.
* Отказ предоставить информацию по запросам уполномоченных органов.
* Соучастие в хранении изображений несовершеннолетних порнографического характера.
* Соучастие в распространении изображений несовершеннолетних порнографического характера организованной группой.
* Соучастие в распространении наркотиков.
* Соучастие в распространении хакерских программ.
* Соучастие в мошенничестве, совершенном организованной группой.
* Создание организованной группы с целью совершения преступлений, наказуемых лишением свободы на срок не менее пяти лет.
* Отмывание денег, полученных в результате действия организованной преступной группы.
* Предоставление криптографических услуг, направленных на обеспечение конфиденциальности, без обязательного декларирования.
* Незаконное предоставление средств криптографии сверх необходимых для обеспечения конфиденциальности.
* Незаконный импорт средств криптографии сверх необходимых для обеспечения конфиденциальности.
Так что подобное перестаёт быть просто мемом.
Сейчас Дурова допрашивают следователи. Следственный судья санкционировал продление срока его задержания до 96 часов, поэтому основатель Telegram может быть оставлен под стражей до 28 августа.
На задержание Павла Дурова в парижском аэропорту и российские провластные спикеры, и часть оппозиционеров отреагировали на удивление единодушно: истолковали его как посягательство на свободу слова. Их мотивация понятна: телеграмм чуть ли не единственная платформа, где у русскоязычной аудитории до сих пор есть доступ к политическому контенту без замедлений, санкций — и даже почти без блокировок.
Подобную функцию телеграмм выполняет и во многих странах Ближнего Востока, Южной и Юго-Восточной Азии. Западная Европа (и, в частности, Франция) — совсем другое дело: там эта платформа ассоциируется с торговлей наркотиками, распространением порнографии (в том числе детской) и пиратством. К тому же телеграмм для коммуникации используют террористы и организаторы погромов (вот несколько материалов об этом: раз, два, три, четыре).
Прежде Telegram неохотно шел навстречу национальным властям. Скажем, в начале 2022 года, чтобы добиться его реакции, немецким правоохранителям приходилось начинать расследования против площадки. Тогда мессенджер подозревали в нарушении национального закона о модерации контента.
Совсем недавно в Европе заработала финальная версия Закона о цифровых услугах (Digital Services Act) — и теперь в вопросах модерации площадки ориентируются на него. Но представители Telegram говорят, что полностью соблюдают перечисленные там предписания: пиратский контент блокируется (хоть и не слишком оперативно), к тому же пользователям в Европе недоступны каналы вроде RT, запрещенные на территории ЕС.
Да и в Еврокомиссии заявили, что ситуация с основателем Telegram Павлом Дуровым не имеет отношения к этому закону. Расследование ведется в рамках французских законов, в частности, связанных с отказом сотрудничать с местной полицией.
Но на ситуацию можно взглянуть и иначе: разве владелец площадки обязан заниматься полицейской работой без полицейских полномочий? Если да, то под предлогом «перестраховки» платформа может бесконтрольно удалять не только преступный, а вообще любой контент. Более того, это уже происходит (вот пара примеров: раз, два).
Или вот еще один аргумент: даже если модерация будет проводиться исключительно после обращений государственных органов, где уверенность, что власти будут бороться только с преступлениями? Скажем, та же Россия стремится получить доступ к интернет-площадкам (в том числе и к Telegram) именно под предлогом борьбы с терроризмом. Но в итоге контроль ожидаемо превратился в инструмент политической цензуры.
Доверия к государственным цензорам даже в демократических странах становится все меньше. Опасно давать инструменты цензуры даже «хорошим парням»: в их числе обязательно окажется «плохой».
В 1996 году именно этими аргументами руководствовались власти США, принимая так называемый Закон о приличиях в сфере коммуникаций. Он трактует борьбу с преступлениями в сети совершенно не так, как в Европе. Раздел 230 этого документа гласит, что ни один провайдер не несет ответственности за контент, который другие люди публикуют на его площадке. Просто потому, что в противном случае слишком высок риск подавить свободу слова, защищенную американской Первой поправкой к Конституции.
Впрочем, и эти свободы площадок иногда пытаются оспорить.
А ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА СЛОВА?
Это абстрактный и предельно размытый политический идеал. Его сложно переложить на сухой язык законов и юридических положений, за соблюдением которых следят конкретные люди.
Трудностей добавляет и то, что свободу слова — в отличие от, скажем, свободы собраний — сложно объективно измерить, ее интерпретируют очень по-разному. Поэтому бывает трудно провести линию между свободой слова как политическим или даже моральным идеалом и свободой слова как юридической нормой. К тому же юридическая норма — это всегда про рамки дозволенного, то есть ограничения.
В современной правовой и политфилософской мысли действует либеральный консенсус: каждый человек имеет врожденное и неотъемлемое право на свободное высказывание. Такой принцип закреплен в международном праве — и распространяется на все человечество.
Споры о том, как этот принцип понимать, не утихают по сей день. Научные работы и философские трактаты о свободе слова выходят в огромных количествах уже не одно столетие, и поток не ослабевает.
Защитники либерального консенсуса рассуждают следующим образом (раз, два, три). Мы сами имеем право решать, как нам одеваться, с кем дружить, что готовить на ужин и так далее. Зачем нужен внешний арбитр, да еще и с монополией на насилие, который за нас решает, какие мнения и идеи мы имеем право изучать и распространять? Это противоречит идее об автономности каждого человека, которая лежит в основе современных концепций гражданских прав и свобод.
За пределами академического мира и международной дипломатии либеральный консенсус нередко интерпретируют так, что право на свободу слова абсолютно, то есть распространяется буквально на любое высказывание. Но среди исследователей, политических философов, правозащитников и активистов так думают единицы. Большинство из них согласно, что ограничения свободы слова неизбежны, а местами и необходимы. Главный вопрос — какие и в какой форме.
При ответе на него возникает множество сложностей, и вот лишь одна из них. Свобода слова не существует в вакууме, она взаимодействует с другими правами и свободами. Порой они вступают друг с другом в конфликт. Скажем, в ситуации террористической угрозы право людей на жизнь и безопасность перевешивает право на свободное высказывание. Впрочем, некоторые политфилософы и юристы предлагают думать о таких ситуациях не как об ограничениях, а как о своеобразной балансировке прав.
Цифровая свобода слова — особенно в мессенджерах или соцсетях — еще более сложная тема. Юристам, исследователям, философам и политикам только предстоит решить, есть ли у онлайн-платформ право регулировать свободу слова своих пользователей (и есть ли обязанность?). Должны ли платформы модерировать контент (и какой? и как?). Или нам все-таки переложить эту работу на государство?
Самое распространенное юридическое мнение звучит так: мессенджеры и социальные сети — это продукты частных компаний, которые могут сами решать, какие высказывания пользователей допустимы, а какие нет. Юристы часто проводят аналогию с медиа. Как СМИ сами решают, мнение каких экспертов публиковать, так и мессенджеры и социальные сети могут формулировать для пользователей собственные правила поведения.
Но существует альтернативный (и более радикальный) философский взгляд. Согласно ему, онлайн-платформы — это, собственно говоря, такое же общественное место, как городская площадь, вагон метро или библиотека. И правила относительно публичных высказываний там действуют такие же, как и офлайн. А значит, недопустимы экстремизм, призывы к насилию и явное неуважение к окружающим.
Все больше говорят и об ответственности онлайн-платформ за их рекомендательные алгоритмы. Они нередко приводят к радикализации пользователей уже в офлайне. Поэтому, если мессенджеры и соцсети не модерируют свои алгоритмы, ведущие к преступлениям, их создатели — по мнению некоторых — несут за это ответственность как соучастники.
Пока такое мнение еще не стало консенсусным, но на него уже ориентируются в своих требованиях к прозрачности и подотчетности онлайн-платформ законодатели в том же европейском Digital Services Act или британском Online Safety Act.
ПОЛУЧАЕТСЯ, СВОБОДА СЛОВА БЫВАЕТ РАЗНАЯ?
Конечно. Свобода слова проста лишь как абстрактная идея. Концепции свободы слова конкурируют друг с другом. Но чаще побеждают не те, которые лучше, а те, за которыми стоит государственный аппарат принуждения.
Но, вероятно, так будет не всегда: общество меняется. Например, американский правовед Тим Ву считает, что представления о свободе слова, закрепленные в современных законах в разных странах, попросту устарели.
Традиционные идеи основаны на трудах Джона Локка, Вольтера, Джеймса Мэдисона, Джона Стюарта Милля и других либеральных мыслителей XVIII—XIX веков. Все они жили в условиях дефицита информации. Людей, которые выдвигали спорные идеи и обсуждали их, было не так много. Не будет большой натяжкой сказать, что в ту пору все читали всех.
Логично, что все эти люди считали любые ограничения свободной циркуляции идей главным препятствием на пути прогресса и поиска истины. Тот же Милль, например, настаивал, что любая идея, какой бы дикой и оскорбительной она кому-либо ни казалась, заслуживает быть высказанной и обсужденной, потому что только в открытой дискуссии она может быть подтверждена или опровергнута.
Современный мир устроен принципиально иначе. Мы живем не в условиях дефицита информации. Напротив, информации слишком много и ни у какого человека, будь он хоть сто раз гений, нет физической возможности усвоить и оценить все многообразие высказываемых идей. Как в шутку спросил на заседании по делу о цифровой свободе слова один американский судья: «Если бы ютьюб был газетой, сколько бы она весила?»
Дефицит информации сменился дефицитом внимания. Поэтому, продолжает Ву, главный враг прогресса и истины в современном мире — это даже не цензура (хоть государственная, хоть коммерческая), а манипуляция информацией: флуд, троллинг и тому подобное.
Позволим себе такую аналогию. Экономистам с очень давних времен известен так называемый закон Грешэма: лучшие деньги (то есть пользующиеся бóльшим доверием) вытесняются из обращения худшими.
Представьте, что в некой стране национальная валюта подвержена сильной инфляции и правительство, чтобы стабилизировать денежное обращение, разрешает свободное обращение долларов. На повседневные покупки люди будут стараться тратить местные деньги, потому что уверены, что со временем те обесценятся. Доллары же, которым люди больше доверяют, осядут в сбережениях и очень быстро исчезнут из обращения.
Нобелевский лауреат по экономике Роберт Манделл считает, что закон Грешэма применим далеко за пределами экономики: «Худшие политики вытесняют худших, дешевая болтовня вытесняет хорошую беседу, плохая теория вытесняет хорошую, дешевые подарки вытесняют дорогие, плохая еда вытесняет хорошую — и так далее до бесконечности».
Если глубокомысленная статья о политической философии и порноролик одинаково доступны и отнимают одинаковое количество внимания, у глубокомысленной статьи крайне мало шансов.
Означает ли это, что порнографию, желтую прессу, популизм и прочую «худшую» речь необходимо запретить или ограничить? Не обязательно. Но хорошего ответа на вопрос, что с ними делать, ни у кого нет.
Пока же одной на всех свободы слова не существует. Существуют лишь разные способы ее реализации — и разные ограничения.
У Павла Дурова или, скажем, Илона Маска есть деньги и технические мощности — и они обеспечивают свободу ими. У государств на страже свободы — или, чаще, ограниченной свободы слова — стоит аппарат принуждения. Столкновения неизбежны. И по крайней мере пока выглядит так, что государства сильнее.
Но представления о том, какой на самом деле должна быть настоящая свобода слова, надо полагать, нет ни у властей Франции, ни у Павла Дурова.
В 2010 году в США государству впервые удалось «взломать» защиту свободы слова, гарантированную Первой поправкой к Конституции.
Американская НКО Humanitarian Law Project хотела проконсультировать турецкую «Рабочую партии Курдистана» и повстанческое движение «Тигры освобождения Тамил-Илама» из Шри-Ланки. Правозащитники стремились научить эти организации решать конфликты без оружия. Однако в США оба этих движения признаны террористическими — и власти посчитали инициативу незаконной помощью преступникам.
Дело дошло до Верховного суда: правозащитники заявляли, что не помогают никому вооружаться (даже наоборот), а их право проводить мирные консультации гарантировано свободой слова. Однако суд не вынес решение в их пользу и постановил трактовать консультации как «экспертную помощь», которую запрещено оказывать террористам.
ПОСТСКРИПТУМ
Владимир Путин очень любит говорить о «великом прошлом» России, но рассуждать о ее будущем у него получается с трудом.
В декабре 2023-го на ВДНХ открылась выставка «Россия». Власти задумали ее как одно из ключевых мероприятий предвыборной кампании Владимира Путина, на котором администрации регионов и крупнейшие госкорпорации демонстрировали достижения России за годы его президентства.
Среди многочисленных стендов выделялась студия, в которой на протяжении восьми месяцев проходили ютьюб-эфиры с «главами» аннексированных украинских территорий, а также встречи с пропагандистами и провластными политтехнологами. Это была студия ЭИСИ — кремлевской «фабрики мысли» (или think tank), которая пытается придумать для Кремля «образ будущего», оправдать начало войны и занимается предвыборными кампаниями кандидатов от власти.
Журналист Андрей Перцев рассказывает, как ЭИСИ пытался, но не сумел стать «фабрикой мысли», которая могла бы объяснить все, включая войну.
Мой канал в ТГ https://t.me/tinsiders
Моя группа в ВК https://vk.com/insidersvk
Оценили 7 человек
7 кармы